Подарок

      — Я серьёзно тебе говорю, Донни, он сорвётся. Всё к тому идёт, — Келвин Уайт взглянул коротко.       Они выбираются вместе на ланч в одном из кафе, расположенных в том же небоскрёбе, что и «Билдинг Донни корп.».       — А ты с какой радости решил обо мне позаботиться и предупредить? — Донни с совершенно равнодушным лицом разрезает кусок рыбного стейка.       — Потому что я твой друг. И я осведомлён по случайности.       — Полагаю, что даже из первых рук, — чуть иронично бросает Донни.       — Да, от Мелли. Воспользуйся предупреждением.       — Ты и Мелли до сих пор держите друг друга в курсе событий личной жизни?       — Это не лишнее. Она мне доверяет. Я ей тоже, — Кел игнорирует тон Донни.       — Слушай, согласен, ты мой друг. Друзей у меня немного. Поэтому я тебя сейчас слушаю. Этого достаточно?       — Нет.       — Да с хуя ли? — Донни вспыхивает.       — А с того, что не хочу, чтобы ты выглядел дураком, пока за твоей спиною развлекаются.       Донни откидывается на спинку стула и, продолжая удерживать в руках вилку с ножом, медленно жуёт. Потом говорит:       — Кел, я понимаю, что О’Нил — знатная потаскушка. Ты им здорово разобижен. Но это не значит, что Фрэнк работает точно с такой же кнопки.       Кел тоже медленно пережёвывает, разглядывая Донни. Продолжает, всё же пропустив камень в свой огород:       — Фрэнк и Мелли встречаются регулярно. Раз в неделю-полторы. Кино, ланч, парк, в её галерее. Она в восторге от него.       — В курсе, Фрэнк отличный собеседник и радует глаз, но у него прорва знакомых, с которыми он встречается в таком же режиме. Дальше что?       — Он ей нравится. И она свободна.       — Только время от времени ты греешь её свободную постель, когда блядство Мака переходит все границы. Верно?       — Грею. Но причина не в этом.       — Да в чём бы ни была, Кел. Я вот тоже доверяю мужу.       — Считаешь, что ты для него свет в оконце? — Кел позволяет себе улыбнуться, от чего сеть живых морщин оббегает его тёмные глаза.       — Фрэнк взрослый и осознанный. Я много работал над собою, чтобы понять это. Вся его жизнь со мною — безупречна. Он безупречен.       — Что ты несёшь? Ты ревнив как чёрт!       — Да. Но Фрэнк не даёт мне повода. И подозревать его я не буду.       Кел глубоко вздыхает, закрыв глаза. Когда открывает, говорит:       — Опиши мне Мелли.       Донни поднимает взгляд, медлит несколько секунд:       — Умная, эрудированная, красивая, тактичная, сдержанная. Мелли очаровательная.       — Она очаровательная, — кивает Кел. — А ещё она нравится Фрэнку. Это он ей сам сказал.       Донни спокойно раскидывает салфетку, но не спешит смотреть на собеседника. Он чувствует, что Кел почти достиг цели, почти разворошил его.       — Я в курсе, что Фрэнк ей симпатизирует. Он всегда тепло отзывается о твоей бывшей жене.       — Я готов руку на отсечение дать, что, возможно, вот в эту минуту оба тешат свои симпатии, — Кел Уайт тоже откидывается на спинку стула и отирает губы салфеткой.       — Что ты хочешь услышать от меня, Кел? — Донни чётко и медленно проговаривает каждый звук.       — Только одно. Если всё же Фрэнк и Мелли спутаются, — не трогай её.       Донни коротко, но громко хохочет. Резко замолкает:       — Мелли — женщина. Я в принципе не могу причинить ей вреда. И, повторяю, у меня нет повода желать это делать.       Кел усмехается:       — Слушай, я не просто так развожу с тобою разговоры. Я же помню, как ты завёлся, когда этот, как его, Морган сходил от тебя на сторону. Ты сядешь, если не научился брать себя в руки. А дело в том, что отмудохать мужика — это одно. Но Фрэнк… Он же не совсем из пидоров. Он, в случае необходимости, пойдёт по бабам. Так что не трогай Мелли.       Донни глядит темно. Отшвыривает измятую салфетку.       Кел внимательно наблюдает за ним. Видит, что пронял, потому что Донни напрягся: линия сжатого рта, окаменевшие скулы, сведённые брови, дрожащие ноздри — всё выражает бешенство.       — Не тревожься за неё, — наконец говорит Донни.       После ланча прощаются и Донни поднимается в офис.       — Мистер Эшли у вас в кабинете, — говорит мисс Баббл, отрываясь от букета в подарочной корзинке на своём столе.       Донни удивлён. Фрэнк весьма редко, считанные разы, бывает у него в офисе, поэтому, отвлечённый визитом, Донни забывает спросить, от кого и по какому поводу на столе у мисс Баббл цветы. Когда видит Фрэнка, тот, спустив ногу на пол и положив под голову яркую подушку в чехле из атласных лент, лежит на диване в кабинете.       — Привет.       — Привет, — Фрэнк смотрит снизу, не предпринимая попытки встать. Улыбается.       — Как неожиданно, малыш, — Донни подходит совсем близко, касаясь брюками края дивана.       — Соскучился.       Донни вздёргивает бровь. Он продолжает кипеть и клокотать внутри. Воображение почти сорвалось с привязи. Пытается по выражению лица Фрэнка понять, оправданы ли попытки Кела убедить его в скорой или возможной неверности Фрэнка. И скрывает ли тот хоть что-то из того, о чём Кел говорил?       Фрэнк поднимается, садится. Донни оказывается аккурат между его разведённых коленей. Ловит взгляд, которым Фрэнк замирает на его промежности, задумчиво берёт за подбородок, поднимает лицом вверх. Большим пальцем проводит Фрэнку по губам. И видит, как видит это всегда и в течение многих лет, зрачки. Они, стоит Донни приблизиться, расцветают, заливая золотистую радужку. Губы Фрэнка размыкаются.       — Соскучился? — переспрашивает Донни, сжимая подбородок Фрэнка чуть сильнее.       Фрэнк кивает ресницами. И начинает раздёргивать на брюках Донни ремень. А когда мокро и мягко опускается ртом на член, Донни запрокидывает голову, потому что не в силах сдержать истому и потому что Фрэнк, прижимая, охватывает его рукой вкруг бёдер. Другой рукой крепко обласкивает по члену.       Донни оттаскивает Фрэнка от себя, ухватив за волосы, и говорит коротко:       — Разворачивайся.       Фрэнк, спустив джинсы и бельё до щиколоток на красные «конверсы», заступает обоими коленями на диван, прогибается. Молчит, пока Донни проникает в него. Молчит, когда подтаскивает ближе и на себя, только роняет голову ниже, сводит лопатки. Фрэнк молчит даже тогда, когда Донни начинает погружаться глубоко, возвращаясь, почти покидая его полностью и снова заталкиваясь до предела.       Донни слышит только срывающееся тяжёлое дыхание Фрэнка. И своё. Донни не успокоился. Мысль, что, вероятно, Фрэнк только что касался кого-то, а потом пришёл к нему, озверяет. Донни ухватывает Фрэнка за шею, заставляет распрямиться и прижаться к себе спиною. Целует, закусывая, кожу на шее. Чувствует, как Фрэнк, дыша через стиснутые зубы, превозмогая его в себе, ладонью накрывает и прижимает затылок Донни. Фрэнку всегда нравились его жёсткость, грубость и жадность. И сегодня он тот же. Покорный его рукам, зубам и члену.       Донни понимает, чего он ожидал и не хотел почувствовать. И этого не было. Никакого намёка на зелёное яблоко от Донны Кары. Он понимает также, что ни разу за последние месяцы не видел отклонений в поведении Фрэнка. Ни отчуждения, ни задумчивости, ни смущения, ни стремления уединяться. Телефон Фрэнка лежал на привычных местах, а не укрытый в кармане. Фрэнк всегда хотел его и отзывался на страсть. Совесть Фрэнка спала.       — Бобби, — выдыхает Фрэнк под терзающим шею ртом. Руки его падают Донни на бёдра, стискивают, начинают подтаскивать ближе, а сам он прижимается в отчаянном порыве и шепчет, поворачиваясь и находя взглядом тёмный взгляд: — Бобби...       Донни с мгновение считывает его лицо. Ладонями охватывает шею и голову. И в поцелуе губы Фрэнка дрожат. Он подаётся под губами Донни, задыхается под сжимающими ладонями. Но в бёдрах… Фрэнк требователен и настойчив. Донни кончает на рывке в него, прижимаясь виском к горящей скуле и обнимая в стальной хватке.

***

      Фрэнк смотрел на сияющий монитор смартфона. Звонила Мелани Уайт. Фрэнк не взял трубку. Он просто зажал клавишу, убрав звук рингтона. Вышел на террасу, закурил.       Фрэнк распознал это. Он вдруг словно увидел себя стоящим на узком подвесном мосту через пропасть. Внизу, скрываясь в клубящемся тумане, ждала глубина. Над головою ослепляющая синева неба с кружащимися птицами. Отвесные края каньона как «до» и «после».       Да ведь ничего не происходит, не произошло и не произойдёт. Нет ни «до», ни «после». Продолжается «сейчас», в котором он удачно и счастливо женат с Робином Донни. Не произойдёт, потому что Фрэнк был самим собою. Холоден и собран. Он мог наблюдать визуализацию, которая разворачивала перед ним катастрофичность неверного выбора. Фрэнк его видел и понимал.       Фрэнк знал о себе совершенно точно: эмоциональные порывы не для него. Поэтому, когда при очередной приятной встрече с Мелани Уайт под предлогом привести Мину и Фрэнка в галерею с фарфоровыми игрушками отследил в себе мысль, всего лишь задумчивую мысль, не привёдшую ровно ни к каким последствиям, о том, как это — почувствовать гладкость и мягкость её губ, он всё понял.       С того дня, как Фрэнк увидел и почувствовал Донни в своём мире, для него перестали иметь значение все остальные мужчины и женщины как сексуальные партнёры. Он отказался от женщин и не рассматривал мужчин. И до сих пор Робин Донни был для него единственным вариантом. Тем, кто заставлял его глаза, губы и сердце цвести. Тем, кто выбирал из Фрэнка тот ограниченный запас эмоций, на который он был способен. Но зато как Донни это делал…       Мелани Уайт — она оказалась первой, о ком в его голове мелькнула подобная мысль. Фрэнк обозначил её, схватил, рассмотрел со всех сторон и вдруг выволок, словно из-под озёрной воды, не только кувшинку мысли о поцелуе губ Мелли, но и комок спутанных водорослей, корневищ с мелкими мёртвыми рыбёшками и тиной, в которых завязли все их невинные свидания, обеды в зонах отдыха, беседы о детях, комплименты друг другу. Вся их взаимная приязнь.       Фрэнку в самом деле нравился склад характера, женственность, эрудиция бывшей миссис Уайт. Он был рад их беседам и свиданиям. И он знал, что им она тоже восхищалась. Их общение в Сети было весьма активным. Фрэнк не ставил Донни в известность о своих встречах с Мелли или прочими знакомыми, если только не подворачивался занятный случай для развлекательной беседы. Но Фрэнк понял, что скрывается под озёрной водой. Он понял, что замалчивал не осознанно о встречах с Мелли Уайт, но намеренно. Под озёрной водой скрывались его бесчестье, бесчестье Донни, всех его убеждений и его роскошного непогрешимого мира. Мира, которым он гордился, поскольку тот был незыблем и сиял, подобно легендарному Амберу.       Фрэнк, озираясь вкруг себя, раскачиваясь на подвесном мосту, видел на одной стороне каньона Мелани Уайт: мягкую, умноглазую, женственную, с мерцающей гладкой кожей. Она улыбалась ему, спрятав руки за спиною и склонив голову к плечу. Поцелуй с нею открывал варианты возможностей хорошо забытых наслаждений. Тех, которые Фрэнк отбросил одиннадцать лет назад.       На другой стороне каньона стоял Робин Донни: без улыбки, убравший руки в карманы и откинувший гордую голову. Донни смотрел темно и молчал. Здесь молчал. Но на его стороне каньона были дети, был дом, были жизнь, страсть, доверие, ощущение самого себя и своего пути.       Фрэнку было безразлично, которая сторона из двух сулит ему большее. Он равнялся только на себя. Как делал всегда. И в то лето 2012-го. И теперь, глядя на входящий звонок от Мелли. Фрэнк не мог предать себя. То, что с предательством себя он терял бы всё, что видел за фигурой Робина Донни, — это уже было другим мотивом. Поэтому Фрэнк растёр в пальцах мысль о мягких податливых губах Мелани Уайт в пыль и, раскрыв ладони, пустил её по ветру. Он не позволил мысли о поцелуе окрепнуть и эволюционировать в мысли о теле Мелли, об обладании ею. Перерасти в шаги приближающейся великаньей поступи кризиса в отношениях, который палицей разбивает в щепки фрегаты, бриги и каравеллы влюблённых, бороздящие бурные и штилевые глади вод, отправляя их обломки в тёмные и холодные морские глубины.       Фрэнк перезвонил Мелли договориться об обеде на следующий день и, улыбаясь в трубку, сказал мягко:       «Я хочу поговорить с тобою кое о чём».       Вечером этого же дня Кел Уайт зашёл к дочери. И Мелани беззастенчиво обмолвилась ему о происходящем. Она весьма оптимистично восприняла слова Фрэнка, обманувшись его улыбкой в телефонную трубку. И тем самым обманула Кела. Тот, в свою очередь, взвинтил Донни, стремясь защитить Мелани и, по возможности, помешать. Кел видел, что Мелани воодушевлена, взбудоражена и словно бы не в себе. Он не помнил, чтобы она бывала в таком состоянии даже в предсвадебный период. Или когда Кел подарил ей медовый месяц в Эдинбурге. И это её состояние не дало Уайту сил ей напомнить, что она мечтает об опасном и покушается на запретный плод. Пожалуй, самый запретный из известных ему.       Сказал он об этом Робину Донни.

***

      — Мы вообще прекращаем видеться, Фрэнк? — Мелли смотрит на него во все глаза.       — Да, — Фрэнк стоит, опершись на ствол граба, курит.       — Но в чём причина?       Фрэнк отслеживает, как серые прозрачные глаза Мелли начинают темнеть, словно грозовые свинцовые тучи.       — Мелли, — говорит Фрэнк. Но прерывается, останавливаясь, чтобы сделать затяжку. — Мелли, я не стану перечислять все достоинства, которыми щедро оделила тебя природа и которые ты сама в себе развила. Полагаю, тебя это порядком взбесит, учитывая контекст происходящего.       Мелани в самом деле зло отворачивается, но тут же возвращается взглядом к Фрэнку.       — Ты очень привлекательна для меня.       Мелани молчит.       — Это создаёт сложности. Я не хочу отвлекаться на эти сложности. Мне некомфортно.       — Некомфортно?! Что ты себе вообразил?       — То же, что и ты, дорогая, — холодно говорит Фрэнк. В отличие от раздосадованной Мелли он спокоен. — Ты стала значить для меня чуть больше, чем я на то рассчитывал. Меня это не устраивает.       — Ты отказываешься от приятного общения, лишь потому что почувствовал симпатию ко мне? Чуть большую, чем был намерен?       Фрэнк кивает.       Мелани рассматривает его пристально. Замечает, что Фрэнка это ничуть не смущает. Он позволяет это делать. Ни намёка на нервозность и замешательство.       — А ты идейный, Фрэнк Эшли, — медленно. — Ты ничего не берёшь на стороне?       — У меня всё есть. Возьму лишнего, выпущу из рук самое дорогое.       — Ты боишься не справиться с чувствами? — Мелани абсолютно по-женски цепляется коготком за опасную ниточку в ходе беседы.       — Что ты, Мелли, я с ними справляюсь. Разве нет? — Фрэнк улыбается, откинув голову. — И поэтому ты злишься.       — Ты боишься Робина? Того, что он сделает, узнав о нас?       — Бояться Робина? — Фрэнк прекращает улыбаться. Он выглядит удивлённым.       — Да.       — Нет. Ему не о чем узнавать, — гасит сигарету о подошву «конверса».       — Но что тебя останавливает? Почему ты не даёшь себе воли?       — Мелли, ты вот сейчас чем занята? Подталкиваешь меня к измене мужу?       Мелани Уайт поднимается со скамейки и делает шаг ближе:       — Но я же нравлюсь тебе.       — Да, нравишься, а Бобби я люблю до одури. Им заняты мои мысли ежечасно. Он ось моего мира. Его доверие — это труд моей жизни.       — Фрэнк, как думаешь, он так же непогрешим и непреклонен в своих убеждениях, когда оказывается в сходных с твоей ситуациях?       — Мелли, грязно играешь.       — Просто ответь.       — Ты осведомлена о сходных ситуациях в его жизни?       — Допустим, что гипотетически. Командировки, деловые обеды, персоны из прошлого, настоящие симпатии, — выбирай.       Фрэнк видит, что Мелани поддалась женскому стремлению укусить, ужалить и вполне готова на ложь, чтобы уязвить его.       — Думаю, что он с этим справляется.       Мелани хмыкает, отворачивается. Делает несколько шагов прочь, но снова приближается:       — Дай уточню. Ты отбросил меня, потому…       — …что потенциальный роман с тобою принесёт мне неудобства.       — Скотина.       Фрэнк едва сдерживает улыбку. Он выхватывает фрагмент визуализации, в которой расчётливо растаптывает жёлтые лепестки кувшинок, растирает мокрые корни с рыбьими скелетами и раковинами озёрных улиток красными «конверсами».       — Хладнокровная дрянь. Я не понимаю.       — Чего? — осторожно спрашивает Фрэнк.       — Я не понимаю, как такой горячий человек, как Робин, может быть заинтересован в тебе. Ты наглухо закрыт.       — Позвони ему и спроси, — предлагает Фрэнк, отступая на шаг назад.       — Прощай, Фрэнк Эшли. Ты разочаровал меня.       Фрэнк смотрит, как Мелани уходит. И то, что он чувствует — это невероятное облегчение. Одновременно с тем, как приходит это чувство, он видит себя ухватившимся за протянутую руку Робина Донни и зашедшим на край каньона. А обернувшись, видит, как обрушается в пропасть верёвочный мост.       Забирает с парковки «хайлюкс», заезжает в Даунтаун, по дороге покупает букет из фрезий и ранюнкулусов для мисс Баббл, потому что помнит, что сегодня у той день рождения.

***

      — Я ошибся, прости, — говорит Кел, когда видит Донни снова.       — Точнее, — Донни бросает взгляд на часы.       Оба стоят за ограждением из сетки, обносящим обширную начинающуюся стройку. Старые дома квартала в Долине демонтируют, чтобы возвести современные и доступные для долевых выплат многоквартирники.       — Мелли рыдает от злости которые сутки.       Донни обсматривает Кела с высоты своего роста и, дрогнув губами в намёке на улыбку, интересуется:       — Что это с нею?       — Да чёрт разберёт, что конкретно. Понял только одно, что Фрэнк Эшли — хладнокровная скотина.       — А-а-а… — коротко отзывается Донни, недовольно обсматривая покрывающиеся пылью брюки и туфли. — В этом он мастер.       — Она так не рыдала при разводе со мною. Что он ей такого сказал или сделал?       — Ты что, хочешь, чтобы я спросил об этом у Фрэнка? — Донни, ошарашенный, разворачивается всем телом.       — А ты не станешь?       — Не стану.       — Ты не поднимал с ним разговора на эту тему?       — Нет.       До Кела доходит, что всё, произошедшее между Мелли и Фрэнком, целиком и полностью инициатива самого Фрэнка, а не последствия ревнивых угроз Робина Донни.       — Полагаю, рыдает она от того, что он ей ничего так и не сделал. Всё ясно? — спрашивает Донни, снова разворачиваясь к картине обрушающихся стен.       — Ясно.       Донни чувствует, как многодневные донимающие его и досаждающие тревога и неопределённость тают без следа. С облегчением понимает, что его решение не преследовать Фрэнка подозрениями и не дёргать на предмет увлечения Мелани Уайт — было верным. Это воспринимается Донни как победа. И не над Мелли Уайт. Нет. Над самим собою и своим яростным демоном.       — Слушай, Донни, ты спал с Маком?       — Нет, — отвечает, не глядя на Кела. — Ты тоже меня прости, но, даже надев два гандона, я бы не стал спать с твоим рыжим…       — Заткнись.       — Как скажешь, — согласно пожимает плечом Донни.       — Мак говорит, что спал.       Донни заступает пространство перед Келом, закрывая ему вид на обрушающуюся застройку:       — Значит, пиздит. Нагло тебе лжёт, преследуя собственные цели.       Кел видит, что Донни дрожит в бровях и переносице.       — Кел, я ценю твои сотрудничество, помощь и дружбу. Но ты вредишь себе, по большей части только себе, погружаясь в этот ваш клубок сцепившихся обезьян. Не втаскивайте с Мелли и Маком в него ни меня, ни Фрэнка. Разберись со своими предпочтениями. Посмотри на Мелли, она продолжает любить тебя, если я хоть что-то смыслю в привязанностях. Посмотри на Мака. Он сел тебе на шею и вертит тобою во все стороны.       Кел морщится. Слова Донни ему не нравятся.       — Я не могу от него отказаться.       — Да с чего? — Донни действительно изумлён.       — Я люблю его.       — Что-то иное. Ты держишься за него по иным причинам, — Донни достаёт сигареты.       — Мы все за кого-то держимся. Причин много. Скажешь, что Фрэнк тобою не вертит? — Кел берёт предложенную.       — И чёрт с ним, Кел. Фрэнк чист, моя постель чиста, я уверен в его чувстве ко мне. Этого нельзя сравнивать с блядством и ложью. Ты видишь разницу?       — Тебе просто повезло. Я не уверен, что мне повезёт так же.       — Кел, зачем держаться за очевидное дерьмо?       Спустя двадцать секунд Донни понимает, что ответа не дождётся, и оставляет его. Только напоследок спрашивает:       — А когда это я спал с твоим рыжим? Версия какова?       — В «Оак холл». Во время маскарада.       — Понятно, — Донни вздыхает.       Ему и в самом деле понятно. Выходит, той золотой маской, которую он замечал поблизости от себя и Фрэнка в течение всей оргии, был Мак О’Нил. Донни готов грязно материться в голос.       — Так понимаю, что подобное времяпрепровождение ему тоже позволено? Маскарад-оргия?       — Вот знаешь, нечего тебе сказать в оправдание, — Кел отшвыривает скуренную сигарету.       — Я был там с Фрэнком.       — Теперь и мне понятно, что Мак солгал. От Фрэнка тебя багром не оттащишь.

***

      Робин Донни знал, что выместит Маку О’Нилу все свои негодование и ярость. Назойливая влюблённость раздражала и ощутимо бросала тень на безупречную репутацию Донни в браке. А незапятнанная семейная репутация была для него отправной точкой.       Так вышло, что пришлось порядком выждать, прежде чем он столкнулся с Маком.       В Сансет-стрип проводилась ежегодная благотворительная гулянка, в которой Робин Донни участвовал наряду с главами других компаний.       Джон Донни совсем отошёл от дел, оставив в совете директоров только сыновей. Да и то сказать, Ник Донни не горел страстью к семейному подряду, а горел тот пляжами Гоа, Барбадоса или родными Малибу, сёрфингом, сёрфингистками, травой и свободой. И если появлялся на совещаниях, так это со скуки и чистой удаче благодаря. В целом, Донни не был в претензии к старшему брату, тем более к его образу жизни, потому что считал, что лично его образ жизни тоже многого стоит. И негоже тратить время и силы на размахивание нравоучениями и живыми примерами личного успеха. Для себя Донни твёрдо решил, что если в будущем ни Вильгельмина, ни Фрэнк-младший не проявят к компании интереса, он продаст её без замешательства, поскольку уже обеспечил достойное существование своей семье и порядочный золотой и земельный запас к весёлой подвижной старости.       Учреждённый аукцион предполагал распределение средств между муниципальными детскими домами и домами призрения для бездомных. Часть стоимости от выкупленных лотов уходила именно туда. Донни безболезненно расставался с деньгами для пожертвований, поскольку совершенно искренне полагал, что благотворительность ему необходима.       «Как аскеза», — говорил он.       «Как лазейка в налоговой декларации», — поправлял Фрэнк.       Приходить без спутника или супруга было моветоном. Жён и мужей на полных правах выгуливали между фуршетных столов.       Мака О’Нила Донни заметил ещё в самом начале, когда тот под руку с Келом Уайтом вошёл в зал для аукциона и оба заняли отведённые для них места. Теперь же, после окончания официальной части, Донни решил не мешкать, потому как у него были достаточно амбициозные планы на ночь и хотел он в отснятый номер «Оак холл».       Мак заметил Донни и Фрэнка тоже почти сразу, но для более дружеского приветствия подходить не спешил. Только когда Кел с бокалом скотча двинул к обоим, пошёл следом.       — Привет, Фрэнк, — говорит Кел. — Давно не виделись.       — Это точно. А ты всё хорошеешь, — говорит Фрэнк, открыто улыбаясь. Даже в глазах улыбка.       Кел тоже улыбается. Ему глубоко симпатичен Фрэнк Эшли. Его разумность, честность и принципиальность располагают к тому, чтобы относиться к Фрэнку с уважением. Несмотря ни на что.       — Привет, Мак, — говорит Фрэнк, но в отличие от Кела руки тому не протягивает.       — Привет, Фрэнк, — отвечает Мак. — Какая милая побрякушка.       Фрэнк делает глазами ускользающий вверх жест, означающий «не то слово, дух захватывает», потому что в ухе его сверкает филигранное платиновое кольцо с эмалью и аквамариновыми вставками.       — Бобби подарил, — медленно говорит Фрэнк, — за хорошее поведение.       Донни коротко смеётся, глядя на Фрэнка, отворачивается в сторону. Следом начинает хохотать Кел. Потом Фрэнк.       — Хороший мальчик? — сквозь смех спрашивает Кел.       — Очень хороший, — отвечает Фрэнк, проводя ладонью по лицу.       Мак несколько в замешательстве. Он соображает, что тут только что было обсмеяно нечто типа «подарок за своевременные отсосы». Но всё бы ничего, если бы он не увидел обращённого к нему одному взгляда Донни.       Пока Кел и Фрэнк веселятся над пидорастической обыденностью, Донни смотрит на Мака О’Нила. Мак замирает, считывая посыл в тёмном взгляде. Донни всё ещё улыбается, но только губами. Глаза его черны и не сохранили ни следа веселья. А когда Донни удостоверяется, что внимание Мака привлечено, он делает глазами движение «ну же, иди». Мак опускает голову, от чего вьющиеся огненно-золотые кольца волос обсыпают его лицо. Когда поднимает, то видит, что Кел и Фрэнк направляются к бару, а Донни по-прежнему разглядывает его. Затем разворачивается и уходит. Мак ещё раз смотрит в спины ушедшим и идёт следом за Донни. И пока идёт, думает о том, что неужели это то, чего ему хотелось. Возможно ли, чтобы Донни позволил себе перешагнуть через Фрэнка? И чего ему ожидать?       Когда Донни скрывается в мужской уборной, в теле Мака словно проливается кипяток. Он сам запирает изнутри уборной замок на двери.       Донни стоит, развернувшись лицом, у первой кабинки. А когда Мак приближается, складывает ладонь ему на плечо, соскальзывает на шею. Момент абсолютной радости от внезапной победы не успевает запечатлеться в сознании Мака, потому что в следующую секунду он падает на колени. Разрушающий удар в солнечное сплетение бросает в пол. Он чувствует, как Донни ухватывает его за волосы, со всей силы встряхивает и заставляет смотреть вверх. Мак не видит ничего и из-за слепящих ламп и из-за слёз, что застилают глаза. Он слышит:       — Скажи мне, почему я это делаю.       — Я не понимаю… — начинает Мак, но тут же прерывается.       Потому что Робин Донни, всё так же за волосы, вздёргивает его вверх. И бьёт уже по почкам, обойдя слева. Бросает толчком на дверцу кабинки, от чего Мак падает, ударившись плечом. Дверца отходит от косяка, распахивается. Донни склоняется, ухватывает Мака за правое запястье и складывает его пальцы между дверцей кабинки и косяком, прижимает.       — Ты совсем не в себе, больной ублюдок?! — почти выкрикивает Мак.       — Что ты, это моё обычное состояние, — тихо и чётко произносит Донни.       Мак чувствует, как в пальцы врезается пластик дверцы. Понимает, что Донни сломает их как нечего делать.       — Давай ещё раз, — говорит Донни. — Почему я это с тобой делаю?       — Слушай, прости. Я хотел позлить Кела и сказал, что переспал с тобою.       — А кому ты ещё такое говорил? — Донни сильнее нажимает дверцей.       — Робин, никому. Я клянусь. Ты ни от кого этого не услышишь, — Мак хочет только того, чтобы рука уцелела, а он смог бы и впредь работать на операциях. Чувствует, что давление стихает.       Донни присаживается перед ним, рассматривает, говорит:       — Ты хорошо разглядел меня и Фрэнка в «Оак холл»? Тебе понравилось?       Мак видит, как чёрная гать заливает Донни глаза. Пытается сморгнуть, снова вглядывается. Но чернота остаётся, почти, затопляя, проливается.       — Господи боже мой, ты что, под кайфом? — успевает сказать Мак, прежде чем удар в висок отбрасывает его в темноту.       Донни возвращается, находит Фрэнка в компании мисс Баббл и Стефании Грасс, ведущей светской колонки в электронном журнале «Лос-Анджелес».       — Мистер Донни, привет, — говорит Стефания.       — Привет, мисс Грасс. И, к счастью, всего хорошего, — Донни жмёт и выпускает её руку.       — Уже? — удивляется она.       — Да, большие планы на весь остаток вечера, — коротко улыбается Донни. — Мисс Баббл, до понедельника.       Фрэнк прощается следом и покидает тусовку.       — Где О’Нил, Бобби? Вы уходили вместе, — говорит Фрэнк гораздо позже, когда выворачивается из-под мокрого и придавшего сверху Донни. И как только может говорить.       Донни коротко смотрит на него, потом закрывает глаза:       — Именно сейчас — не знаю. Оставлял в сортире на полу.       — Значит, мне не показалось, — Фрэнк облизывает пересохшие губы, находит правую руку Донни, подтаскивает ближе к глазам. — Теперь что?       — Ты не хочешь этого слышать, малыш.       — Наоборот, очень хочу, — Фрэнк касается губами тёмной и сбитой кожи на костяшках пальцев.       — А ты мне что-нибудь взамен расскажешь? — Донни поднимается на локте, забирая свою руку.       — О, — коротко произносит Фрэнк. — Мелли плакалась Уайту.       Донни нависает над Фрэнком, кивает, обсматривает:       — Так что? Одно на другое?       Фрэнк молчит. Потом произносит:       — Всё зашло очень далеко.       Донни чуть суживает глаза.       — Очень далеко, Бобби. Я нашёл, что губы Мелли Уайт выглядят привлекательными. И решил рвать окончательно.       Донни дрогнул в бровях:       — Что? Всего-то?       — По-моему, этого достаточно.       — Привлекательнее моих? Для тебя?       — Нет. О сравнении нет речи.       Донни принимается хохотать, откинувшись на спину. Говорит, прерываясь:       — Фрэнк, Кел считает, что у вас невесть что было, потому что Мелли на неделю вышла из строя и утонула в слезах.       — Нет, конечно. Мне не понравилась тенденция. И я всё прекратил, — теперь Фрэнк поднимается на локте и склоняется над Донни.       — А потом, Фрэнк, ты приехал ко мне в офис? Это тогда?       — Да, как раз после того, как Мелли обозвала меня скотиной.       — Хладнокровной.       — Даже это знаешь.       — Чего странного. Попал через одни руки, — пожимает плечом Донни. — Ты тогда ко мне зачем прибежал, Фрэнк?       — Хотел, чтобы ты выдрал меня, тем самым напомнив, кто кого ебёт, — бесстрастно говорит Фрэнк, склоняясь губами к губам.       — А-а… — протягивает Донни, впуская язык Фрэнка в рот, охватывая по спине руками и усаживая сверху.       — А ты? Твоя очередь, — Фрэнк отирается ягодицами о промежность Донни, не отпуская его взгляда от своего.       — Мак О’Нил сочинил для Уайта сказочку, — Донни, устраиваясь удобнее, чуть запрокидывает подбородок.       — А подробнее? — Фрэнк приподнимается, заводит руку за спину, находит член, твёрдый и горячий, заводит себе между.       — В ней он и я переспали, — тоже бесстрастно произносит Донни.       Фрэнк наскальзывает на него плавно и до предела. Донни отслеживает, как меняются дыхание и глаза Фрэнка. И то, что взгляда он не отводит, позволяя Донни видеть всю интимность его власти над собою, заводит до спазма в животе.       — Чёрт тебя дери, Фрэнк, — выдыхает Донни, поднимаясь, ловя голову Фрэнка ладонями и срывая поцелуй с его рта. — Кто тебя придумал?       — Ты, — отвечает Фрэнк, сладко, нежно и глубоко отираясь и вращаясь бёдрами. Прогибается назад, когда Донни, ухватив его со спины за плечи, начинает стягивать глубже на себя.       — Он спятил, — выдыхает Фрэнк, в свою очередь подставляясь под рот Донни шеей и обнимая его по плечам руками.       — В его защиту можно сказать, что спятить было от чего, — глухо говорит Донни.       Фрэнк ловит его взгляд. Молчит, ожидая продолжения. Но молчит не совсем, потому что движения члена внутри рождают в нём сладкие и тихие вдохи и выдохи.       — О’Нил был на маскараде, — Донни переворачивает Фрэнка на спину, ложась в его колени и становясь резче и ещё глубже.       Фрэнк прогибается, ведётся всем телом, отталкивает и коленями сдерживает Донни. Начинает, но не успевает закончить:       — Поэтому сегодня ты…       — …жалею, что не сломал ему пальцы, — Донни с силой врывается, выдохнув и стиснув губы.       — Бобби… — Фрэнк запрокидывается, стонет, цепляется за простыню.       — Фрэнк, я же ебу только тебя, — Донни спускает свои бёдра с цепи.       Фрэнк начинает кричать, вцарапываться Донни в спину и плечи, зубами в его волосы. А когда тот, на собственном финише желая утащить Фрэнка за собою, впихивает в него палец вместе с членом, Фрэнк захлёбывается в крике и в оргазме.

***

      Стефания Грасс знала Фрэнка Эшли очень хорошо, хотя, презрев выгоды, что давало это знание её профессии, она помалкивала о своём близком знакомстве.       Стефания была истинным журналистом, от призвания. Тем самым, осведомлённостью которого, чтобы насытить любопытство и почерпнуть свежих сплетен, общественность охотно пользуется, но которого всеми силами избегает, чтобы самой не оказаться взятой в оборот.       Стефания тоже выросла в Западном Голливуде и ходила с Фрэнком Эшли в одну школу. Более того, ей приходилось бывать в доме Эшли, куда она наведывалась, чтобы подтянуть грамматику и синтаксис сложного предложения, сочинения, контрольные и тестирования. Фрэнк был лучшим в классе в языках, литературе, истории, социологии и психологии. И был её другом.       К сожалению, как считала сама Стефания, у Фрэнка ещё был отец. Зачастую Фрэнк предупреждал, что тот дома и изрядно пьян, желая тем самым не утомлять её семейным колоритным скандалом. Но Стефания быстро поняла, что как раз её присутствие и способно удержать Льюиса Эшли в рамках, и даже заведомо специально приходила именно тогда, когда тот погружался в увлекательный запой.       Миссис Эшли была рада, что у Фрэнка есть подружка. Многие семьи, зная буйный нрав Льюиса Эшли, остерегались подпускать к ним своих детей. Семья Грасс была исключением. Почему — Мэри Эшли не уточняла.       После окончания школы оба — и Стефания, и Фрэнк — поступили в Калифорнийский университет. Она на факультет журналистики. Он на факультет классической филологии. Они посещали совместные блоки лекций и достаточно весело проводили жизнь между подработками и учёбой. Фрэнк получил субсидию от университета для одарённых студентов, но предпочитал ещё и работать, несмотря на то что оплачивать обучение самостоятельно для него не было необходимостью.       Так вот, занимаясь своей работой, карьерой и светской журналистикой, Стефания наблюдала за старым школьным другом. За тем мальчиком, благодаря которому она всё же смогла пробиться в яркую жизнь и заняться любимым делом. Она помнила об этом даже в моменты, когда папарацци в ней требовал зрелищ. А ещё она помнила себя мягкой и любопытной девочкой, сообразительной, но нелогичной и с большими пробелами в школьном курсе, поскольку её родители мотались по Штатам первые три года средней школы, не давая полноценно учиться.       А Фрэнк ею занялся.       Стефания была захвачена карьерой. Приоритеты были расставлены. Работала она даже в выходные. И это её ничуть не удручало. Напротив, бодрило и давало ощущение полноты и востребованности в жизни.       Всеобщая девочковая мечта о счастливом замужестве по любви была и у неё, но годы мелькали, а Стефания с этим медлила, пока не очнулась, сидя перед зеркалом и глядя на отражение самой себя, в день своего тридцатипятилетия.       «Неужели? — спросила она. — Неужели уже так давно?»       Она не могла вспомнить, как прошло так много времени с тех пор, когда она радовалась зачислению на первый курс. Или с того момента, как она влюбилась в первый раз. Или с того, как впервые попробовала кубинский ром. Да с любого момента. Чем она была занята? Чужой жизнью. Жизнями. Словно она находилась в кинозале, а со всех сторон шла трансляция увлекательных сериалов о чужих успехах и провалах. Вот на одном из таких экранов она и смотрела сериал под названием «Фрэнк и Донни». И это был её любимый сериал. Конечно же она уделяла внимание Фрэнку и его творчеству, образу жизни и семье, но не трогала его детства. Из благодарности.       Робина Донни Стефания знала отдельно от Фрэнка Эшли. Они встречались на тусовках, вечеринках, конференциях. И это с её лёгкого и острого языка Донни стал называть Фрэнка ледышкой, потому что именно она дала Донни возможность узнать о детстве Фрэнка, пока сам тот молчал. Если Фрэнка Эшли Стефания любила почти что как родного брата, будь тот у неё, и не выволакивала его интимную жизнь на обозрение, то Робина Донни любила иначе, но здесь нечего было ловить. Робин Донни имел специфичную, очень хлебную для деятельности Стефании, но безнадёжную для её личных амбиций репутацию.       И то, что совершенно непредсказуемо умный мальчик из её школы, становящийся умным и красивым целеустремлённым писателем, никогда не вращавшимся в кругах таких людей, как Робин Донни, вдруг оказался его любовником, а позднее — мужем, почти выбило из глубокой колеи спрогнозированной очевидности. Настолько, что она не смогла использовать подходящие случаи, которые подворачивались ей на вечеринках в клубах, где Донни и Фрэнк безалаберно, обсаженные экстази, давали повод всем, кому ни лень. Стефанию словно парализовало. Она почти разочаровалась в своей хватке, но взяла себя в руки и принялась, в виде компенсации, сдирать по три шкуры с голливудской богемы, благо Калифорния щедра на чудаковатых и распущенных звёзд. Зато оказалась едва ли не единственной из журналистов, кого Фрэнк и Донни пригласили на свадьбу, уж которую Стефания разобрала в драгоценных подробностях и ракурсах.       Но её жизнь? Она ведь тоже шла. Вот только как и куда?       Стефания с силой прижала пальцы к глазам, запустила руки в светлые, завитые в долговременную укладку волосы.       Выход был. В данный момент только один, но долгоиграющий. Мясной Король Фил Надсон. Он уже несколько раз делал ей предложение руки и сердца.       Стефания сильно задумалась.