Слёзы Кумамона

Чонгук всё ещё не привык. Всё ещё не привык осознавать себя беспомощным. Не привык принимать доброту этого прокля́того Тэхёна, который печётся о каждом его шаге. Он не привык держать равновесие на своих двух будучи в абсолютной темноте, как бы широко он не раскрывал глаза, не привык терять границы квартиры среди сторонних ориентиров и биться плечами об каждый выступ. Чонгук проводит дни, просто вспоминая свою квартиру заново и заучивая её наизусть. Считает шаги, а потом учится подключать интуицию — где свернуть, на каком уровне ручка, куда тянуться за выключателем освещения. Он огрызается на Тэхёна, на его чёртово ангельское терпение и вездесущее "я тебе помогу". Потому что его помощь Чонгуку дословно "никуда не упёрлась". Чонгук не привык к нему и к его рукам, не привык, что его трогают, когда ему не хочется и когда он этого не ожидает, и аргументируют это тем, что "ты ведь мог удариться, дурень". Он не привык, чёрт возьми, что за ним наблюдают, как за лабораторным кроликом, и стерегут каждый его шаг. Чонгук не привык говорить "спасибо" и принимать помощь, не привык уповать лишь на слух и осязание. Чонгук бы никогда не привык жалеть себя. Иногда в кошмарах ему снится восьмое марта 2019 года, где он не может вылезти из-под обломков машины, а разгорающийся на вытекшем бензине пламень лижет его уши и ноги жаром. Всё вокруг плавится и плывёт, с таблички такси стекает жидкая пластмасса и капает на запылённые глаза чёрного медведя с красными, почти что алыми щеками. Чонгук тянется к его догорающей изнутри лапке, наполовину оторванной от туловища, и валится, разом теряя все силы. Это единственное, что он теперь может видеть. Каждый раз он просыпается в холодном поту на разгорячённом от агониии теле и надеется увидеть перед собой родные стены дома и плотный тюль на распахнутом окне. Но видит он абсолютное и полнотелое ничего. Из ничего рисуются контуры, уродливые, как тот день, и против его воли скачут перед глазами. —За что, за что, за что... Чонгук бормочет это, как в бреду, и иногда позволяет себе плакать, схватившись пальцами за заново отросшие на затылке волосы.

○○○

Тэхён нередко со стыдом отмечает у себя в голове, что в ситуации, в которой он находится на данный момент, есть свои плюсы. Один из них — возможность открыто пялиться на Чонгука и, отшучиваясь, говорить, что это не так. Тэхён помогает ему расстегнуть мелкие пуговицы на рубашке, подмечая на его лице заливший скулы румянец. Он складывает его рубашку на стиральной машинке и говорит, по-доброму посмеиваясь: —Такой большой мальчик, а всё стесняешься. Чонгук стягивает домашние штаны, немного мнётся, но всё же отвечает: —Я не привык. —М? —Уверен, тебе тоже было бы неловко стоять голым, прекрасно осознавая, что на тебя пялятся. Тэхён смеётся, глядя на то, как Чонгук мнёт в пальцах резинку своего нижнего белья. Ему настолько неловко, что Тэхён даже на секунду ругает себя за свой приподнятый настрой. —Снимай уже, а. Я отвернулся. —Точно? —Точно, Чонгук. "Кому надо на тебя пялиться",— бормочет он достаточно громко, чтобы Чонгук слышал. Но Тэхён едва ли может быть с ним честным до конца. Он никогда не отворачивается, а наоборот, смотрит на Чонгука в упор каждый раз, а тому не остаётся ничего, кроме как поверить ему на слово. В лёгкой дымке пара ткань ползёт по его ногам вниз почти что призрачно, и Тэхён кусает губу, когда в ярком свете люменисцентных ламп видит всё неприкрыто и чётко. Любая линия его фигуры. Острые веточки ключиц, твёрдый изгиб боков, косые линии бедренных мышц и мягкость там, между ними, где Чонгук упрямо пытается закрыться. Тэхён думает: нельзя. Не смотреть, не думать об этом. Но после, всё ещё не отводя взгляда, спрашивает "всё?" и помогает дойти до ванны, придерживая за плечи. Когда Чонгук опускается в горячую воду и садится, поджав к себе колени, Тэхён присаживается рядом на бортик ванной и непринуждённо из ладони поливает его плечи, больше просто массируя кожу успокаивающими движениями. —Хён. Ты смотришь на меня, когда я раздеваюсь, да? —А ты сам как думаешь?— усмехается он, легко поглаживая его затылок. —Думаю, что да. Тэхён хмыкает. "И правильно думаешь" —Да брось, чего я там не видел,— Тэхён смеётся, треплет его по волосам мокрой рукой, но подмечает какую-то озлобленность в позе Чонгука, когда он поджимает колени ближе к себе и резко отворачивается от его руки. —Не говори такие слова. Я так и знал, что ты обманываешь меня. Чонгук прикрывает глаза, с трудом рисуя в темноте под веками неясные силуэты того, как Тэхён изучает его с ног до головы и останавливает взгляд на его лобке, задиристо усмехаясь. —Когда это ты перестал доверять мне, малыш Гугу? —Ты же знаешь, что мне не легко это всё принять. Тэхён замирает на секунду, вглядываясь в его понурые плечи и россыпь родинок на лопатках. —И прекрати меня так называть. Тэхён улыбается, наклоняется к нему немного ниже, и Чонгук замирает, когда его ладонь разливает горячую воду по его груди, после прижимаясь и растирая по коже пар. Да, ему действительно нелегко. Принять всё это, справляться. Тэхён хочет помогать, но Чонгук не доверяет. Вполне обоснованно, просто потому, что ему страшно вот так — лицом к лицу с новой жизнью, где он потерянный, как космос, как облака и как всякое, что не может найти себе опоры существовать. —Чонгук, тебе нужно мне доверять. Научись этому, и перестанешь видеть в каждом моём слове подтекст. Тэхён напоследок целует его в макушку, как заботливая мамочка, и уже выходя привычно говорит: —Крикни, когда насидишься.