Он устало проходит в свою квартиру, сразу ощутив запах гари. Закатывая глаза, проходит на кухню и видит, как духовная печь пищит о том, что их ужин безбожно сгорел. На мгновение выглядывает в гостиную, чтобы увидеть Джона, валяющегося на диване и слушающего музыку в наушниках. Поняв, что пытаться до него докричаться глупо, он из спасения духовки и возванию к давно умершей совести соседа выбирает первое. Хотя, стоит признаться, оба действия являлись бесполезными: совесть Джона априори являлась глухонемой, и взывать к ней, что ругаться с телевизором, а в духовке уже давно была установлена антипожарная система. С толикой сожаления избавившись от углей, которые в другой вселенной или при других обстоятельствах, если бы это делал не сосед, руки у которого росли не из того места, могли быть аппетитным пирогом с вареньем, там, или может быть с мясом, Акинфеев направился к Джону.
Он так вальяжно раскинулся на диване, что если бы не был Джоном, то мог походить на греческого бога или правителя, что лежали на своих ложах и поедали винограды, хотя доподлинно неизвестно все ли из них ели винограды, однако эту мысль настолько вбили в наши головы, что некоторые даже думают, что ничем, кроме поедания виноградов и выдумыванием сложных слов, эти греки и не занимались. Но это был Джон, поэтому лежал он не как это делают знатные люди, в народе называемые по-простому — богачами, а как шахтер, отработавший пять месяцев без отдыху и перерывов, который первым делом по прибытиию домой лег на более-менее мягкую горизонтальную поверхность, распластавшись излюбленной многими звездочкой. Но звездочка получалась переломанная, так как длинные руки и ноги не помещались на миниатюрном диване. Поэтому одна рука и нога свешивались с края, а оставшиеся части человеческого организма кое-как теснились между телом и спинкой дивана, у Джона же свисала еще и голова. Лежать в такой позе долго не представлялось возможным без последующей боли во всем теле, но сосед это сделал, и по его виду нельзя было сказать, что ему неудобно. Он лежал, слушая музыку и мотая, дергая головой ей в такт. В комнате надрывался телевизор, на который изредка поглядывал квартирант.
— Вставай, страна огромная! Вставай! — вспомнил Даниил и потряс Джона за плечо, тот не хотя открыл свои очи, недовольно уставился на Акинфеева, но так и не поменял позы. — Ты ни о чем не забыл?
— Не говори так, пожалуйста… — пробормотал лежащий, — моя мама так говорит, когда я забываю поздравить её с днем матери.
— Дебил, пирог у тебя сгорел! — Джон от испуга подпрыгнул, сразу вскакивая на ноги, вытаращил глаза, его наушники слетели ещё в полете, поэтому он с удивлением заметил телевизор с работающим звуком.
— Чего так кричать-то? Там ведь система антигарь установлена. Чего так переживать?
— Почему тогда несет на весь квартал, а ты даже не почувствовал?
— У меня нос заложен. Я на больничном. — для подтверждения своих слов он пару раз громко шмыгнул носом.
— Можно подумать, ты где-то работаешь.
Он, в который раз закатив глаза, отправляется на кухню разбираться с этой духовкой. Если там стоит эта чертова функция антигарь, то почему он почувствовал запах этой самой гари? Даниил пытается разобраться с проблемой сам, как это пытается сделать любой мужчина, желающий доказать, что он может все сам, даже если это не так. Потратив зря пять минут, он всё-таки вызывает мастера. Когда к нему в квартиру приходит низенький, усатый мужчина с огромным животом, выясняется, что пока Акинфеев пытался сам починить датчик этой ненавистной функции, он умудрился повредить еще кучу всего. И если бы ремонт одного датчика обошелся парой тысяч евро, то теперь дешевле будет купить новую духовку. Заподозрив мастера в завышении цены, он сует ему деньги за осмотр и выпихивает за дверь. Взглядом прожигая Джона, садится в кресло напротив.
— Чего ты на меня так уставился?
— А кто во всем виноват?
— В зеркало заглянешь — увидишь виновника. — Акинфеева это не впечатлило: вестись на избитую шутку с зеркалом он не собирался. Зато был не прочь если бы Джон извинился и, желательно, свинитил обратно к матушке. Футболист продолжает сверлить дыру в соседе взглядом, тому это не нравится.
— Ну, это ведь не я так починил эту печь, что она даже дверцу теперь не открывает!
— Ну, это ведь не я так заслушался музыку в наушниках, что сжёг ужин и испортил тот ебанный датчик!
— Ну, это ведь не я… — раздается звонок телефона, и в комнате наступает секундная тишина.
После, будто очнувшись, Даниил пускается в поиски своего телефона. Он находит его в своей спортивной сумке, которую так и оставил возле двери. Звонил его агент. Они договорились о встрече после завтрашней тренировки, и Акинфеев вернулся к Джону.
— Ты идешь?
— Куда? — удивленно переспросил сосед, снимая наушники и выключая телевизор.
— На Кудыкину гору! На кухню, идиот, ужин-то готовить надо!
Он яростно протопал к холодильнику, осматривая наличие определенных продуктов. Футболист все ещё злился на себя, на Джона и на эту духовку, место которой теперь на помойке. На себя, конечно, меньше. Он в этой ситуации вообще пострадавший! Только с самолета, а тут такой стресс! Это вредно для его организма. Акинфеев услышал тихие шажочки, быстро шаркующие по полу.
— Дань… ты это… не сердись… — пробормотал пришедший, не отрывая взгляда от пола.
Вздохнув, Даниил оборачивается к Джону и старается придать своему голосу бодрость, хотя будь его воля послал бы всех к чертям, а сам бы увалился спать, потому что полет прошел просто ужасно. Слева от него сидела тетка немалых размеров и постоянно пыталась с ним заговорить, но сосредоточиться ему мешали огромные размеры тетки и слишком яркая помада на пухлых губах. Немного правей рыдал ребенок, мамаша которого дрыхла, изредка похрапывая. И это бизнес класс! Чем он заслужил такой день? Гарсию не убил, тренеру не грубил. Даже Игнашевичу не мешал дочитать его нудную книжку! Под конец полета, тетка больших размеров настырно предлагала обменяться номерами телефонов, а ребенок справа вновь заревел, мешая всем остальным.
— Ты яичницу будешь? Просто у нас в холодильнике вновь мыши сдохли! — он подозревал, что продуктов в начале дня было много, но нужно помнить, что Джон пек пирог. Джон! Поэтому ничего удивительно в том, что холодильник пуст.
Джон кивнул, тут же просияв. Ну и как на такого злиться? Он ведь приятное хотел сделать, знал ведь, что Акинфеев приедет уставший, хотел его пирогом накормить, получилось, правда, совсем противоположное, ну да ладно. Забыв, что именно из-за соседа придется есть нелюбимую яичницу, Даниил приступает к готовке.
---
Матч ЦСКА — Спартак не мог быть обычным. От него ещё до свистка ожидают борьбы, голов, бурю эмоций и многое другое. Но именно этот матч является особенным. Он будет особенным для каждого россиянина, потому что уйдет целая эпоха. Эпоха Игоря Акинфеева. Именно мачт ЦСКА — Спартак будет последним в карьере лучшего голкипера России. Именно он подарит целый спектр чувств: радость и грусть, счастье и тоску. Билеты в домашний сектор были распроданы за три дня до матча. Болелщики, зная, что эта игра станет завершающей клубную карьеру великого вратаря, в благодарность готовили банеры и плакаты, посвященные его уходу.
Три очка остались за армейцами. Игра вышла сумасшедшей, как и предполагалось. Мяч постоянно находился в штрафных площадях, но в ворота залетать отказывался напрочь. Какими бы методами не пробовали пробить по воротам: один пенальти, штрафные, угловые и простые удары, мяч побывал в воротах всего дважды, причем каждый раз пропускал соперник. После последнего на сегодня судейского свистка болельщики поднялись со своих мест, чтобы поапплодировать Акинфееву. На глаза наворачивались слезы. Игорь, апплодировая в благодарность, подходил к одноклубникам и обнимал их. Немного позже с трибуны спустились его дети и жена. Ева, поддавшись эмоциям окружающих ее людей, плакала. Он взял ее на руки.
— Ну, ты чего, солнышко?
К нему подошел тренер, чтобы пожать руку и приобнять за плечи. Он долго обнимался с одноклубниками, тренерским штабом, хлопал болельщикам и фанатам. Взяв Данилку за руку, футболист вместе с женой отправился к трибунам, еще раз поблагодарив болельщиков, они скрылись в подтрибунном помещении. Позже выясниться, что Игорь Акинфеев дал своё согласие на участие в Чемпионате Мира 2022 в Катаре, который станет для него последним в карьере.
---
Когда Джон, отужинав, куда-то направляется с предпоследней сумкой наперевес, Акинфеев считает, что пора выяснить, что сосед туда напихал. Отвечать на поставленный вопрос он не спешит, однако и уходить не торопится. Он аккуратными шагами медленно подходит к дивану и садится на него, испуганно уставившись на Даниила.
— Джон, скажи мне. Не бойся. Я тебе ничего не сделаю… — тихо произносит он, следя за соседом. Тот мотает головой.
— Хорошо. Не хочешь говорить — просто намекни. Что там?
Джон ещё раз помотал головой и для верности уставился виноватым взглядом в пол. Даниила такая реакция удивила и насторожила.
— Ок’ей, просто скажи, если кто-нибудь узнает об их содержимом, на меня это как-то повлияет?
Джон задумался. Это было понятно по руке, потянувшейся к затылку, по слегка затуманенному взгляду и по отсутствию вечно радостной улыбки на его лице. В такое состояние он впадал очень редко, но если это случалось, то вытаскивать соседа из него было проблематично. Обычно Акинфеев его просто не трогал в такие моменты, дожидаясь того мгновения, когда Джон радостно подпрыгнет и вскрикнет, что он придумал, и убежит исполнять задуманное в реальность.
— Не думаю, — ответил он, вздрогнув, — но лучше будет, если никто не узнает об этом.
— Что?
Джон на мгновенье поднял взгляд на него, но тут же опустил его обратно на пол. Ему был неприятна атмосфера, воцарившаяся в помещении, неприятен этот разговор, неприятна ситуация в целом. Он практически ничего не мог сказать Данииле. Возможно, было рисковано принести сумки к нему в квартиру, но собственная мать выперла его из дому и велела не возвращаться до тех пор, пока у него не появятся хоть какие-нибудь мозги. Слышать подобные слова от родной матери было не то что неприятно, а противно, ужасно и шокирующе, даже если их отношения не отличались лаской и добротой. Все-таки он считал себя человеком не глупым, да он был ребенком в теле взрослого, но не глупцом. Возвращаться к этой женщине не хотелось. Будет прекрасно, если Акинфеев его не выгонит, но в это Джон практически не верил. С ним тяжело жить. И матери, и Даниле. Нужно найти работу, начать поиск собственного жилья, наконец, просто повзрослеть, но все это было так сложно совершить, когда рядом, на расстоянии вытянутой руки, был такой щедрый, добрый Акинфеев. Да чаще всего он был вредным, злым и непонимающим, но ссорились по-настоящему они редко. Джон считал, что ему просто несказанно повезло, что рядом оказался Даниил. Правда, также он считает, что на этом его везение закончилось, и именно из-за этого, он считает, только из-за этого он встретился с теми людьми, связываться с которыми не стоило, а стоило просто обойти их дальней дорогой или придумать что-нибудь ещё.
Джон еще раз взглянул на Акинфеева, что волнуется так за него. А он даже не может ничего ответить ему. Или же Даниил волнуется за свою шкуру? Нет, не может этого быть. Подняв взгляд на него, Джон пожимает плечами и вновь устремляет взор в пол.
— Во что ты, черт побери, вляпался, Джон?!
