Киберпанк: Континент

      Кресло противно скрипело всякий раз, когда Эрих пробовал откинуться на спинку, и это чертовски раздражало. По правде говоря, в тот день его раздражало абсолютно всё, что отвлекало от предстоящего события. Он нервничал сильнее, чем готов был себе признаться.       Эрих дожидался девчонку в кабинете директора крошечной юридической конторки, и это обстоятельство было весьма забавным. Помощник Глафенштейна по вопросам управления активами также счел забавным то, что Эрих вдруг решил вложиться в столь сомнительный, откровенно не прибыльный бизнес. Они вместе посмеялись над этой идеей, а через пару недель уже были готовы все документы, и стало ясно, что Глафенштейн не шутил.       Он прокручивал в голове возможные сценарии дальнейших событий. Уверенности в том, как Она отреагирует, увидев его, не было никакой. Да что тут говорить, Эрих и сам не знал, что почувствует, когда увидит Её. Обрадуется, расстроится, разочаруется?       А ещё, конечно, существовала вероятность, что Рид нашел не ту девушку. По фотографии было сложно судить. Однако интуиция все же подсказывала ему, что сыщик не ошибся. И Эрих встретится лицом к лицу с той, что лишила его покоя.       Она явилась к четко обусловленному времени. Вошла в кабинет, закрыла за собой дверь и замерла — застыла на месте с испугом на лице. Большие, зеленые, как у лани, глаза глядели на него неотрывно, будто в том была жесткая, болезненная необходимость. И Эрих даже не пробовал облегчить для неё этот непростой момент. Полностью сосредоточил на ней всё внимание, задаваясь вопросом, кого именно она узнала в нем? Эриха Глафенштейна или Короля Чудовищ?       Потому что он узнал её сразу, стоило ей переступить порог.       Люди даже не подозревают, как они похожи на своих аватаров, даже если очевидного сходства нет. Он узнал свою юную очаровательную Цириллу, ведь когда-то она села к нему в машину и одарила точно таким же взволнованным, тлеющим взглядом необыкновенных зеленых глаз.       Ох, как же хорошо он запомнил тот день. Тогда случилось нечто удивительное. Ему посчастливилось встретить настоящего Ангела, прикосновения к которому не оставляют по себе ощущения пустоты и безысходности. И не важно то, что Ангел, на самом деле, не настоящий, а его ощущения — качественно выполненная скриптами работа. Для Эриха она была абсолютно реальной. Гораздо реальнее её случайного прототипа.       И теперь, когда Ангел, лишенный неземного, воздушного лика, явился к нему в материальной форме, Глафенштейн тоже замер на месте. Секунды убегали, объединяясь в утраченные минуты, а Эрих всё глядел на неё.       Но, пожалуй, кроме взгляда, у настоящей Цири больше не было схожих черт с её аватаром. Конечно, глупо было на это рассчитывать. Перед ним стояла обычная девчонка с типичной восточноевропейской внешностью. Со скучным русым оттенком волос, среднего роста, с веснушками... Но тем не менее. — Фройляйн Фальковски, — заговорил он учтиво, растягивая слова. Ему было интересно, как это прозвучит с его уст. Получилось немного взволнованно.       Вместо того, чтобы прийти в себя, девчонка только шире распахнула глаза. Эриху даже стало немного жаль её. Но, судя по тому, как она отреагировала на формат обращения к себе, госпожа Фальковски узнала в нем именно разработчика Континента. Тем и лучше для неё — пусть сначала переварит хотя бы эту информацию. Эрих улыбнулся: — Садитесь уже. По Вашему виду, предполагаю, мне нет нужды представляться, — произнес он на польском.       Девушка часто заморгала, очевидно, пытаясь вывести себя из оцепенения. Кажется, она достигла в этом успеха, потому что, по крайней мере, уже начала говорить. — Простите, я... Я просто не ожидала.       Эрих понимающе кивнул и следил за тем, как на дрожащих ногах девушка идет к стулу. Он не мог не порадоваться ещё одному сходству — у неё был чуть хрипловатый голос, не режущий высокими нотами. Совсем как у Цири. Но вблизи стали заметны и многие недостатки внешности, которые были чужды аватару. Глафенштейн рассматривал её крайне внимательно, то и дело подмечая разные детали: худощавое лицо, обрамленное прядями пепельного оттенка; веснушки на носу и щеках; мальчишеское телосложение. Он не мог определиться, нравится ли ему эта картина. Кира Фальковски не соответствовала его вкусу, но Эрих чувствовал, что сможет с этим смириться.       Но Кира упорно прятала глаза — самое яркое и очевидное сходство, что связывало её с аватаром. Глафенштейну нужно было их видеть, он не собирался ждать, когда девчонка справиться с робостью и посмотрит на него прямо. А тем временем её лицо бледнело от волнения. — Вы себя плохо чувствуете? — тихо спросил он, стараясь подавить нетерпение в голосе.       Она покачала головой и, наконец-то, подняла глаза.       Не то. Она вела себя не так. Цирилла тоже невероятно смущалась во время их встреч на Континенте, но в её взгляде всегда было что-то обжигающее, влекущее. Или виртуальная реальность искажала Цири, подавая ему то, что ему хотелось видеть? Но как бы там ни было, девчонка, сидящая перед ним, была всего лишь застенчивым ребенком. Хотя, так могло казаться только на первый взгляд, и Эрих все же хотел ошибаться. — Расскажите о себе, Кира, — он пробовал снова — ему хотелось увидеть Цириллу, что все еще пряталась в оболочке испуганной студентки.       К большому сожалению, девчонка только поникла, услышав эту просьбу. Однако её поведение вписывалось в общепринятые закономерности: застенчивые девочки — чаще всего, очень исполнительные. — Я родилась двадцать девятого октября..., — начала она с первого пункта своей анкеты, и Эрих сразу её перебил, не желая слушать то, что уже и так изучил вдоль и поперек. — Я уже прочел это в резюме. Далее по списку у Вас всё стандартно. Сухие факты, которые не говорят о Вас ничего, как о человеке.       Девушка снова смутилась и умолкла. И снова опустила свои чудесные зеленые глазки. Закрылась. Отгородилась от него глухой, каменной стеной. Кира пожала плечами и застыла взглядом на темной деревянной столешнице между ней и Эрихом. И в эту минуту он готов был взять её пальцами за подбородок и заставить смотреть на него. Он мог сделать это грубо — совсем не так, как подобает для его статуса и репутации. Ох, как ему хотелось встряхнуть её. Чтобы не играла с ним. Но у него была припасена кое-какая идея, которая позволит ему достичь цели. И тогда он чуть наклонился вперед и произнес, четко выговаривая каждое слово: — Вы скрываете что-то, Цири.       Это дало мгновенный эффект — Кира вздрогнула и резко посмотрела на него. — Простите, что Вы сказали? — шепнула она, и дыхание её сбилось.       Так-то лучше. Не скрывая удовлетворения, Эрих откинулся на спинку кресла. Почему бы им не продолжить эту игру? — Вы скрываете что-то, Кира. Не поверю, что у такой молодой девушки, вроде Вас, не происходило ничего увлекательного в жизни, — проговорил он подчеркнуто спокойно, словно и не обмолвился вовсе.       Кира не отводила взгляд. Она явно о чем-то думала, взвешивала все «за» и «против». А потом её щеки залились нежным румянцем, будто она вспомнила о чем-то таком, что вызывало у неё приятное смущение. И мягкие, миловидные черты Цириллы вмиг заиграли на её лице. Эрих ярко представил свою Ласточку, вспомнил, как дразнил её в машине и как сдерживал себя, чтобы не спугнуть откровенной настойчивостью. Он тут же ощутил знакомое возбуждение. Понял, что хочет курить. Извлек сигарету из пачки и подошел к балкону. — Подумайте хорошенько, — сказал он, давая понять, что тема еще не закрыта.       В кабинет сразу же ворвался шум улицы, едва мужчина открыл балконную дверь. Теперь, когда Глафенштейн затягивался дымом, высунувшись на крошечный балкон, у девчонки была возможность успокоиться и сформулировать ответ. Эрих оперся спиной о балконный косяк и поглядывал на Киру, ожидая ответа. Сосредоточив внимание на своих ладонях, девушка осторожно заговорила: — Простите, господин Глафенштейн, что отняла у Вас столько времени. Я слишком неопытна для этой работы... — Чушь.       Ох, она умела злить. Эрих ощутил, как гнев наполняет его.       Кира непонимающе посмотрела на него. Кажется, она не догадывалась, чем вызывала такую перемену настроения у Глафенштейна. Она почти вывела его из себя. Однако он держался изо всех сил и внешне оставался спокойным. Благо, он мог рассчитывать на некоторый расслабляющий эффект от никотина. — Я уверен, Вам есть, что сказать о себе. А как же Континент? Разве среди Ваших увлечений не было путешествия по виртуальной реальности?       Опять молчание. Кира несмело глядела на него, а потом все же созналась: — Было. Я оставалась там до последнего мгновения. Видела, как он разрушился.       Эрих снова прикипел к ней взглядом, удерживая в руках тлеющую сигарету. Когда заговорил снова, то вовсе отбросил официальный тон. — Где ты была, когда это случилось?       Они подошли к главному, и Эрих не намерен был отступать. — В Оксенфурте. Помню, тогда все аватары отключались, падали наземь... Жуткое зрелище, — отвечала она так, будто другого выхода у неё не было.       Глафенштейн тоже помнил. Помнил, будто это было вчера. Кроме него, никто не знал, что Континенту близится конец. Для Дикой Охоты это было очередное развлечение на территории вражеской фракции. Командир пообещал им хороший улов и вывел клан на масштабную Охоту, но сам охотился за одной единственной куклой.       Она сама позвала его. В её последнем сообщении он прочел вызов. Но Король явился бы за Цириллой в любом случае, при любом раскладе, потому что решил твердо — в последние мгновения Континента они будут вместе.       И тогда он снова нашел её в море тел. Опьяненную, пляшущую. Обманчиво свободную. Каково же было его удовлетворение, когда Эрих увидел свою куртку на девчонке. Цири так и не рассталась с ней. В тот же миг процесс самоуничтожения Континента перешел в последнюю фазу.       Времени оставалось так мало... Но пути назад не было. Континенту суждено было погибнуть. Несмотря на это, Эрих забрал Цириллу с собой в последние минуты сладкого забвения. Им было хорошо. Им было больно вдвоем. Но он не смел выпускать её из объятий, пока мир, созданный Творцом, рушился на осколки по его же воле.       Творец помнил всё до малейшей детали. Помнил, как мучился, разрушая свое творение. Помнил, как нейронные импульсы обжигающим потоком бились в мозг, пока он смотрел на Неё — задыхающуюся от удовольствия. Не догадывающуюся о том, что это конец... — Что ты делала в тот момент? — жестко спросил он, желая услышать от неё признание и ничего больше.       Кира промолчала. Она позволила себе глядеть на Глафенштейна открыто — точно также, как это делал он. Целое мгновение ему казалось, что девчонка начала догадываться. Глаза сверкнули знакомым огоньком, она вздохнула порывисто и затаила дыхание... А затем снова опустила взгляд.       И терпение его лопнуло.       Глафенштейн вернулся за стол, бросил Кире стандартную анкету для заполнения. Она поймала её машинально, напряглась всем телом и пугливо опустила голову. Он сел в свое кресло и сосредоточил холодный, пренебрежительный взор на девчонке, пока та пыталась ставить нелепые, никому не нужные галочки в опроснике. И такой она жалкой была в тот момент, что Эрих едва сдерживал себя, чтобы не взять её за волосы, больно встряхнуть и выбить из неё настоящие эмоции.       Но так мог бы поступить Эредин, а не Эрих. И между ними существовала та разница, которую не позволительно было стереть.       Он был бессилен против себя самого. — Ты так и не выбросила куртку, — эмоции немного стихли, и голос его звучал бесстрастно.       Кира вздрогнула, словно ей дали пощечину. Ну, наконец-то. Эрих возбужденно выдохнул и не мог ничего поделать с тем, что губы его сами изогнулись в кривую, самодовольную ухмылку.       Девушка подняла голову и процедила сквозь зубы: — Не понимаю, о чем Вы. — Всё ты понимаешь.       Нервно сложив свою незаполненную анкету вчетверо, Кира резко поднялась на ноги. — Мне надо идти.       Всё как обычно. Этого и следовало ожидать. Когда Ласточка не знает, что делать со своими чувствами, она бежит от них. Теперь Эрих не сомневался — она обо всем догадалась. — Мы сейчас не на Континенте, Кира, — по слогам произнес он. — Не занимайся глупостями, мне надоела твоя беготня.       Возможно, это стоило сказать мягче, но Творец сам едва справлялся с эмоциями, чтобы сохранять холодность разума. Зато жесткая интонация оказала нужный эффект на Киру. Она не посмела сдвинуться с места, хотя уже и стояла на ногах, приготовившись бежать. Но Эрих не позволит ей этого сделать. Уж не раньше того, как он окончательно откроет ей глаза на правду. — Мне понадобились долгие недели, чтобы тебя найти. А еще пришлось выкупить эту богадельню, чтобы иметь возможность цивилизованно пообщаться с тобой. — Но зачем? — шепнула Кира, и чудные зеленые глаза, чуть влажные от непрошеных слез, засверкали ярче. — Зачем? — тише переспросил он и тоже поднялся с кресла.       Он истинно поражался её недальновидности. Разве в реальном мире работают другие правила? Разве люди бездействуют, когда у них отбирают то, что принадлежит им?       Кира затаила дыхание, закрыла глаза, испуганно вжала голову в плечи — совсем как беззащитная добыча перед смертельным прыжком хищника. Но Эрих больше не хотел сдерживать себя — прикоснуться к Ласточке было той изнуряющей необходимостью, которую невозможно было терпеть. С замиранием сердца он все же подошел к ней и обнял за плечи.       Теплая. Мягкая. Настоящая. И запах у неё был не виноградный, но не менее дурманящий. Так пахнет молодость — немного косметикой, немного волнением и приятным теплом, что источало молодое тело. — Мне кажется, у нас остались незавершенные дела, моя Ласточка, — нежно прошептал он ей, осторожно касаясь её горячей щеки и поправляя пепельную прядку волос.       Оказавшись так близко к ней, Эрих стал замечать еще больше сходств и различий. Настоящая Кира внешне сильно проигрывала своему аватару. Совсем не такая идеальная кожа, и симметрия лица немного нарушена. Губы не такие полные, но не менее влекущие. Зато румянец на щеках, как всегда, соблазнительный и чарующий.       Нет, он не даст ей сбежать еще раз. Что бы она не решила сейчас, итог будет один и тот же. В его силах только успокоить её, смягчить для неё ошеломляющую реальность. — Знаю, ты удивлена, возможно, напугана, — говорил он тихо и спокойно, касаясь хрупких плеч. — В этом есть моя вина.       Кира горячо кивнула головой, она крепче зажмурила глаза, словно от боли, и на ресницах застыли градинки слез.       Это было выше его сил. Он не хотел, чтобы Ласточка плакала. Объятия Эриха стали смелее, он притянул Киру поближе, позволил ей спрятать лицо в воротнике его расстегнутого пиджака. Чувствовать её податливое тело в своих руках, держать так близко к себе... Он в нетерпении облизнул пересохшие губы и сдался перед силой чувств. Впитывая, вбирая в себя её тепло, он готов был рассмеяться над самим собой. Творец был зависим. Творец был безумен в своем стремлении иметь, держать, подчинять то, что создал. Цирилла — невероятный феномен, существующий в его рукотворном мире, которого больше нет.       Но вот же она. Настоящая. Плачет, потому что он причинил ей боль. Потому что он — одержим ею. И тогда он прошептал ей то, что должен был — то, что правильно: — Прости меня, мотылек.       Кира подняла дрожащие руки и осторожно обхватила ими шею Эриха. Она льнула к нему, как проклятый, несчастный мотылек, и это было прекрасно. В его руках она ощущалась такой хрупкой, такой ранимой... Он должен был ей все рассказать, но вместо этого молча отпустил, когда этого делать было нельзя. Но сейчас он мог все исправить. И все шептал ей на ухо, а она слушала, не смея перебивать. Теперь он честен с ней. Но времени снова так мало... — Каждый раз, когда мне приходилось отпускать тебя, я всегда думал, что ты где-то существуешь в реальной жизни. Эта мысль не давала мне покоя.       Ласточка сама прижалась к нему, положила голову ему на плечо, а он просто гладил её волосы. Нечто похожее уже происходило на Континенте, в Подгороде. Тогда они неспешно покачивались под музыку в объятиях друг друга, он сходил с ума от ощущений, что проецировались скриптами в его сознание. Ему было и хорошо, и очень волнительно. Ведь он должен был озвучить второе условие сделки, и боялся, что Ласточка откажется.       То же самое он испытывал и сейчас, ведь ситуация повторялась. Только в этот раз он собирался озвучить не условие, а предложение. Волновался не меньше, чем прежде, поэтому начал издалека: — У меня самолет сегодня вечером. Отбываю в Мексику, работа не ждет.       Кира сразу же напряглась, он тут же почувствовал это, заблаговременно приготовился пресечь её попытку отстраниться. И, конечно же, она начала вырываться, еще не зная, что Эрих больше не позволит ей этого сделать. — Летим со мной, — горячо прошептал он, продолжая крепко удерживать девчонку. — Нет. — Почему?       Вдруг она уперлась ладошками в его грудь и громко воскликнула: — Да потому что так не делается! Люди сначала обсуждают что-то вместе, определяются, кто они друг другу... Нельзя просто так взять и обрушить правду о себе, после чего сказать «Летим сегодня в Мексику»! — истерика начала овладевать Кирой, она говорила быстро и сбивчиво, не заботясь о тональности своего голоса. Эрих не сильно беспокоился, что её могут услышать, но огласка их отношений вряд ли принесет сейчас пользу. И, не смотря на то, что ему было очень жаль девчонку, он строго проговорил: — Успокойся.       И Кира успокоилась — также быстро, как и раскричалась. Однако он чувствовал, как её сердце всё еще колотилось в груди, не желая возвращаться к нормальному ритму. Эрих догадывался, что она не отступит, не подчинится просто так. В реальном мире он не мог применять физические методы влияния, как на Континенте, хотя очень хотел. Но стоило помнить о том, что он собирался всё исправить, а не разрушить под корень. А значит Эрих должен был считаться с её чувствами, пусть это и будет непросто для его терпения. Он подумал немного и снова заговорил: — У тебя есть немного времени, чтобы подумать. Мы можем поговорить обо всем на месте. Я же не чудовище, Кира. Если ты не захочешь, то я не стану давить. Можешь остаться работать здесь. Я вернусь через несколько месяцев, возможно, ты успеешь определиться.       Верил ли он сам в то, что говорил? Нет. Эрих не знал, что будет делать, если она не согласится. Он просто не успел об этом подумать. До этого дня было важным найти Киру. Он горел этой идеей, а все остальное не имело значения. Однако Эрих понимал, что девчонке нужно дать выбор. Или хотя бы его иллюзию.       И Глафенштейн ослабил хватку, напоследок скользнув ладонью по дрожащей спине Киры. Он просто отпустил её. Избавил от своего близкого присутствия. Девушка обняла себя руками, тихонько шмыгая носом. Кажется, на смену её воинственному настроению пришла какая-то растерянность. И Эриху оставалось лишь сосредоточенно наблюдать за ней и ждать решения, которое могло запросто погубить всё. Ради того, чтобы сохранить спокойствие, он отступил на шаг, присел на стол и снова закурил. Губы были сухими, руки слегка дрожали во время каждой затяжки.       Она покачала головой, глядя на него широко распахнутыми глазами, полными грусти и разочарования. А потом развернулась и зашагала прочь, не сказав ни слова.       Эрих клялся больше не отпускать её, но отпустил. Оказался пригвожденным к столу и не способным что-либо сделать. Ответ на вопрос, что произойдет, если она откажет, был крайне красноречив.       Выбор или только иллюзия?       Странное предчувствие охватило Эриха, когда он обратил пустой взгляд на дверь, которая только что закрылась после Киры Фальковски. Он вдруг осознал, что выбора нет — ни у нее, ни у него.       И предчувствие не подвело его. Дверь в кабинет снова распахнулась, Ласточка быстро зашла назад. Дышала тяжело. Румянец буквально горел на её щеках. — Я страшно пожалею об этом, — нервничая, заявила она. — Но черт с ним. Летим.       Эрих выдохнул немного дыма. Улыбнулся легонько — она, наверняка, и не заметила.       Ласточка согласилась. Ведь не могло быть иначе.