I'll Keep You Safe Here With Me

И они едут… Так же как и раньше передвигаются по всей стране. Только теперь избегают мотелей и городов. Спят в машине и останавливаются лишь на небольших заправках. Клинт не против. Он предпочитает быть уверенным в том, что сейчас их намного сложнее выследить. Хотя и скучает по комнатам мотелей, по тем временам, когда они с Баки смотрели телевизор, как будто были двумя обычными людьми и не чувствовали себя беглецами. Кем технически все-таки являлись. Начинает подкрадываться осень. И это становится более очевидным, когда они едут на север. Воздух холодает, удушающая жара отступает. Зелень ландшафтов сменяется красно-оранжевым и коричневым, а дождь идет чаще. Однажды утром они просыпаются, а за окном достаточно холодно для того, чтобы Баки быстро вышел и вернулся с новыми вещами. Толстым, водонепроницаемым бомбером для Клинта и длинным шерстяным пальто для себя. Клинт возражал бы против такой очевидной демонстрации воровства, но прекрасно знает, что Баки ни за что не попадется, поэтому даже не выступает с осуждением напрасного риска. Кроме того, эта куртка, вероятно, самая теплая вещь, которая у него когда-либо была. Да еще и без эмблемы ЩИТа. Пальто же, которое Баки украл для себя, совсем не похоже на те, что Клинт видел раньше. Скорее всего, решает он, этот фасон напоминает те, которые Баки видел или носил в сороковые. Их везение не заканчивается. Агенты Гидры больше не спешат покинуть свои гнезда, чтобы пытаться убить их во сне. Но, несмотря на это, они продолжают быть осторожными и пытаются по максимуму избегать городов. И больших, и маленьких. Единственное, ради чего они изредка заезжают в них, это библиотеки и интернет-кафе. Баки, кажется, жаждет быть в курсе всех событий, происходящих в стране, и однажды Клинт спрашивает его о том, что же он ищет. Но услышав в ответ рассеянное «закрой хлебальник, Бартон», замолкает. А потом думает, что все их противоречия по поводу похода Баки к Стиву, похоже, в прошлом, к тому же, они сейчас и в самом деле друзья, а друзья хоть и злятся друг на друга, но преодолевают это. Тоскливой, дождливой ночью в конце сентября они оказываются в прачечной где-то посреди Миннесоты. Прошло несколько недель со дня нападения, и они почти расслабились. Прачечная, это яркий свет и блестящие плитки, резко контрастирующие с тусклым, серым внешним миром. Несколько стиральных машин работают, но в комнате кроме них никого нет. Баки в толстовке и в натянутом на голову капюшоне сидит на дешевом пластиковом стуле в центре помещения, держит в руках «Pringles» и сердито хмурится, глядя на Клинта. Тот без майки и босиком сидит на пустой машинке и смотрит телевизор, периодически забрасывая в рот «Skittles». Хозяин прачечной несколько минут назад вышел, перед уходом окинув их неодобрительным взглядом. — Нам надо ехать, — в третий раз с того момента, как они остались одни, произносит Баки и, прежде, чем вытряхнуть на металлическую ладонь очередной столбик чипсов, оборачивается к двери, проверяя, не вошел ли кто. — Бартон. — Я слышу. Просто не знаю, чего ты от меня хочешь. У нас еще… — он замолкает и наклоняется к соседней машинке, — … восемь минут до окончания сушки. Потом мы сможем уйти. — Ладно, ладно… — ворчит Баки, хмуро запихивая «Pringles» в рот. Он выглядит так, будто хочет еще немного поспорить, но вздыхает и принимается хмуриться чуть менее интенсивно. — Ты хочешь сегодня в гостинице переночевать, или в машине сойдет? — Первое, — честно отвечает Клинт. — Мотель мог бы стать приятным разнообразием. К тому же свежие простыни отлично сочетаются с чистыми трусами. Он достает одну конфетку и бросает ее в Баки. Попадает в бровь. Баки кивает и вытягивает руку. Клинт кидает следующую, Баки ловит и отправляет в рот. Клинт протягивает ладонь. — «Pringles»? — Никаких сделок, — отвечает Баки, самозабвенно облизывая ароматные специи с металлических пальцев. — Я же дал тебе «Skittles»! — И я очень ценю это. Клинт сверлит его сердитым взглядом. — Надеюсь, ты прищемишь язык пластинами… Баки улыбается уголком губ и вытряхивает на ладонь приличную кучку чипсов. Клинт прищуривается, запускает пальцы в пакетик с драже, достает несколько штук, выстраивает в линию и щелчками отправляет в полет. Одна бьет Баки по носу, и тот удивленно вздрагивает. — Ты засранец, — хмурится Баки. Клинт хмыкает. — А ты — задница. Дай мне «Pringles». Баки раздраженно качает головой, но протягивает пачку. Клинт соскальзывает с машинки, подходит ближе, вырывает у Баки коробку и, отскочив в сторону, берет стопку из шести или семи чипсин. Баки встает и угрожающе поднимает руку. — Отдай, — требует он. Клинт возвращает упаковку. Баки садится обратно, бережно прижимая ее к груди. Клинт, пряча улыбку, возвращается к машинке, легко запрыгивает на нее, прислоняется к стене и, шумно выдохнув, закрывает глаза. Не всегда всё так просто. Бывает, Баки молчит несколько дней подряд. Его лицо становится напряжённым, а в движениях чувствуется еле сдерживаемый гнев. А иногда Клинту бывает настолько плохо, что сутками хочется быть одному. Оставаться наедине с мыслями и воспоминаниями. Но самые ужасные дни, это когда хреново обоим. Тогда, чтобы прийти в норму, требуется намного больше времени. Бывают и другие сложные моменты. Баки крепко прижимается к Клинту плечом, когда они бок о бок сидят на багажнике машины. А ночью, прежде чем заснуть на заднем сидении, кладет ноги Клинту на колени и вцепляется дрожащими пальцами в ладонь. В такие дни Клинт понимает, что в ту ночь на дороге, когда у него случился кризис, Баки кричал правду — сейчас они действительно единственные друзья друг для друга… Но сегодня все в порядке. Они нормально отдохнули, хорошо поели и оба в настроении пообщаться. Только между собой. Взаимодействовать с окружающими пока не хочется ни тому, ни другому. — Я тут подумал… — начинает Баки, вставая и сосредоточенно почесывая лоб. Потом хмурится, понимая, что пачкает его крошками от чипсов. Вытирает кожу тыльной стороной ладони и продолжает: — Нам нужен компьютер. Клинт открывает глаза. — Зачем? Интернет-кафе тебя больше не устраивают? — Так будет проще, — отвечает Баки, пожимая плечами. — А если нас выследят? Наличие чего-то электронного делает нас более уязвимыми в этом плане. Не забывай, с кем сейчас Стив. Баки хмурится. В газетном киоске они видели журнал. На его обложке фото, на котором в дверях одного из популярных ресторанов Нью-Йорка стоят Стив с Тони. Согласно информации, которую Клинт с Баки узнали из соцсетей, в последнее время Стив живет в башне Старка. О том, что на фотографии Стив обнимает Тони за плечи, Баки не говорит. Клинт очень этому рад. — Но они же не узнают, что это наше. — Я не разбираюсь в высоких технологиях. Просто напоминаю, что нужно это учитывать. Мозг нашего предприятия — ты. Баки смотрит на него точно таким же ты-не-настолько-тупой-как-хочешь-казаться взглядом, каким смотрел когда-то Фил. Это настолько знакомо, что Клинту становится больно. Хотя Баки, безусловно, делает это не нарочно. Пытаясь отогнать зарождающиеся в глубине груди эмоции, Клинт сползает с машинки, поворачивается к Баки спиной и старается дышать ровнее. Вытряхивает горсть «Skittles» в ладонь и только тогда разворачивается. Как раз вовремя, чтобы заметить, как Баки, разглядывающий его голую спину, быстро опускает голову и начинает пристально смотреть на собственные руки. Клинт немного сдвигается, и Баки тут же переводит на него взгляд, который сразу отводит. Если бы у Клинта была совесть, он, вероятно, покраснел бы. Но ее нет, поэтому он этого не делает. А запоминает этот случай — как и пару подобных, произошедших до этого, — чтобы потом спокойно обдумать. Баки барабанит металлическими пальцами по донышку «Pringles». — Как-то подозрительно все это… За всё время нас догнали всего один раз. — Мы с тех пор спим в машине, — отвечает Клинт, хотя полностью с ним согласен. — Большую часть времени проводим на трассе. А в город заезжаем самое большее — на пару часов. Баки качает головой. — Я помню, как сам выслеживал людей. Это довольно легко. — Ну, знаешь… Не у всех такой набор навыков как у тебя, — говорит Клинт. Баки часто рассказывал о том, что вспомнил о Стиве или о детстве, но никогда о том времени, когда был Солдатом. И Клинт не знал, Баки просто не хотел говорить об этом, или эти воспоминания находились пока слишком глубоко. — Как ты думаешь, Стив ищет меня? — Ага, — быстро отвечает Клинт, хотя уверен не на все сто. Если Наташа с Роджерсом, то абсолютно непонятно, как она до сих пор умудрилась не найти Клинта. Он почти уверен, что спрячься он в самой глуши джунглей Амазонки, она обязательно нашла бы его. А уж в сочетании с технологиями Старка… это вообще — раз плюнуть. Соседняя машина затихает и останавливается. — Отлично, — Клинт спрыгивает на пол и открывает дверцу. — Чистое бельишко… Он берет рюкзак и перекладывает туда вещи. Вытаскивает одну из фиолетовых маек и натягивает на голову, наслаждаясь прикосновением чистой теплой ткани к коже. — Блядь, вот теперь нас точно можно называть «белым мусором», — говорит он, выуживая из кучи пару носков. — Одеваемся в прачечной и собираемся провести ночь в очередном отстойном мотеле. Не жизнь, а мечта. — Хочешь сказать, это не является американской мечтой? — с неожиданным сарказмом спрашивает Баки, и Клинт фыркает. — Понятия не имею, — тянет он, обуваясь. — Знаток всего американского у нас Роджерс. Сходи, спроси у него… — Заткнись, — бросает Баки. Он делает это каждый раз, когда Клинт упоминает Стива. Но Клинт продолжает надеяться, что однажды услышит в ответ «о’кей», и Баки развернет машину в направлении Нью-Йорка. Клинт зашнуровывает сникерсы и надевает куртку, глядя, как Баки натягивает длинное пальто поверх худи. Они берут сумки и выходят под дождь. Клинт поднимает воротник, чтобы хоть немного прикрыть лицо. Его кеды даже теоретически не являются водонепроницаемыми, поэтому он тут же чувствует, как в них просачивается вода, неприятно холодя пальцы. Баки, наклонив голову, идет совсем близко — касаясь плеча Клинта. Он ходит так только когда не совсем в порядке. И Клинт задумывается, ведь Баки весь день был в норме, так с чего вдруг сейчас соскочил с резьбы? Может, от вопросов о Стиве. Может, от разговоров о потенциальном выслеживании. А может, просто блуждает в собственном разуме. Память или ощущения опять морочат ему голову. Клинт садится в машину и начинает радостно обдумывать мысль о ночевке в гостинице. Они впервые за три недели будут спать на кроватях. Баки, кажется, думает о том же, потому что они едут меньше пятнадцати минут и сворачивают на стоянку перед мотелем с призывно мигающей вывеской. К тому времени дождь превращается в ливень, и оба промокают до нитки, всего лишь добежав до здания. — Блядь, — шипит Клинт, когда они наконец заходят в комнату. — Ноги совсем промокли. Мне нужны ботинки. — Это намек? — Баки ставит сумку на пол, закрывает дверь и выжидательно смотрит на Клинта. — Нет, — немедленно отвечает тот и отступает к стене. Баки благодарно кивает и начинает плановый осмотр. — Я тебе запрещаю воровать. — Завтра я украду ноутбук. — О’кей, — кивает Клинт, глядя, как Баки поднимает матрасы и проверяет промежутки между спинками кроватей и стенами. — Но потом тебе больше не разрешается брать чужое. Баки качает головой и исчезает в ванной. — Твои ноги от этого суше не станут… — раздается голос, сопровождаемый глухими, скребущими звуками. Потом повисает тишина. Спустя несколько секунд появляется Баки с полотенцем в руках и через комнату бросает его Клинту. — Все в порядке? — Ага, — кивает Баки, снимает пальто и аккуратно вешает на дверь в ванную. Потом стягивает капюшон и толстовку. Металлическая рука ярко блестит на свету. Клинт снимает куртку, промокшие кеды, носки и накидывает полотенце на голову. Смотрит на влажные джинсы, липнущие к ногам, и снимает их тоже. Оставляет одежду и обувь на полу, идет к телевизору, разворачивает его, берет пульт и в два гигантских шага добирается до кровати. Залезает на нее, садится, облокачивается на изголовье и блаженно вытягивает ноги. — Вот это была отличная идея, — зевая, говорит он. — Кроватка, как я по тебе скучал… Баки мягко хмыкает. Клинт улыбается и закрывает глаза. Фоновый шум, состоящий из звуков работающего телевизора и бряцанья оружия, которое перебирает и чистит Баки, не раздражает, а успокаивает. Минуты идут, и Клинт позволяет себе задремать, зная, что Баки на страже. Раздаются приближающиеся шаги, и Клинт открывает глаза. Баки садится на край кровати, прижимаясь к его бедру. Отводит взгляд, опирается локтем на колено и трет шею. Он без майки, и Клинт видит мерцающие металлические пластины, вживленные в плечо. Видит, как они сдвигаются и раздвигаются, когда Баки шевелится, а также микросхемы в глубине. — Я помню, как кричал на… на Стива, — произносит он, запинаясь на имени. — В лесу. В Италии. Он от меня сбежал. Баки говорит медленно и неуверенно. Это происходило всегда, когда он упоминал Роджерса. Он начал делать это — делиться с Клинтом теми странными вещами, о которых вспоминал — совсем недавно. Не всеми, отнюдь; только теми, которые мог проталкивать сквозь зубы. — Почему сбежал? — Потому что я орал на него за то, что его подстрелили… — говорит Баки, как будто это само собой разумеется. Клинт смеется и, моргая, принимается постукивать пультом по губам. — Ты многое вспомнил. Из сороковых. Но ничего про Зимнего Солдата. Баки пожимает плечами. Пластины сдвигаются, темные щели на секунду становятся шире, пока рука не расслабляется. — Или вспомнил, но промолчал, — продолжает Клинт. — Нет, — прерывает его Баки и вздыхает. — Эти воспоминания… слишком размытые. Слишком болезненные. На последнем слове у него ломается голос. Клинт протягивает руку и не задумываясь кладет ему на плечо. И только когда начинает ощущать под ладонью прохладный металл, понимает, что сделал. Баки резко поворачивает голову, шумно вдыхая носом. Клинт не убирает руку, а Баки не делает попыток сломать ему пальцы. — Ты чувствуешь что-нибудь? — спрашивает Клинт раньше, чем успевает подумать. И тут же напрягается, задаваясь вопросом, не перешел ли он своими прикосновениями и вопросами некую невидимую черту. Баки облизывает нижнюю губу и сооружает морщину на переносице. — Давление, — наконец отвечает он, и напряжение тут же исчезает. — Я понимаю, что твоя рука сжимает плечо. Но ничего не чувствую. Клинт кивает. — Значит, тебе не больно? — Нет, — Баки мотает головой. — А почему ты спрашиваешь? Клинт пожимает плечами. — Не хотелось бы, чтобы тебе было больно. — Нет, все в порядке, — говорит Баки. Потом морщится и снова вздыхает. — Я почти постоянно ее ненавижу, — признается он, выплевывая слова. Как-будто хочет максимально быстро и безболезненно, насколько возможно, избавиться от них. — Вещи, которые я ей делал… Люди, которые создали ее… Но потом я думаю, что как бы то ни было, у меня две руки. Многие могли бы только мечтать об этом… — Ты не настоящий, — говорит Клинт, и Баки неодобрительно хмурится. — Нет, нет… Я просто… Ты самый сильный человек из всех, кого я встречал. Баки фыркает и качает головой. — Не выдумывай. Потом он начинает двигаться, и Клинту приходится убрать руку. Он думает, что Баки захочет уйти. Чего он никак не ожидает, так это того, что тот сядет рядом, привалится к его боку и опустит голову на плечо. Клинт сглатывает и крепко сжимает губы. Он слепо пялится в телевизор, пытаясь осмыслить произошедшее. Голова Баки — теплый вес на плече. И это радует и одновременно сбивает с толку. Баки также как Клинт вытянул ноги, и теперь темная джинса резко контрастирует с бледными голыми ногами Клинта. Он чувствует, как нарастает напряжение и дрожь в груди. Это как дыхание, запертое под ребрами и в затылке, и он больше не может этого вынести. Ему нужно уйти… Баки поднимает руку и обхватывает пальцами его запястье. Клинт выдыхает, и тревога рассеивается. Вся тяжесть, которая сконцентрировалась внутри, тут же исчезает. Ему даже дышать становится легче. Ребра двигаются свободно, хотя в глазах все еще горячо и влажно. Вес Баки на плече превращается из нежелательного в успокаивающий. Он нужен Баки. Этих слов хватает, чтобы сгладить острые края у него в мыслях и приглушить внезапное безумное жужжание в голове. Клинту становится спокойнее.  — Ты правда думаешь, что Стив ищет меня? — тихо бормочет Баки, и звук его голоса едва слышится из-за шума работающего телевизора. — Он намного лучше меня, а я бы искал, — также тихо отвечает Клинт. Баки замолкает. Рассеянно трется щекой о плечо Клинта, царапая кожу щетиной. Клинт сглатывает, чувствуя, как его будто прошибает электрическим разрядом. В воздухе повисает нечто, напоминающее статическое напряжение. Клинт разворачивает ладонь Баки и переплетает свои пальцы с его. Ему хочется наклониться и прижаться губами к его волосам, а потом протянуть руку, нежно коснуться подбородка, приподнять его и… Нет, твердо говорит он себе. Баки… Баки — не Клинт. Он даже не думает о подобном. Он человек, который после дерьма, через которое прошел, просто ищет человеческое тепло. Вот и все. Клинт ничего не делает. Они сидят бок о бок и делают вид, что смотрят телевизор. Клинт не может перестать думать о теле, находящемся рядом, о друге, который опирается на его плечо так, будто Клинт этого достоин. Только несколько часов спустя, когда в комнате темнеет и мотель затихает, он понимает, что Баки спит. Такой уровень доверия сбивает с толку. Клинт полагает, что это из-за того, что у Баки довольно низкие стандарты в дружбе. Учитывая компанию, с которой ему приходилось иметь дело на протяжении последних семидесяти лет. В любом случае, Клинт чувствует, как у него в животе скапливается тепло и что-то вроде легкого удовлетворения, почти достаточных для того, чтобы заглушить безразличие. Он закрывает глаза и тоже решает уснуть, но понимает, что у него есть две проблемы. Во-первых, жутко болит затекшая шея, а во-вторых, отваливается онемевшая задница. Будить Баки из-за такой ерунды неудобно. Он дышит легко и ровно. Его лицо освещает телевизор, и у него двигаются глаза под веками. Наверное, он видит сны. Но Клинт больше не в силах терпеть… — Барнс, — шепчет он и осторожно дотрагивается до его щеки костяшками пальцев. — Эй, соня… Баки шевелится, хмурит лоб, и вдруг напрягается. Клинт слышит слабое жужжание металлических пластин и открывает рот, чтобы сказать… Баки задушено хрипит, быстро разворачивается и молча бьет Клинта в висок. От сильного удара у того дергается голова и звенит в ушах. Он инстинктивно прикрывает лицо рукой, а Баки надтреснутым, взбешенным голосом что-то кричит по-русски. Ошарашенный Клинт пытается сесть, но Баки вцепляется ему в шею металлическими пальцами и швыряет на спину. Клинт обеими руками хватает его за запястье, пытаясь вдохнуть. Он четко видит лицо Баки — у того дикие, блестящие глаза, в которых нет ни единой мысли. Его искажает ярость, и, Боже, до того, как Клинт разбудил его, ему, должно быть, снилось что-то страшное, и теперь он не в силах отличить сон от яви… — Барнс, — пытается выдавить Клинт, тщетно царапая ногтями металл. — Ба… Тот рычит и продолжает сжимать пальцы. Клинт чувствует, как без кислорода начинают гореть легкие. Перед глазами пляшут яркие цветные пятна… Вдруг все заканчивается, и его отпускают. Острый, холодный воздух врывается в легкие. Клинт кашляет и, когда вес чужого тела исчезает, перекатывается на бок. — Боже, Бартон… Клинт приподнимается на локте и хватается за, несомненно, синеющее горло. — Черт, — хрипит он. Боже, кислород… Клинт никогда не думал, что когда-нибудь будет настолько рад ему. — Все нормально. — Ты… — начинает Баки. У него в голосе — громкость которого неуклонно растет, — гнев, шок и паника. — Ты в порядке? Я чуть… Раздаются шаги, потом шорох и стук. Клинт поднимает взгляд. Баки не держат ноги. Он прислонился спиной к стене, сжав кулаки. Его трясет, и у него полный безысходности, расфокусированный взгляд. Черт. — Эй, ты не хотел… — произносит Клинт, убирая руку от горла. — Не переживай, это не твоя вина. Он замолкает, потому что Баки не слышит. У него в глазах слезы, и он в ужасе от того, что только что сделал. Он дрожит, и Клинт слышит, как в руке жужжат механизмы, когда он судорожно сжимает и разжимает кулак. — Барнс… — еще раз начинает Клинт, потом смотрит на дверь и снова на Баки. Тот слишком близко от нее. — Барнс, послушай меня. Баки цепляется за него взглядом. — Я чуть не сломал тебе шею, — яростно говорит он. — Я пытался задушить тебя… — Нет, не пытался, — возражает Клинт. — Что тебе снилось? — Какая разница, — кричит Баки. — Я, блядь, пытался тебя убить… — Нет, не пытался! — хрипло повторяет Клинт, тоже пытаясь кричать. — Ты никогда…  — Как ты можешь так говорить, я… — У тебя был ебучий кошмар, а я тебя разбудил! Ты не виноват! Баки открывает рот, но слова не выходят. Он дрожит и смотрит на дверь. Нет! Клинт не может его потерять! Ему невыносима мысль о том, что Баки может уйти… Клинт встает и протягивает к нему руку. — Барнс, — тихо говорит он, и вид Баки, застывшего, словно кролик в свете фар, разбивает ему сердце. — Барнс. Со мной все нормально. Не уходи… Пожалуйста… Он делает шаг. — Ты не хотел, — продолжает Клинт. — Да, мне больно. Но я не виню тебя. Просто… просто попроси у меня прощения и, черт побери, обними. Или сделай еще что-нибудь… Баки моргает и продолжает смотреть на Клинта. На этот раз его взгляд больше похож на человеческий. Ужас понемногу отступает. — Я больше к тебе не притронусь, — он качает головой и снова смотрит на дверь. Клинт крепче сжимает челюсти. У него дрожит подбородок. Потому что Баки не может уйти… Только не сейчас…  — Не говори так, — Клинт пытается улыбнуться, но в голосе слышатся не пролившиеся слезы. — Не надо. — Я больше никогда не причиню тебе боль, — говорит Баки. Клинт делает еще один шаг. — Мне будет больнее, если ты уйдешь… Барнс, ты единственный… Помнишь, ты наорал на меня и сказал, что я тоже нуждаюсь в тебе? Так вот… Это правда — ты мне нужен. — Но я сделал тебе больно… — Ага, и теперь ты должен это исправить, — дрожащим голосом говорит Клинт, продолжая тянуть к нему руку. — Если ты уйдешь… Плевать на боль, потерять тебя намного хуже… И что-то происходит. Баки делает неуверенный рывок. У него тоже дрожит подбородок, он крепко сжимает губы и резко выдыхает носом. Клинт продолжает медленно и осторожно идти. Пока Баки не оказывается на расстоянии вытянутой руки… Баки вздрагивает. Клинт смотрит на него и понимает, что тот держится из последних сил. Баки сжимает челюсти, закрывает глаза и тяжело дышит сквозь стиснутые зубы. Потом открывает глаза, делает шаг, берет руку Клинта металлическими пальцами и притягивает в неловкие объятья. Клинт облегченно выдыхает и падает ему на грудь. Баки обнимает его за плечи живой рукой и вжимает лицом себе в шею. Клинт, скользя ладонью по теплой коже поясницы, обнимает его в ответ.  — Я держу тебя, — шепчет Баки, прижимаясь теплыми губами к его виску. — Все хорошо, я тебя держу. — Заткнись, — бурчит Клинт, потому что у него от облегчения кружится голова. А еще от того, что Баки под его руками голый и теплый. Это ужасно интимный момент, и Клинт не хочет, чтобы он заканчивался. Действий самих по себе вполне достаточно, и если сейчас Баки начнет говорить, то Клинт боится, что может не выдержать… — Прости, — говорит Баки. — Черт, Бартон… — Я в порядке, — Клинт зажмуривается, продолжая прижиматься щекой к его шее. — Просто несколько синяков. Ничего страшного. Надо было подумать, прежде чем будить тебя. — Мне снилась Гидра. Я проснулся, и не понял, где я, кто я… — Я знаю, — хмуро кивает Клинт. У него произошел настолько болезненный всплеск эмоций, что небольшая — самая бешеная — его часть пытается внутренне докричаться до Баки и заставить того заткнуться… — Я столько всего натворил… — продолжает Баки, крепче обнимая Клинта за плечи. Клинт считает, что он цепляется за него точно так же, как и сам Клинт — за Баки. — Столько ужасных вещей. Я не могу вернуться к Стиву… Боже, я убил столько людей… — Ты не знал, что делал, — произносит Клинт и понимает, что слова, сказанные им Баки, можно отнести и к нему самому. Про те вещи, о которых он так не хочет говорить. Которые выбивают опору у него из-под ног, заставляя паниковать. От которых перестают работать легкие, и от которых вверх по горлу словно желчь поднимается страх… Он кашляет и пытается подавить опасные мысли. Скажи ему, кричит в голове голос Фила. Он поймет. Даже если больше никто не сможет, он точно поймет. Скажи ему, идиот. — Бартон? — раздается обеспокоенный и какой-то далекий голос Баки. — Эй, ты дрожишь… Сильные руки куда-то тащат Клинта. Он не хочет идти. Он хочет навсегда остаться в тепле и безопасности рядом с Баки. У него болит и тупо пульсирует шея, а в горле — как после жевания наждачной бумаги… — Шевелись, — поторапливает Баки. Потом толкает Клинта к кровати и заставляет сесть. Клинт не сопротивляется. Он как будто в трансе. Замыкается в себе и не желает общаться с миром. Всё кажется далеким, блеклым и ненастоящим. Клинту плевать. Он не хочет возвращаться. Баки садится перед ним на корточки и, опираясь металлической рукой на его колено, живыми пальцами приподнимает подбородок. — Эй, Бартон, не смей отключаться, — говорит Баки, и вот теперь он по-настоящему взволнован. — Я сейчас. Он встает и быстро идет в ванную. Клинт слышит, как включается вода. Он поднимает руку, чтобы вытереть со лба пот, и понимает, как сильно его трясет. Он даже не замечал… Баки возвращается с небольшим мокрым полотенцем. Разводит ноги Клинта в стороны и садится между ними на колени. Клинт проезжается щекой по его ребрам. Баки опять приподнимает его подбородок и осторожно прикладывает прохладное полотенце к истерзанной шее. Холод заставляет Клинта прийти в себя и резко дернуться назад. Он слышит голоса и звуки из какого-то фильма. Видит Баки, стоящего на коленях всего в нескольких дюймах от него. В комнате почти темно, ее освещает лишь экран телевизора, отражающийся в руке Баки и в глазах, глядящих на Клинта. Баки так близко, думает Клинт. Он видит, как скользят по его лицу тени, и короткую щетину у него на челюсти. Баки слегка сдвигает полотенце и прикасается кончиками пальцев к его шее. Клинт хочет наклониться и крепче прижаться к его руке. Он мучительно сглатывает. Взгляд Баки все еще прикован к его лицу, и все слишком открыто и реально. И Баки по-прежнему так близко… — Идем, — говорит он и поднимает руку Клинта, заставляя ее сжаться на компрессе и разрушая момент. — Ложись. Ты совсем разбит. У Клинта нет аргументов. Он позволяет уложить себя на кровать на бок. Баки садится с краю, берет полотенце, переворачивает его и снова кладет Клинту на шею. — Спасибо, — бормочет тот. Баки кивает. — Не надо меня благодарить. Это моих рук дело. — Плевать, — не думая, бормочет Клинт. — Ты заглаживаешь свою вину. Баки почти улыбается. — Ну… думаю, да, — тихо говорит он, глядя на Клинта. Потом на несколько секунд — достаточно надолго, чтобы Клинт заметил, — замирает. А затем скользит металлическими пальцами по его волосам. Клинт закрывает глаза, чувствуя, что вот-вот польются слезы. Он так хочет, чтобы Баки остался с ним, но от прикосновений этих рук он может развалиться на части. А этого он себе позволить не может. Он вздыхает и внезапно чувствует себя очень, очень усталым. Непонятно отчего. Баки продолжает гладить его по голове, и Клинт чувствует, что начинает потихоньку засыпать, выпуская из тисков контроля измученные тело и разум. Еще несколько недель назад он никому не доверял и не выносил, когда кто-нибудь оказывался в его личном пространстве. А сейчас за ним ухаживает бывший ассасин, который полчаса назад пытался его задушить, и на руках у которого он теперь готов уснуть. Сквозь дрему Клинт чувствует, как Баки убирает полотенце. Слышит, как он встает и как шуршит, снимая одежду. И ложится. Всего в нескольких дюймах от Клинта. Тот задумывается, не следует ли ему проснуться, но мысль исчезает почти сразу, уплывая в небытие… Он вздыхает и сонно ворчит, чувствуя, как чужие пальцы мягко дотрагиваются до кожи на шее. Они скользят по горлу, а большой палец поглаживает челюсть. Клинт расслабляется и придвигается к источнику тепла. Смутно отмечает, что рядом с его ногами лежат голые ноги Баки. А потом на него натягивают одеяло, мягкие губы прижимаются к его виску, и Клинт засыпает, охотно соскальзывая в темноту.