Наша мания.

Роза. Я на автомате обняла Льва. Я просто видела, как сильно он бьет Родиона в нос и я испугалась: вдруг убьет?.. Когда Родион ушел, Лев не отстранился от меня. Он обнял меня в ответ и в тот момент, мое сердце готово было выпрыгнуть из груди. Лев такой сильный с виду, а обнял меня очень аккуратно, будто бы боясь, что я растворюсь в воздухе. — Мне нужно домой, — через несколько минут произнесла я. — Да. Я провожу тебя, — Лев отстранился от меня и пошел прямиком в прихожую. Я поплелась за ним, думая о том, что все еще ловлю галлюцинации. Я поверить не могла тому, что Лев так спокойно сказал мне о том, что он проводит меня. Лев… Парень, который только недавно бил своего лучшего друга, спустя некоторое время так спокойно говорит о том, что он проводит меня?.. По дороге до моего дома мы шли молча. Лев облизывал разбитые губы, смотря на дорогу, а я шла рядом с ним, удивляясь из-за того, что у Льва огромный шаг. Один его шаг составляет два моих. Я еле как за ним успевала и он, поняв, что мне тяжело за ним нестись, начал сокращать свой шаг. Мы шли в ногу и мне это чертовски нравилось. — Это был твой осознанный выбор, Роза? — мы подошли к моему дому и Лев взял меня за кисть руки, смотря в сторону, на почтовый ящик. — Жалеть не будешь? Я слабо улыбнулась. Неужели его волнует это? Я думала, он даже не заметит того, что обняла я его, а не Родиона, ведь, по сути, второму прилетело намного больше. — Нет, не буду. Посмотри мне в глаза, пожалуйста, — я смотрела на него снизу вверх. Лев усмехнулся, но голову не повернул. Он проигнорировал мою просьбу, но даже это меня не обидело. — Хорошо… Спасибо, что проводил меня до дома, — я опустила голову вниз, громко вздохнув, потом снова посмотрела на него. — До встречи… Бестужев отпустил мою руку. — До свидания, Роза, — Лев посмотрел на меня, улыбаясь своими разбитыми губами. — Надеюсь, спать будешь спокойно и никто не будет тарабанить в твое окно, — он усмехнулся, еще немного посмотрел на меня, а потом пошел к себе. Я застыла на месте, смотря вслед Льву. Я хотела остановить его, подбежать к нему и крепко обнять, но вместо этого я зашла в дом, дверь почему-то была открыта, а потом я увидела маму, убирающуюся в прихожей. — Привет, — я улыбнулась. — Ты сегодня рано… — я посмотрела на настенные часы, и начала расстегивать куртку. — С работы пораньше отпустили?.. Мама посмотрела на меня, широко улыбнулась. — Привет, дочь, — она подошла ко мне, чмокнула меня в макушку. — Да, отпустили. Сегодня в гости к нам придет мой начальник. У нас с ним важный ужин, — мама светилась счастьем и мне было приятно видеть ее счастливой. Папа не дарил ей счастья последние пять лет, только боль и слезы. Может быть, начальник сможет сделать так, чтоб мама снова начала широко улыбаться? — Хорошо, побуду в своей комнате… Тебе помочь? — Нет, я уже закончила, — мама улыбнулась, протерла пыль на полочке. Я повесила куртку, разулась и прошла в свою комнату, закрывая дверь. Завалившись на кровать и смотря в потолок, я вдруг почувствовала то, что меня неистово тошнит. Сев на кровати, я долго боролась с тем, чтобы не выбежать в туалет и не вырвать, но ком, который подходил к горлу очень неприятно давал о себе знать. Ненавижу, когда мне тошнит. Это самое поганое чувство. И когда я уже не могла терпеть, я подбежала к окну, открыла его и выглянув, вырвала то, что ела на завтрак. Немного пробыв в таком положении, выглядывая из окна, я думала: с чего бы вдруг меня тошнило? И тут в моей голове начала зреть очень страшная и ужасная мысль. Руки тряслись, а ноги подкашивались, когда я только думала об этом. Свою тошноту я могла была списать на клей, но у меня уже две недели не приходят месячные. У меня долбанная задержка, а еще, меня иногда тошнит по утрам. Эта мысль, которая начала зреть в моей голове меня совершенно не радовала. Она была мне противна. Противно было думать о таком, до дрожи в коленках. Я не хочу даже думать об этом, но мысль про беременность на второй план не ушла, она росла, росла, росла, заполняя каждую клеточку моего мозга. Эта мысль настолько увеличилась в размерах, что, сев на пол и обняв коленки руками, я горько заплакала. «Отцовская шлюха залетела от алкаша-отца», — голос в моей голове громко усмехался, давил на виски, врезался в уши. Он будто бы смеялся надо мной глупым беззвучным смехом. «Если бы он был жив, то был бы своему ребенку и дедушкой и папой, представляешь, насколько это противно?», — мой внутренний голос, который должен поддерживать меня, наоборот, создавал плачевные ситуации. Я выплакала столько слез, что мои коленки были мокрые, а воздуха переставало хватать. Моя задержка может быть оправдана тем, что у меня всего лишь гормональный сбой, а тошнота — в этом виноват клей. Но когда ты знаешь самый наихудший исход из ситуации, ты, блин, не думаешь о том, что это всего лишь какой-то сбой или в этом виноват клей. Нет. Ты думаешь о самом плохом, прокручивая в голове эту мысль, как дьявольскую карусель, и не знаешь, что делать. Вечером к маме пришел ее начальник. Я просидела в комнате, в основном плакала, успокаивалась, снова думала о беременности и снова плакала. Она даже не зашла ко мне, чтобы пожелать спокойной ночи, но с одной стороны, мне не нужно было ее присутствие в данный момент. Мне нужно было мое одиночество. Утром следующего дня мама ушла на работу, а я, стянув с ее заначки денег на тест, понеслась в аптеку. Эта аптека ни раз меня спасала. То успокоительными, то обезболивающими, теперь она спасет меня тестом, и я очень надеюсь на то, что результат будет отрицательный. — Здравствуйте, чего вам? — мило улыбнулась аптекарь, смотря на меня сквозь витрину. — Здравствуйте… Мне… Пожалуйста… Тест, — рвано ответила я, не смотря на девушку. Мне было ужасно стыдно просить ее продать мне тест. Мне казалось, она осудит меня, подумает, что я маленькая девочка, раздвинувшая ноги перед выпускником, и которая не знает, что делать, как рассказать маме? Если честно, я правда не знала, что говорить маме, если на тесте будет две полоски. — Пожалуйста, — девушка протянула мне пачку с тестом. Взяв ее и засунув в карман куртки, я достала из другого деньги, отдала нужную сумму и пошла домой, медленно, не спеша. Мне было страшно дойти до дома и наконец узнать правду. Я очень боялась этой правды, каким бы результат не был. И как бы я не медлила, я все-таки быстро дошла до дома, посмотрела на него, громко вздохнула, зашла в прихожую. Куртку расстегивала буквально минут пять, а обувь снималась семь. Достав из кармана тест, я прошла в туалет, долго не решалась, чтобы сделать его, положив пачку на подоконник, я вышла из ванной и прошла на кухню. Взяв стакан, я дрожащей рукой наполнила его до краев и, выпив все до последней капли, вернулась в ванную. Смотрела в зеркало, не поседели ли у меня волосы? Смотрела на тест, а что, если две полоски? Что мне делать? Рожать ребенка от человека, который, вроде бы, мой отец?.. А как маме рассказывать? Поймет ли она меня? Решение мамы значило для меня многое и я, все-таки собравшись с силами, сделала чертов тест, сразу положив его на подоконник, я быстро вышла из ванной, ходила вокруг да около возле двери. Прошло минут пятнадцать, меня затошнило и я, ворвавшись в ванную и склонившись над унитазом, вырвала. Встав, я подошла к подоконнику и взяв тест в руку, с опаской посмотрела на него. Руки затряслись. Мои предположения были верны. Две полоски. Две чертовых полоски. Полоски, которые сломали мою жизнь, поставив на ней крест. «Розочка беременна от своего отца! Какой позор, Роза, фу, шлюха!», — я посмотрела в зеркало. Будто бы со мной разговаривало мое отражение. Лицо было настолько противное и злое, что я громко заплакала, сжимая в руке эту долбанную бумажную полоску. — Это не так… Я не шлюха… — негромко ответила отражению я, задыхаясь из-за слез. Я впервые столкнулась с такой проблемой. Я даже не знала, что мне делать и как поступить. У кого спросить совета?.. В голове эхом отозвалось два имени. Лев и Родион. Родион и Лев. Бестужев и Вьюгин. Родион бы понял меня, даже посоветовал что-нибудь, но… Я с ним вчера так плохо обошлась, что мне очень стыдно бежать к нему и рассказывать о своих проблемах. А Лев… Лев может не понять меня. Он может сказать мне о том, что ему противно со мной общаться. Может выгнать и закрыть перед моим носом дверь. Но из них двух я выбрала Льва. Каким бы Лев ни был, он должен понять меня и он может посоветовать мне что-нибудь. Лев ведь взрослый. Лев многое знает в этой жизни. Он реалист, он мне всегда об этом напоминает. Он должен помочь мне в моей реальной проблеме. Он обязан хотя бы выслушать меня. Смыв тест в унитаз, я вышла из ванной, прошла в прихожую, накинула куртку и обулась, а затем вышла из дома, закрывая дверь на ключ. Ко Льву я шла также неспешно, будто на каторгу, но самое страшное позади. Я узнала правду. Теперь мне всего лишь нужно было спокойно и без истерик рассказать Льву о том, чего он не знает. Чего не знает никто. Я сейчас должна поделиться с ним своим секретом. Подойдя к дому Льва, я с опаской посмотрела в его окно, расстроено вздохнула, вытерла выступившие слезы и зашла в подъезд. По лестнице поднималась очень медленно, считая каждую ступеньку. И когда я стояла напротив двери квартиры Льва, я разревелась. Страшно было представить, как он отреагирует. Подняв руку, я постучала в дверь, а потом позвонила в звонок. В этот раз я не слышала шагов, я была погружена в свои мысли. Лев открыл мне дверь, прищурившись, он посмотрел на меня. Я подняла голову и посмотрела в его глаза. Бестужев приподнял одну бровь. — Почему ты такая сопливая? — он отошел от двери, давая мне пройти. Я зашла, расплакалась еще больше и, даже не сняв куртку, крепко обняла Льва, утыкаясь лицом в его грудь, пачкая его прекрасную футболку в свои сопли, слюни и слезы. Лев не ожидал такого поворота, он отстранился от меня и заглянул в мои глаза. — Роза, что случилось? Родион с тобой опять разбирался? Он посмел довести тебя до слез? — с каждым словом Лев становился зловещим человеком. У него даже белки покраснели из-за злости. — Чертов ублюдок, я ему его доброту на хуй заверну и заставлю сожрать! — Нет, Лев, — я плакала, отрицательно махая головой. — Родион тут совсем не причем… Лев, у меня случилось в жизни кое-что ужасное. Ты пообещаешь, что выслушаешь меня? — я отстранилась ото Льва и подняла свои заплаканные глаза на него. Он смотрел на меня с беспокойством, а потом, кивнув, помог снять куртку. Я разулась, мы прошли в гостиную. Я села на диван, не зная, с чего начать свой рассказ. Лев сел напротив меня, на кресло, подставил руку под щеку и выжидающе на меня посмотрел. — Лев, об этом секрете никто не должен узнать, если я сама этого не захочу, хорошо?.. — я посмотрела на Льва, он отвел взгляд в сторону, посмотрев на вазу. — Обещаешь? — Обещаю, Роза, твой секрет никто не узнает, — он кивнул и снова посмотрел на меня. — Что случилось, ребенок? Я еще больше заплакала, вытирая слезы и сопли рукавом свитера, я рассказала обо всем Льву. Об отце, об изнасиловании, да абсолютно обо всем. Я часто замолкала, чтобы перевести дыхание, а потом продолжала свой рассказ. — Он изнасиловал меня… И в тот раз, в день его смерти он хотел повторить то же самое… Я ненавижу его, он сломал мне жизнь. Он урод… Урод, который заслужил гнить в могиле и кормить червей, — я посмотрела на Льва. Лев будто бы не верил своим ушам, сидел, смотрел то на меня, то на вазу, а потом, хрипло поинтересовался: — И что ты делать хочешь? — Я не знаю, что делать… Аборт, наверное, будет наилучшее решение… — негромко ответила я, вытерев слезу и пожав плечами. — Нет, Роза, аборт ты не сделаешь, — отрицательно помахал головой Лев. — Аборты в твоем возрасте несут огромные последствия. После него, возможно, ты не сможешь родить, а ты молодая девушка, у тебя вся жизнь впереди. Лучше родить этого ребенка и оставить в роддоме. Кому надо, тот и усыновит, но и ты, таким образом, не принесешь никакой вред своему здоровью. Иногда девушки, которые соглашаются на аборт, умирают прям на операционном столе, потому что теряют слишком много крови, а они взрослее тебя, Роза. Ты совсем маленькая, аборт для тебя — это как билет на тот свет. Ты не должна его делать, хотя бы потому что ты еще должна прожить эту жизнь. А твой отец… Конченный ублюдок, была бы моя воля, его бы отправили в колонию, в которой всех насильников ебут в задницу, и знаешь, Роза, ему было бы намного хуже, чем тебе сейчас. Я слушала Льва, слушала то, как он размышляет и не знала, что мне делать. — Даже если я и оставлю ребенка, что же мне говорить маме?.. Лев громко усмехнулся. — А у тебя есть варианты? Что ты ей сможешь сказать, кроме правды? Врать нет смысла, это ни к чему хорошему не приведет, а если твоя мать узнает правду, тебе самой на душе станет легче. Аборты — зло. Аборты снова должны запретить, из-за них рушатся жизни многих семей в будущем. Женщины просто-напросто не могут родить, подарить мужьям наследников, а это самое хреновое, что может происходить. Страна итак катится к хуям, а без детей она совсем загнется. Лев с таким отвращением говорил мне про аборты, что я даже заслушалась его. — Почему ты так категорично к ним относишься?.. — Да потому что Олеся уже три аборта от меня сделала. Она ебаная кошка и каждого моего ребенка убивает, — фыркнул Лев. — У нее есть возможность родить, ей просто судьба козыри в игре отдает, а она их выкидывает. И я не понимаю, почему она еще не сдохла, если на ее жизни уже больше восьми абортов. Три от меня, а пять от всего района. Мне просто противно из-за того, что женщины так небрежно относятся к своим детям. Я удивленно открыла рот из-за услышанного. Олеся — девушка Льва уже сделала три аборта от него?.. Неужели Лев так сильно хочет ребенка, что он вот так вот сильно обозлился не только на Олесю, но и на всех женщин в целом, которые прибегали к этому решению проблемы?.. — Знаешь, дело твое, как поступать, просто я говорю то, что может быть. Ты можешь умереть — это самое страшное. Ты не сможешь родить, хотя, мне кажется, это еще страшнее. А еще ты можешь родить, отдать ребенка в детдом и жить спокойно, ни о чем не беспокоясь, прожигая свою юность. Мать поймет, я уверен, она безумно любит тебя и ты не виновата в том, что твой ублюдочный отец трахнул тебя, — сказал Лев, посмотрев в окно. — Знаешь, мне все равно на то, что ты выберешь, меня это просто никак не касается, но… Я почему-то не хочу, чтобы твоя жизнь шла под откос, — Бестужев посмотрел на меня. — В роддоме напишешь отказную, ребенка заберут и ты о нем даже не вспомнишь. Он испугал меня разговорами о смерти, бесплодии… И, когда Лев говорил, я считала его таким умным, всезнающим, поэтому, я поверила ему в том, что лучше будет признаться маме во всем, родить ребенка, а потом спокойно отдать его в детдом. Лев же плохого не посоветует. Несмотря на то, что он сам плохой, советы он дает хорошие. — Ты прав, все-таки… — я кивнула, громко вздохнула и посмотрела в окно. — Нужно рассказать маме, мне правда так будет легче. Родить, отдать, и все, жить спокойной жизнью… Лев удивленно посмотрел на меня. — Я думал ты пошлешь меня к черту, — он усмехнулся. — Спасибо, что прислушалась к моему совету. Он поможет тебе в жизни. Его словам хотелось верить. Лев. Проводив Розу до дома, я шел, до сих пор не веря тому, что Родион для нее в прошлом, а я в настоящем. На мгновение я подумал о том, что я, блять, намного лучше Родиона. Он больше не герой ее романа. Этот добряк стал второстепенным персонажем. И, сука, эта мысль заставила меня широко улыбаться вышедшей Луне. — Видишь, Луна, я не такое говно, каким ты привыкла меня видеть, — я посмотрел на небо, на полную Луну и довольно усмехнулся. — Завтра передай Солнцу, что оно тоже пиздило не по делу, говоря мне о том, что я хуйня и во мне нет лучика добра. Я дошел до дома, попал в квартиру, разделся, наконец-то полноценно искупался, помыл голову, а потом завалился спать. Снился чертов отец Розы, который душил сам себя, из-за этого сна я даже не проснулся, было приятно наблюдать за тем, как это говно топит само себя. Этот ублюдок снился мне всю ночь, а проснулся я в восемь, и, только успев попить чай, встретил нежданного гостя Розу. Готов поспорить, если собрать ее слезы, мы насобираем огромное количество воды для нуждающихся в Африке. Но мне мгновенно стало не до шуток, когда она подошла ко мне и крепко обняла. Я растерялся, отстранился от нее и недоумевающе спросил, что, блять, произошло. Уже через минут двадцать, сидя в гостиной напротив Розы, я был в курсе всех последних событий ее жизни. Изнасилование. Чертов ублюдок, как я рад, что я придушил тебя, тупая ты мразь! Если бы я тогда знал, что ты с ней сделал, ты бы так просто не отделался. Я бы тебя заживо закопал и ты подыхал бы в чертовых муках, снова задыхаясь. Но нет же, сука, тебе все сошло с твоих ебаных грязных рук, но… Ты в могиле, а это не может не радовать. А потом Роза рассказала мне о том, что хочет сделать аборт. Сердце предательски екнуло, и я вспомнил Олесю, которую на коленях умолял не совершать аборт, но, меня никто не послушал и она зашла в операционный кабинет. И это повторялось три раза. Я никогда не перед кем так не унижался, как перед ней. Я действительно стоял на коленях, готов был целовать землю, по которой она ходит, лишь бы она не убивала нашего с ней ребенка, но… Как бы я ни унижался, все заканчивалось одним кабинетом. Я понимал, что иметь ребенка от своего отца, да и тем более алкаша — пекспертива так себе, но я не хотел, чтобы Роза убивала его. Это часть нее. Это ее ребенок, несмотря на то, что заделал ей его ее же отец, она не должна убивать его, это действительно может привести к страшным последствиям: к смерти, к бесплодию. Немного промыв мозги и возомнив себя чертовым Родионом, я все-таки, наверное, переубедил Розу в том, что аборт — это последнее ебаное дело и она решила рассказать обо всем своей матери. Я ликовал. Это была моя маленькая победа. И пока Роза беременна, я обещаю, я от нее ни на шаг не отойду. Прости, Родион, плохой Лев занял твое хорошее место.