The Other Man out of Time

— Ну, Айова. Добро пожаловать. Ухмыляющийся Баки с сигаретой в зубах откидывается на спинку кресла. Данбар лежит на диване на другом конце комнаты и, напевая что-то под нос, даже не вспоминает, что всего три часа назад настаивал на том, чтобы Клинта пристрелили. Дом, в котором они останавливаются на ночь, совсем не то роскошное жилье, к которому привык Клинт, находясь в башне Мстителей. Обои порваны и кое-где отходят от стен. Окна заколочены, а ковры бесследно исчезли, оставив после себя клубы пыли и кучки грязи. Кроме мебели, занятой Баки и Данбаром, в комнате лишь две кровати, длинный низкий стол, табуретки и несколько разномастных стульев. — Эй… — Баки пинает Клинта в лодыжку. — Что с лицом? Клинт морщится, оттягивая воротник недавно полученной рубашки защитного цвета. Ее принес Баки. Дал Клинту и предупредил: — Не задавай вопросов, и мне не придется врать. Как же Клинту хотелось оторвать у нее рукава… — Просто слишком далеко от дома, — говорит он, озадаченно дергая рубаху за подол и растерянно думая, что ему придется сдаться и заправить ее в штаны. Пояс которых, черт бы их побрал, находился выше, чем у брюк, в которых нашли Роджерса. — Ага, как и мы все, приятель, — фыркает Баки. — Бруклина отсюда не видать. — Ну, допустим, я — дальше всех от дома, — тянет Данбар, открывая глаза. Клинт едва сдерживает желание рассмеяться. Данбар и понятия не имеет… — Не знал, что это соревнование, — говорит Баки. — Мы все здесь по уши в дерьме. Кто бы откуда ни приехал. — О чем ты, Европа прекрасна. — Европа — отстой, — уныло вздыхает Баки. — Боже, я готов убить кого-нибудь, лишь бы вернуться домой. Вместе с друзьями. Клинт замирает. Рука застревает в рукаве наполовину надетой не-совсем-новой куртки… Баки говорит о друзьях, а его другом до войны был Стив. О, Боже, с каждой минутой происходящее становится все страннее. Он открывает рот, но быстро закрывает его, когда включается мозг. Было бы довольно сложно объяснить Баки, откуда Клинт знает о Роджерсе. Хотя, по большому счету, это стало бы лишь незначительным неудобством, учитывая, его путешествие на семьдесят лет назад. К счастью, Данбар является человеком, который абсолютно не умеет молчать. Он или ужасно шутит, или оскорбляет кого-нибудь. Сейчас он презрительно фыркает и произносит: — Да у тебя и друзей-то нет. Баки переводит на него хмурый взгляд. — Скажу по-другому — готов убить тебя, лишь бы вернуться домой. — Если бы люди не угрожали друг другу смертью… — начинает Клинт, но замолкает, вытаскивая из кармана куртки сложенный лист бумаги. Он разворачивает его, и это оказывается чертовым письмом, начинающимся «Дорогой Питер». — Какого хрена? — спрашивает Клинт, и Баки морщится. — Упс… Давай сюда, — он опускает руку в карман и достает зажигалку. — Нет! Ты что, хочешь сжечь его? Черт, Баки, где ты вообще взял эту одежду? — Я велел не спрашивать, — отвечает тот, выхватывая письмо у Клинта из пальцев. — Тебе она была нужна. А Питеру — уже нет. Но в ней нет дырок от пуль, не переживай. — На мне одежда мертвеца… — вздыхает Клинт. — И что, будешь рыдать? — фыркает Данбар. — Это война, — равнодушно произносит Баки, поджигая бумагу. — Дерьмо случается. А чего ты ожидал? Что окажешься в романтическом речном круизе по Дунаю? — Я на это не подписывался, — Клинт качает головой, глядя на огонь, превращающий чью-то жизнь в пепел. — Ага… Я тоже, дружище… *** В комнате тихо. Ее освещает только луна, ярко сияющая на безоблачном небе. Клинт не может уснуть. Он то паникует, то сжимается от страха, гоняя беспокойные мысли по кругу. В этом времени он уже несколько часов, и ему интересно, на сколько все это может затянуться… Клинт не сомневается в Мстителях, потому что прекрасно знает, что они тоже видели его другую версию по ту сторону портала и не бросят его здесь. Хотя, конечно, может выйти так, что у них просто не получится. В животе становится совсем нехорошо. Он отворачивается от окна и смотрит на Баки, спящего под одеялами на другой кровати. Он уснул сразу, как только лег. А Данбар — еще быстрее. Устроился на полу, подложив под голову рюкзак, и тут же тихо захрапел, приоткрыв рот. Клинт завидует им. Если бы ему удалось заснуть, могло случиться так, что проснулся бы он уже дома. Правда неизвестно, как там сейчас… Он слышал об эффекте бабочки, и о том, что тот мог сделать со временем. А Клинт успел встретиться с людьми, с которыми не должен был встречаться. И некоторых даже убил. И теперь понятия не имел, как это могло отразиться на будущем. Лучше оно стало, или Клинт окончательно разрушил его… Комната становится вдруг слишком маленькой. Удушающей. Он встает, дрожащей рукой хватает лук, берет куртку и идет к двери. Бесшумно выходит и спускается по скрипучей лестнице. На улице холодно. Воздух приближающейся осени щиплет голую кожу. Клинту все равно. Ему нужно уйти. И попытаться добраться до дома. Ноги сами ведут его к лесу. Он находит окоп, в который упал. С трудом сглатывая комок в горле, ищет конкретное место, в котором появился. Может, там будет что-то, что поможет ему вернуться. Там ничего нет. Ветер тихо качает ветки деревьев. Пахнет влажной землей и опавшими листьями. Никакого мерцающего золотистого сияния. — Черт… Блядь! Его крик летит далеко, далеко. Клинту плевать, что его могут услышать. У него печет в глазах. Ухватившись за лук обеими руками, он прислоняется к стволу высокого дерева. Господи, что же делать? Он не может здесь находиться… Это решающий момент в мировой истории, а он может все испортить. И в этом — какое слово использовал Рид Ричардс? — временном потоке, и в своем. В чужой вселенной и в своей. Ему нужно уходить. От этой войны. От Баки Барнса. От этих мыслей у него екает сердце. Баки погиб в этой войне, говорит голос в голове. Не выжил. Клинту становится дурно. Человек, которого он встретил в этом гребаном веке, единственный, кто присматривал за ним, должен был умереть. Только если ты позволишь этому случиться, снова раздается голос, и Клинт замирает. Может ли он попробовать сделать это? Сможет ли и правда спасти Баки и изменить историю? Останется ли история Капитана Америка прежней, если Баки Барнс не умрет? От этой мысли у Клинта захватывает дух. Если он спасет Баки, то изменит жизнь Стива. А изменив жизнь Стива… Нет, думает он. Ни за что, Хоукай. Это не тебе решать. Игры в Бога еще никого до добра не доводили. Клинт мерзнет и начинает дрожать. У него грязные, мокрые штаны, а глаза болят от усталости и непролитых слез. Слева что-то шуршит. Клинт замирает, а потом слышит знакомый голос, чувствует резкий запах сигаретного дыма и расслабляется. Медленно встает, стараясь шуметь погромче. — Вспышка! — Это я, Данбар, — устало отзывается он. — Не стреляй. — Ты должен был ответить «Гром», — возмущенно шипит Данбар, выходя из зарослей. Рядом топчется слегка помятый Баки. — Что ты здесь делаешь? — Что ты здесь делаешь? — спрашивает Баки, отбрасывая сигарету. Данбар хмуро втаптывает ее в грязь. — Хочешь, чтобы тебя убили! Клинт открывает рот, но горло сжимается. Опять подступают слезы, и это слишком… Он не сможет… — О, черт, — Данбар неловко трет шею. — Я, пожалуй, схожу отлить… Он разворачивается и исчезает там, откуда пришел. Баки не шевелится. Стоит и жует нижнюю губу. — С тобой все будет хорошо, — говорит он Клинту, искренним голосом разрывая душу. — Вот поспишь, и сразу станет лучше, клянусь. Клинт судорожно кивает, глубоко дышит и пытается успокоиться. — Идем, — говорит Баки. — Тебе нечего мне доказывать. Просто вернись, ладно? Никто не станет думать о тебе хуже. Пойдем, здесь опасно оставаться. Он перекладывает пистолет из одной ладони в другую и протягивает свободную руку Клинту. Пуговицы на рубашке Баки застегнуты неправильно, и Клинт видит у него на груди жетоны. Очевидно, что он очень спешил, когда одевался. Клинт чувствует себя виноватым. — Айова. Клинт, — Баки сжимает его локоть крепкими, теплыми пальцами. — Давай, приятель. Клинт заставляет себя двигать ногами. Обратно, в город. Баки облегченно вздыхает и убирает руку. Идет впереди и каждые несколько секунд оглядывается. Как будто боится, что Клинт снова сбежит. Чуть позже их догоняет Данбар, и они идут втроем. Неслышно, словно тени. — Ложись, тебе надо поспать, — шепчет Баки, когда они возвращаются в комнату. — Я посторожу, хорошо? Давай. А то так и свихнуться недолго… Это я должен за тобой присматривать, думает Клинт, но молча кивает, кладет оружие, сбрасывает ботинки и падает на кровать. Потом ждет, когда Баки подойдет к окну, и вынимает слуховые аппараты. Засовывает в карман, ложится на спину и смотрит потолок. Спи, произносит мозг успокаивающим голосом Баки. Просто спи. Давай Хоукай, говорит он себе. Бывало и хуже. Просто представь, что это миссия. Остальные обязательно вернут тебя. Как только смогут. На этот раз ему удается убедить себя. Он закрывает глаза и начинает дышать размереннее. Сон приходит быстро, и он с радостью погружается в него… *** Клинт резко открывает глаза, садится и дико озирается. У него колотится сердце, и он продолжает чувствовать на коже холодный воздух, запах грязи и металла, видеть яркие серые глаза под копной спутанных каштановых волос и кривую усмешку, адресованную ему. Блядь. Он соскакивает с постели, хватает с тумбочки аппараты и выбегает из комнаты. Ноги двигаются намного медленнее, чем мысли. — ДЖАРВИС, Тор с Вандой еще в Асгарде? — Да, агент Бартон. Клинт матерится и заходит в лифт. — Кто еще знает хоть что-нибудь об этой фигне с путешествиями во времени? О-о-о, Тони… — Наверное. Если только вам не нужно руководство по выживанию во Второй Мировой войне. В этом случае я порекомендовал бы капитана Роджерса. — Нет! — кричит Клинт. — Кто угодно, только не Стив. Ничего не говори ему. Где Тони? — Спит. Желаете, чтобы я его разбудил? — Да. Скажи, что мне нужна помощь. Буду должен. Он идет в лабораторию и тут же жалеет об этом. Камень Времени все еще там. Парит довольный в какой-то прозрачной коробке, и плевать ему на проблемы окружающих. — Сученыш… — Клинт хмуро сверлит его взглядом. — Все из-за тебя. Камень молчит. Продолжает светиться своим идиотским светом. Клинт всерьез начинает задумываться о том, чтобы попробовать выстрелить в него, но за спиной что-то грохочет, слышится негромкое чириканье и выкатывается Дубина, нерешительно сжимающий и разжимающий клешню. — Ты не сученыш, нет… — вздохнув, успокаивает его Клинт и похлопывает по голове. — Это я не тебе. Дубина заливисто щебечет и разворачивается к Камню. Опускает манипулятор, шипит и несколько раз бьет им по коробке. Клинт испуганно дергается и еще раз гладит его по макушке. — Полегче, братан. Я бы не стал с ним драться. — Ну и какого хера? — раздается очень злой голос. — Ты не умираешь, так чего же я не сплю? В дверях стоит взъерошенный, помятый Тони, на котором только пижамные штаны. Смотрит на Клинта, изображая руками нечто среднее между «пожалуйста, объясни» и «что за хрень». — Мне приснился сон… Я был на войне. С Баки Барнсом. Взгляд Тони из хмурого медленно становится подозрительным. — Сон? — Я так думаю, — отвечает Клинт, прижимая ладонь ко лбу. — Чувак, это было так реально. Я бежал по лесу и упал в окоп, а он был там. А еще солдаты. И мы стреляли в фашистов, и он отвел меня к майору… — Эй, эй, помедленнее, — Тони качает головой и подходит ближе. — Ты помнишь детали? — Все до единой… Господи, да я могу сказать, сколько пуговиц у него на чертовой рубашке. — Неужели? — Да. Семь. А у Данбара — шесть, потому что он ленивая задница, и не пришил оторванную… Это нормально? Я не чувствую себя нормальным. — Ты редко бываешь нормальным, — Тони вздыхает и выкатывает большое кресло, похожее на стоматологическое. — Садись. ДЖАРВИС, разбуди Брюса. Дубина, датчики. Для людей, не для роботов. — Ты собираешься сделать со мной что-то научное? — усаживаясь, осторожно спрашивает Клинт. — Да, собираюсь. Не волнуйся. Если не начнешь дергаться, обещаю, больно не будет. *** — Боже мой. Клинт, услышав тихий голос Брюса, встревоженно поднимает голову и переводит взгляд с Тони на него. Они толпятся у экрана, указывая на что-то и обмениваясь жутко многозначительными взглядами. — Что? Господи, что происходит? Я умираю?! — Нет, нет, не умираешь, Клинт, — торопливо отвечает Брюс. Тони закатывает глаза. Самодовольный ублюдок. — Тогда какого черта? — Не думаю, что это был сон, — говорит Тони. — Информация о Баки Барнсе содержится у тебя в медиальной височной доле. Это часть мозга, отвечающая за воспоминания. — Воспоминания? Ты шутишь? — Нет, — Тони отпивает кофе из кружки. — Чем бы Бартон (версия 2.0) не занимался в сороковые, ты, очевидно, находишься с ним в одном временном потоке или что-то в этом роде. Потому что у тебя с ним общие воспоминания. Ты помнишь то, что сделал он. — О, нет, — стонет Клинт. — О нет… так что, он… я… буду все это помнить? — Ага. И тебе придется постараться, чтобы тебя не подстрелили, — ухмыляется Тони. — Сомневаюсь, что это было бы очень весело… О-о-о, а интересно, если тебя там ранят, у тебя тут появится шрам? — Может, немного сбавишь обороты? — вступает Брюс, и Тони с негодованием переводит на него взгляд. — Эй! Это ради науки! — Я не подопытный кролик! — яростно шипит Клинт, срывая датчики с головы и вылезая из кресла. — Можете взять свою науку и за… — Что происходит? Клинт, ты опять уши сломал? Клинт замолкает на полуслове и ошарашенно смотрит на входящего Стива. Брюс разглядывает что-то на одном из экранов, но язык его тела говорит определенное «нет». Клинт поворачивает голову. Тони глядит на Стива с каким-то непонятным выражением лица. Скорее всего, у него возникла моральная дилемма, связанная с его не таким уж и тайным решением больше никогда не лгать Стиву. — Тони? — настороженно произносит тот. — Нет, не смотри на меня так. Все хорошо, Кэп, верни нормальное лицо обратно. — Тони… В чем дело? Тони смотрит на Клинта, который пытается незаметно покачать головой. Тони морщится и вздыхает. Стив начинает выглядеть обиженным. — Тебе лучше держаться от этого подальше, Кэп. Стив крепко сжимает челюсти. — Ты сказал, что с тебя хватит скрывать что-то от нас… — Так и есть! — кричит Тони. — Стив, пожалуйста. Ты не хочешь этого знать. — Если у моего друга проблемы, я хочу быть в курсе! — Я помню, — выпаливает Клинт. Стив возненавидит это, но подставлять Тони — не вариант. Патовая ситуация. — Помню то, что произошло в прошлом. Что бы я там ни сделал, тут я все помню. Стив не кажется успокоенным. — А почему мне не нужно было об этом знать? — тянет он. Черт бы побрал этих гениальных тактиков и стратегов! Человеку совсем невозможно врать… — Другой я… другой я нашел Баки. Я в сто седьмом, и я с Баки. Стив замирает. Смотрит на Клинта и не моргает. Лаборатория затихает. Даже Дубина прекращает жужжать или гудеть, или что он там делает… Брюс продолжает пялиться на экран, а Тони продолжает смотреть на Стива, выглядя почти расстроенным. Проходит целая вечность. Стив наконец приходит в движение. Сглатывает, переступает с ноги на ногу и поднимает брови. — Ты с Баки? Клинт кивает. — Ага. И он… присматривает… присматривал… за мной. Не знаю, какое время использовать. У Стива дрожит подбородок. — Прошлое, — произносит он и уходит. — Стив, — кричит Тони, бросаясь следом. Но Брюс ловит его за локоть. — Отпусти его. — Ни за что, — шипит Тони, вырывая руку. — Стив! Тони бежит за Стивом из лаборатории, а Клинт смотрит и думает, что понятия не имеет, как все это исправить. Боже, он все испортил. — Ты в порядке? — спрашивает Брюс. — Нет. Совсем нет. Боже, если я все помню, значит… Что, если я случайно расхерачу там что-нибудь? Или убью парня, который должен убить Гитлера? Брюс кладет руки ему на плечи. — Гитлер покончил с собой, Хоукай. Хватит паниковать. — Сам не паникуй… — Мы не знаем, находитесь вы в одном временном потоке или нет. Но обязательно узнаем. И со Стивом все будет в порядке. Просто ему тяжело. Клинт кивает и шумно сглатывает. — Вот что она сказала, — шепчет он, и Брюс смеется. — Ну, ты все еще говоришь как Клинт. Похоже, тебе не помешает кофе. — Не отказался бы, — кивает он и позволяет Брюсу увести себя. *** На следующее утро Клинт просыпается, садится и тут же тянется к луку. Он понятия не имеет, где находится, но что-то не так… Он слышит тихий голос, поднимает голову, и паника тут же превращается в облегчение. Голый по пояс Баки стоит у окна и грязным полотенцем вытирает лицо. Он еще что-то говорит, но Клинт качает головой и лезет в карман за аппаратами. У него сжимается желудок, и он отводит взгляд. Засыпая, он надеялся, что когда проснется, все уже утрясется. Но нет. Он все еще в сорок четвертом, в Нормандии. Очень далеко от дома. — Что это? — с любопытством спрашивает Баки. — Какие-нибудь приспособления спецагентов? Высокотехнологичные радиоприемники будущего? Вот было бы здорово. Клинт медленно выдыхает. — Я глухой, — признается он. — Без них я почти ничего не слышу. — И они позволили тебе вступить в армию? Мой друг был глухим на одно ухо и получил 4F. Хотя ему и без этого было за что отказывать. Боже, он говорит о Стиве, думает Клинт со слегка истеричным отчаянием. Том Стиве, что был до Капитана. Стиве, у которого список болезней длиной в руку. — У меня исключительное зрение, — говорит Клинт, пожимая плечами. — Они готовы были забыть об ушах ради глаз. Баки фыркает. — Если бы они могли, то разобрали бы нас на запчасти. Ублюдки. — Не говори никому, — просит Клинт. — Если кто-нибудь спросит, скажи… — Что это высокотехнологичные радиоприемники будущего? — ухмыляется Баки. — Сделаю. А теперь вставай. Нам выходить через час. Отправляемся в Голландию. — В Голландию? Отлично… Именно туда я и хотел попасть, — бесстрастно тянет Клинт. Баки смеется и надевает майку. — Держись ближе ко мне, и все будет хорошо, — говорит он. Как будто Клинт и в самом деле новобранец, за которым нужно присматривать. — Ты можешь носить их все время? — На ночь вытаскиваю… Не надо заботиться обо мне. Баки натягивает рубашку и недоверчиво поднимает брови. Что, наверное, справедливо. Учитывая то, как Клинт вел себя прошлой ночью. — Брось, ты вчера потерялся. И ты к такому не привык. Это не тренировочный лагерь. Это война. — Я уже бывал в бою. Баки качает головой. — Не в таком. Ладно, а теперь пойдем, раздобудем еды и разберем твои бумаги. — Ну с этим у нас могут возникнуть проблемы… Я потерял вещи во время прыжка. — Да ты издеваешься. Нет документов? И ты не носишь жетоны. — Знаю… — О, и ты еще говоришь, что не нуждаешься в присмотре. Блядь. Ни документов, ни жетонов. Да ты в полной жопе, приятель. — Ага. И не говори… Ну, по крайней мере, если я пойду их искать, начальство не решит, что я в самоволке. — Ну… можно, конечно, и поискать… — небрежно тянет Баки, и Клинт прищуривается. — Или… — Ладно. Давай просто скажем, что у нас тут очень много талантливых людей. В очень разных областях и с большим количеством связей… Короче, я знаю парня, который знает парня, который может тебе помочь. — Мы собираемся сделать нечто, за что потом можем получить? — Как я уже говорил, это война. Люди делают то, что должны, — говорит Баки и протягивает Клинту руку. — Давай. Еда, а потом я тобой займусь. Клинт смотрит на его руку, потом на лицо. Серьезное, но какое-то… светлое, беззаботное. Клинт видит, что у него есть обязанности и долг, но он полон любви к жизни. — Давай, — еще раз говорит Баки и улыбается. — Или я съем твою долю. — Ты вроде присматривал за мной? — А ты вроде не хотел? Клинт смеется и берется за его ладонь. Баки поднимает его на ноги. — Держись ближе ко мне, — повторяет он, не отпуская его руку. Клинт устало улыбается. — Знаешь, думаю, я так и сделаю. *** Мигающий синий свет сообщает Клинту, что кто-то стоит за дверью. Это лучшее, что дал ему Тони (ну, второе место после его нынешних слуховых аппаратов. Ладно, третье. Еще были стрелы с тарзанкой) — единственный в мире телефон, который знает, когда он без аппаратов, и использует свет и вибрацию, чтобы привлечь его внимание. Но каким бы фантастическим и полезным он ни был, сейчас Клинт собирается его игнорировать. Даже если это Пьетро пришел извиняться. А тем более, если это Стив, надумавший поговорить о Баки… Свет в телефоне меняет цвет с синего на красный. Это значит: а) кто-то вошел в комнату и б) это Тони, потому что он единственный, кто может открыть дверные замки. Экран телефона загорается и открывается сообщение «не стреляй». Клинт вздыхает, встает с кровати и резко распахивает дверь. — Я принес дары, — быстро говорит Тони и поднимает повыше упаковку из шести бутылок пива одной из местных пивоварен, которое так нравится Клинту. — Нет настроения, — бормочет Клинт, но его решимость уже слабеет. — Всего одну? Пожалуйста. Брюс улетел в Калифорнию помогать Наташе и велел мне присматривать за тобой. Так что выпей пива, а я потом скажу ему, что сделал это, и он оставит меня в покое. Клинт устало фыркает и возвращается в спальню за аппаратами. Вставляет и слышит, как Тони включает телевизор в гостиной. — Ну… — говорит он, протягивая бутылку. — Баки Барнс, говоришь? Клинт кивает. — Ага. — Ага? — Ага, — Клинт плюхается на диван и пристраивает ноги на кофейный столик. — Он заботится обо мне. Заботился… — Мужик явно неравнодушен к блондинам в беде, — Тони садится рядом. — Стива нет, и он кинулся к тебе. — Я бы поспорил, но думаю, так оно и есть. Как Стив? — Не очень. Только мне показалось, что он обжился в будущем, как ты — бах, начинаешь тусоваться с Барнсом. И он опять вешает нос и жаждет вернуться. Клинт досадливо морщится. — Прости. — Ты не виноват, — Тони делает большой глоток, облизывается и с интересом смотрит на бутылку. — Пожалуй, я бы мог привыкнуть к этому хипстерскому дерьму. Клинт тоже отпивает немного. Пиво холодное, освежающее и, скорее всего, очень дорогое. Он прищуривается. — Ты что-то слишком милый сегодня. Тони откидывается назад. — Я просто милый. — Ты почти как Наташа, только без этих ее фишек… — Не такой жуткий? — Ага, что-то вроде… Тони усмехается, вздыхает и кладет голову на спинку дивана. — Исполняю контракт… Я должен доказать, что могу хорошо ладить с людьми. — Ага… Эту хрень можешь втирать кому-нибудь другому, — тянет Клинт, и Тони смеется. — Ладно. Поймал… Команда Папочки слегка вышла из строя. Так что я подумал, что должен сделать шаг навстречу. Ну… убедиться, что у всех всё в порядке. — Понятно, — кивает Клинт. — Хорошее пиво… Тони закатывает глаза, но тут же становится серьезным. — Что ты будешь делать? Клинт качает головой. — Я подумал… В общем, другая версия меня подружилась с Баки Барнсом, который совсем скоро должен погибнуть… Если я ничего не напутал с датами. Так вот… Я не могу допустить, чтобы он умер. Не думаю, что смогу сидеть сложа руки и просто наблюдать. — Это может изменить всё. — Ага, может… А может и не изменить. — Но если… — Тони печально смотрит на него. — Что? Тони начинает ковырять этикетку. — Если вы находитесь в одном временном потоке, то спасение Баки там лишит нас Стива здесь. — Что? — Стив никогда в этом не признается, но потеря Барнса сыграла огромную роль в его решении утопить самолет. А теперь может случиться так, что не будет никакого горя, а соответственно — никакого пробуждения с нами. — Вот дерьмо… — выдыхает Клинт и трет рукой лоб. Некоторое время они сидят в тишине. — Эй, а сделаешь мне одолжение? — улыбаясь, просит Тони. Клинт поворачивает голову и поднимает брови. — Расскажешь потом какой там Стив? Клинт смеется. — Обязательно. — О, а если встретишь отца, дай ему за меня по морде. — Ты же знаешь, что я не могу общаться с собой. — Эх… ладно. Но попробовать стоило. *** — А вон там Сноуден, — говорит Баки, резко мотая головой. У него идеальная прическа, и Клинт понятия не имеет, как ему это удалось. Они находятся где-то в Голландской глуши, но Баки все равно где-то раздобыл то, чем парни из сороковых укладывали волосы. С другой стороны, Клинт и о многом другом не имеет понятия. Он находится в сороковых уже три дня, но до сих пор даже не догадывается из чего, черт побери, сделана его рубаха, под которой все так ужасно чешется; как можно понять, что говорит Билл МакЭллен из Балтимора и откуда именно берутся все эти сигареты. Еды было мало, оружия — еще меньше, но сигареты, казалось, были повсюду. Он тоже взял причитающийся ему «Лаки Страйк». Не для того, чтобы курить, а потому, что Данбар, который дымил как паровоз, в отчаянии готов был обменять на табак почти все, что угодно. — Сноуден… — повторяет Клинт, смотрит вверх и, щурясь, подставляет лицо под лучи теплого позднелетнего солнца. — Мелкий какой-то. — Нихрена, — фыркает Баки. — Ему всего семнадцать. На призывном бланке написал другой год рождения. А этот здоровенный бугай рядом с ним — Дуган. Все зовут его Дум-Дум. — Усы у него… впечатляющие. — Бабам нравится. — Что сказала бы мама, услышав, как ты говоришь о дамах? — тянет Клинт и стучит пятками по стене. — Скорее всего, ругала бы целую неделю. А вот к маме Стива я бы близко подойти не рискнул. Она набросилась бы на меня с кочергой. Клинт улыбается. Он много слышал о жизни Баки в Бруклине. И еще больше — о жизни Стива. Но то, как описывал его Баки, было совсем не похоже на человека, которого знал Клинт. — О, а это Хендерсон, — говорит Баки, указывая сигаретой в направлении двух фигур. — Он легенда. Украл галстук у нашего командира в Уодсворте и носил его в увольнительной. А темнокожий парень рядом с ним, это Гиллеспи. У него дома девять сестер. — Ага… правда тебя это не сильно интересует. Да, Барнс? Вслед за громким криком раздается издевательский смех, и Клинт оборачивается. Мимо идет незнакомый сержант и ехидно ухмыляется. Несколько человек оглядываются, одному явно неловко. — Рот закрой, — кричит Баки. Мужик смеется. — Ну ты-то этого сделать не можешь. Он же у тебя почти всегда занят чьим-нибудь членом. Клинт не успевает осознать, что именно слышит, а Баки уже отлипает от стены и с разбегу врезается в мужика. Они падают на землю. Мелькают кулаки, все начинают кричать. Клинт несется к Баки и хватает его за куртку. Несколько человек, опомнившись, пытаются разнять дерущихся. Это нелегко. Разъяренный Баки обеими руками держит парня за рубашку, а тот — одной цепляется за его воротник, а другой пытается размахнуться, чтобы ударить. — Боже, Пол, отпусти его! — Джимми, успокойся! — Что, черт возьми, здесь происходит? — раздает громкий голос, и Баки разжимает пальцы. — Ничего, сэр. Клинт оглядывается и, мысленно выругавшись, видит проходящего мимо лейтенанта. У другого парня — Пола — до крови рассечена губа, и выглядит он так, будто готов придушить Баки голыми руками. — Черта с два — ничего! — кричит лейтенант. — Мне вот только сержантов, устраивающих разборки между собой, не хватало! Вы здесь не для того, чтобы драться друг с другом. Фаррелл, живо на КП. Я предупреждал, если еще хоть раз поймаю… — Сэр, — сухо произносит Фаррелл и, промакивая губу рукавом, уходит. Лейтенант смотрит на Баки. Скорее раздраженно, чем зло. — Что произошло? Ты не так часто теряешь хладнокровие, Барнс. — Момент безумия, сэр, — Баки беспечно машет рукой. — Шутка вышла из-под контроля. — Иди и остынь, — тихо говорит лейтенант. — Ребята устроят мятеж, если я доложу майору Винтергрину и он разжалует тебя. — Да, сэр. Слушаюсь, сэр. Баки разворачивается и уходит. Клинт смотрит ему в спину, а потом бежит за ним в дом. — Что это было? — А ты не слышал? Ни на что не годный придурок… — рявкает Баки и бьет ногой по ножке кресла. Потом садится в него, кладет руки на колени и, наклонившись, ложится на них грудью. У него порван воротник, а взъерошенные волосы падают на лоб. Клинт мысленно прокручивает разговор, вспоминает, что он в сороковых, и в голове вспыхивает лампочка. В этом контексте оскорбления обретают новый смысл… — Хочешь, я его пристрелю? — предлагает он, и Баки фыркает. — Обычно я не дерусь, — он морщится и трет шею. — Клянусь, я не такой. — Ага, ты примерный мальчик, — Клинт поднимает бровь, и Баки пинает его. — Так и есть, — настаивает он. — Я лишь заканчиваю драки, которые начинают другие. — Ну, это определенно выглядело так, будто начал ты. — Он делает это с самого начала, — бормочет Баки. — Пол, мать его, Фаррелл. Завидует, что меня повысили. Постоянная заноза в заднице, называющая меня педиком, — он качает головой и с трудом сглатывает. Глаза у него вдруг становятся слишком яркими. Клинт поджимает губы и присаживается перед ним на корточки. Берет его руку и рассматривает костяшки пальцев. Они красные и, скорее всего, завтра на этом месте появятся синяки. — Почему тебя это так волнует? — тихо спрашивает Клинт, рассеянно поглаживая пальцы Баки. — Ребята, бывает, называют друг друга намного хуже. Бак, ты уживаешься с Данбаром, а этот человек — ходячий кошмар. Баки молчит. Клинт слышит его дыхание. — Ты доверяешь мне, — тихо говорит Баки. — Тебе все вокруг доверяют. Слышал, что сказал лейтенант. Они взбунтуются, если ты потеряешь сержантские нашивки. — Но ты рассказал мне… — Баки вынимает руку из ладоней Клинта и нежно дотрагивается до его уха. Молча напоминая о секрете, который хранит. У Клинта пересыхает в горле, и он не знает, это от того, что Баки дотронулся до него, или от того, как он на него смотрит. — Ага, — кивает Клинт. — Я доверяю тебе. И ты можешь мне доверять. — Не знаю… — Баки замирает, а через пару секунд мягко прижимает большой палец к нижней губе Клинта. — О-о-о… — тихо выдыхает Клинт, и у Баки начинают полыхать щеки. — Это не… Мне нравятся женщины, можешь любого спросить, просто… Ты сказал, и я… — горячо начинает он. Слова спотыкаются друг о друга в беспорядочном отрицании и панике. — Я никому не скажу. После всех тех парней, с которыми я спал, с моей стороны было бы довольно лицемерно устроить тебе каминг-аут. У Баки буквально отвисает челюсть. Он ошарашенно смотрит на Клинта, потом мозг, по-видимому, включается, и Баки испуганно смотрит по сторонам. — Ты не можешь так просто говорить об этом, — шипит он. — Боже, Айова… — Я могу говорить все, что хочу. Мне плевать. — А не должно бы… Или ты хочешь голубой билет? — Это один из способов выбраться отсюда, — пожимает плечами Клинт. — Ты псих, — заявляет Баки. — Какого черта я связался с тобой? — Потому что я псих, и нужно, чтобы кто-то присматривал за мной и следил, чтобы я не наделал глупостей? Баки смеется и качает головой. Глядя на него, Клинту тоже хочется улыбнуться. — Скорее всего… За дверью раздается грохот, и они успевают встать и отойти друг от друга, когда в комнату вваливается восторженный Данбар. — Мелендес говорит, что ты вмазал Фарреллу, а лейтенант ничего тебе за это не сделал! — Что я могу сказать — я герой, — Баки пожимает плечами. — И на своем пути побеждаю всех нацистов и мудаков, которых встречаю. *** — О, ну конечно… Просто заберись на башню с часами и прикрывай нас оттуда, это же так легко для спецагента… — возмущенно бормочет Клинт, ища, за что зацепиться. Ему поручили миссию — не то, чтобы эти парни называли это миссиями — по обеспечению прикрытия войскам, вступающим в город. Командир взвода несколько скептически отнесся к его способностям, но это не помешало ему приказать Клинту проникнуть на оккупированную нацистами территорию и взобраться на чертову башню. Тяжело дыша, Клинт преодолевает последние несколько футов и через небольшое окно влезает внутрь. Пол зловеще скрипит, и Клинт осторожно заглядывает в дыру, на месте которой когда-то была лестница. — Ну, это объясняет, почему они сами не захотели этого сделать, — по привычке — вслух, как с Мстителями — говорит он. Никто, конечно, не отвечает, и он старательно пытается игнорировать захлестнувшую его волну одиночества. На войне было холодно, голодно и скучно. Ну и иногда накатывала совершенно неуправляемая паника. Клинт смотрит на часы. До начала штурма двадцать минут. Двадцать минут ожидания. Двадцать минут медленно нарастающего напряжения. Отдаленные звуки выстрелов предупреждают о приближении тех, кого он ждет. Слышатся крики на немецком, и Клинт медленно вытаскивает стрелу. У него их двадцать восемь, и никакой надежды на пополнение. Есть. Один. Выбегает из ратуши. Серая форма, в руках оружие. Еще один. И еще. Стрелять в них — детская забава. Шестеро падают, прежде чем остальные успевают понять, в чем дело. И начинается паника. Офицеры приказывают двигаться вперед, и солдаты храбро и глупо делают это, позволяя Клинту выбирать мишени. Только после девятого они догадываются посмотреть вверх. Начинается безумное движение, крики, стрельба. Адреналин выплескивается в кровь, когда кирпич рядом с ним трескается, и во все стороны летят пыль и осколки. Клинт отходит к другому окну. Криков становится больше, как и стрельбы. Где-то грохочет танк. Будапешт? Ничего похожего. Нью-Йорк? Грязнее. Мощнее. Падают еще восемь человек, и все затихает. Грохот прекращается. Слышатся голоса. Говорят на английском. Клинт смотрит на бойню. Мостовая залита кровью. Тела с застрявшими в них стрелами, лежат в грязи среди обломков. Он знает историю. Знает, почему его страна принимала участие в этой войне, но сейчас это взятие города совсем не похоже на победу. Клинт заставляет себя двигаться. Медленно спускается с башни и начинает собирать стрелы. Лейтенант, пославший Клинта сюда, берет его за руку и горячо благодарит. У Клинта неподходящее настроение, и он, как только предоставляется возможность, сбегает от него, чтобы закончить со стрелами. Появляются еще несколько знакомых солдат, и раздается: — Черт побери, Бартон, ты и правда убил двадцать семь фрицев своими идиотскими луком и стрелами? Он оказывается в центре толпы. Люди удивлены, впечатлены и изумлены. Он никак не может осознать, что слышит собственное имя, а не Капитана Америка, Железного Человека или Черной Вдовы, как это обычно бывает. Наконец ему удается выбраться, и он идет искать первый взвод. Он видит Дугана и МакЭллена, но ни Баки, ни Данбара нигде нет. — Эй, кто-нибудь видел сержанта Барнса? — спрашивает он, пробираясь по разрушенной улице мимо медиков, помогающих Сноудену дохромать до санчасти. — Ага, внизу… блядь! Внизу, около моста, — отвечает бледнеющий прямо на глазах Сноуден. — Спасибо, малыш, — Клинт облегченно выдыхает. С плеч как будто падает груз. Клинт ухмыляется и бежит к Баки. Повернув за угол, тут же замечает его. Он сидит на ступеньках, рядом лежит фуражка, в руке — почти потухшая сигарета. — Эй, Барнс! — кричит Клинт, но Баки не двигается. Клинт подбегает и, нахмурившись, смотрит по сторонам. — Ну, мы победили. Где Данбар? Баки шевелит губами, а потом кивает на окровавленную стену напротив. — Все, что от него осталось. Клинт может только смотреть. Слова носятся в голове, но вытолкнуть их наружу не получается. Клинт пытается осознать, что вот эти грязные коричневые пятна на стене — и есть Данбар. Человек с отвратительным чувством юмора и ужасным характером. Он молча садится рядом с Баки. — Дерьмо случается, — дрогнувшим голосом говорит тот, и Клинт слышит шорох его куртки, щелчок зажигалки, и Баки, откинувшись назад на ступеньку, прикуривает другую сигарету. Они сидят в тишине и слушают звуки города. *** Клинт просыпается. Задыхаясь и дрожа. На щеках — дорожки от слез. Он не может перестать думать о запятнанной кровью стене, о безжизненном голосе Баки, говорящем, что дерьмо случается, и представлять, как падает тело Данбара, когда пуля попадает ему в висок. С мучительным стоном Клинт выбирается из постели и ищет лук. Стук в дверь пугает его до смерти. Клинт осматривается и — о, Боже, он в башне. В башне. И он не тот, кто попал на войну. Но от этих воспоминаний у него тоже во рту привкус крови. Он успевает добежать до ванной как раз вовремя. Его рвет, и он пытается устоять на ногах, ухватившись за стойку. Потом начинает кашлять и сквозь слезы никак не может вздохнуть. — Клинт? Эй, Клинт! Кто-то зовет его по имени. Он слышит, как открывается дверь, и в ванную врывается Тони. Хватает Клинта за плечо и что-то говорит. Слишком быстро для Клинта. Слова — будто далекое эхо. — Так, подожди, сначала плюй. Теперь выдыхай через нос, сильнее… Он делает, что говорят, а потом по лицу грубо скользит рука, смывая рвоту, сопли, слезы… Не имеет значения, что на ладони мозоли, царапающие кожу. Это позволяет ему дышать. Клинт снова кашляет, но потом у него получается судорожно вдохнуть. Он показывает Тони на уши и одними губами произносит «пожалуйста». Тони тут же выходит из ванной. И, прежде, чем Клинт успевает возразить, чистой рукой быстро и аккуратно вставляет аппараты внутрь. А Клинт и не думал протестовать. Во-первых, Тони тот, кто их сделал, а во-вторых, обе руки Клинта в чем-то отвратительном. — Мерзость, — хрипит он. Тони смеется. — Я алкоголик в завязке. Это даже рядом не стояло с «мерзостью», — говорит он, споласкивая руки и вытирая их полотенцем. Клинт закрывает глаза. Слезы продолжают течь, и он не может их остановить. Он вытирает лицо ладонью, но это мало помогает. — Ладно, ты со мной? — спрашивает Тони. Клинт кивает. Тони разворачивает его к раковине. — Умывайся. Клинт чувствует себя униженным и жалким, но ему достаточно плохо, чтобы не хотеть остаться одному. Он моет лицо и руки, и ему удается, спотыкаясь, вернуться в спальню и сесть на пол, прислонившись спиной к кровати. Как ни странно, Тони опускается рядом и протягивает стакан холодной воды. Клинт благодарно берет. Сердце продолжает биться как сумасшедшее, и в желудке все еще тревожно. — ДЖАРВИС мониторит, — говорит Тони, вытягивая ногу и шевеля босыми пальцами. — Все, что похоже на ночные кошмары. Добро пожаловать в клуб. Клинт молча пьет. Потом глубоко вдыхает, а когда выдыхает, из глаз опять течет. Он матерится и запрокидывает голову. — Новые воспоминания? — Ага, — голос Клинта дрожит. — Эта дурацкая война… Люди умирают. Данбар умер и… Боже, все так запутано. Почему я там? — Потому что Стив тоскует по друзьям из сороковых? Потому что Пьетро никогда не думает о последствиях? Кто такой Данбар? — Друг… ну, один мудак. Мы брали город, и он… о, Боже, я говорю о войне, как какой-то ветеран, это безумие. Я сейчас буквально там, но это было семьдесят лет назад… — Время — та еще сука, — говорит Тони, вытаскивая из кармана телефон и что-то незаметно набирая на нем. — Для тебя это случилось вчера. Клинт снова кивает. Он не уверен, что может говорить, и слезы все еще продолжают течь. Он ставит стакан на пол и, подняв колени, утыкается в них лицом. Чувствуя себя маленьким, беспомощным и бесполезным. Данбар погиб, а его там даже не было. Что, если это сделал тот, кого Клинт не отобрал для себя в качестве мишени? А что, если бы на месте Данбара был Баки… Он слышит, как тихо открывается дверь, но голову не поднимает. Только когда чувствует на затылке теплую ладонь — выпрямляется. Это Стив. Тони нет, а Стив смотрит на Клинта с ужасно грустной, сочувствующей улыбкой. Гладит по плечу, а Клинт пытается заговорить, извиниться, спросить, как ему удавалось справляться, но он не может. Он опять плачет. И Стив просто тянет Клинта на себя, вжимая его лицо в свое плечо. — Ничего похожего на кино, да? — тихо вздыхает Стив после, кажется, целой вечности тишины. Клинт кивает. Слезы перестают течь, и он чувствует себя измученным, но странно обновленным. — И ничего похожего на ЩИТ. Это просто… столько всего… И так тяжело… — Да, это трудно. Клинт чувствует облегчение. Потому что Стив понимает. Потому что сам прошел через это… — Я не хотел привязываться. — А в такие моменты как раз нужно быть привязанным, — Стив пожимает плечами и садится на пол на место Тони. — Когда вокруг настолько дерьмово, да еще и нет друзей, легко забыть, за что сражаешься. Клинт задумывается. О Баки. О том, как тот присматривает за ним. Насколько они близки со Стивом? Знают ли секреты друг друга? Знает ли Стив о Баки? Рассказал ли он ему, или, может, Стив догадался сам. — Он все время говорит о тебе. Стив печально улыбается. — Да? — Думаю, что друг с шилом в заднице, оставленный в Нью-Йорке, тот, у которого 4F, это ты. Стив кивает. — Да, это я… Он в порядке? Он был в порядке? Изменение времени разбивает Клинту сердце, но он понимает. — Был, — отвечает он, стараясь ответить тоже в прошедшем. Говорить о Баки в настоящем, напоминая Стиву, что он сейчас не с ним, было бы нечестно. — Он взял меня под свое крыло. Помог с расселением. Тони говорит, что у него, должно быть, пунктик на счет блондинов в беде. — Похоже на Баки… — А еще он выкуривал десять тысяч сигарет и постоянно матерился. Хуже тебя. — Дома он никогда не курил, но во время войны… У него на губе всегда висела сигарета. — И никогда не мог найти зажигалку, — добавляет Клинт, и Стив смеется. — Бил себя по карманам и проклинал ветер… Прости, что я ушел раньше, — говорит он. — Я просто не мог. — Я понимаю, — быстро кивает Клинт. — Я даже думал, что переживу войну. Может, вернусь домой. Посмотрю, смогу ли жить с Пегги… Но это не помогало пережить боль от потери Баки. — Ну, у тебя было не так много времени, чтобы прийти в себя. — Да… А теперь я никогда и не узнаю. Они замолкают. Клинту еще не совсем хорошо, но уже лучше. — Эй. Если тот я останется с Баки, то скоро встретит тебя. Стив медленно кивает. — Баки скоро похитит Гидра. Так что, думаю, тебя ждет то еще веселье… Клинт не может сейчас переживать об этом. Он не может изменить прошлое, поэтому ему просто придется поверить, что это самое прошлое не доставит ему слишком много проблем. О, Боже. Он прекрасно знает, насколько это маловероятно. Похоже, у него внутри находится магнит для неприятностей. — Поживем — увидим. *** Клинт резко просыпается. Вокруг темно. Единственный источник света — луна и звезды. Под их холодным белым светом он чувствует себя открытым. Незащищенным. В Нью-Йорке никогда не бывает совсем темно, но здесь… Как будто совсем другой мир. В каком-то смысле так оно и есть. Он приподнимается на локте и осматривается. Гиллеспи с Хендерсоном крепко спят на полу, используя рюкзаки в качестве подушек, а койка Баки пуста. Черт. Он осторожно достает из кармана слуховые аппараты, сует в уши и идет к двери. Хендерсон сонно ворчит, но Клинт уже привык и даже не останавливается. Быстро перешагивает через него и выскальзывает из комнаты. Он переживает за Баки. Несмотря на всё его легкомыслие и это «дерьмо случается», Клинт понимает, что он совершенно раздавлен смертью Данбара. Клинту было тяжело, но он знал его всего несколько дней. А Баки… Клинт не думает, что Баки наделает глупостей. Скорее всего, он найдет его, сидящим где-нибудь в одиночестве и задумчиво курящим. Но он все равно идет проверить. Он обходит дом, но никого не находит. Тогда он спускается по лестнице в подвал и слышит глухие удары и шаги. Клинт облегченно выдыхает — Баки там. Его освещают две качающиеся электрические лампочки, а он застыл перед винной стойкой в стене. — Бак? — тихо говорит Клинт, закрывая за собой деревянную дверь. — Что ты делаешь? — Не мог уснуть, — вяло отвечает Баки, доставая с полки бутылку. Она оказывается пустой, тогда он берет другую. Вытаскивает зубами пробку и выплевывает на пол. — Бак. Он молча поднимает бутылку, но там всего несколько глотков. Баки выпивает и морщится. — Говорят, европейские вина довольно хороши. Нихрена не чувствую разницы. Он наклоняется, заглядывает на нижние полки и раздраженно стонет. — Что нужно сделать, чтобы найти здесь выпивку? Клинт подходит ближе. — Тебе это не нужно. Баки смеется. Звук получается ужасным. — Да? А я думаю, нужно. Потому что как только закрываю свои чертовы глаза, то вижу, как Данбару сносит голову… Клинт кладет руку ему на плечо, но Баки тут же сбрасывает ее. — Отвали. Просто отъебись и оставь меня… Клинт не отходит. А разворачивает его к себе лицом и крепко обнимает. Баки не сдается и, дико рыча, отталкивает его. Клинт готов к этому. Его обучали рукопашному бою и в ЩИТе, и Капитан Америка. Клинт толкает его к стене, берет обе руки Баки за запястья своей одной и прижимает к его груди. — Прекрати. Остановись. Тяжело дыша, Баки подчиняется. Перестает бороться с Клинтом, но глаза остаются слишком яркими и злыми. Клинту нечего сказать. Бессмысленно даже пытаться. В любом случае, он понятия не имеет, как можно выразить словами весь ужас ситуации, боль от потери Данбара, тот факт, что они должны продолжать без него и что Вселенной плевать на Данбара. Как и на любого другого погибшего. — Я понимаю, просто… — Он шутил, — выдыхает Баки, глядя Клинту в лицо. — Буквально шутил, когда это случилось… У него ломается голос, и он отворачивается. Клинт отпускает его руки и притягивает к себе. Баки вжимается лицом в его плечо и обнимает, сминая в кулаках рубаху на спине. — Это Данбар… — неуверенно начинает Клинт и моргает. — По крайней мере, он умер, занимаясь тем, что любил больше всего на свете — был засранцем. Баки хмыкает Клинту в шею. Тот поднимает руку и гладит его по голове. Через какое-то время плечи Баки перестают дрожать. Он тяжело дышит, все сильнее наваливаясь на Клинта. Вокруг совсем тихо. Баки медленно разжимает пальцы, отцепляясь от его рубашки, и опускает ладони на поясницу. Клинт сглатывает, внезапно осознавая, что Баки, вероятно, слышит стук его сердца, чувствует его дыхание. Это было… это только потому, что они расстроены. Это не было чем-то реальным, чем-то большим. Хотя это не объясняет того, что руки Баки не остаются на месте, а продолжают медленно и осторожно гладить его по спине, по бедрам… Баки внезапно выпрямляет и оказывается вжатым в тело Клинта. Потом облизывает нижнюю губу, и это так близко к его рту… Боже. Рука Клинта двигается без участия мозга. Пальцы начинают перебирать волосы на затылке Баки, и часть Клинта кричит, что он не может. Что должен остановиться, чтобы не изменить прошлое. И будущее. Баки поворачивает голову, проводит носом по его щеке и снова облизывает нижнюю губу. Клинт думает о том, что находится так далеко от дома, и что он так напуган и одинок… А потом Баки скользит своими губами по его, и все мысли испаряются, потому что он придвигается еще ближе и целует его. Желудок Клинта падает куда-то вниз. Пальцы, которые все еще лежат на затылке Баки, теперь уже не успокаивают, а ласкают, пока они целуются. Нежно и даже трепетно. Баки не требуется много времени, чтобы преодолеть сомнения. Может, он беспокоился об отказе, или во всем виновата глубоко укоренившаяся гомофобия или что-то еще, Клинт не знает. Только когда он понимает, что Клинт не собирается его отталкивать, он, настаивая на большем, ловит губы Клинта своими и притягивает к себе за бедра. И поцелуй скоро становится страстным. Жаждущим. Клинт позволяет. У языка Баки вкус вина. Клинт пытается и прижаться к Баки сильнее, и толкает его к обратно к стене. Получается не очень. А Баки грубо хватает его за задницу и раздвигает ноги. Оба начинают дышать тяжелее, потому что Клинт проталкивает колено между бедер Баки. — Черт, — шипит тот. — Тс-с-с, — выдыхает Клинт, пытаясь поймать его губы. Баки целует в ответ, и Клинт забывает о войне, о том, что хорошо бы вернуться домой, о горе от потери Данбара, обо всем, кроме человека в его руках. *** Агент умывается и смотрит в зеркало, чтобы на лице не осталось крови. Задумчиво чешет зудящий подбородок. Миссия прошла хорошо. Две цели устранены. Полиция поверила, что ссора любовников зашла слишком далеко. И даже не узнала о флешке, которую он забрал. Он не знает, что на ней. Ему это ни к чему. У мужчины были светлые волосы. Хотя не того оттенка. Он замирает. Задумывается. А какой правильный оттенок? У него что, есть предпочтения? Он помнит лицо. Серо-голубые, грустные и серьезные глаза. Мужчина наклоняется и целует его. Осторожно, как будто не хочет спугнуть Агента. Он помнит, как двигаются его собственные руки. Обе живые. Как они сжимают грязную зеленую рубашку на спине мужчины. Однажды кто-то поцеловал его. Он удивлен. Он напряженно думает, тщетно пытаясь вспомнить имя, место. Кто-то однажды поцеловал его, кто-то заботился о нем. — Эй. Боссу нужен отчет. Ну же. Техники тоже ждут. Он смотрит в зеркало на человека, стоящего в дверях. Он огромный, широкоплечий, с пистолетом на бедре и шокером в руке. Агент должен кивнуть. Должен войти в клетку и сесть в кресло. Они говорят ему это каждый раз. Нужно очистить разум от миссии, чтобы быть готовым к следующей. Да, будет больно, говорят они. Но его разум и тело уже привыкли, и это необходимо. Он колеблется. Мужчина смотрит на него. — Сейчас, — говорит он. — Тебе известна последовательность действий. — Почему я кого-то помню? — Агент оборачивается. — Они сказали, что я буду помнить все, что касается навыков и последовательности действий, но не людей. Мужчина делает шаг назад, поднимает дубинку. — Шевелись, — говорит он угрожающим тоном. — Они ждут. Агент не хочет. Не хочет забывать того человека, тот поцелуй. Того, что был кому-то нужен. Важен. — Nyet. Нет. Человек тянется к рации, глядя на Агента. — Агент сопротивляется процедуре. Требуется подкрепление. Агент сжимает кулаки. Воспоминание не помешает его миссиям, у них нет причин стирать его. Агент хочет защитить это воспоминание. Оставить себе… Через двадцать минут бессознательного Агента тащат в клетку. Измученные, избитые и злые охранники грубо привязывают его к креслу. Медики занимаются восемью другими, которым повезло немного меньше. — В следующий раз пустите сначала газ, — яростно говорит один, отступая, чтобы могли войти техники. — Почему он сопротивлялся? Он не делал этого годами, с самого начала, — техник вздрагивает, прикрепляя датчики и откидывая назад безвольно повисшую голову Агента. — Он задавал вопросы о том дерьме, которое помнит, — сердито говорит первый мужчина. — Вы двое, шевелитесь. Обнулите его. Техники взволнованно смотрят друг на друга, но молчат. Мужчина не замечает их взглядов. Слишком злой, чтобы обращать внимание на что-то, кроме своих ушибленных ребер и эго. Но если бы он посмотрел на техников, то увидел бы страх и невысказанное «что-то не так».