Заметки на полях

Перкинс сидит на кровати и потирает шею. Это движение раздражает и одновременно беспокоит Хэнка, ведь синяки, уже начинающие проступать на коже, — его рук дело. Буквально. — Ты точно в порядке? — спрашивает он, наверное, в десятый раз. Из головы не идут звуки, которые Перкинс издавал, когда пальцы Хэнка сжимали его холеную шею. — Да, — Перкинс вздыхает. — Расслабься, Андерсон. — Я мог убить тебя. Перкинс закатывает глаза. — Если бы я почувствовал, что начинаю терять сознание, то отреагировал бы. Поверь, ты не первый партнер, который душит меня во время секса. — Верю. Молчание кажется Хэнку неловким. Он вздыхает тоже и берет с прикроватного столика одну из влажных салфеток в саше. С Перкинсом все не так, как с другими. До встречи с ним Хэнк ненавидел позу “наездница”, не питал никакого интереса к играм с дыханием и, видит бог, никогда не стирал с пальцев остатки чужой спермы чертовой влажной салфеткой. Теперь ему все это даже нравится. По-своему, но нравится. Хэнк украдкой наблюдает за Перкинсом. Тот разворачивает аккуратно сложенные домашние штаны и надевает их на голое тело, а потом вытаскивает из ящика комода небольшую банку с чем-то, похожим на крем, и, зачерпнув средства, щедро размазывает его по своей шее, очерчивая каждый синяк. Хэнк сглатывает. “То, что я волнуюсь за тебя, не значит, что я не хочу сделать этого снова”, — хочет сказать он, но не может, поэтому придумывает что-то, издалека напоминающее шутку. — Красивое ожерелье, — говорит Хэнк. — Если захочешь, потом могу подарить тебе еще одно, похожее. Перкинс улыбается в ответ. — Спасибо, я рассмотрю твое предложение, — а потом после короткой паузы добавляет: — Мне оно тоже нравится. Очень.