если я не смогу найти тебя

Через окно, я чувствую, насколько мне хорошо и плохо одновременно. Светло-сиреневая плитка стала ужасно родной к моему сердцу. А все, все из-за тебя. Я виню тебя во всем, потому что не хочу признавать, что я могу быть виновным в своей Судьбе. Ты не влюбляешься в меня. Я не собирался. Возможно, я просто хотел почувствовать себя так же, как и ты. Это оказалось немного сложнее, чем на первый взгляд. Беспокоит ли тебя это? Солги же мне наконец. Ты даже ничего не предпринимал. Видел, что мне становится хуже, но ничего, блять, не делал с этим всем в моей голове. Вместо того, чтобы залезать внутрь, ты перебирал мои волосы своими проклятыми пальцами. Мне становилось легче. У нас все слишком приторно сладко. Иногда я думаю, что случилось бы, если бы мы никогда с тобой не встретились? Как же глупо думать об этом уже сейчас, но вероятность была. А меня бы не было. И, возможно, ничего этого бы не было, совсем ничего. Я виню тебя в этом, ведь остатки души из меня уже не выскрести, пусть тогда я останусь таким навсегда — ты мне нужен. Ты мне нужен, а я тебе нет. Я был тебе нужен только до того момента, пока счастье в твоем сердце не начало цвести. Теперь ты счастлив, и можешь выкинуть меня за дверь, потому что так всегда делают со сломанными игрушками. Я тебя никогда не знал. Раньше ты был всегда рядом, был частью меня, а я был частью тебя. Что могло так повлиять на тебя, если я даже предал себя и перешел на твою сторону? Со мной только эта отвратительная сиреневая плитка, и в твоей голове ни одной мысли обо мне. Шприц выскальзывает из пальцев. У нас все получилось. Я чувствую каждое прикосновение, разливающееся по нервным окончаниям. Я чувствую все запахи, шорохи и звуки. Я чувствую чувства? Я надеваю четыре маски. Я придумываю новые версии тебя. Я теряюсь, ломаюсь, падаю на колени, я не могу найти тебя настоящего. Я слышу звуки сирены, во рту блуждает вкус фиалки, глаза видят только сиреневую плитку. *** Фрэнк аккуратно переставляет ноги, шагая вдоль закругленного колодца посреди туманного поля. Земля оказывается слишком далеко, чтобы спрыгивать и бежать прочь от этого места, что наводит на него панику. Напевая песни Дэвида Боуи на протяжении нескольких дней, ему становится легче. Синяки, разбросанные уникальными созвездиями по всему телу, наконец начинают сходить и окрашиваются в зеленовато-желтый. Кровь из носа останавливается, и больше нет шанса, что он умрет от потери слишком большого количества крови. Я молюсь впервые в жизни. Бог, если ты слышишь меня, дай мне возможность заснуть. Его голос раздается в его голове, вместо того, чтобы оттолкнуться от воздуха. Фрэнк прикасается к губам, понимая, что они сшиты вместе намертво. Я молюсь впервые в жизни. Бог, если ты слышишь меня, дай ему еще всего лишь один шанс. Дай мне еще один шанс. Дай нам еще один шанс. Фрэнк слышит раскаты второго голоса, идущие откуда-то сверху, но не может разобрать, кому он принадлежит. Тоскливый парень стоит на месте, пялясь на босые измученные ступни. Он ведь пытался спрыгнуть в полевые колосья, но воздух так сильно начинает подниматься, что Фрэнк чуть было не падал в колодец, дна которого не было видно. Он всерьез думал о том, чтобы совершить самоубийство и прыгнуть на дно колодца, где смог бы остаться разлагаться с переломанными костями. Его вечно останавливал уже успевший надоесть голос. Мы увидимся снова завтра, я приду к тебе и вытащу из каждого несчастья, которое гниет в твоем сердце. Фрэнк сам не знал почему, но звучание тембра заставляло его успокоиться. До тех пор, пока парень не начинал злиться от безысходности — он никак не мог сообразить, кому принадлежал голос. Фрэнк точно знал, что верит ему, и готов ради него не просто умереть, а продолжать жить. Но осколки памяти разбиваются вдребезги каждую минуту, и он забывает все, что когда-то клялся хранить до конца времен. Останься со мной, подай мне знак, и я обещаю, все будет так, как раньше. Раньше? Фрэнк не понимал, о каком раньше ему говорит голос. Он чувствовал, как огонь полоскает его легкие после услышанного. «Вспомни, вспомни, вспомни, — потерянный теряет веру в свой голос и начинает думать, обращаясь к самому себе, ожидая ответ. — В тебе же осталось что-то живое. Легкие сгорели, печень сгнила вчера на закате, плечо начинает кровоточить, несколько извилин в мозгу извились в обратном порядке. В тебе же осталось что-то живое, ублюдок, думай. Ты должен знать ответ». Ничего не выудив из своего полуразрушенного сознания, Фрэнк продолжил бесконечно блуждать по краю колодца, теряясь во времени. После длинных дней, проведенных в бесцельных шагах, ему даже не хотелось больше слышать успокаивающий его Голос. Без него было бы легче убить себя, без лишних сожалений. Еще не время, не уходи. Хочешь, я спою тебе твою любимую песню про нас? Да. Фрэнк осознавал, что общаться с Голосом — бесполезно, так как никогда не получал ответов на свои вопросы. Будто бы Голос и Фрэнк находятся в разных отрезках времени, не могут услышать синхронно, но знают, что они есть друг у друга. Но сейчас, Голос впервые сам задал вопрос. Заблудившемуся в собственном сознании парню хотелось узнать, какая же песня была его любимой, и что же их связывало. Фрэнк ничего не мог вспомнить, и это был его последний шанс. Голос тихо напевает. Все, чем мы когда-либо были — это пулями. Мы проскользнем сквозь наших призраков, и я докажу тебе, что ты — единственный. Как на кровати, усыпанной лепестками роз, в этом пистолете тысячи причин. И мы будем держаться за руки, и мы будем падать, и я встречу твои глаза, падая в бассейн с кровью в момент, когда небо разрушится. Конечности немеют, и дышать становится невозможно. — Джерард, Джерард, ублюдок, твою мать! — Фрэнк неистово бьет по щекам своего парня, пытаясь привести того в чувства. Бледно-сиреневая плитка оттеняет лицо Уэя, выделяя лиловые круги под глазами. Он выглядит как жертва. Жертва самоуничтожения. Левая рука исполосована вдоль кровоточащими глубокими порезами, острые ножницы плавают на дне ванной, в которой лежит Джерард. Айеро дрожащими руками набирает 911, ломаным голосом сообщая, что произошла попытка суицида, и три раза называет адрес, прежде чем произносит его верно. Девушка на линии говорит ему оставаться спокойным и все время находиться рядом и проверять пульс. Она говорит ему ждать, и что уже направила машину к дому. Фрэнк подставляет к носу Джерарда телефон, чтобы проверить дыхание. Ему страшно прикасаться к шее, потому что его сознание рисует картину, как пальцы Айеро трогают артерии, а после проваливаются внутрь, оттуда вылезают черви — его парень уже давно лежал замертво. Он рвано выдыхает, чувствуя каждый удар своего сердца. Белые точки цепляют его взгляд быстрее, чем запотевший экран. — Порошок, — Фрэнк хмурится, кое-как сдерживая злость. — Ненавижу тебя, слышишь? Ненавижу, блять, конечно же, ты объебался. Наркотики важнее, чем что угодно. Айеро резко убирает телефон, протирая экран, и садится рядом с ванной, прислоняясь к ней спиной, запрокидывая голову. — Я бы убил тебя. Убил бы нахуй, если бы ты не попытался первым. Эгоистичный ублюдок. Ты всегда выбираешь наркотики прежде меня. Я всего лишь результат твоих скучных дней, когда достать дозу не представляется возможным. Я бы бросил тебя гнить в этой ванной, — Фрэнк поджимает ноги под себя и опускает голову на колени, обхватывая их руками, — если бы я не любил тебя. Он злится, но злится на себя, не на Джерарда. Ему нужно сбросить ответственность на кого-то, иначе он останется виноватым. Это убьет его. Фрэнк хочет встать, чтобы проверить дыхание вновь, потому что каждая секунда стоит жизни. Он не находит в себе сил подняться, потому что как раз почти под рукой, которой он собирался оттолкнуться, валяется шприц, зажигалка и почерневшая ложка. Сирена. Хлопок двери. Поспешные шаги вверх по лестнице. Его толкают прочь от Джерарда. Фрэнк ничего не понимает, только успевает заметить проколы на сгибе локтя. Мир больше не двигается. — Джерард! — голос Фрэнка эхом разносится по полю. Он получает способность снова говорить. Никто его не спасает от смертельного ветра, когда Фрэнк падает в колодец.