Слёзы Кумамона

Туманность после вечернего дождя оседает на стёклах приоткрытой форточки. Конец мая разгорается медленно, надоедает долгими грозами и сыростью, оттягивая ощущение приближающегося лета. Тэхён курит в окно, сидя на подоконнике и сбросив влажное полотенце с волос на плечи. На холоде дым обжигает лёгкие сильнее обычного, и он прикрывает глаза, туша сигарету в пепельнице рядом. Слишком много в его жизни пошло не так, как он мог бы предполагать. Например, он не предполагал то, что ему придётся пережить сущий эмоциональный ад, днями сидеть у больничной койки рядом с Чонгуком, а ночами молиться безостановочно, пока голова не пойдёт кругом, молиться за его жизнь и здоровье. Или то, что он станет кем-то вроде сиделки, которая 24/7 находится рядом с Чонгуком, дезориентированным, как слепой котёнок, и таким же шипучим и хмурым, как лесной ёж в искусственной среде обитания. От глупых аналогий вырывается смешок. Тэхён думает, что поступает нечестно не только с ним, с этим несчастным мальчиком, переживающим тяжёлый период депрессии и апатии, но и с самим собой. Зачем ему одноразовые, давно наскучившие связи на стороне, когда он бок о бок живёт с Чонгуком, который может восполнить в нём всё до мельчайшей пластинки пазла? Тэхён был бы рад знать ответы. Возможно, отчасти дело в том, что он думает, что позволяет себе слишком много, когда смотрит на Чонгука, помогая ему вылезти из скользкой ванны, когда смотрит на него так, как, скажем, не велит Господь от слова совсем. Когда он пользуется тем, что Чонгук не может его увидеть, и смотрит за ним, облокотившись бёдрами о стиральную машинку, как он моется и как его тело блестит от влаги, пока он смывает с себя пену. Тэхён разочаровывается в себе раз за разом, когда наблюдает за дремлющим на диване Чонгуком и представляет, как бы хорошо было его целовать неожиданно и в разных местах, чтобы он дёргался и смущался, потому что ничего не видит. —Сука. Тэхён хватается за мокрые волосы и готовится отвесить себе пощёчину. Он отшиб колени, пока молил Бога о том, чтобы Чонгук выжил после этого ужаса, взвалившегося на него лавиной, а теперь нагло пользуется его внезапной беспомощностью и слабостью в своих личных целях. Ему должно быть стыдно, так стыдно, что ни одно раскаяние не спасёт, и Всевышний собственными ласковыми руками свернёт ему шею. Тэхён слышит звон и не сразу понимает, что он доносится из их квартиры. Он прислушивается: на кухне гремит посуда и что-то с грохотом падает на плитку, вероятно, разбиваясь. У Тэхёна внутри всё холодеет, когда он понимает, что Чонгук не в его поле зрения, а значит где-то, где ему может грозить опасность. Тэхён вскакивает, полотенце спадает с его плеч. На кухне погром. Дверцы гарнитура беспорядочно раскрыты, микроволновка сдвинута вбок, вафельные полотенца комками лежат на электрической плите, повсюду валяются столовые приборы и осколки не то тарелок, не то кружек. Тэхён находит Чонгука на полу забившимся в комок у холодильника. Он плачет и растирает по лицу кровь порезанными пальцами. Тэхён отходит от ступора медленно, подавая голос прежде, чем ринуться к Чонгуку. —Ты чего, солнце? Что случилось? Ты весь порезался, господи, куда тебя понесло?! Тэхён пытается заглянуть ему в лицо, но Чонгук упорно отмахивается и случайно (возможно, он бы хотел сделать это намеренно) бьёт Тэхёна по лицу тыльной стороной ладони. —Тебе что...— медленно начинает он, его голос дрожит, а глаза, и без того водянисто-голубые, расплываются в слезах.— Тебе что, так сложно не ставить мою кружку туда, где я не могу достать, блять, ты знаешь, ты же знаешь, что я не могу даже предположить, куда ты её дел, ты, ты..! Тэхён держит его слабеющие с каждым словом запястья и в прострации переводит взгляд на кружку с Железным Человеком, которую он забыл поставить к остальным и оставил почти за сушилкой рядом с раковиной. Чонгук... Чонгук не смог найти любимую кружку. Скорее всего, он искал её по всей кухне, наощупь пытаясь определить, какая из множества его, и это заняло так много времени, что его терпение закончилось и он в отчаянии и злости решил перебить всё, что попадётся под руку. —Чёрт... Чонгук, Чонгук, прости меня, слышишь? Прости, я... Тэхён насильно обнимает его, и Чонгук притихает, вдыхая запах сигарет и цитруса через громкие всхлипы. —Я искал её везде, но потом задел что-то на полке, и оно всё посыпалось,— Чонгук говорит через нескрытые рыдания, пачкает слезами ворот тэхёновой футболки и иногда больно бьёт его в грудь.— Я не могу даже кружку достать и сделать себе кофе, какого чёрта, какого чёрта, я спрашиваю, ты заставляешь меня быть таким жалким, а?! Тэхён не знает, что ему сказать. Кажется, это первый раз в его жизни, когда он действительно не знает. Слишком много всего свалилось на плечи за последние два месяца, и это путает мысли в кучу. Тэхён не знает, на самом ли деле он виноват в том, что не убрал кружку на место, может быть, напротив, вина лежит на Чонгуке, который ведёт себя капризно и отказывается просить о помощи и банально, просто по-человечески спросить, где его кружка. "Я не могу винить его" "Ему так тяжело" "Он не виноват, боже" —Чонгук,— зовёт его Тэхён, полностью оседая на пол прямо перед сжавшимся младшим.— Посмотри на меня. Чонгуку хочется плакать в разы сильнее. —Хватит издеваться. —Нет, я сказал, посмотри,— Тэхён говорит твёрдо, и Чонгук громко шмыгает носом, когда подушечка его пальца убирает влагу над его губой.— Моё лицо здесь. Чонгук, как завороженный, замирает с головой, обхваченной тёплыми руками, которые поворачивают её чуть выше. Он вспоминает черты лица Тэхёна и представляет, что видит его перед собой. Взволнованное, но строгое и ожидающее. Складка между бровями, морщинки на лбу, левое веко двойное, и в миллиметре от него снизу — яркая маленькая родинка. Лицо Тэхёна, которое смотрит на него глазами, какие некогда были у самого Чонгука — медово-карими на свету и непроглядно-тёмными в тусклом свете ночника. Тэхён молчит уже слишком долго, и Чонгук не имеет предположения, хочет ли он что-то сказать. Тэхён хочет, и многое, и хочет воспользоваться своим положением и поцеловать солёные опухшие губы, но вовремя одёргивает себя. —Ты должен иметь хоть каплю уважения ко мне, Чонгук. —Никто не просил тебя оставаться со мной,— хрипит младший, стеклянным взглядом уставившись куда-то сквозь Тэхёна.— Какого чёрта ты строишь из себя героя? Мог бы и отказаться сидеть с инвалидом, как нянька. Я прекрасно знаю, что ты делаешь это за де... —Заткнись,— обрывает его Тэхён и встаёт на ноги, насильно поднимая Чонгука за собой неласковым рывком.— Всё сказал? Сколько Чон истерил, ругался, огрызался, чуть ли не проклинал его, но никогда ещё голос Тэхёна не звучал так строго и озлобленно, как сейчас. Его задело, задело почти за больное. Хуже всего, что это говорит не случайный прохожий, а Чонгук, в котором он души не чает. Никогда в жизни Тэхён не обходился с ним грубо, как на этой кухне, среди бардака, осколков и засохшей на руках крови. —Сейчас ты идёшь мыть руки, а потом сидишь и думаешь над своим поведением, понятно? Распустился, блять. Чонгук резко заливается краской от стыда, что с ним говорят в таком тоне. Что с ним так говорит добрый и ласковый Тэхён, который пылинки с него сдувает. Этот Тэхён, который понимает его так глубоко, как никто больше, который никогда не упрекает его в беспричинной озлобленности и старается помочь избавиться от депрессионного состояния. Чонгук опускает голову и плетётся за ним в ванную, позволяя тащить себя за рукав толстовки.