***
Лучи солнца кокетливо пробиваются сквозь толщи неба, пробуждая улицы ото сна. Я всегда обожала вот так просто сидеть возле окна и наблюдать за восходом. То же самое, что наблюдать за рождением новой жизни. К слову, о новой жизни… Чувствую себя на редкость паршиво. Мир ещё не видел таких синяков под глазами, а врачи любой клиники при одном взгляде на меня развели бы руками, пояснив всё тем, что такая непонятная хрень вообще не лечится. Ни одной клеточкой своего тела я не чувствую этой грёбаной свободы, великодушно дарованной мне порождением зла. Хожу из угла в угол, жду, что к нам ворвётся полиция и арестует моих родителей. Ну и, разумеется, жду появления Марка. Он обязательно скажет, что мне всё привиделось, после чего на меня натянут смирительную рубашку и отправят в сумасшедший дом. Какая-то задница! Видимо, я не перестану думать об этом, пока мы не сядем в чёртов самолет. Хуже всего то, что слова Марка не давали мне спать на протяжение всей ночи. Я прокручивала их в голове до бесконечности, всё больше и больше убеждаясь в их правдивости. Каждое омерзительное событие — целиком и полностью моя вина. Сложно мыслить здраво, когда тебе только пятнадцать, а на пороге дома появляется парень твоей мечты. Ты смотришь на него, и весь мир начинает играть новыми красками. Стоит попробовать любовь на вкус, как ты уже не можешь остановиться. Ни одним граммом своих бестолковых мозгов я не понимала, что пытаюсь привлечь внимание самого отъявленного подонка, который ни хрена не испытывает, кроме всеобъемлющего желания мучить людей. Узнай я об этом сразу, никогда бы не подвергла своих близких такой опасности. Жаль, что время не вернуть назад… До Марка я была другой. Дальние родственнички сейчас бы офигели, не обнаружив «старой» Джейн: красивой, упорной, с чувством собственного достоинства и вечной улыбкой на лице. Но, чёрт возьми, где были её мозги, когда она пожелала заполучить молодого офицера Мейсона во что бы то ни стало? Вспоминаю то время и прихожу в ужас. Каждый день, без исключений, я точно знала, во сколько он выйдет на пробежку, затем устраивалась на подоконнике в ожидании своего идеала. Я выучила каждое его движение, знала наперёд, что он сделает в той или иной момент. Каждый раз он останавливался возле моего дома, задирал футболку, чтобы вытереть капельки пота с лица, а я в это время любовалась на безупречные обнажённые кубики пресса на его животе. Теперь-то я понимаю: он делал это специально, чтобы помучить меня, но тогда я была не против. Он загонял в мою голову непристойные мысли, заставляя верить в то, что я никогда не захочу никого сильнее, чем его. Господи, кто бы знал, как я жалею об этом. Марк заставил меня повзрослеть. Пожалуй, я могу сказать ему спасибо только за это, а в остальном — я его ненавижу. На часах без пятнадцати пять. Чемодан уже собран. Я даже успела прибраться в комнате, чем не занималась довольно давно, вернее, практически никогда за последние два года. И чего только не сделаешь, чтобы не думать о всяком дерьме. Хренову тучу времени таращусь в зеркало на свой подбородок. Небольшие синеватые отметины в сочетании со смертельно-бледным лицом не внушают доверия точно так же, как и следы от пальцев Марка на шее. Пришлось посреди ночи утащить из комнаты Сью её любимый тональник, какую-то чертовщину от синяков под глазами и пудру. Как бы стрёмно это не выглядело, немножко загара мне не помешает. Мама точно взбесится, но я всё равно наряжаюсь в закрытую под горло спортивную кофту на молнии и любимые чёрные треники. Это вынужденная мера. Проще сказать, какая часть моего тела сейчас именно не болит. На правом боку в районе рёбер во всю красуется большущий синяк — небольшой подарок на память от бывшего парня. Приподнимаю рукав, чтобы ещё раз взглянуть на самый ненавистный шрам на теле в виде буквы «М». Я не его собственность. Марк мне больше не хозяин. Ни один подонок ко мне не притронется. Теперь это те слова, которые мне предстоит запомнить, если я хочу начать жизнь с чистого листа. И ещё одно очень важное правило: с парнями покончено на ближайшие сто миллионов лет. Возможно, когда-нибудь я смогу преодолеть этот барьер и снизойти до простого разговора, но о чём-то большем не может быть и речи. Никаких свиданий, нежных взглядов и прочей фигни. Любовь? Никогда. Во мне не осталось ничего светлого, только ненависть, избавиться от которой невозможно. Короче говоря, соблюдение этого пункта не составит проблем. Ну, вот и всё… Разглядываю свой старый платяной шкаф. Старые дверцы, облепленные дурацкими наклейками сверху донизу, напоминают о том, что я была шкодливым ребёнком. Классное было время. Хватаю чемодан и грубым пинком выталкиваю его из комнаты. В это время из соседней двери показывается сонная Сью. О, да! Сейчас начнётся главное шоу. В такую рань в неё обычно вселяется дух старой, зловредной бабки, которая только и умеет, что поливать всех грязью. — Наша семья точно ненормальная! Что за психи просыпаются в пять утра?! Неужели нельзя было полететь другим рейсом на пару часов позже? Какой-то отстой! — Смотри позитивнее. Очень скоро ты сможешь вынести мозг кому-нибудь в Миддлвиле, — мрачно добавляю я, когда сестра пролетает мимо, словно фурия, показывая мне средний палец. Равнодушно пожимаю плечами и кричу ей вслед: — И тебе доброго утра, Сью! Прихожая заставлена кучей чемоданов. Решаю дополнить коллекцию и ставлю свой рядом, в то время как с кухни во всю доносятся родительские голоса. Должно быть, уже пьют кофе. Да, это именно то, что мне сейчас нужно. — Как настроение, Джейн? — бодро спрашивает отец, обнимаясь с утренней газетой. — Готова к поездке? Ну ни хрена себе! Вылакать вчера столько спиртного с дядей Скоттом и сидеть, как огурчик? Браво, па! Я определённо его недооценивала. Он растягивается в самой очаровательной улыбке, а в уголках его разумных глаз появляются глубокие морщины. Мой отчим знает, как произвести на кого-то впечатление. Наверное, точно такой же эффект он и произвёл, когда я, шестилетняя, захотела назвать его папой. — Полная боевая готовность, — шучу я, падая за стол. Мама передаёт мне чашку кофе, с неодобрением поглядывая на мой наряд. Кое-кому придётся потерпеть с нотациями, ибо я останусь в таком виде до тех пор, пока следы встречи с их горячо любимым Марком не исчезнут. Так и происходит. Ма быстро переводит тему. — Роберт, во сколько приедет такси? — Через час, — коротко отвечает отец и тут же обращается ко мне: — Сьюзен уже встала? — Она выходила из своей комнаты, когда я спускалась. О, помяни чёрта… Сью раздражённо косится на меня, вылетев из-за угла. Вынуждена признать, что это — не моя сестра, а какая-то злобная мегера. Мне больше нравилось, когда она светилась, как солнечный лучик, одаривая всех своим теплом, а не отборным матом. Это только моя привилегия. Сестрёнка редко так делает, но когда её настроение портится, лучше не сталкиваться с ней в тёмных переулках. — Завязывай со своими шуточками, — накручивая на палец длинную прядь волос, Сью внаглую хлебает мой кофе, хотя её чашка с какао стоит рядом. Сэндвичи на столе зазывают меня своим запахом. Пихаю один из них в рот, уронив на пол малюсенький кусочек ветчины. Что тут скажешь? Координация с утра у меня весьма хреновая. — Для кого это ты так вырядилась? — Новую жизнь следует начинать красиво. Мама и папа одобрительно кивают в знак согласия, ведь Сьюзен и вправду походит на миниатюрную куколку из тех, что когда-то стояли у неё на полках. Это чёрное строгое платье в стиле Шанель как нельзя лучше подчёркивает её хрупкое телосложение и стройную талию. Чего уж тогда говорить обо мне: один и тот же раздолбайский стиль одежды, состоящий из потёртых джинс, несуразных маек и кед. Я носила красивые платья до тех пор, пока мешковатая фигня не стала любимым аксессуаром в моём гардеробе. Мама с этим всё ещё не смирилась. — Ты прелесть, Сью, — ма продолжает восхищаться изяществом своей юной падчерицы. Не долго думая, она обращает весь разговор в мою сторону, как всегда, с укором. — Разве у тебя не осталось чего-то посимпатичнее, чем этот набор юной отжимательницы кошельков? Я закатываю глаза. Блин, да когда это кончится? Обсуждение моей одежды порядком задолбало. — Ма, давай не сейчас. Мне так удобно. К тому же, мы живём не в Майами. Не хочу задницу морозить, но твою шутку оценила. Очень остроумно. Вчера мне показалось, что она хоть немного остыла, но нет. Её ничем не проймёшь, если она вбила себе что-то в голову. Синяки под глазами ещё хуже, чем у меня. Спала ли она вообще? В который раз я ощущаю себя редкостным дерьмом за то, что постоянно сворачиваю ей кровь. Отец всегда был в курсе наших проблем, но никогда не вмешивался по её личной просьбе, пока на то не появится веских причин. Теперь они есть, раз он так сурово смотрит на меня. Дабы успокоить все стороны конфликта, я даю новое обещание — постараться выглядеть более женственно, но не как Бетти через два дома. После таких женственных нарядов обычно становятся многодетными мамашами без мужа и без денег. Посиделки быстро заканчиваются. Два жёлтеньких такси уже ждут нас снаружи, где вовсю благоухает утренней свежестью. Меня и Сью выталкивают из дома в первую очередь. Я волоку свой чемодан к машине, беспокойно озираясь по сторонам, и совершенно напрасно: Марка нигде нет, так что мой кошмар действительно кончился. Водители на пару с отцом резво забрасывают чемоданы в багажники. Сестра решает взять в заложники таксиста номер два. Запрыгнув на заднее сидение, она бьёт ладонью по свободному месту рядом, а я тащу свой зад к ней. Как только ма и па устраиваются во главе нашего парада, машины сразу трогаются с места. Ловлю себя на мысли, что в последний раз вижу эти унылые дома, каждый из которых наполнен своими секретами. Я никогда не испытывала ненависти к Сан-Франциско и непременно буду скучать по тому, как зажигается подсветка на мосту, как туман обволакивает его со всех сторон, как спальные районы меняются в лучах заходящего солнца и как на вершине холма, с которого видно противоположный берег, вечернее небо становится голубым, а ветер нещадно сбивает с ног. Единственное, по чему я никогда не стану скучать, — это люди, испортившие пару лет моей жизни. — Мои поздравления, Джейн Денстон. У нас получилось, — Сью точно так же, как и я, не верит в происходящее. Она улыбается, когда мы проезжаем мимо любимого китайского магазинчика. — Теперь нас ждёт тихая размеренная жизнь в вонючей глуши, — взяв меня за руку, сестра смотрит в мои глаза со всей серьёзностью. — Самое то для того, чтобы ты начала всё сначала. Обещаю помочь тебе, но и ты пообещай, что больше не станешь замыкаться в себе. Мы одна команда. Никаких секретов друг от друга, хорошо? — Хорошо. Сама того не зная, я даю обещание, выполнить которое окажется мне не под силу, но сейчас мне некогда об этом думать. Прощай, Ричмонд. Прощай, Марк Мейсон. Идите в задницу. Навсегда.***
Ещё одна причина, по которой я ненавижу переезды — толпа психов в аэропорту. Серьёзно, все люди будто с ума посходили! Меня уже раз десять чуть не переехали тележками! Пока ма, па и Сью тащатся где-то позади, я ныряю в толпу шумных китайцев с флажками в попытке найти наш рейс на табло. Рейс 2022 Сан-Франциско — Миннеаполис, вылет в 7:30. Регистрация у стойки 254. Отлично. У меня остаётся достаточно времени, чтобы выпить кофе или умереть от усталости. До Миннеаполиса три с половиной часа полёта, затем придётся просидеть полтора часа в зале ожидания, а потом ещё часа два лететь до Гранд-Рапидса. В конце поездки меня точно вывезут вперёд ногами. Завидная участь. Мы проходим регистрацию. Сразу после этого Сью незамедлительно тащит меня в ближайший кафетерий. Моя сестра подлежит срочному лечению от зависимости. Любая выпечка творит с ней ужасные вещи, от которых даже мне страшно становится. Как-то слишком подозрительно, что она до сих пор такая худая. Понабрав всякой хрени в виде маффинов, рогаликов с джемом и бог знает чего ещё на накопленные нами карманные деньги, тащу эту наркоманку обратно к родителям, когда на весь аэропорт объявляют: «Уважаемые пассажиры, начинается посадка на рейс 2022 до Миннеаполиса. Просим всех пройти в терминал номер 3, выход 71B.» Аллилуйя! Я всё-таки смогу немного поспать. Спустя пятнадцать минут всё наше семейство уже сидит в самолёте. Сью нагло опережает меня и какого-то хмурого мужика в джинсовом комбинезоне, заняв его место у окна, если верить тому билету, которым он минут десять махал перед моей физиономией. Этот самоубийца совершенно не знает мою сестру. Спорить с ней? Боже упаси! Как ни крути, мне приходится смириться с тем, что все мои планы на «поспать» откладываются в дальний ящик, поскольку очень скоро Сью начнёт лазить через меня в туалет с интервалом в каждые полчаса. Надо думать о хорошем… Ма и па садятся в центральном ряду недалеко от нас и уже перекидываются шутками о вчерашнем вечере. Едва после взлёта поступает сигнал о том, что можно свободно передвигаться по салону, Сью тут же лезет через меня и недовольного мужика на багажную полку за своими круассанами. Разумеется, она наступает ему на ногу на обратном пути. И почему я не удивлена? Вдоволь насмотревшись на плотный слой облаков из иллюминатора, я, честно, пытаюсь заснуть, но грёбаная турбулентность заставляет капитально понервничать. Приходится заткнуть уши и врубить себе тяжёлый рок на телефоне, чтобы не слышать чавканья сестры и нервных вздохов позеленевшего соседа по правую сторону. После этого три с половиной часа пролетают практически незаметно. Вяло шаркая ногами, пассажиры начинают выползать в зал прибытия в аэропорту Миннеаполиса. Выбравшись из западни, первым делом бросаюсь бежать к туалету. Ну и насрать на то, что меня обозвали малолетней стервой, когда я пролезла вперёд очереди. Терпеть не могу ходить в тот крошечный сортир в воздухе; не пойду туда даже под угрозой расстрела! Наверное, у меня какой-то пунктик на этот счёт. Разобравшись с проблемой первой важности, я принимаюсь ходить туда-обратно по терминалу, чтобы размять ноги и попросту не заснуть. Серьёзно, мне остаётся только восхищаться стойкостью своих родителей: мама с папой так и пышут энергией, у них всё ещё до фига сил, в результате чего они оставляют нас с сестрой вдвоём, а сами отправляются на прогулку по сувенирным магазинам. — Можешь сгонять за капучино? — умоляет Сью, медленно растекаясь по пластиковому сидению. Последние полтора часа она только и делает, что зевает, трёт красные глаза и постоянно ноет. — А лучше уколи мне его в вену. Я не доживу до этого идиотского Миддлвиля! Лишь на секунду во мне возникает глумливое желание окончательно довести сестру до ручки, но я вовремя смекаю, что все мои системы жизнеобеспечения тоже вот-вот откажут. — Ладно, — нехотя соглашаюсь и принимаюсь рыться в своём рюкзаке в поисках последних денег. Кажется, где-то тут неподалёку был «Старбакс». Нужно расшевелиться, иначе меня ждёт та же участь. Бросаю на произвол судьбы полуживое тело Сью и на автопилоте шаркаю ногами на запах свежего кофе. Глаза почти слипаются, люди вокруг становятся какими-то мутными. В таком состоянии я вообще с трудом разбираю, что происходит вокруг. Осталось потерпеть всего ничего — жалкий десяток метров. Я не прощу себе, если подохну такой бездарной смертью посреди аэропорта, получив свободу от Марка менее суток назад. — Ты, идиот, как можно было оставить билеты в баре?! И не говори, что это случайность! Ты быстрее вылакаешь всё спиртное, нежели поедешь навещать мою маму! Непонятный шум сбоку привлекает моё внимание, помогая ненадолго выползти из комы. Какая-то женщина буквально раздирает глотку на своего мужа, но тот, будучи не слишком трезвым, только криво улыбается. — Ещё бы, ты такая же сумасшедшая, как она! Как тут вообще бросить пить?! Глядя в их сторону, машинально продолжаю идти и смеяться. Похоже, мужику нехило досталось, раз бутылка стала единственным спасением; один только вид его необъятной дамочки вызывает острое желание нажраться в зюзю и откинуться. Моё веселье омрачает неожиданный удар о возникшую на пути преграду, из-за которой я подпрыгиваю и начинаю шипеть от боли, ошпарившись чем-то горячим. Пока осматриваю свои руки на наличие ожогов, под ногами плавно растекается чей-то кофе. Тому, в кого я влетела, повезло ещё меньше: на белоснежной вязанной кофте с изображением оленей красуется огромное коричневое пятно. Минутку… Олени? Сейчас как бы не Рождество. Что за кретин мог напялить на себя такую хрень в августе? Веду глаза дальше и, наконец, понимаю, что лишила какого-то парня порции эспрессо, хотя теперь это меньшее из того, что меня беспокоит. Весьма неприятный, полный злобы и ненависти взгляд практически укладывает меня на лопатки. Я ощущаю себя настолько паршиво, словно кто-то выкачивает из тела всю жизнь, а вместе с ней и последние крохи счастья. От страха кровь приливает к лицу, когда высокий незнакомец в ярости срывает с себя испорченный свитер и выкрикивает на повышенных тонах: — Зашибись, твою мать! Спасибо! Зря я надеялся, что этот говнодень не сможет стать ещё хуже! Чувак явно не в духе, и попадать под его раздачу у меня нет ни малейшего желания. Двухчасовая лекция Сьюзен в самолёте гласила о том, что с этого дня я больше не должна унижаться перед всякими козлами, но сейчас же не тот случай, верно? Ко всему прочему, это действительно мой косяк. Не желаю начинать новую жизнь с проблем, поэтому решаюсь уладить конфликт мирным путём ещё на начальной стадии. Поднимаю пустой стаканчик с пола с виноватой улыбкой. — Простите, мне действительно очень жаль. Я вас не заметила. После моих слов глаза незнакомца звереют. Он выпрямляется во весь рост, возвысившись надо мной на голову. Задница… Я нервно сглатываю, осознав, что он не просто высокий. Этот гад огромный! Наверное, метр девяносто. На его лице во всю красуется оскал жуткого серийника, сжимающий мои внутренности в тугой клубок. Не хватало встретить на свою голову ещё одно подобие Марка! На секунду облегчённо выдыхаю, решив, что парень немного успокоился, раз до сих пор не выдал в мой адрес ничего плохого, но как только он яростно сжимает свободный кулак, я тут же поддаюсь панике. Да чего он ещё хочет?! Я же извинилась! Какой нормальный человек станет убивать другого за такую ерунду?! Ну всё, с меня хватит. Предпринимаю последнюю попытку спасти положение, а если и это не поможет — сваливаю отсюда к чёртовой матери! Набравшись храбрости, тихонько мямлю: — Позвольте я заглажу свою вину и куплю вам новый кофе… Опять ничего. Этот урод вообще никак не реагирует на мои жалкие попытки извиниться; его взгляд бешено мечется по сторонам, а потом снова задерживается на мне. Ситуация накаляется просто до предела. Глаза серого оттенка так легко и непринуждённо создают брешь в моей защите, что ноги сами собой делают шаг назад. Какого чёрта он до сих пор молчит? Вроде бы не немой, в этом я отлично убедилась минуту назад. — Лучше купи себе очки, а ещё лучше — вытащи глаза из задницы, — презрительно процеживает он. — И кофе свой затолкай туда же. Мне не нужны подачки от убогих. От подобной дерзости я просто каменею. Мне довелось повстречать немало идиотов, но это хамло превзошло их всех. Потеряв всякий интерес к моей персоне, парень принимается проверять на наличие кофейных пятен свою белую футболку. С сожалением понимаю, что после Марка моя неокрепшая нервная система пока не готова выдержать такой напор. Я не в форме и засунутая в жопу гордость неустанно об этом твердит. С другой стороны, просто взять и уйти тоже нельзя: после всех обещаний постараться быть менее трусливой и замкнутой, Сью мне в жизни этого не простит. Что ж, раз это первая и последняя наша встреча, надо бы сделать так, чтобы он её никогда не забыл… Самые гадкие слова уже вертятся на языке. Только успеваю открыть рот, как этот агрессивный экземпляр вновь меня опережает. — Что уставилась? Ты умственно отсталая? — склонившись пониже, он раздражённо дёргает головой в противоположную сторону терминала. — Скройся уже, на хрен, с моих глаз! В перерывах между оскорблениями новый враг всё же находит крошечное пятно на круглом вырезе футболки, отчего его гневные вопли становятся слышны не только мне. Как на повторе, в моей башке звучат слова Сью: «Перестань быть тряпкой». И она права. Пока я заново не научусь давать отпор, все так и будут вытирать об меня ноги. Пришло время что-то менять. Собрав всю волю в кулак, невозмутимо произношу: — Да не напрягайся ты так, парень, а то ещё сдохнешь от инфаркта в свои… — замолкаю на полуслове, осматривая его с ног до головы. А сколько ему вообще лет? На вид очень молод, только вымахал не по-детски. Что это была за идиотская кофта с оленями? Точно полудурок, видать, бабушка наряжает. Не придумав ничего другого, кручу пальцем у виска и выношу свой окончательный вердикт: — В свои тринадцать. Кстати, у тебя большие проблемы с психикой, лучше проверься на досуге. Насмешливо фыркаю в его сторону и с равнодушным видом прохожу мимо. Можно считать, начало моим изменениям положено. Давненько я так не развлекалась. Жаль, что Сью этого не застала, она бы точно мной гордилась. Миновав какой-то ресторанчик и парфюмерный магазин, встаю в конец очереди перед «Старбаксом». Глаза перебирают картинки с видами кофе, а мысли так или иначе заняты другим. Неприятный осадок в душе заставляет всё тело дрожать. Как бы я не старалась казаться безразличной, делать вид, что мне удаётся справляться со своими проблемами, страх перед негодяями всё равно живёт где-то внутри меня. И теперь он возрастает в геометрической прогрессии, потому что один старый знакомый решает, что наш разговор ещё не окончен. — А ты психолог, что ли? — доносится сзади враждебный голос. — Мир покатился в задницу, раз всяким тупицам вроде тебя стали выдавать лицензии. После такого сеанса мне уже потребуется помощь психиатра… Его присутствие за спиной напрягает каждый чёртов нерв в теле. Скрещиваю руки на груди, чтобы почувствовать себя спокойнее, однако и это не приносит должного результата. Остаётся только ждать своей очереди и держать оборону. — Он тебе не поможет, так что не советую шутить на эту тему, всё равно дерьмово выходит, — шикаю назад через плечо. — Сможешь пошутить лучше? Незнакомец бросает мне вызов. Нутром чую: отступать он не намерен, уверенность в его голосе только об этом и твердит, а, значит, парочкой оскорблений тут явно не обойдётся, тогда я подбираю для него нечто более грубое. — Я бы могла, только твой крохотный мозг не способен оценить слишком сложный юмор. Всё-таки мы находимся на разных ступенях эволюции. Ты на самой нижней, где-то между фикусом и насекомыми, а я там, где и должны быть все нормальные люди. А за такой тяжёлый случай, как у тебя, не возьмётся даже священник, но ты не волнуйся… я обязательно помолюсь за твоё выздоровление. Понятия не имею, на кой чёрт это делаю, но я оборачиваюсь и дарю ему самую милую улыбку из всех возможных, дабы он понял, что задеть меня не выйдет, но вместо этого только больше убеждаюсь в том, что позади меня стоит жутко высокомерный ублюдок. Столкнувшись с его опасным взглядом, я мгновенно отворачиваюсь и принимаюсь разглядывать спину пожилой женщины в клетчатом твидовом костюме. Вот почему, когда мне жизненно необходимо побыстрее свалить отсюда, эта сраная очередь двигается вперёд со скоростью черепахи?! — Значит, помимо того, что ты двинутая сектантка, оказывается, ты ещё очень хреново училась в школе. Так, к сведению, низшая ступень эволюции — одноклеточные, дура ты, — язвительно смеётся он рядом с моим ухом. — И откуда только берутся такие «гении»? — Уж точно не оттуда, где такие, как ты, сидят на электрическом стуле. Наша беседа начинает привлекать чужое внимание. Некоторые из впереди стоящих с любопытством высовывают головы из очереди. Да шевелитесь же вы, мать вашу! Когда во мне назревает безумное желание растолкать их всех, группа из четырёх человек покидает поле боя со своими стаканчиками, и очередь сразу же доходит до пожилой женщины. Странно, что это он вдруг заткнулся? Неужели понял, что со мной лучше не связываться? К счастью, леди в возрасте быстро забирает свой макиато. Стоит ей отойти, как я чуть ли не влезаю на прилавок, едва парень в форме «Старбакса» переводит своё внимание на меня. — Добрый день, что будете заказывать? — вежливо интересуется он. — Цианистый калий, — с небывалым злорадством раздаётся шёпот за спиной. — Впрочем, любая отрава подойдёт. Мерзкий смех этого подонка становится громче, когда я грациозно задираю нос в попытке проигнорировать его высказывание. Терпи, Джейн, осталось совсем немного… — Здрасте, можно один кленовый латте и один капучино с карамелью, только побыстрее, — выдавливаю я сквозь зубы. Внутри моего организма творится полнейший дурдом. Адреналин зашкаливает, нервы шалят, даже чёртова кровь бурлит во мне, словно грёбаный гейзер! И почему мне так везёт на всяких кретинов?! Глядя на моё каменное лицо, паренёк в форме мигом отправляется исполнять заказ, а тем временем сзади слышится брезгливое фырканье. — Кленовый латте? Боже, как бы не блевануть. Из какой ты там говоришь секты? — Что-то ещё мисс? — Да, ещё мне… В тот же миг ощущаю резкий толчок в плечо. Незнакомец преспокойно сдвигает меня в сторону, а сам занимает место возле прилавка. — Время тупоголовых вышло, — подмигнув мне одним глазом, над которым красуется шрам, засранец облокачивается рукой на стойку и свирепо выпаливает в адрес обслуживающего персонала: — Двойной эспрессо и поживее, я тороплюсь. Паренёк испуганно застывает с моим латте в руках. Признаться честно, я и сама нахожусь в глубоком шоке. Вот это да-а-а! Оказывается, я видела далеко не всё дерьмо в своей жизни, но после такого ярость слишком быстро берёт верх над страхом. С этой самой секунды наша потасовка мгновенно становится делом чести. — У тебя не всё в порядке с головой или так сложно подождать пару минут? — с гневным брюзжанием пытаюсь сдвинуть наглого урода с того места, где должна стоять я. — Сейчас моя очередь! Боже, да сколько он весит?! Затея избавиться от него путём применения грубой силы проваливается, едва начавшись. — Очередь в бесплатную столовку для нищих не здесь, — отвечает незнакомец всё с той же невозмутимостью. — Совсем не читаешь вывески? А-а, бедняжка, ты не умеешь читать? Я думал, в сектах хотя бы этому учат, раз в школу ты не ходила. Я просто вынуждена посмотреть в эти бесстыжие глаза. Внешне на урода он совсем не тянет, но внутри, похоже, жуткая мразь. Тем временем парень в униформе растерянно таращится в нашу сторону. В инструкции явно не сказано, как действовать в подобной ситуации и кого обслуживать первым. Да и по фигу, я могу и подождать, поскольку мой заказ теперь интересует меня меньше всего. — Для нищих?! — дикий вопль возмущения разносится по терминалу. — Я не нищая, ясно?! Нисколько не удивляюсь, когда этот сукин сын лишь довольно улыбается в ответ на мою бурную реакцию. — Судя по твоему виду, очень даже, — его рука лезет в задний карман чёрных джинс, а затем он с глумливым лицом швыряет мне десять долларов. — Держи. Купишь себе хот-дог, заодно останется на билет до той свалки, на которой ты живёшь. Он сейчас серьёзно или как?! Допустим, что с одеждой у меня явный напряг, точнее, никакого напряга нет! Это мой личный выбор, чтобы чувствовать себя в безопасности, но этот говнюк только что надавил на больное! — Всё ясно, — разворачиваюсь к нему вполоборота, ненавистно хмыкнув. — Ты из богатеньких. Только они заливают в уши подобное дерьмо про деньги и внешний вид. Ты же только по таким критериям людей оцениваешь, не так ли? Подперев свой подбородок рукой, незнакомец начинает лениво водить пальцем по прилавку. — Тебе не насрать что и как я оцениваю? Если хочешь поговорить на душевные темы, я видел в соседнем терминале дверь с табличкой «Бесплатные исповеди для слабоумных». Лучше обратись туда. Я не особо верующий. Ага, ты просто конченный. — В голове не укладывается, что я забыла о самом важном правиле… — О каком же? Смывать унитаз после использования? — он дарит мне невинную ухмылочку и закатывает глаза, как в дешёвом драмтеатре. — Хотя нет, погоди, ты ведь живёшь на улице, откуда у тебя может быть унитаз? Тогда… никогда не воровать картон у бездомных? Кажется, я даже моргать не в силах. У меня заканчиваются все разумные слова, чтобы объяснить происходящее. Это какая-то катастрофа! Наш разговор абсолютно бесполезен, поскольку мой собеседник — полный идиот! — Не разговаривать с мудаками, — сердито поправляю я, искоса глянув в его сторону, на что он лишь вздыхает. — Захлопни варежку. Задолбала. Твою мать! Всему есть предел, но это находится за гранью моего понимания! Упираюсь руками в бока, пока лицо просто перекашивается от гнева. — По-твоему, никто, кроме тебя, не имеет права говорить? — Право говорить имею только я, а потом имею всех остальных с такими же правами, — его глаза злобно сверкают. — Советую не оказываться в их числе, если нет желания порвать себе очко. — Молодой человек, вы бы так не разговаривали с девушкой… Мы синхронно оборачиваемся. Как оказалось, наш поединок собрал охрененно большую очередь, по меньшей мере человек десять. Мой неадекватный собеседник разглядывает стоящих позади таким убийственным взглядом, что у всех разом пропадает любое желание вмешиваться. — Да, мой надзиратель по досрочному освобождению тоже так говорит, — облокотившись локтём на стойку, он кровожадно усмехается. — Жаль, что пришлось его грохнуть. Хотите занять его место? Пожилая пара, что героически рискнула ему возразить, исчезает первой, бормоча по пути какие-то молитвы, а следом за ней и все остальные. — Боже, не знаю откуда ты взялся, но я бы посоветовала твоей семье надеть на тебя намордник, — повернув голову к кассе, понимаю, что несчастный паренёк в форме до сих пор стоит рядом с открытым ртом. Пользуясь случаем, пока он окончательно не впал в ступор, спрашиваю: — У вас здесь нет клеток для животных? Одно, кажется, сбежало… — Поаккуратнее с советами, деточка. Как бы тебе не оказаться после них отсасывающей где-нибудь под барной стойкой, — свирепый рык незамедлительно проносится рядом и плавно переключается на невинного работника «Старбакса». — Мужик, ты шевелиться будешь или как? Мне до завтра ждать? Хочешь сгоняю к пилоту и попрошу придержать самолёт, раз налить обыкновенный эспрессо стало такой непосильной задачей! Убийственный тон срабатывает: напуганный бариста сию же секунду бросает мой латте и судорожно кидается набирать кофе этому козлу. Ну вообще! — У вас, богатеньких, у всех хватает наглости унижать незнакомых людей ни за что. Кто ты такой, чтобы позволять себе обращаться с другими, как с дерьмом? — Тот, с кем тебе лучше не знакомиться, будешь не в восторге, поверь мне, — очередной недовольный вздох повисает в воздухе, когда перед нами возникает долгожданный эспрессо. — Неужели, и года не прошло! Я уж было подумал, что сдохну от жажды! — Как жаль, что этого не произошло… Рядом с таким чокнутым я и сама становлюсь похожей на шизофреничку. Меня разбирает от нездорового смеха, больше напоминающего истерический. С сочувствием посматриваю на бедного паренька, ставшего невольным участником скандала: его до сих пор слегка колбасит при одном взгляде на наш невменяемый дуэт. Надо бы хоть перед ним извиниться. — Мне очень-очень жаль, что вам пришлось это услышать. Не обращайте внимания на этого неандертальца. Кажется, он впервые в своей жизни вышел из психушки. Я вздрагиваю от неожиданности, когда перед лицом пролетает стодолларовая купюра. — Налей этой неврастеничке то, что она просила, — после этих слов незнакомец ядовито ухмыляется. — Да, и сдачу обязательно отдай ей, вдруг мелочи не хватит на проезд… Ну всё, мразь, ты сам напросился! Терпение лопается, как воздушный шарик. Одним резким ударом сбиваю с прилавка стакан с кофе и попадаю прямиком в этого козла. Он бешено подпрыгивает с громкими ругательствами, получив на этот раз самый настоящий ожог. — Членосос долбаный! — рявкаю я во всё горло и быстро скрываюсь в проходящей мимо толпе. Меня трясёт от злости так, что я готова разорвать в клочья любого. Наверное, по этой причине все люди на пути шарахаются в сторону, словно в припадке. Вот тебе и начала жизнь с чистого листа, твою мать! Каким-то чудесным образом добираюсь до нужного выхода, так и не укокошив никого по дороге. — А где кофе? — не заметив в моих руках стаканчиков от «Старбакса», Сью чуть ли не плачет. — Закончился! — В «Старбаксе» закончился кофе? — Аппарат для капучино сломался! — хожу перед сестрой туда-сюда, чтобы как-то успокоиться, но ярость по-прежнему курсирует по венам бурным потоком. Краем глаза замечаю, что Сьюзен уже собирается что-то сказать, только вот переизбыток отрицательных эмоций окончательно лишает меня сдержанности. — Чёрт, Сью, не лезь ко мне сейчас, хорошо?! Хочешь кофе, тогда вали за ним сама! — А на меня за что орать?! Я просто спросила! — Ладно, прости! Я не хотела! Поздно. Она обиженно надувает щёки и отворачивается. Да что за дебильное утро?! Со злобой вырываю свои наушники из рюкзака, врубаю музыку на полную катушку и падаю на пластиковое сидение рядом с ней. Очень надеюсь, что самолёт этого мудака разобьётся где-нибудь над океаном, и его тело никогда не найдут.