Любовь как наказание

Следующий месяц я плохо помню. Полиция. Изолятор. Ожидание слушания. Суд. Приговор. Семь лет в колонии строгого режима. Тюрьмы я не боялся, даже учитывая то, чем я занимался. Говорят, что, когда убиваешь, ты необратимо меняешься. Я изменился раньше, когда увидел Саске. Это была любовь с первого взгляда. Жаль, что односторонняя. Он просто позволял себя любить, а я был и этому рад. Я до Саске никого не любил. Я выполнял свою работу — обслуживал разношерстных клиентов, — но никаких чувств, кроме отвращения, ненависти я к ним не испытывал. Исключением был Гаара. Я до сих пор помню, как я изнасиловал в его первый раз, но, тем не менее, он вновь пришел и стал моим первым другом, хотя, наверное, «друг» — это громко сказано. Впервые в жизни меня выслушали, и я за это был ему благодарен. Я осознал своё теперешнее положении только тогда, когда за мной захлопнулась тюремная дверь. Я — заключенный. Тогда-то я понял, что совершил ошибку, но, думаю, если можно было бы все перемотать, я сделал то же самое. Я убил человека ради любимого. Меня подселили к коротко стриженому шатену крепкого телосложения. Лица я не видел — он лежал на боку, чуть согнув ноги в коленях. На нем, как, впрочем, и на мне, была тюремная форма темно-серого цвета, обшитая белыми нитками. Форма облегала накаченную фигуру. Я всегда удивлялся, почему зэки такие накаченные, теперь понимаю — им просто делать больше нечего. «А я? Что мне делать? Я слышал, что в тюрьмах практикуется сексуальное насилие. А если кто-нибудь узнает, кем я был в прошлом, меня же с потрохами съедят, а точнее, изнасилуют». — Хватит пялиться на мою задницу! — раздался раздраженный баритон. Парень даже не удостоил меня мимолетным взглядом. — Было бы на что! — постарался произнести это как можно высокомернее — в этом месте первое впечатление самое главное. Он обернулся, во взгляде читалась непомерная злость. — А ты красивый, — резкая перемена настроения меня не удивляла: мне такое говорил каждый клиент. — Будешь моим? — Нет уж, уволь, — надо сразу показать, что я не намерен продолжать свою «карьеру» шлюхи. — Лучше ты моим! — А ты наглый, мне это нравится! — он спрыгнул с кровати и подошел ко мне вплотную. — Мне нравятся непослушные парни. От него пахло плохо стираной одеждой и потом. Изо рта — несвежим дыханием. — От тебя воняет! — я с силой оттолкнул парня, он упал на обработанный хлоркой пол. Он ухмыльнулся так, что мне стало как-то не по себе. Я почувствовал, что, даже будучи на полу, он все равно был выше меня. Неприятное чувство. — Мне не нужны проблемы. Я хочу спокойно отмотать свой срок и выйти, — решил я твердо расставить все точки над «i». Чуть погодя добавил: — Я не собираюсь становиться «подстилкой» ни для тебя, ни для кого-то либо еще. Мой сосед все так же сидел на полу, словно обдумывая мои слова, а я же, в свою очередь, подойдя к двухъярусной кровати, кинул на второй «этаж» свою постель, которую мне ранее выдали. Я не хотел спорить о такой мелочи, как этажность своего ложа на ближайшие семь лет. Быстро застелив выглаженную простынь, в прошлом голубого цвета, но от частой стирки с отбеливателем она стала грязно-белой с бледно-голубыми разводами, небрежно накинул тонкое одеяло с заботливо одетым пододеяльником примерно такого же цвета, как и простынь. Когда я хотел подняться и лечь, почувствовал теплую руку у себя под рубашкой: рука медленно гладила мой пресс, опускаясь ниже, под резинку тюремных штанов. Ладонь была чуть шершавой: видно, ее обладатель занимался физическим трудом, но это лишь предавало некую пикантность. Я замер, мой сосед тоже молчал. Его пальчики преодолели преграду в виде моих трусов и окольцевали мой член. Их движения были тягуче медленными, словно издевались. Тихий стон. Я почувствовал, как он улыбнулся. Рваное дыхание. Горячий выдох в мою шею. Запрокинутая голова. Шею покрыли влажные поцелуи. Парень прижался возбужденным членом к моей округой заднице. Я протрезвел. — Ты хочешь меня? — прошептал я, заранее зная ответ. — О, да, — в доказательство он сжал мою плоть и потерся об меня своим пахом. — Так получи! Я резко развернулся, скрутил его, так что он был вынужден наклониться. Пока он соображал, что произошло, я уже стянул штаны, не более для того, чтобы оттрахать, подставил головку к необработанному анусу и вторгся по самые яйца. Трахал его грязно и беспощадно, одной рукой стальной хваткой удерживал руки за татуированной спиной, а другой поддерживал, задавая верный угол только для своего удовлетворения, на его чувства мне было плевать. Кончил слишком быстро — сказалось долгое отсутствие секса. Когда я выходил из него, за окровавленным членом тянулся шлейф спермы. Отпустив руки, я обтер свой член о его зад. Странно, но он даже звука не издал, хотя, уверен, у него были адские боли. Я натянул форму и лег на свою кровать. — Зачем? — тихий вопрос раздался эхом по стенам камеры и в моей голове. — Я же сказал, что не намерен быть чьей-либо «подстилкой», — сухо произнес я. — Я это понял, — он завалился набок — видимо, я перестарался, и он не мог сеть, а тем более встать. — Ну и? — я завел руки за голову и закрыл глаза. — Я уже здесь давно… один. Несмотря на это, я рад, что ты здесь… Со мной. Молчание, гнетущее и неловкое. Я не знал, сожалел я о своем поступке или нет. Я взглянул на моего соседа: он был так жалок и беззащитен, все так же лежал на полу, тяжело дыша. То ли совесть проснулась во мне, то ли еще что-то, но я решил ему помочь и позвать охрану, чтобы его поместили в лазарет. Его увезли, а у меня остался неприятный осадок на душе.