***
Мак О’Нил узнал Робина Донни мгновенно, едва заметив того боковым зрением. Опознал быстрее, чем сообразил, по чему: по росту, ширине плечей, длинным ногам, вальяжной и хозяйской манере двигаться. По всему тому, что завело его в Донни при знакомстве и заводило впоследствии, когда тот заезжал к Келу. По всему тому, что отравило доброе количество дней и ночей, которые были заполнены его образом и впечатлением в воображении и рассудке Мака. Найти Донни в сети было легче лёгкого. Присутствие Фрэнка в жизни того было таким очевидным и незыблемым, что Мак не решился завязывать беседу, хотя и мог использовать как предлог несколько встреч в доме Кела. Что говорить, Фрэнка Эшли сейчас он тоже узнал. Не то чтобы с лица. Просто это было умозаключение, к которому Мак пришёл исходя из того, насколько были стёрты физические границы между Робином Донни и его спутником. А потом увидел обручальные кольца. Мак широко раскрытыми глазами из прорезей маски смотрел на обоих, ревнивым и правдивым восприятием понимая, что ему здесь нечего искать. Все мечты о том, что при должной степени нажима и стимулирования императива захватчика в Робине Донни ему когда-либо удастся заставить того забыть о муже на время, со звоном разбивались в осколки. Мак видел, как Донни прикасается к Фрэнку Эшли и ведёт Фрэнка Эшли, как приближается лицом к лицу Фрэнка Эшли, как поглощающе ведут себя его руки на шее, талии и бёдрах Фрэнка Эшли — всё это говорило об одном: Робин Донни воспринимает мужа на уровне своего тела и не рассматривает никаких кандидатур на замещение. Но даже это, даже это не остановило бы Мака, заметь он хотя бы признак того, что Фрэнк на тон или полутон к мужу чуть прохладнее. Признак того, что Фрэнк позволяет себя любить чуть больше, чем готов сам. Так бывает, Мак знал, потому что Кел любил его больше, а сам он позволял. И это было нормальным. Если бы был заметен намёк, но… Мак не видел движений глаз, затенённых чёрной шёлковой маской, но он видел, как Фрэнк Эшли бессознательно, с едва уловимым отблеском на губах, улыбается, пусть даже не глядя в лицо Донни, в присутствии того. Мак видел, как гармонично, не заученным, а естественным и добровольным движением тела тот может льнуть, ускользать и мгновенно к Донни возвращаться. Это не было «позволять любить чуть больше». Это было на «сходном уровне и точно так же». Мак закрыл глаза, всего лишь на мгновение допустив невероятное развитие возможности того, что бы было, приди сюда Робин Донни один, без Фрэнка, как и он сам без Келвина. Мак бы сделал всё. Он бы подстроился под любое желание Робина Донни… Почувствовал, как настроение портится. Предвкушения от предстоящего вечера блёкли и сворачивались. Стоп. Прекратить. Поднялся и направился к альковам. Там были расставлены табакерки с кокаином. Мак О’Нил договаривался с собою. Вечер продолжится. Фрэнк Эшли со своим чёртовым везением не сможет ему помешать. Вдохнул две дорожки, вышел в холл. Понял, что музыкальный фон сменился. Звучал трек с альбома Enigma «Прощай, Млечный путь». Многие пары танцевали. Мак не спеша тронулся за Донни и Фрэнком. Увидел их тоже танцующими. Устроился у стены, откинувшись спиною. Вытянул из стакана для виски на высоком столике рядом сигарету. Закурил. И стал смотреть. Трек сменился на «Voyageur», освещение стало глуше, но ярче засияли стеклянные колбы с танцовщиками. Мак взглянул на часы. Была без четверти полночь. Донни и Фрэнк танцевали, не отвлекаясь на присутствие прочих. Донни, удерживая Фрэнка правой ладонью за горло, целовал, заставляя того прогибаться в плечах назад. Левой вкруг талии подтаскивал ближе к себе. Руки Фрэнка жили у Донни на груди и плечах, то смыкаясь локтями за его шеей, то укладываясь ладонями на грудь. На «Неузнанном» Робин Донни выпустил мужа из хватки, спустил ладони тому на бёдра. Мак видел, как Фрэнк Эшли охватил Донни по спине руками, зацепился пальцами за плечи, ртом приник к шее. И Мак видел, как одновременно потянув друг друга — один за бёдра, другой за плечи, — они принялись, сливаясь, закручиваться в музыке вокруг оси. Донни подставлялся шеей и временами прикусывал Фрэнка за ухо, беря в рот поблёскивающую серёжку. Мак знал, что они сорвались до полуночного боя часов, который был сигналом для масок, потому что Фрэнк разорвал танец и в грудь толкнул Донни в направлении ближайшего алькова. И Донни развернулся, соглашаясь. Мак оторвался от стены, меняя место наблюдения. Пошёл ближе, понимая, что нет смысла таиться. Даже если его любопытство будет замечено, ничего не изменится. Здесь это никого не волновало. Или же, наоборот, волновало до чертей. Это как посмотреть. Поэтому он уселся на свободную козетку для двоих с s-образной спинкой. Его затошнило от возбуждения, когда увидел, как Фрэнк стоит перед Донни на коленях, расставив их на ширине плеч и соприкасаясь ступнями. И голова его почти не двигается, потому что Донни обеими ладонями удерживает её близко к себе, на возможную глубину горла Фрэнка. Донни не поднимал лица, его не интересовали ничего и никто вне алькова, в котором Фрэнк Эшли ему отсасывал. Мак не обратил внимания, как рядом, спиной к алькову, на козетку опустился блондин в чёрной маске. И как повернул голову, разглядывая его. Потому что сам он смотрел, как Донни выпустил всё-таки голову мужа и запрокинулся лицом. Фрэнк левой рукою обхватил обе ноги Донни под бёдрами, а правую поднял вверх по его животу и груди. Донни снова опустил голову, сжал запястье Фрэнка и взял в рот его пальцы. Мак напрягся всем телом, не замечая этого, подался вперёд. Блондин покинул козетку. Это Мак тоже пропустил. И первые десять ударов часов пропустил, слыша только два последних, потому что Донни, выпустив руку Фрэнка изо рта, снова стиснув его голову, вжимаясь бёдрами глубоко и немилосердно, кончал у него на глазах. Мак видел, как дрожат его ноздри, втягивая душный воздух, и как сжимается рот, почти скрываются губы. Потом раскрываются. Мак не слышал, но знал, что тот выкрикнул. И тут же, обхватив Фрэнка за шею, вздёрнул к себе вверх. Развернул, прибил телом к стене. Руки Фрэнка сомкнулись у того за плечами. Мак понял, что Донни целует Фрэнка прямо в мокрый, полный следов самого себя рот. Будучи брезгливым и сам по себе, и как медик, Мак избегал подобных крайностей в сексе. Но теперь понял, что вычитанное им где-то утверждение о том, что чувства брезгливости не существует, а есть только разные степени голода, в этом случае верно. Робин Донни и Фрэнк Эшли были явно голодны друг к другу. А он сам — к Робину Донни. Затянутый в захватывающий ураган чужих чувств и страсти, Мак, томясь в бессилии и жгучей зависти, многое бы дал, чтобы очутиться на месте Фрэнка. Но он выпускал из виду, что страсть Донни работает на сильном чувстве. Он выпускал из вида, что Робин Донни равнодушен ко всем, кроме мужа. К Маку О’Нилу в их числе.***
Когда Фрэнк выходит из алькова, не чувствуя дыхания после поцелуя с Донни и порции кокаина, видит, что маски обнажаются в объятиях. Музыка звучит более чувственная и тяжёлая, но по-прежнему от Enigma. Свет почти гаснет. Колбы сияют. Танцовщики сменились на пары: один из которых в образе монашка, второй — демона. — Мы, похоже, пропустили вспышку, — говорит Фрэнк, отклоняясь к Донни. — Да, моя Золушка, уже за полночь. Донни направляется к бару. Снова берёт два абсента. Полки с бутылками переливаются. Как только Фрэнк выпивает свой, Донни улыбается уголком рта и зовёт: — Пойдём, кое-что покажу. Фрэнк идёт за ним, чуть поотстав, разглядывая голые тела, совокупляющиеся кто в темноте, кто в сиянии колб. Фрэнк увлекается. Химия в теле заставляет его реагировать на всеобщее движение более сильно. Фрэнк понимает, что маски раскрепощают полностью. «И наркота», — напоминает он себе. В полумраке взглядом выхватывает мужчину в белоснежной маске, склонившего перед собою другого. Цвета маски Фрэнк не видит, потому что лицо поставленного на четвереньки опущено вниз. Фрэнк тут же возвращается мыслями и позывом во всём теле к Донни, предвкушая, как через некоторое время будет стоять так же. Физическое ощущение Донни возникает внутри, заставив Фрэнка застонать и искать того глазами. Становится светлее. Фрэнк достиг колонны-колбы в центре этажа. Он не может рассмотреть толком, потому что её сияние слепит глаза. Чуть сведя ресницы, замечает силуэт ждущего его у прозрачного стекла Донни и золотистый блеск его домино. Как только подходит, Донни берёт его под локоть и вталкивает в стекло. Фрэнк идёт сквозь то, не понимая, почему он может это сделать. — Видеть можешь? — Донни очевидно смеётся. — Местами, — огрызается Фрэнк. — Вот сюда смотри, — Донни поднимает руку с «Филипом Патеком» на запястье. Проводит в воздухе. Стеклянная панель встаёт на место, делая колбу вновь непроницаемой. — Бобби, у тебя в часах — ключ? — Фрэнк удивлён даже не этим, а тем, что Донни задумал всё это приключение в свальном грехе уже очень давно. — Да. Иди ко мне. И Фрэнк идёт. Под мягкий, ласкающий поцелуй. Позволяет выпутать себя из пиджака, вынуть рубашку из-под брюк. Он не думает стонать, но всё равно стонет, тихо, едва слышно, в выдохах. И сам раздевает Донни, с наслаждением добирается до его груди, закусывает и собирает ртом твёрдый сосок, ключицу, кожу на шее. Фрэнк сомневался, действительно сомневался, сможет ли он раздеться так же, как все, кто здесь. Одно дело, потискаться в пошлом клубе. Другое дело — отдаться прилюдно. Но он раздевается, потому что Донни ведёт его не мешкая. И Фрэнку приходится опираться на стекло, чтобы не упасть, когда выпутывается из брюк, не выпускаемый Донни ни на секунду. Донни раскидывает одежду прочь, почти выдирается из своих брюк, едва успевая скинуть туфли, наступая на задники носками. Он чувствует замешательство Фрэнка, поэтому не отпускает его, раздевая почти сам, вплоть до стаскивания туфель уже с него. Донни обещал, что если Фрэнку здесь не понравится, — они уйдут. И он бы сдержал (разве что ценой колоссальных усилий над собою) обещание. Только Фрэнк молчит. Жмётся всем телом и молчит. Донни, стоит обнажиться полностью, разворачивает Фрэнка спиною к себе, прижимает к стеклу. Губами приникает к уху, шепчет: — Смотри. Фрэнк смотрит. Темно, потому что колонна сияет, а за её пределами ночь. Но он знает, что там сотня-другая берущих друг друга людей, там стоны, крики и душный от дыма кальянов, сигарет и жидкостей воздух. — Видишь кого-то? — Донни неподвижно удерживает у стекла всем телом. Фрэнк чувствует его каменное возбуждение ягодицами и отвечает почему-то шёпотом: — Никого. — Выходит, ты только со мною, — медленно и чётко говорит Донни и так же медленно пропихивает большой палец в зад Фрэнка. Фрэнк сглатывает и замыкает стон, но Донни видит, как пальцы Фрэнка, которыми тот опирается на стекло колбы, дрогнули и начинают уходить под ладони. Донни меняет большой на указательный и средний. И, поскольку прижимается головой к запрокинутой шее Фрэнка, чувствует, как тот сглатывает. Донни знает, что где-то здесь есть лубрикант и упаковки презервативов, но ему недосуг тянуться за смазкой. Он не может заставить себя отойти даже на секунду. Знает, что их видно любому. И Донни наслаждается своим правом на Фрэнка. Да отходить и нет нужды. Потому что изнутри Эшли уже влажный и мягкий (стоит благодарить его усердие со смазкой в домашней ванной). Донни не выдерживает: — Чёртовы экстази, невозможно держать язык за зубами. Фрэнк громко выдыхает на несдержанную руку Донни. — Фрэнк, ты не человек. — Почему? — спрашивает Фрэнк, прерываясь даже на таком коротком слове. — Знаешь, в чём проблема тех пидоров, что ложатся под других? Фрэнк чувствует, как рука пропадает, а её место занимает член, вскальзывающий горячо и непререкаемо. Вскальзывающий на четверть и тут же останавливающийся. — Бог мой, Бобби, в чём их проблема? — Фрэнк начинает дрожать. Как обычно это у него случается, когда вот-вот он задохнётся от разнимающей боли, но которой всё равно ждёт с нетерпением. — Они становятся больше, шире и со временем ничего не держат, — Донни вталкивается полностью, заставляя Фрэнка запрокинуться и коротко вскрикнуть. Донни удерживает его голову откинутой на своём плече, ладонью накрыв горло. Наблюдает, как пальцы правой руки Фрэнка всё же сворачиваются в кулак и тот упирается им в стену. Ладонь левой остаётся раскрытой на стекле. — Но ты, ангел мой, — Донни зализывает шею Фрэнка, — но ты, сколько бы я тебя ни драл… Как бы я тебя ни драл и чем бы… Донни двигается медленно, погружаясь и выходя почти до конца. Ласкает ладонью горло, губами шею Фрэнка. — Но ты, ты остаёшься всё таким же тугим. На следующее утро ты по-прежнему узкий, как в первый раз, — Донни чувствует под ладонью глоток Фрэнка. — Продолжай, — Фрэнк раскрывает скрученную ладонь, чувствует, как Донни улыбается в ответ на его просьбу. — И ты всё так же орёшь, как впервые, только начни тебя драть в полную силу, — сквозь сжатые в улыбке зубы и ударяя бёдрами говорит Донни. И Фрэнк действительно орёт. Сползает руками по стене, прогибаясь в пояснице, сталкивая Донни дальше и подставляясь. Донни ударяет бёдрами ещё раз. Снова крик, тонущий вниз. Ещё раз. Фрэнк кричит. — Жёстче, — тут же шепчет, теряясь в пространстве. Рот Фрэнка наполняется слюной. Он падает на колени. Чувствует, как руки Донни ложатся на плечи, соскальзывают до локтей и сжимают крепко. Донни отклоняется назад, разводя колени, крепко цепляет локти Фрэнка и рывками начинает стаскивать его на себя, входя глубоко и сильно. Так, как хочет горящий Фрэнк. Донни не слышит от того ни звука, кроме судорожного дыхания, но знает, что Фрэнк просто не может ничего произнести. Его разбивает от ощущений. Донни видит судорожно и лихорадочно живущие пальцы Фрэнка, которые то сжимаются, то раскрываются. Чувствует, что сейчас будет кончать. Но знает, что сделает дальше, потому что привык вырывать оргазмы Фрэнка у него же самого через боль, крик, истому и беспамятство. Он ещё убыстряется, дробно и скользко, на секунду перестаёт видеть, мгновенный спазм тошноты рассеивается в эйфории. И следом, всё ещё твёрдый, выскальзывает из Фрэнка и, обхватив левой рукою под бёдра и прижимаясь к спине, впихивает правую в его зад. Фрэнк обрывается под Донни, вытягивается на подушках. — Блядь! — уже в подушки. Донни чувствует, как Фрэнк вцепляется обеими руками в его у себя под животом. Сжимает. Донни правым коленом заставляет Фрэнка этим же коленом подняться. И, продолжая вворачивать пальцы в него, хлюпающего, раскалённого и дрожащего, Донни говорит: — Кое-что ещё, малыш. Фрэнк, мокро дышащий и вскрикивающий, сводимый под телом Донни томительной и мучительной судорогой, шепчет: — Скажи мне. — Никакого дерьма. Ты всегда абсолютно чист, любовь моя. Донни чувствует её, ту самую злую и раздёргивающую струну, что рвётся внутри Фрэнка с его словами, и то, как Фрэнк замирает, обессилев и лишившись возможности понимать и анализировать. Донни скатывается рядом, закрывает глаза, а лицо руками. Натыкается на маску. Понимает, что забыл о ней. Силиконовая основа нагрелась и перестала чувствоваться. Поворачивает голову вбок и вдруг видит, что в соседнем сегменте находятся мисс Викки и мисс Скарлетт. Они обе стоят на коленях, прижав ладони к стеклу колбы, и безотрывно, почти остановившимися зрачками, глядят на него и Фрэнка. Они не двигаются и не замечают даже того, что их наконец-то обнаруживают. Донни разворачивается к Фрэнку. — Малыш. Фрэнк переворачивается, медленно, с трудом ложится на бок, лицом к Донни. Смотрит. Его золотые ресницы, словно крылья, медленно поднимаются и опускаются. — Тебе хорошо? — спрашивает Донни, улыбаясь. Фрэнк согласно прикрывает глаза. — Какие планы? — снова улыбается. — Воды, таблетку и снова тебя, пока не отдам богу душу, — Фрэнк тоже улыбается, но слабо. — Вижу, ты в порядке, значит, можно обратить твоё девичье внимание на неловкий момент, — Донни делает глазами движение словно вбок и за голову. Фрэнк смотрит в том же направлении. Видит оцепеневших мисс Викки и мисс Скарлетт, которые продолжают рассматривать обоих. — Ёбаный ты… — говорит Фрэнк. — Таковы уж они, — снова закрыв лицо ладонями, Донни хохочет.***
Раздумывая над тем, как многообразен и широк круг сексуальных отклонений и предпочтений, Фрэнк добирается до бара. Он не берёт ничего из одежды, идёт босиком. Даже так здесь уже жарко, но Фрэнк замечает, что вытяжка работает, поскольку видит устремляющиеся завитки дыма к ловушкам в потолке над барной стойкой. Подача воздуха, значит, тоже есть. Сделав заказ, оборачивается и обнаруживает рядом голого Донни. Тот забирает стакан воды у него из-под носа, выпивает, делает бармену знак дать ещё. — Это был мой стакан воды. Донни смотрит поверх прикуриваемой сигареты. Гасит спичку взмахом, бросает в пепельницу: — А ты мой. Так чей стакан воды? — Твой, — говорит Фрэнк, вздохнув. Донни удовлетворённо кивает, пристраивается рядом и говорит мечтательно: — Какая свалка... — Так сколько раз, ты говорил, бывал в этой свалке? — спрашивает Фрэнк, наконец усаживаясь и тоже закуривая. — Я тебе не говорил, — улыбается Донни. — Но попытка хорошая. Фрэнк тоже улыбается. — До тебя, — успокаивает Донни. — Это понятно. Иначе бы я заметил. — Пару раз. — Ты был с кем-то? — Я приходил один. И без понятия, кого имел. — Тебе нравилось? — Да, оба раза. У меня был другой цвет, — Донни поворачивается. Фрэнк с полминуты курит и молча смотрит. Наконец спрашивает: — Это какой же? Донни улыбается губами. — Белый, — говорит за него Фрэнк. — Белее не бывает, — кивает Донни. — Ты чокнутый, Робин Донни, — Фрэнк гасит сигарету, выпивает шот с абсентом. Спускается со стула, подходит близко. Донни выжидающе смотрит на тихоню Фрэнка, ничуть не отреагировав на «чокнутого». — А теперь скажи мне что-нибудь ласковое и выеби снова, — говорит, вдыхая сигаретный дым, Фрэнк, прикасаясь грудью к груди Донни, ртом к почти что его. — Хочешь, отсосу? Фрэнк открыто улыбается. — И ласково выебу? Идёт? — Договорились. — Держи, ты хотел, — Донни протягивает Фрэнку розового мотылька. Разжёвывают одновременно. Потом целуются. Донни втаскивает Фрэнка в альков. Загоняет на кровать. И делает всё обещанное тут же. А ещё Донни замечает, что Фрэнк перестал подгоняться и наплевал на глубину своего падения. В некоторое мгновение Фрэнк распахивает глаза и видит белокожего мужчину в золотой маске, что стоит почти что на пороге алькова. Но долго его Фрэнк не разглядывает, потому что лежащий между коленей и отсасывающий ему Донни вместе со ртом начинает ласкать руками. Фрэнк откидывается по кровати, прогибается в пояснице и лопатках. Дотягивается до тёмной головы, чувствует под пальцами кудри и золотые ленты маски. Донни берёт его особенно глубоко, и Фрэнк кончает, не выпуская волос и масочных лент. Когда Донни поднимается на колени, Фрэнк видит, что тот сплёвывает его сперму в ладонь, опускает и растирает по Фрэнку и частично вовнутрь. Фрэнк протягивает руки и заключает Донни в объятье, охватывая и коленями. Донни прижимает его собою к кровати, медленно, нежно, но крепко двигаясь. Давит всем весом. Вслушивается, как всё тяжелее и более хриплым становится дыхание Фрэнка. Когда пытается отстраниться, тот не даёт. Донни подсовывает Фрэнку руки под спину и плечи, цепляется за них, начинает погружаться тяжелее. — Что ты делал с ними в те два раза, что был здесь? — выдыхает Фрэнк. Донни хмыкает, прислоняется лбом ко лбу: — Прекрати. Я забыл всё, что было до тебя. — То же, что со мною? — продолжает Фрэнк. Донни видит, как глаза в прорезях чёрной маски зло суживаются. — С тобою я делаю гораздо больше, чем с кем-либо из моих бывших, даже если сложить всех разом. Фрэнк поворачивает голову и отирается щекой о плечо Донни, выдыхает. Но тот знает, что надо сказать ещё. Говорит на ухо: — Ведь я люблю тебя. И тебе достаётся вот это... Донни ловит губы, целует. Чувствует, как рот Фрэнка раскрывается ему навстречу, а сам Фрэнк почти что перетекает в него, вжимаясь руками, коленями, всем мокрым горячим телом. — Я люблю тебя, — повторяет Донни. — Бобби, ты охуенно целуешь. Фрэнк запрокидывается в глазах. Донни усиливается в бёдрах. Но Фрэнк вдруг выворачивается из-под него. — Я сверху. Донни слушается. Фрэнк, закинув руки за голову, раскрывшись под взглядом, начинает наседать сверху, глубоко вращаясь в бёдрах и ёрзая, искажается ртом. Донни любуется им. Говорит: — Ласкай себя. Фрэнк, смотря из-под ресниц и не отводя взгляда, проводит руками по груди, животу, шее, плечам, промежности и ягодицам. И наблюдает, как чернеют глаза Донни. Начинают дрожать ноздри. — Нравится? — несколько отстранённо спрашивает Фрэнк и вкладывает в рот палец, сосёт, не отцепляя взгляда из-под ресниц. Донни на взрыке стаскивает его вниз, заволакивает под себя, сжимает обеими ладонями шею, наглухо закрывает рот поцелуем. Бьёт бёдрами в яростном толчке. Фрэнк почти задыхается от его рук, языка и члена, но не пытается высвободится. Робин выдыхает ему в лицо: — Ещё бы. Фрэнк улыбается, притягивает его голову и кусает в губы. Донни, кончая, кусает его в шею.