Наверное, навечно

Кажется, надежды умирают после трёх отчаянных попыток, пяти отказов или одного приговора из уст тех людей, что должны отличаться участием, однако это им не присуще. Кажется, это называется безысходностью — полное принятие своей ситуации и нежелание её как-то исправлять в силу отсутствия выходов. Кажется, Гарри это осознал ещё в детстве. Когда он был совсем маленьким ребёнком, к нему относились более менее терпимо, считая малышом. Однако всё когда-нибудь заканчивается. И то самое время, которое с трудом можно было натянуть на понятие счастливое, тоже закончилось. Ему было пять, когда он осознал — за ним не придёт волшебник в острой шляпе и не предложит билет в один конец с пометкой: «лучшее будущее, не опоздай». И не будет в этом будущем его настоящих родителей — потому что они умерли пару лет назад, а он так и до сих пор не выяснил причины. Он перестал верить в Санта Клауса чертовски рано — ни одно его письмо тот даже не открыл, видимо, раз не удосужился положить хоть один грёбаный имбирный пряник. А вот у его кузена — вроде как брата, вообще-то — всегда было много подарков в цветастых упаковках и с нелепыми бантиками сверху. И это было почти обидно — Гарри не понимал, чем заслужил такое отношение к себе, пока однажды не понял, что этот праздник — время для семьи и тепла, искренности и любви, поддержки и... того, чего у него никогда не будет. Потому что его родители мертвы, потому что тётя Петуния — сварливая худощавая женщина с вечно поджатыми губами — не обязана покупать ему подарки, как и обеспечивать достойное образование, как и делать его частью их семьи. Потому что Гарри оставался сиротой — ребёнком, которого, можно сказать, подбросили под дверь маленького домика на окраине Лондона, постучали в дверь, а приложить подробную инструкцию и деньги забыли. И ему пришлось взрослеть. Со временем он привык ко всему: Дадли, пытающемуся всякий раз надавить на больное, разозлить, а после нажаловаться тётушке, что безоговорочно верила каждому слову лживого отпрыска; Петунии, мрачной тенью следившей за его жизнью и изредка награждающей его хоть каплей своего внимания; Вернону, который просто ненавидел его всей душой и желал поскорее избавиться. Гарри знал, что это — его потолок. А дальше, будь добр, добивайся всего самостоятельно. Школа для малолетних преступников? Зато бесплатная и с неплохим директором, что экономит на еде, но сносно преподаёт английский язык и литературу. Одноклассники враждебно настроены? Так это они ко всем так, после пары избиений привыкаешь, глядишь, и сам станешь таким же. Проблемы? Что же, удивил, малец, они есть у всех. Потому Поттер жил — плыл по течению, не меняя координат и желая выбраться из этого морального пиздеца. У него не получалось, но он делал хоть что-то, чтобы сохранить в себе человечность, что автоматически ставило его выше всех этих парней. Но почему-то в своих глазах, в отражении зеркальных поверхностей и на экране старенького телефона он оставался таким же нищим, с чуть кривым носом, который не раз разбивали, с кучей шрамов от множества вещей, с испорченными моральными принципами, без родителей и любви. И он думал, что его это устраивает, пока не случилось кое-что значительное в его жизни. Тот день не отличался ничем от любого другого. Серое небо с грозовыми тучами низко висело над головой, ветер срывал последние листки с деревьев, укрывая ими землю, в воздухе пахло дождём и меланхолией, что полностью захватывала людей. Гарри проснулся рано, чтобы успеть приготовить завтрак и собраться в школу, оставаясь незамеченным для своих родственников. Он прекрасно знал, что Петуния не будет слишком счастливой, если он своим присутствием испортит настроение её Дадлику, а потому всякий раз старался уйти раньше, чем семья соберётся на завтрак. Он знал — это не его семья. В Святом Брутусе было шумно и тускло, но вместе с тем привычно. В коридорах больные ублюдки зажимали новеньких, которые не умели остановиться вовремя и понять, что пора бы заткнуться. Гарри прошёл мимо них, не чувствуя жалости к ним и не желая как-либо помогать. Эти мальчики с разбитыми лицами и яростью в глазах вырастут и станут такими же ублюдками, какие их сейчас учат жизни. И Поттер к этому тоже привык. С утра была биология (спасибо, Ламарк, что бы мы без тебя делали). Учитель говорил что-то о синтезе АТФ. Что-то о значении рибосом для клетки. Что-то о митохондриях. Это был не самый его любимый предмет. В целом, всё проходило как обычно. После школы его ждала работа в небольшой кофейне рядом с университетом. Гарри чудом попал на неё, но почему-то хозяйка — строгая женщина с высоким пучком седых волос и деловой юбкой — отнеслась к нему положительно. И это было так неожиданно трогательно, что он улыбался глупо-глупо и кивал на каждое её слово. Он получал не так уж и много денег, но для своих шестнадцати лет ему хватало. А ещё ему нравилась уютная кофейня с деревянными столиками и красивыми салфетками с узорами цветов. Здесь Гарри делал уроки, питался и общался с теми посетителями, которых не отталкивал его внешний вид. Худой, с большими зелёными глазами за стёклами круглых очков, с болезненными синяками под глазами, невероятно уставший и озлобленный на мир подросток, который... просто попал не в ту семью. мог бы быть счастливым, но что-то пошло не так. Ему не повезло. Так бывает. На двери зазвенел колокольчик — весьма примечательное украшение, — и Гарри отвлёкся от решения математики, становясь на ноги и откладывая в сторону толстую тетрадь с изображением логотипа Марвел. К стойке медленно прошагал, кидая оценивающие взгляды по сторонам, парень со светлыми короткими волосами и серыми глазами. Он выглядел слегка неуместно в сравнении с деревянными столиками и красивыми салфетками с изображением цветов. Пальто от Версаче, ботинки от Луи Витон, в ушах беленькие айрподсы, на руке дорогие (уж слишком это было очевидно) часы, фирму которых Поттер, увы, не знал. Этот парень, он, ну, выглядел просто потрясающе дорого, и не пытался скрыть этого. А напротив стоял сам Гарри — со старыми очками, потрёпанными джинсами и синяками на руках. Боже, какая бездарная комедия. Парень подошёл ближе, выбирая на стенде рядом кофе, а после повернулся к Поттеру, вежливо улыбаясь. Господи. — Один карамельный латте, пожалуйста, и круассан с шоколадом. Кивнув, Гарри приступил к выполнению заказа, а парень присел за один из столиков, доставая из портфеля Макбук и тетради с ручками. Он выглядел сосредоточенным и серьёзным, и когда Поттер захотел позвать его, то понял, что вряд ли его услышат, потому он сам отнёс небольшой поднос, получая в награду вымученную, но, кажется, благодарную улыбку. Вообще-то, он очень красиво улыбался. Вернувшись к математике, Гарри почему-то не мог сконцентрироваться на косинусах и синусах. Наверное, если бы его спросили, он бы даже не назвал основное тригонометрическое тождество, настолько его мысли тонули в образе этого парня. Что-то в нём привлекало самого Гарри — он был красив, явно старше и учился с огромным рвением, судя по его конспектам, которые Поттер мельком мог оценить. Это было так ново для него, волнующе и непривычно, что Гарри терялся. Не знал, что делать и как себя вести, а потому решал математику, после прочитал литературу и в перерывах готовил кофе другим посетителям. Когда на улице стемнело, а стрелки часов упрямо двигались к отметке 8, подросток убрал рабочее место, протёр все столы и даже успел переодеться, слыша звон колокольчиков. Почему-то стало немного грустно, но, списав это на усталость, Гарри закрыл входную дверь, отходя к автобусной остановке. И... он услышал. В соседнем повороте, который вёл к тупику, прямо за стеной кофейни происходила потасовка. Обычное, вообще-то, дело, таких он за всю свою короткую жизнь повидал едва ли не сотню, но в этот раз что-то было не так. Его охватило странное чувство, название которого он не знал, но оно было, стучало по вискам и заставляло идти в ту сторону. На каком-то автоматизме он аккуратно выглянул из-за угла, желая оценить обстановку. В тусклом свете фонаря он мог различить три стоящие фигуры и прижатого к стене парня с яркими платиновыми волосами. Гарри знал, кто это. Его не спасут. Он богатенький умный мальчик, его не учили драться кулаками, выбивать из рук оружие и уворачиваться от ударов. По всем своим принципам Гарри должен был пройти мимо, не думая о спасении, потому что ему не нужны были проблемы. В школе он видел чуть ли не каждый день, как ублюдки зажимали таких же ублюдков, как и они сами, потому что нормальные люди в такие заведения не попадают. Но была одна загвоздка. Этот парень не был ублюдком. Гарри заворачивает, прячась в тени, мельком оценивает свои шансы против трёх мудаков, а после нападает. Эффект неожиданности срабатывает, и ему удаётся вырубить того, что стоял ближе всех и спиной к нему, но остаётся ещё двое. Он замечает маленький ножик в руке одного из них, легко уклоняется от прямого удара в челюсть, выбивает оружие, что с характерным звуком падает куда-то в сторону, ударяясь о кирпичную стену. Эти парни выглядят опешившими, потому Гарри начинает нападать, стараясь блокировать удары одного и бить по второму. Он знает, что они сильнее его и выше, но делает ставку на собственную скорость и ловкость. У него колотится в горле сердце, немного плывёт перед глазами и огнём горит щека — видимо, всё-таки задели. Боли он не чувствует, его охватывает адреналин и желание победить, он яростно отбивается и переходит в наступление, пока не валит их на землю, заставляя кашлять из-за собственной крови. Он жив. Эта мысль стучит в висках и неожиданно накатывает на него, а после неё приходит дикая усталость и боль. Да, его знатно потрепали, но он счастлив, что смог спасти парня, который подбирает с земли свои вещи и роется в карманах одного из нападавших, доставая оттуда те самые часы. Гарри пытается не залипать. И он оборачивается, шатаясь, подходит прямо к нему, вглядываясь в его глаза — он такой красивый, боже, — а после говорит: — Спасибо, Гарри. — Поттер кивает, а потом понимает, что к нему обратились по имени, которое он не называл. И, уже вскидывая голову, дабы задать вопрос, ему говорят: — Бэйджик. Меня зовут Драко Малфой. И я правда тебе благодарен. Его голос кажется каким-то сюрреалистичным, но Гарри верит ему, улыбается и протягивает руку, отвечая: — Гарри Поттер. И получает в ответ крепкое рукопожатие. Выходя к дороге, он видит на лице Драко огромный кровоподтёк, его нос разбит, а часть одежды перепачкана в крови, но он всё равно выглядит красиво. Возможно, у Гарри изуродованное понятие красоты, он даже не будет с этим спорить. Не в этой жизни. Драко ловит себе такси, открывая дверь, пока его слегка поддерживает сам Гарри, а после, уже сидя на комфортном сидении, говорит: — До встречи. Поттер надеется, что она будет, потому быстро и как-то нервно отвечает: — Да, увидимся. Ловит в ответ искреннюю улыбку и отходит в сторону, понимая, что ещё может успеть попасть домой на автобусе, если поспешит. В голове пусто, руки слегка подрагивают, а сердце готово пробить грудную клетку, вырываясь наружу, но Гарри так лениво и пусто внутри, что ему почти всё равно. Осознание от всего, что произошло, приходит поздно ночью, когда подросток стоит под тёплыми струями душа, думая, что не сможет уснуть из-за неспадающего напряжения. Однако, касаясь головой подушки, засыпает в ближайшие пару минут.

***

На следующий день ничего не происходит. Драко просто пропадает из жизни Гарри, хотя, казалось бы, появился он там всего лишь на одно короткое мгновение и не обещал в ней оставаться. От чего-то становится пусто. И самую малость грустно. Гарри убеждает себя, что всё окей, это лишь мимолётное знакомство в его жизни, один из тысячи клиентов, он забудется, сотрётся из памяти так же скоро, как и все остальные, но... пока что остаётся там. Это чувство лёгкого мандража и печали — оно живёт внутри него, поедает жизненную энергию и размножается. Это чувство — как клеймо, которое не проходит, идея фикс, мания. Гарри обещает самому себе, что забудет и отпустит. Гарри врёт. На четвёртый день, в пятницу, когда колокольчики привычно звенят, Поттер отрывает голову от книги и... впервые за всё это время улыбается. На пороге стоит Драко, чёртов, Малфой, в своём пальто от Версаче и ботинках от Луи Витон. Стоит, и Гарри понимает, что влип. Он проходит внутрь, уже не смотря по сторонам, а глядя лишь на Гарри, в его глаза, и улыбается — так красиво и по-весеннему тепло, что подумать нельзя о дождях и холодном ветре, листопаде и меланхолии. На его лице ещё желтеет синяк, но это абсолютно ничего не портит. Теперь Гарри смотрит внимательней — на длинный ровный нос, острые скулы и тонкие губы, впитывая в себя образ и восхищаясь. Ему шестнадцать лет, и подростковые влюбленности кажутся тем самым адекватным, что может быть. Не больные ублюдки в школе, родственники, не принимающие его, и мёртвые родители. А именно оно — то чувство мандража, восхищения и мимолётного смущения. Оно движет им, заставляет говорить и улыбаться в ответ: — Здравствуйте, Драко. — он должен обращаться к клиентам на Вы, это чёртов рефлекс, который за месяцы работы развился, а потому обращение выходит само по себе, без тщательного обдумывания. А Драко, он, ну, смеётся, от чего Гарри хочет провалиться под землю, но она, видимо, не слышит этой его мольбы. Иронично, но ни одна из его молитв не была услышана, пока он ещё верил в это. — Привет, Гарри. И можно на ты, тем более, уверен, у нас не особая разница в возрасте. — Он откидывает назад волосы одним движением руки, а после невзначай интересуется: — Кстати, а сколько тебе лет? — Шестнадцать, — поспешно отвечает подросток, и на лице Драко эмоции сменяются одна за другой. Кажется, он считал его старше, раз выглядит таким удивлённым. — Меня спас подросток, моя самооценка никогда не станет прежней, — смеясь, восклицает он. Гарри думает, что это очень мило с его стороны. Возможно, даже слишком, но прекращать это он не хочет от слова совсем. — Мне карамельный латте и круассан с шоколадом, а ещё, кстати, какой твой любимый кофе? — Эмм, да, хорошо, гляссе... — И один гляссе для замечательного парня, который сейчас со мной говорит. Гарри на секунду теряется. Окей, не на секунду, но это так неожиданно и приятно, что остаётся лишь кивнуть и улыбнуться самой глупой улыбкой, которая только существует. Такой лёгкий флирт необычен, но он не желает противиться этому. То разъедающее чувство внутри него довольно потягивается, мурлычет и прячет коготки. Оно довольно и чувствует себя просто отлично, а значит и Гарри тоже. — Хорошо. Гарри думает, что никогда бы не смог понравиться такому, как Драко. Драко думает, что Гарри очень красивый. И не желает отступать, кстати.