Слёзы Кумамона

Успокоенность в их отношениях вернулась радугой после проливного июльского дождя. Чонгук перестал быть колючкой и постоянно недовольным, теперь он ласковый, но всё такой же противный порой, когда не может сдержать язвительного комментария. Тэхён ко всему этому привык, как ни странно. И к его объятиям со спины, пока он готовит им ужин, к его постоянным поцелуям по поводу и без, привык, что он сидит рядом и слушает незнакомую речь, пока Тэхён читает вечернюю молитву, привык спать с ним вместе, потому что "я теперь не хочу один, имею право, ты же мой парень". Чонгук со временем осмелел и стал настойчивей. Он касался, когда хотел, и знал, что ему ничего за это не будет. Он занимал место в руках Тэхёна, не боясь, что его оттолкнут или скажут, что это всё глупости. Чонгук буквально наслаждался этим, этой реальностью, лишённой красок и контуров, в стенах их квартиры, и ему ощущалось здесь более, чем комфортно. —Принцесса, у меня уже губы болят, давай спать,— невнятно из-за прижатого к его губам поцелуя Чонгука просит Тэхён. —Не хочу спать. И так постоянно. Тэхён просто лежит, обнимая его навалившееся сверху тело, и с довольной улыбкой терпит его чмоки то в шею, то в плечи, то в висок — куда придётся, — пока Чонгук, успокоившись, не заснёт прямо на нём. В нём появилась такая очаровательная тактильность, какой Тэхён в жизни не знавал. Чонгук ждёт его вечерами и держит за руку, пока они сидят перед телевизором, трогает его за волосы, пока Тэхён чем-то занят или пока читает ему вслух, и всё жмётся ближе, как можно теснее, сам за собой не замечая. Проходят недели, за которые Тэхён насильно адаптирует его к жизни в социуме. Он таскает его на вечерние свидания в парке или кафе, ездит с ним по магазинам под предлогом "пора обновить гардероб" или просто в супермаркет, давая несложные задания вроде "помочь донести пакеты" или "постоять в очереди на кассу". Чонгук нехотя привыкает к простейшим бытовым вещам, в душе всегда желая поскорее прийти домой, где можно не бояться столкнуться с кем-то и даже не понять, в какую сторону повернуть голову, чтобы извиниться. У них жизнь — идиллия, которую они разбавляют несерьёзными ссорами по пустякам. В глазах Тэхёна Чонгук становится взрослее со временем, и это не может не радовать. Проблемы начинаются только тогда, когда Чонгук сам предлагает вместе принять ванную. Он говорит без малейшего подтекста, буквально тянет за собой и просит включить тот светильник, чтобы было "романтичненько". Чонгук теперь с ним, как раньше, когда они могли говорить обо всём от и до во время редких визитов Тэхёна в родную страну. И он открыт, как и раньше, и всегда честен. Он говорит прямо, если ему не нравится, и улыбается, если доволен. Как раньше. И больше нет невысказанных слов, нет напряжения между ними из-за того, что Тэхён слишком заботлив, а Чонгук каждый жест принимает за жалость и огрызается, стоит подвернуться возможности. Лёжа в дымящейся паром воде, Чонгук болтает о чём-то своём, спиной удобно прислонившись к груди Тэхёна, лопает пену для ванны в ладонях и вскоре замолкает. Минуты тишины и горячая ванна расслабляют, Тэхён подтягивает Чонгука к себе чуть ближе и обнимает крепче, оставляя на мокром виске поцелуй. —Мы с тобой голые лежим в одной ванне,— неожиданно говорит Чонгук. —Ну? Тэхён не особо старается понять, к чему он клонит. Ему хорошо, тепло и спокойно рядом с ним. Чонгук напрягается, подтягивает к себе ноги и всё возится, вырывая Тэхёна из полудрёмы. —Мне нехорошо, ты не мог бы... —Зато мне хорошо, Чонгук, ляг нормально,— мурлычет Тэхён, прикусывая его за ухо губами. —Хватит. —Почему я могу лежать спокойно, а ты вечно вертишься туда-сюда? Чонгук злобно цокает языком и бьёт Тэхёна пяткой по ноге. —Ну конечно, это ведь не у тебя было почти пятимесячное воздержание в плане сексуальной жизни. —В смысле? —В прямом. Тэхён не до конца понимает, что это значит. С момента аварии прошло почти пять месяцев. Полтора месяца в больнице, ещё примерно столько же на реабилитацию и борьбу с депрессией, а потом вполне себе устоявшийся домашний жизненный ритм. Всё это время Тэхён давал Чонгуку достаточно свободы, чтобы уединиться и побыть один на один с собственным телом, естественно требующим к себе внимания в таком возрасте. —Ты что, ни разу за всё это время... —Хён, хватит,— Чонгук принимает сидячее положение, оборачиваясь через плечо.— Просто выйди, пожалуйста. Мне надо...— он сокрушённо вздыхает.— Мне просто надо. Тэхён в недоумении хлопает глазами. Вроде как, ситуация самая обыкновенная, они оба парни, всё понимают и всё это естественно. Но Тэхёна от Чонгука ведёт, особенно сейчас, когда он сидит к нему спиной, мокрый и, по всей видимости, собирающийся заниматься вещами куда более интересными, чем плести косички на занавесках. Тэхён его сейчас слушаться не хочет совсем, поэтому тянет на себя, укладывая обратно себе на грудь. В позе полулёжа Чонгук хватается за бортики ванной, противясь и ругаясь, но не имеет ни малейшей возможности встать, потому что Тэхён настойчивый, когда ему надо, прижимает его теснее и шепчет на ухо расслабиться. Чонгук готов гореть. Вроде как, он никогда не был против Тэхёна непосредственно рядом с собой, и телесный контакт подобного рода у них уже был. Разница лишь в том, что сейчас Чонгук находится в сознании и прекрасно понимает, что с ним происходит. У него стоит, а Тэхён хочет помочь, как тогда, и его бы послать с этой дрянной заботой куда подальше, только вот это же Тэхён. Его любишь, ему доверяешь. И как возможно противиться, когда сохнешь по нему с пятнадцати лет? Чонгук знает, что ему не нужно долго стараться, чтобы достичь разрядки, и он боится, просто безумно боится и не хочет, чтобы Тэхён смеялся над ним из-за этого. Чонгук упирается недостаточно, чтобы ему поверили и отпустили его. —Хватит пинаться,— басит на ухо Тэхён.— Лежи и получай удовольствие. Ему приходится слушаться. В конце концов, он сейчас не в том положении, чтобы возникать, потому что ниже пояса ему уже пипец как хочется. Тэхён сзади мокрой рукой зачёсывает ему волосы с лица назад и целует в уголок брови. Его руки не спускаются ниже рёбер, всё только гладят, разгоняя воду со дна. Ему приходится долго расслаблять Чонгука, пока он не откинется на него полностью и не вздохнёт, наконец, довольно. Тэхён правда не думал, что это будет так тяжело — заставить его привыкнуть к себе и своим рукам, пока они занимаются друг другом. Когда Тэхён ведёт ладонью вниз по его животу, Чонгук замирает и кусает ребро указательного пальца. Он слабо жмурит глаза, сильно откинув голову на тэхёново плечо, и незаметно сгибает ноги в коленях. Руки спускаются ниже, пальцы одной ладони путаются в волосах на лобке. Чонгуку за это стыдно, но он лишь коротко хнычет, повернув голову в сторону Тэхёна. Его первый стон приходится прямо в поцелуй, когда Тэхён ведёт указательным пальцем от основания почти до самого конца изощрённо медленно, словно дразнясь. Чонгуку душно, по его лицу течёт вода, затекает в глаза, путается между ресниц. Тэхёну не лучше, но он слишком занят младшим, нежели своими собственными ощущениями. Чонгук, которому делают хорошо, — это по меньшей мере искусство. Он краснеет и стесняется, но прогибает копчик, и стонет редко и скромно, но очень честно, и это для Тэхёна, как красная тряпка для быка. Поцеловав в истерзанное ухо, Тэхён зажимает в пальцах его сосок и остаётся доволен реакцией — Чонгук дёргается, сводит лопатки и толкается ему в руку сильнее. —Слабое местечко, да?— подшучивает старший, но Чонгук не реагирует никак на эти слова, слишком сосредоточенный на ощущениях. Тэхён не думает, что может упустить шанс помучить его, поэтому оттягивает момент, когда Чонгук начинает очевидно дрожать, сжимает руку и водит большим пальцем по головке. Чонгук чуть ли не плачет, заливаясь новым тоном краски, ему плохо-хорошо, и то ли "хватит", то ли "ещё". Он сам не разберётся, но умоляет Тэхёна уже слёзно, двигает бёдрами, отчего вода плещется за бортик ванны. Ему хватает всего пары движений вверх-вниз, и он содрогается всем телом со звонким выкриком, отлетающим от стен. Разом растеряв все силы, Чонгук разваливается на груди Тэхёна, плавными движениями отзываясь на скользящие по его телу руки. —Понравилось?— хрипло шепчет старший, зацеловывая его щёку. —Угу. Вид на миллион. Чонгук разнеженный, уставший и до сих пор подрагивает от удовольствия. Его ноги по очереди соскальзывают по дну ванной, он гладит предплечье Тэхёна и откровенно кайфует в его объятиях. Глаза закрываются от тяжести под веками, но Чонгук вдруг поднимается, уже лениво и явно нехотя, и поворачивает голову через плечо. —Я здесь всё запачкал, да?— виновато спрашивает он.— Вода теперь гряз... Тэхён его перебивает, поднимаясь следом и небрежно-нежно охватывая его шею пальцами. Он наклоняет его голову на себя и долго, со вкусом целует, чуть сдавливая горло.