It's not what it looks like

Катя предпочла бы не приходить в себя. Голова раскалывалась, дышать было практически невозможно и всё почему-то болело ужасно болело. Она с трудом открыла глаза, морщась, потому что свет казался слишком ярким.  — Это что, рай? Последнее, что девушка помнила — как она высадила Олю, потом её милая улыбка и перекрёсток. Красный загорелся неожиданно, Кищук пыталась затормозить, но не получилось. А какой-то другой автомобиль уже понёсся на зелёный. Удар, а потом темнота. Она попыталась приподняться на локтях, но лишь со стоном рухнула обратно. Прищурившись, девушка стала оценивать обстановку. Белые стены, какие-то приборы рядом и капельница.  — Лучше б был рай. — разочарованно прохрипела она. Катя услышала шаги, а после голос человека, который в её поле зрения не попадал.  — Отлично, ты очнулась. Как себя чувствуешь?  — Как человек, которого сбила машина. — фыркнув, ответила Кищук и закашлялась. Больно.  — Это формальный вопрос, можно было не отвечать. Женщина лет сорока пяти нагибается над ней, чтобы посмотреть что-то на аппаратах, проверяет капельницу, а после внимательно смотрит на неё.  — Ты два дня не приходила в себя. У тебя перелом пары рёбер, левой руки, сотрясение и множественные ушибы. — произнесла она будничным тоном. — Легко отделалась, так сказать. Катя зажмурилась, переваривая информацию. Видимо, главная роль отменяется, и всё же придётся уступить место блондинчику. Из коридора послышался топот, будто кто-то бежал. Звук становился всё ближе к её палате.  — Сколько раз просила не бегать по больнице. — вздохнула женщина, поворачиваясь к двери.  — Она очнулась? — Катя чуть не вскочила, услышав голос Серябкиной. Она пришла к ней? И сколько она здесь была? Видела ли она аварию?  — Зависит от того, поела ты или нет.  — Ну мам!  — Мам? — Кищук широко открыла глаза, с трудом поворачивая голову в сторону семейства Серябкиных. Лучше бы она этого не делала, так как увидела, как лицо Оли изменяется от обеспокоенного до разъяренного. Она подскочила к койке, зло смотря на страдалицу.  — Тебя что, за двадцать один год не научили тех осмотр проходить?! — возмутилась девушка, смотря ей в глаза.  — Когда она злая, в помещении лучше не находиться. Удачи. — предупредила женщина, удаляясь. Кате показалось, что перед выходом она её перекрестила.  — Как можно было не заметить, что у тебя в таких количествах вытекает тормозная жидкость? Ты хоть представляешь, как я испугалась? — тут Кищук заметила, что её глаза наполнены слезами, а нижняя губа дрожит. — Я видела, как что-то текло. И горел красный, и ты не тормозила, и та машина… Катя быстро схватила её запястье целой рукой и крепко, насколько могла, сжала.  — Чувствуешь? Я жива. К сожалению, по асфальту не раскатало, поэтому процентов на 87 цела. — прикинула она, за что тут же получила несильный удар по руке. Оля подхватила стул, стоящий у стены, и села рядом с койкой. Держа Кищук за руку, она рассказала, что весь прошлый день просидела с ней, но потом мама отправила её домой и на учёбу. Сказала, что отказалась репетировать без неё, на что обычно спокойная Валера чуть не устроила скандал. Когда словесный понос у Серябкиной закончился, Катя уже мирно спала. *** Оля сидела на одном из рядов в зале и задумчиво листала сценарий, хоть и прекрасно знала всё его содержимое. Сейчас её мысли были направлены совсем не в сторону будущего мюзикла. Она думала об этой несносной русоволосой девчонке, которая недавно чуть не умерла. Девушка вспоминала, что она чувствовала, когда увидела аварию, и какое облегчение испытала, когда та очнулась. С каких пор она так о ней беспокоится? Серябкина как-то пропустила тот момент, когда ей вдруг перехотелось надеть ближайшую мусорку на голову Кате. Скорее просто взять за руку и увести куда подальше. Было ли это чувство взаимным? Ей только предстояло узнать.  — Что, говоришь, произошло? — спросила Полина, присаживаясь рядом.  — Отказали тормоза. Повезло, что машина задела в основном заднее колесо, всё могло кончиться гораздо хуже. — ответила Серябкина, пытаясь как можно быстрее закрыть тему. — Хочешь к ней сходить?  — Может быть. Но не сегодня. Говорят, Олежа к ней рвётся. — по тому, как Фаворская произнесла его имя, ей он тоже не особо нравился. Думает, сможет подкатить.  — Значит плохо думает. — хмыкнула девушка. Валера ворвалась в зал, осматривая присутствующих.  — Сроки поджимают, так что второго пришествия Кищук ожидать не будем. — объявила она, периодически переводя взгляд с Оли на Егора. — Придётся вернуться к старому сценарию.  — Какая жалость! — с притворным сожалением воскликнул Булаткин. — К счастью, я учил обе роли. Не благодарите. Валера с лицом, полным скорби, наблюдала за репетицией и периодически театрально вздыхала. Оля тоже заметила, что выглядит все совсем иначе, и даже не потому, что снова сменилось действующее лицо. Просто между ней с Егором не было такого же взаимодействия, как с Катей. Возможно, их недонеприязнь и рождала ту изюминку.  — Ладно, выбора у нас нет. И так сойдёт. — сказала Валера, закрывая лицо руками. — Давайте финальную сцену и по домам. Когда Оля поцеловала Егора, она пыталась почувствовать хоть что-то, что могло бы показать, что она ошибалась насчёт своих чувств к Кищук. Но она всё никак не могла избавиться от ощущения неправильности происходящего. А вот Булаткин, казалось, был безумно счастлив. *** К концу следующей недели состояние Кищук казалось гораздо лучше, и мама пообещала Оле, что её скоро выпишут. Эту новость девушка решила сообщить лично. Катя увидев её тут же расплылась в улыбке и, немного сместившись на больничной кровати, похлопала по месту рядом с собой. Девушка с радостью там устроилась.  — Мне тут птичка нашептала, что тебя скоро выпишут.  — Твоя птичка не даёт мне и шагу спокойно ступить. — пожаловалась Катя, закатывая глаза. — «Катя, ты поела? Катя, тебе нельзя вставать. Кищук, не трогай приборы!» А «я всё Оле расскажу» — самый грязный приём в моей жизни. Серябкина рассмеялась, качая головой. Вообще-то, её гнев и правда был страшен, и в детстве, когда папа в шутку съедал её конфеты, он сначала прятался за диван, а потом уже сообщал ей эту прискорбную новость. Улыбка постепенно сползла с лица Оли. Она аккуратно коснулась гипса на левой руке Кищук, а после желтеющего синяка на её лице.  — Болит? Катя посмотрела на неё с хитрым прищуром и загадочно ухмыльнулась.  — Очень. Поцелуешь?  — Надеюсь, тебя не мазали чем-нибудь ядовитым. — Оля сморщилась, но нагнулась, чтобы оставить на щеке поцелуй. Вдруг Кищук поворачивается, поэтому поцелуй приходится на её губы. Серябкина хотела сразу отстраниться, но она поймала её за шею, притягивая ближе.  — Ты хоть раз можешь сделать это честно? — возмутилась девушка, хотя она выглядела скорее довольной, чем злой.  — Неа. — Кищук снова ухмыльнулась, а после перевела взгляд на настенные часы. Было уже около восьми. — А ты уже опаздываешь на свой комендантский час. Твоя мама прибьёт нас обеих, если увидит тебя здесь. Оля разочарованно вздохнула, выбираясь из кровати. Катя поймала её за руку, оставляя на губах ещё один поцелуй, а после отпустила.  — Булаткина снова на главную роль взяли. Я, кстати, с ним всё-таки поцеловалась. — сообщила Оля, уже стоя в дверном проходе. Возмущённое лицо Кищук стоило видеть.  — Как только я отсюда выберусь, ты за это заплатишь. — девушка в ответ лишь послала ей воздушный поцелуй и скрылась из виду. Катя счастливо улыбнулась, беря в руки телефон и тут же закатывая глаза. Этот Майами был слишком самоуверенным и настойчивым. «Ну как ты там, зайка? Получила мой подарок? Хочешь, я приду?» Оле бы это точно не понравилось.