Зарисовки из жизни страж-командора и парочки отступников

Любовь Амелл, его командира Солоны, девочки с огромными карими глазами и тугой седой косой, была больше всего похожа на пьянящее Антиванское вино, если бы кто-то спросил Андерса. Если бы он сам задумался об этом. Легкая, искристая — ее смех был бы похож на эти пузырьки, которые появляются, стоит лишь посильнее встряхнуть бутылку. Как приятно было дегустировать хорошее вино, так и ощущать любовь героини Ферелдена было… В общем, Андерс, если бы его спросили, честно сказал бы, что был счастлив, проводя время вместе с ней. Он помнил всё от первого до последнего дня. Его недоверие, когда он впервые увидел худую девушку, ниже него почти на голову, входящую в комнату. Если бы он не слышал, что знаменитая победительница Архидемона — чародейка и маг его Круга, Андерс бы подумал, что командор — девица в броне и с мечом: ее спутница выглядела до странного безобидно. Впрочем, это если не помнить, что на ее счету — целый древний бог. Неплохо для вчерашней младшей ученицы. Он помнил и то, как одна почти безобидная шутка в Амарантайне изменила всю его жизнь. Наверное, сейчас бы это прозвучало слишком пафосно, а по-настоящему его жизнь изменилась задолго до этого — когда командор посвятила его в Серые Стражи. Но Андерс привычно отмечал три точки. Три составляющих его антиванской отравы: недоверие, смех и нежность. Последнее, оно пришло потом. Само в виде абсолютно уставшей девочки, которой в одночасье пришлось стать защитницей целой страны. Отступник, как ни старался, не мог увидеть в ней девушку или даже женщину (хотя она сама честно ему все рассказала). Он видел лишь ту, которой требовалась поддержка. Забота. Конечно, спроси ее напрямую, Солона бы все отрицала, но Андерс этого не делал. Он просто любил ее, стараясь охранять больше остальных в их многочисленных вылазках, прикрывая зачастую собой (за что потом получал справедливые нагоняи от командира Амелл). Впрочем, кто из них не пошел бы тогда за Солоной в огонь и воду? Натаниэль бы пошел. Она его спасла, в конце концов. Веланна, Сигрун, Огрен и… Обычно Андерс старался не додумывать эту мысль до конца. Амелл любила их всех, и они отвечали ей взаимностью. Тем больнее Андерсу была их разлука. Он множество раз порывался написать ей письмо, рассказать, что не погиб тогда в Башне, что просто ушел, опасаясь… Чего? Андерс начинал и сжигал бумагу. Замарывал строчки, пытаясь вместе с ними вычеркнуть и командира Солону. В конце концов, он уже не Страж, он — целитель с некоторой известностью в городе Цепей. И все же иногда он возвращался мыслями в то благословенное время, когда он мог просто любить красивую девушку. Не задумываясь ни о чем, не оглядываясь ни на кого. А потом… Потом пришла Хоук. И, бросив на нее мимолетный взгляд, Андерс уже не смог оторваться. Ее волосы были такого же редкого цвета, как и у той маленькой девочки в броне Страж-командора. Он смотрел на Энию (так представилась ему смешливая магесса) и видел Солону. Повзрослевшую лет на пять или десять, но столь же дорогую израненному сердцу отступника. Это было смешно и нелепо (столько лет было потрачено, а получается, что — впустую?), но с каждым новым взглядом Андерс только утверждался в своем первом впечатлении. Конечно, такой его интерес не мог остаться без внимания… Можно было бы, наверное, сказать, что все было предрешено, но Андерс в предназначения не верил. Его любовь к Энии Хоук отдавала банальным отчаянием, тем, чего в проклятом Киркволле было в достатке. Она была как попытка безнадежно уцепиться за что-то привычное и родное в больном мире. А еще она была похожа терпкую хасиндскую медовуху, которую, вот ирония, они пили как-то раз в «Короне и льве». И у этой любви, как и у этого напитка было горькое послевкусие. — Ты не скажешь ничего, что я уже не сказал сам себе. — Ты заплатишь за то, что ты натворил.