Слёзы Кумамона

—Но у тебя не опадает,— с ласковой улыбкой, но откровенно издеваясь, тянет Тэхён где-то за ухом. Чонгук почти воет. Издаёт какой-то полузадушенный звук безысходности и отчаяния. Он чувствует, что под ним уже мокро, что ляжки липнут к кухонной столешнице от смазки и пота, только Тэхён всё не унимается, всё мучает его и издевается самым сладким способом. От них шибает жаром, Чонгук кожей ощущает, как пар просачивается сквозь поры. Ему тесно в чужих руках, тесно в своём теле, и он хочет и не хочет одновременно, чтобы всё это прекращалось. —Я уже устал кончать, хён, отвали... Чонгук ноет, когда его не слушают, слизывая дорожку пота с шеи. Тэхён смеётся, что-то бормочет. Он немного пьян, слегка не в себе от любви к Чонгуку и мысли о том, что капризы младшего его здорово заводят. Здорово, но Тэхён бы предпочёл сказать "нездорóво", потому что в такие вот моменты неуверенное упрямство Чонгука заставляет хотеть его в разы сильнее. —Тебе противопоказано пить,— пыхтит Чонгук, пока Тэхён, занятый его ухом, мнёт в руках его ягодицы.— Вы, русские, все такие, да ведь? —Замолчи или я найду твоему рту занятие поинтересней. Забавно слушать, как младший рассуждает об этих нелепых национальных стереотипах. Ещё забавнее, когда он с таким недовольством называет его "русским", словно вешая на него клеймо. Тэхён усмехается (который раз за вечер), ему хорошо, тепло и безумно хочется не прекращать, пока Чонгук поддаётся его настрою. Он и правда выглядит измученным, раскрасневшимся и уставшим, его бёдра мелко дрожат от перенапряжения и дёргаются всякий раз, когда Тэхён с нажимом водит большим пальцем по головке. —Сожми ноги,— просит он, закидывая его икры себе за спину.— Давай, принцесса, обними меня. —Да ты достал, хён... Чонгук возмущается, но слушается. Его кожа неприятно отлипает от нагретой поверхности с характерным — очень постыдным по мнению самого Чонгука — звуком. У него слегка тяжелеет в голове. Тэхён несёт его на руках до дивана в гостиной и усаживает к себе на колени. Чонгук сбит с толку, он устал, всё ещё возбуждён и разнежен после очередного оргазма, но хочет в тёплый душ и спать. А Тэхён пристаёт к нему уже битый час, его руки — обнаглевшие и настойчивые, он лапает его весь вечер, в то время как Чонгук уже вымотан лаской почти до отключки. Он не до конца понимает, что хочет от него Ким, пока они целуются и пока сухая ладонь гладит его под животом. В какой-то момент Чонгук на секунду действительно выпадает, и у него во рту не держится слюна, тонкой ниточкой стекая с уголка губ на подбородок. Тэхён растягивает маниакальную улыбку на лице, кусая его за это место. —Хватит тискаться,– ворчит Чонгук, прижимаясь поближе и как-то гулко выдыхая ему в плечо.— Давай уже. Он не знает, стоит ли ему жалеть или же радоваться, что он не видит, как Тэхён широким мазком лижет его ладонь. Наверное, он бы сгорел со стыда смотреть ему в глаза в этот момент. Однако он всё равно сгорает сейчас, когда понимает, куда он тянет его руку. Чонгук вздрагивает, когда касается своим пахом тэхёнова. Удивлённый стон распадается в груди, стоит Тэхёну настойчиво прижать его ладонь прямо там и сцепить пальцы вокруг. —Чёрт, это что... это... —Шевели рукой, а не языком, принцесса, умоляю. Чонгука штормит, колени подкашиваются, но Тэхён его держит, толкая чуть ближе на себя. Его пьянит не от алкоголя, это точно. Это Чонгук прожигает его кровь градусом, пока на пробу ведёт ладонью вверх, сжимая их обоих под головкой. Его лоб упирается Тэхёну почти в шею, он опускает глаза вниз и мелко двигает поясницей, дразнясь. Кожа к коже — это жарче, чем бывало до этого, это смущает — Тэхёна так точно. Потому что у Чонгука ямки под разведёнными широко бёдрами, потому что по костяшкам его пальцев течёт их перемешанная смазка и потому, что он беззастенчиво стонет от того, как приятно и мокро перетираются вздутые вены под малиново-красной тонкой кожей. Тэхён целует Чонгука в ухо, нашёптывая глупый комплимент, и младший нажимает большим пальцем ему на уретру, тут же соскальзывая. Оба замирают на секунду, соприкасаясь лбами. —Как это выглядит? —Горячо, пиздец. Голос Тэхёна хрипит, он стонет и дрожит, когда Чонгук продолжает водить рукой и дразнить, держа медленный темп. —Хватит сквернословить,— он почти ноет, обхватывая свободной рукой Тэхёна за шею. Ему уже дурно от всего этого, от запахов и липких поцелуев, от тряски и напряжения в паху. Ему хочется плакать и спустить наконец, потому что ни в какие рамки, когда Тэхён вытворяет такие вещи с ними. Чонгук скоро начинает уставать, его рука всё чаще останавливается на передышку, и Тэхён просто толкает её, кладёт поверх своей и продолжает в ненормально безумном темпе, что у Чонгука вышибает глухие крики. Он сжимает скользкие пальцы на его кулаке, рука безвольно следует траектории вверх-вниз. Тряска укачивает, от низа живота пузырьками постепенно расползается покалывание. Тэхён загнанно дышит. Чонгук вздрагивает, когда из него вырывается короткий рык и он натягивается, как струна. Кулак под ладонью младшего вздрагивает, чуть замедляясь. —Блять, я сейчас молиться начну. Чонгук шипит: —Только посмей, испортишь мне весь кайф. Чонгук не видит, но Тэхён улыбается почти нежно. Чонгук считает его бессовестным и чутким, упрямым и заботливым, он боготворит его и проклинает, и он ничего не может поделать с собой, когда начинает задыхаться и подтекать в его руку, как мальчишка. Его сознание плывёт, он отбивается от поцелуев, распрямляясь, и все его мышцы разом каменеют, когда он кончает и выстанывает охрипшее: —Выходи за меня, Тэхён. Ему закладывает уши, а у Тэхёна заходится сердце после оргазменной судороги. Пару секунд шума загнанного дыхания, и он разлепляет мокрые ресницы, тихо переспрашивая: —Чт... что ты сказал? Вот это неловкость. Уровень далеко за сотку. Потому что Чонгук не понимает, зачем это сказал. Это вырвалось случайно, как внезапно сдавивший горло кашель в общественном транспорте или икота после долгого смеха. Он поднимает глаза примерно на уровень тэхёновых, ловит губами его губы и бездумно, уже устало целует. —Я спросил, выйдешь ли ты за меня,— он мнётся, потом странно улыбается и — чего Тэхён никак не ожидал — заливается чистым смехом.— Не знаю, мне просто захотелось. Выходи за меня? Тэхён всё ещё в шоке и отходит. Отходит в мир иной, не иначе, даже, наверное, трезвеет. Как стёклышко. Чонгук улыбается, так легко, по-ребячески счастливо, словно только что произошла самая приятная в его жизни глупость. Тэхён отчего-то поддаётся его настрою и тоже улыбается, расслабляется и после коротко смеётся. —А как же встать на одно колено?— шепчет он, обессиленно падая лбом на его плечо. —Ну... я сел. На оба твоих, тебе мало? Это так неловко, словно Тэхён снова подросток рядом с ним и словно с ними обоими сейчас творится то самое, от чего сердце замирает/пропускает удары через раз или просто встаёт, как неисправные часы. Это так неловко, что он молчит и сгребает Чонгука к себе, чтобы греться и смеяться с ним напару, потому что он и правда сморозил такую очаровательную детскую глупость. —Пошли в душ, пожалуйста,— успокоившись, мурчит Чонгук.— А то меня прямо тут вырубит. К слову, вырубает его сразу же, как только он валится на заправленную кровать. Тэхёну приходится долго расталкивать его, чтобы снять покрывало и лечь, как полагается. Устраиваясь рядом, он недолго думает о том, что ему сказал Чонгук, и о том, что они оба вообще вытворяют. "Это странно,— думает он.— Возможно, мы надругались над нашей дружбой тогда, на кухне, когда поцеловались первый раз. Но я едва ли помню, что мы когда-то были друзьями. Потому что я никогда не воспринимал его, как друга. Потому что я никогда не понимал натяжения, которое рассекало воздух между нами". Тэхён врёт себе, когда говорит, что должен был первым это прекратить. Тэхёну не хочется верить в то, что Чонгуку всего семнадцать. Между ними недолгие пять лет, он старше, он его хён, и он должен давать советы и помогать со всеми трудностями. Но что Тэхён? Тэхён трус. Ему страшно за него, страшно перед ним, когда он понимает, что Чонгук на самом деле не по годам взрослый. От тела до разума, от привычек до действий, от которых у Тэхёна порой случается сбой системы. Из-за него Тэхёна настигают контрасты. Из-за него он — одно сплошное противоречие. "И что только скажут наши родители",— задумчиво пробормотал он однажды, когда они долго целовались перед сном. Чонгук мог понять его не так: обидеться на то, что Тэхён считает их связь постыдной, или на то, что он слишком осторожничает и собирается всю жизнь скрываться от их семей, потому что боится признать правильность их чувств. Но всё, что сделал Чонгук тогда, так это приложил палец к его губам и сказал пугающе серьёзным тоном: "Не смей думать об этом, пока мы заняты друг другом". И этого было более чем достаточно, чтобы понять: всё, что творится между ними, — вовсе не прихоти нежного возраста. Чонгук не будет трусливо прятаться за спиной Тэхёна, когда настанет время выворачивать карманы, а встанет рядом, плечом к плечу, и скажет, что они вместе со всем этим справятся. Когда наступит время ответственности, он возьмёт за руку. Улыбнётся, глядя куда-то с квозь него. И Тэхён не позволит себе струсить ради него.