Английский львенок и Французский цветок

      — Флёр, — Гарри откинул одеяло и, поудобнее устроившись на кровати, обратился к подруге, — как думаешь, я понравился Апполин?       — Если честно, — девушка, застыв перед зеркалом, наносила на лицо гигиенический крем, — не знаю. Моя мать опытный дипломат и понять, что кроется под вежливой улыбкой, бывает довольно трудно.       — Мне уже начинать бояться за свою жизнь? — голос юноши был весел, но скрыть тревогу получалось с трудом.       — Вряд ли, — Флёр поморщилась, но пояснила ответ. — Не думаю, что maman в такой ситуации стала бы притворяться. Запретила бы нам встречаться, да и всё.       — Это хорошая новость, — Гарри облегчённо выдохнул, — ты идешь спать? Или…       — Прости Гарри, — на лице вейлы появилась виноватая улыбка, — но, думаю, сегодня будем просто спать.       — Что-то случилось? — повод для тревоги был и немалый. Юноша не мог вспомнить ни одного случая, когда француженка отказалась бы от секса. Наоборот, это ему порой приходилось просить подругу попридержать коней.       — Ничего такого, — Флёр неопределённо взмахнула рукой и закрыла баночку с кремом. В этот раз девушка проигнорировала разнообразные сексуальные вещицы из своего гардероба и надела длинную ночную сорочку из мягкой непрозрачной ткани. — Будет очень неловко, если мать застанет нас вместе.       — Но она же вейла? Я думал, вы относитесь к любви более… свободно.       — Она ещё и политик. Скандал с участием её дочери будет очень не к месту, — девушка медленно легла на кровать и, аккуратно пристроившись к боку возлюбленного, положила голову ему на грудь. — Да и разговор у нас вышел непростой.       Юноша обнял возлюбленную и любезно укрыл её одеялом. Левая рука сама собой переместилась на округлое бедро, но предупреждающие шлепок пресёк поползновения.       — Тебя сильно ругали? — Гарри знал, что после обеда девушка посещала свою мать, и вернулась она лишь к вечеру.       — Немного, — Флёр смущёно улыбнулась. — Maman была не слишком рада моему участию в турнире. Всё в порядке, — она поспешила успокоить парня, — просто настроения теперь нет.       — Ладно, — Гарри, пользуясь возможностью, решил сменить тему разговора, — ты обещала рассказать про телохранителей матери.       — Да? — девушка задумалась. — Это долгая история. Уверен, что хочешь услышать?       — Очень хочу.       — Хорошо. Что бы понять, что представляет из себя Сестринство, нужно очень сильно углубиться в историю магии, а конкретно в историю древнего мира. Он всегда был нестабилен. Множество стран, организаций, орденов и культов, постоянно меняющихся, воюющих между собой и заключающих разнообразные союзы. Настоящий бурлящий котёл на ведьмовском огне, подогреваемый мировыми войнами и потрясениями. Добавь в уравнение гостей с других планов, и ты поймёшь, насколько всё было непросто.       — Да уж, картинка не очень радостная.       — Вот-вот, — Флёр согласно кивнула. — А теперь представь отдельного человека, неважно, маг он или нет, и посчитай его шансы уцелеть в жерновах подобной политической жизни.       — Небольшие. Даже очень маленькие.       — Нет, можно, конечно, отсидеться в лесу, но даже у самой дремучей чащи, как правило, есть свой хозяин. Поэтому, каждый, рано или поздно, начинал искать себе покровителя, — вейла на секунду остановилась. — Или единомышленников.       Гарри молча кивнул, соглашаясь с подругой.       — В четвёртом веке до нашей эры жила одна волшебница, Медея. Возможно, ты даже слышал это имя – её легенда известна даже среди магглов. Девушку использовали в своей интриге боги, и, когда она стала не нужна, хорошенько попользовавшись, выбросили на улицу.       — Некрасивый поступок.       — Очень. Идти ей было некуда: на родине Медею считали предательницей, в остальных местах участь была бы не сильно лучше… Так или иначе, царевна решила осесть на Ээя, у своей тёти, Цирцеи. Но и там их не оставили в покое.       — И что же они сделали?       — Пришли к очень простому выводу: что бы спокойно жить в своё удовольствие, нужно иметь за спиной значительную силу и поддержку. И создали Сестринство.       — Вот так вот взяли и создали? — ответом на недоумённый взгляд стал ласковый шлепок по груди. — Я думал, что это не так-то легко.       — Это небыстро, но принцип довольно простой. Две могущественные волшебницы приходят к третьей и говорят: «Присоединяйся к нам, и мы тебя защитим. Или умри». А та отвечает…       — Всегда мечтала вступить в столь замечательную компанию.       — Именно. Конечно, это изрядное упрощение, но как-то вот так, — Флёр покрутила в воздухе пальцем. — В общем, через век Сестринство насчитывало в своём составе несколько сотен волшебниц. Не все из них были сильны, но помимо людей, к ним присоединились другие, чисто женские виды. Вейлы, тогда ещё сирены, дриады, гарпии, чуть позже ламии и некоторые наги. Компания получилась пёстрая и разнообразная. Влияние Сестринства распространилось на сопредельные страны, в том числе Карфаген и, частично, Египет. Тогда это было скорее политической группой, но влияния у сестёр хватало.       — Но что-то пошло не так? — Гарри прямо встретил вопросительный взгляд подруги. — Такой вывод напрашивается сам собой.       — Да, ты прав. В том или ином виде, Сестринство просуществовало аж до конца пятнадцатого века. Помнишь, что тогда случилось?       — Инквизиция? Охота на ведьм?       — Охота на ведьм. Маги окончательно перешли черту и спровоцировали небывалые по своему размаху народные волнения. Не пойми меня неправильно, я не оправдываю Инквизицию – те сами частенько перегибали палку, но когда непонятная тварь рвёт на части твою семью, а околдованная жена с радостью отдаётся заезжему магу, рука сама собой потянется к вилам или топору.       — Нам про это не рассказывали.       — Вам про многое не рассказывали. Вообще, виноватых везде хватало. Но в большей степени среди магов. Уж на что дворяне крестьян за людей не считали, а уж волшебники…       — Вроде Малфоев?       — Вроде них. Безнаказанность ударила в голову, окончательно срывая тормоза, и разгневанные крестьяне обратились к богу, читай к церкви. Те, в свою очередь, уже давно искали возможности поставить магов на место. И полыхнуло.       — Я так и не понял, кто же в той войне победил?       — Это была не война, а резня. Не было ни единого командования, ни фронта, ни выраженных сторон конфликта. Магглы и маги убивали, кого придётся, зачастую совсем не тех, кто заслуживал смерти. Так под раздачу попало Сестринство.       — Но они же были магами?       — Волшебницами. Орден всегда был сосредоточен скорее на самом себе, чем на окружающем мире. Женщины, даже среди магов, тогда не имели особых прав, и реже лезли на рожон, поэтому их политика была довольно умеренной. Не помогло: миролюбие лишь сделало орден более привлекательной целью.       — И чем всё закончилось?       — Подписанием Вестфальского мирного договора. Да, официально гонения закончились в 1735, на деле же намного раньше. Представители всех сторон конфликта разграничили волшебный и маггловский миры, приняли Статут о секретности, а от Сестринства осталось меньше двухсот волшебниц. Напомню, до гонений их насчитывалось несколько тысяч.       — Как орден не распался окончательно?       — Те немногие, кто выжил, закалились в этой резне. Старый подход был признан неприемлемым и Сестринство реорганизовали. Новая структура ордена стала куда устойчивей, жестче, с чёткой иерархией власти и разделением зон ответственности. Многие решения и терминология заимствовали у христианских военно-религиозных организаций, например орденов Тамплиеров или Госпитальеров. Теперь Сестринство окончательно переориентировалось на собственное усиление и выживание. Такой порядок сохраняется и сейчас.       — Что сейчас представляет из себя Сестринство?       — Я не могу рассказать тебе всё: меня связывают обеты. Пусть я не полноценная сестра, но уже нахожусь в ранге послушницы. Да, — Флёр усмехнулась, — с самого детства. Вейлы неразрывно связаны с историей ордена, и многие семьи состоят в нём целыми поколениями.       — Тогда расскажи, что можешь.       — Есть аббатиса, возглавляющая орден, она задаёт основное направление его политики. На ранг ниже неё – шесть палатин, каждая из них руководит определённой частью Сестринства. Ещё ниже отдельные ветви, с собственными званиями и структурой.       — И какие существуют ветви?       — Дипломатическая, вооружённая, тайная, медицинская, научная и образовательная. Думаю, по названию легко понять назначение.       Гарри замолчал, тщательно формулируя следующий вопрос.       — В какую ветвь вступишь ты?       — Сейчас сложно сказать, — девушка задумалась, пальцем выводя на его коже узоры, — ещё ничего не решено. Осенью начнётся моё послушничество, которое продлится пять лет. Потом я стану сестрой и сделаю выбор: вступать или не вступать в орден. Если нет, то принадлежность к нему будет скорее формальной – минимум прав и обязанностей. Я смогу заниматься тем, чем пожелаю, до тех пор, пока это не вредит Сестринству. Если же соглашусь, тогда меня примут в одну из ветвей, наиболее подходящую моим талантам.       — Дипломатическую?       — Угу. Моя мать - палатина дипломатической ветви, думаю, от меня иного и не ждут.       — Ты можешь не вступать в орден. Никто не вправе тебя заставлять.       — О, нет-нет, — Флёр рассмеялась, — сложность не в этом. В Сестринство никого не вербуют угрозами или силой. Наоборот, предлагают весьма выгодные условия: уважение, знания, хороший заработок. Орден всегда ищет компетентных специалистов, и работы для них хватает, буквально на любой вкус и цвет.       — Знаю, смешно звучит, но... Если ты решишь вступить в орден, — юноша замялся, — то я смогу присоединится к нему?       — Да. Времена, когда в нём состояли лишь женщины давно прошли. Но, выше определённого ранга тебе не подняться. Всё высшее и среднее руководство осуществляется исключительно женщинами. Хорошенько подумай, нужно ли тебе это. В конце концов, сёстрам не запрещено иметь семью и личную жизнь. Мы же не монахини.       — Хорошо если так, милая, — Гарри прижал возлюбленную к груди и вдохнул кружащий голову аромат её волос. — Хорошо, если так.       — Спокойной ночи, Mon bien-aime, — Флёр прикрыла глаза и повела плечами, крепче прижимаясь к горячему боку. Её всё ещё терзало чувство вины за этот небольшой обман: она отказала Гарри не только по причине плохого настроения. Встреча с матерью выдалась тяжелее, чем девушка ожидала.

***

      Разговор произошел там же, где и в прошлый раз, но атмосфера была совсем иной. Окна наглухо занавешены шторами. Портреты убраны со стен. Диваны тоже исчезли, осталось лишь одно кожаное кресло и скамья в центре комнаты.       Флёр нервно сглотнула.       Её мать выглядела… недовольной. Апполин сидела, сложа руки на груди, и смотрела куда-то вперёд, будто мимо неё. Словно проговаривая одно ей известное заклинание, она беззвучно шевелила губами, время от времени что-то прикидывая в уме, и почти полностью игнорировала вытянувшуюся перед ней дочь.       Наконец, придя к решению, женщина покосилась на журнальный столик, точнее на раскрытую папку с отчётом.       — Ты понимаешь, в чём ты провинилась? — голос Апполин был ровен и сух.       — Oui, maman, — девушка переступила с ноги на ногу.       — Действительно? — женщина даже не пыталась скрыть своего скепсиса. — В таком случае будь любезна, перечисли свои ошибки.       — Я… — Флёр терпеть не могла такие моменты. Никогда не знаешь, что именно мать знает, а о чём пребывает в неведенье. Скажешь больше - наказание увеличится. Меньше – получишь по шее за ложь. Да и не любит никто признавать свои ошибки, тем более так явно.       — Я слушаю.       — Я начала встречаться с Гарри без твоего разрешения.       — Встречаться? Ты хотела сказать - закрутила роман.       — Oui, maman.       — Да, это ошибка. Не по той причине, по которой ты подумала, но мы обсудим её чуть позже. Что ещё?       — Я подала заявку на турнир. Рисковала собой.       — Если ты знала, что я это не одобрю, зачем поступила так? Позволь я поясню, — Апполин взяла со столика графин и наполнила стакан водой. — Ты моя старшая дочь. Моя наследница. У тебя есть всё – положение, ресурсы, превосходные учителя, с недавних пор ещё и определённая свобода действий. Что такого ты рассчитывала получить, что оправдало бы подобный риск?       — Кубок.       — А! Значит, ты узнала, что эта вещь из себя представляет. Это не худший аргумент. Если бы я услышала ответ про деньги или славу, то была бы очень разочарованна. И всё же, почему я узнаю об участии свое дочери от Олимпии, а не от тебя?       — Я боялась, — Флёр нервно стиснула подол юбки руками. — Боялась, что ты запретишь мне.       — Правильно боялась. Шансы получить моё одобрение были невелики. Тем не менее! Узнай я о турнире раньше – могла бы помочь. Советом или уроками. Вместо этого, ты взялась учить этого мальчишку…       — Не трогай Арри!       — Не повышайте на меня голос, юная леди! — каждое слово ведьмы входило в сознание, словно забитый гвоздь. Флёр подозревала, что на неё давят ещё и ментально, но заметить воздействие не могла. — Он мальчик и есть. Молодой, неопытный, неразумный… — Апполин смочила пересохшее горло. — Я понимаю, почему ты решила подучить его, но зачем пренебрегла своим собственным развитием?       — Я достаточно умела, что бы справиться с задачами турнира.       — Ой ли? Значит дракон, со второго этапа, тебе на один зуб? — девушка не ответила, лишь стиснула зубы и мучительно налилась краской. — По крайней мере, тебе хватает приличия покраснеть. Какой стыд!       — Я… — Флёр выдохнула и, собравшись с духом, заговорила, — Прости меня maman. Я… была самонадеянна. Мне следовала раньше написать тебе, но я боялась, что ты будешь… — слова выходили с трудом, их приходилось буквально проталкивать наружу, — разочарованна во мне.       — Я гораздо более разочарованна от того, что ты не призналась сразу. Попыталась избежать моего гнева. Нет, — женщина взмахнула рукой, — отсрочить его. Разве хоть раз я обвинила тебя незаслуженно? Хоть раз?       — Non, Maman. Excuse moi.       —Ты моя дочь, — плечи Апполин опустились, а между слов затесалась усталость, — и я не держу на тебя зла. Я прощаю тебя, но это не отменит наказания. Заслуженного, ты согласна?       — Oui, maman. — девушка покосилась на лавку. Длинная, широкая, тщательно отполированная, сколоченная из тяжелых толстых досок, – одного взгляда на неё хватало, что бы колени начали подгибаться. Моток верёвки и кадка с розгами не оставляли сомнений в выбранном методе воспитания.       — Хорошо, с первым проступком мы определились. Какой был следующим?       — М-м-м, — Флёр замялась, ничего конкретного не приходило ей на ум, — мой роман с Арри?       — Про него мы поговорим в конце. Нет, я другое имею ввиду.       — Я не знаю.       — Седрик Диггори, — Апполин нахмурилась и бросила ей подсказку.       — Причём здесь он? — девушка напряглась. Если мать узнала о…       — Ты поставила на него закладки, — женщина снова посуровела. — Зачем?       — Он… он должен был помочь мне с турниром.       — Помог?       — Немного.       — Я правильно понимаю? Ты загипнотизировала гражданина чужого государства, находясь в гостях, конкурируя на международном турнире, и всё это ради «небольшой» помощи?       — Oui… Maman.       — Эту проблему можно было решить иначе?       — Oui, maman.       — Можно было обойтись без гипноза? Соблазнением, шантажом, обманом?       — Oui, maman, — девушка закрыла глаза и до побелевших костяшек сжала кулаки. В свете вышеперечисленного всё, что ей оставалась - это сгорать от стыда.       — Тогда ответь, ради чего ты поставила под угрозу репутацию нашего народа, столь тщательно и тяжело взращиваемую уже на протяжении многих веков?! Ты знаешь, — Апполин покраснела от гнева, крылья её носа возмущенно трепетали, а глаза метали почти материальные молнии, — ты лучше многих других знаешь, какой тяжелый труд мы проделали. Добились равных прав. Сняли клейма «тёмных тварей» и «похотливых животных». Собрали, по крупице, наше нынешнее влияния, и всё это ты почти выкинула в бездну! Ты представляешь, что было бы, узнай кто-то о твоих шалостях? Наш народ снова смешали бы с грязью! И всё! Из-за одной! Несдержанной!! Дуры!!!       — Excuse m…       — Я не закончила! — Апполин хлопнула по столу и, опустившись обратно в кресло, залпом осушила стакан. — Диггори я обезвредила, да и чёрт с ним. Но Поттер! Что за игры с этим мальчишкой?       — Я решила действовать наверняка. Привязать его на всех уровнях.       — Молодец, привязала, хорошо хоть зельями не поила. Для обнаружения ментальных закладок мне хватило пяти минут. Думаешь, Дамблдор глупее меня?       — Он не знает!       — Всё он прекрасно знает! Хогвартс – его территория. И звания мастера-менталиста тоже по праву его. Более чем уверена, что твои шалости для него давно не новость.       — Merde!       — Не выражайся. — Апполин остановилась, переводя дух, — Ох… Ты влезла в игру Великого Светлого, не разбирая дороги, и что-то хорошенько поломала. И теперь сама стоишь на месте сбитой с доски пешки.       — Он… Он говорил со мной об этом. Но, maman, мы всегда можем скрыться во Франции…       — Не можем. Стоит тебе взбрыкнуть, как он тут же доложит министерству. Министерство потребует твоего наказания по британским законам, и мы ничего с этим не сделаем. Хочешь, до конца жизни, прислуживать какому-нибудь похотливому отбросу? А даже если и отобьёмся, то Поттера ты всё равно потеряешь.       — Oh, mon dieu, — Флёр побледнела и схватилась за голову, осознав масштабы допущенной ошибки. — Как же теперь быть?       — Ты мне скажи, — Апполин скептически приподняла бровь и закинула ногу на ногу. — Вся эта ситуация – твоих рук дело.       — Дамблдор сказал мне помогать Поттеру. Арри должен победить Тёмного лорда.       — Я так и думала. Что ж, к нашей удаче у Дамблдора на тебя определённые планы, но с ним я договорюсь. Сестринство собиралось оказать ему помощь в грядущем конфликте, просто в этом случае она будет чуть большей. Придётся сыграть по правилам старика, глядишь, и в выигрыше останемся. Ладно, — женщина махнула рукой, прерывая возможные возрождения, — с этим тоже закончили. В чём твоя третья, последняя ошибка?       — Я не знаю. Некоторое время обе вейлы молчали, перебирая воспоминания. Флёр, мучительно подбирая слова, пытаясь понять – где же она допустила ошибку. Пока что ответ ускользал от неё.       — Ты помнишь свое пятнадцатилетие?       — Oui, maman       — Тогда я учила тебя очаровывать мужчин. Тогда же дала разрешение на свободный выбор любовников. Помнишь, что ты мне пообещала?       — Не… — девушка осеклась, а затем быстро подменила слово другим. — Не искать постоянного партнёра.       — Верно. А о чём мы говорили прямо перед твоим отъездом?       — О… О том же. Ты сказала, что мне ещё не время выходить замуж.       — И? Что именно ты сделала?       — Но, maman! Нам не обязательно делать это сейчас! Мы вполне можем подождать несколько лет, пока не закончится моё обучение.       — Да разве дело в этом? — Апполин выдохнула и помассировала левой рукой переносицу. — Разве в этом? Гарри – неплохой экземпляр: симпатичный, вежливый, послушный. В твои годы я бы и сама «попробовала» его. Нет, Флёр, дело гораздо серьёзней.       — Что ты имеешь в виду?       — Ты уже придумала, как решишь проблему голода, когда придёт время твоего обучения?       — Какую проблему? Мы прекрасно подходим друг другу, и моя сила растёт как на дрожжах. Его мне более чем достаточно.       — Пока да. Но ненадолго.       — Que?       — Когда вейла достигает полного совершеннолетия, — Апполин снизила тон и заговорила почти шёпотом, — её магия входит в финальную стадию своего роста. Формируются и укрепляются энергоканалы, наливается мощью аура, усиливается Шарм. Всё бы ничего, — француженка поморщилась, — но развитие требует ресурсов. Силы, которую вейлы получают вполне определённым способом.       — Я уже сказала, что Гарри мне вполне хватит…       — Не хватит. Я знаю, о чём говорю, я видела последствия подобных заблуждений. Через год-полтора твой организм начнёт изменяться и тогда голод надавит в полную силу.       — Но я смогу…       — Несмотря на весь пройденный путь, вейлы так и не смогли полностью перебороть своё примитивное начало, и кое-что нам от предков осталось. В данном случае – вполне определённые инстинкты, защищающие род от вымирания. Стоит всерьез «проголодаться», как ты тут же разложишь и поимеешь первого встречного. И ты не остановишься, пока не насытишься полностью.       — Oh, maman…       — Мне тоже довелось пройти через это, знаешь? Я росла в послевоенные годы и редко видела мать – та изъездила всю Европу, восстанавливая Сестринство и пытаясь смягчить последствия войны для нашего народа. Навещала меня редко – раз или два в месяц, и это в лучшем случае. Многое пришлось постигать интуитивно, буквально на ощупь, а у неё не было возможности подготовить меня. Поэтому восемнадцатый день рождения я встречала в полном неведенье.       — Неведенье чего?       — Своей собственной природы. Я была такой наивной, — Апполин прикрыла глаза, вспоминая прошлое, голос её приобрел ностальгические тона, окрашенные сожалением. — Восторженной и недальновидной. Казалось, худшее уже позади и теперь передо мной раскинулся весь мир. И конечно я мечтала о любви – большой и светлой, — пронзительные голубые глаза открылись и сфокусировались на Флёр. — Как глупо. Тело и магия подавали мне сигналы тревоги – возбудимость, раздражительность, бессонница, жажда чего-то непонятного, но я упорно их игнорировала. Думала, перетерплю, и всё обойдётся.       — И что случилось?       — Не обошлось. В один прекрасный день, в магазине, я полностью потеряла контроль. В одну секунду я мило флиртую с продавцом, а через мгновение уже скачу на нём, как безумная.       — А другие покупатели?       — А другие покупатели пристраиваются ко мне, не важно, мужчины они или женщины, — Апполин снова остановилась, пополняя стакан. — Хорошо подруга задержалась на улице и вовремя сообразила, что происходит и с кем связаться. Сестринство уладило беспорядок и поправило воспоминания кому надо.       — Тебя наказали за… это?       — Нет. Не похвалили, конечно, но и не наказали. Куратор закрыла меня в загородном поместье, выделила медика и каждый день возила из города случайных мужчин. В основном студентов и отдыхающих, но… впрочем, без разницы. Я не вылезала из постели месяц, изредка прерываясь на сон и еду, и только потом меня отпустило.       — Что было дальше? — Флёр впервые слышала эту историю, хотя мать всегда была довольно откровенна с ней. Конечно, картинка вырисовывалась неприятная, но повода для паники она пока не увидела.       — Дальше я пришла в себя и осознала, что натворила. Закончила обучение, переехала в Ла-Рошель, к матери… Следующие два года моя… страсть пылала особенно ярко. Множество случайных любовников, иногда по несколько в день, пока созревание, наконец, не закончилось.       — Я поняла, — девушка говорила тихо, но уверенно. — Но наши ситуации отличаются. Ты сдерживала себя, в то время как я занимаюсь любовью регулярно.       — Да, ты в лучшем положение, чем то, что я описала. Но одного Гарри тебе будет мало. Помнишь, я упомянула про месяц, проведённый за городом?       — Oui, maman.       — Не знаю, сколько тогда то поместье посетило мужчин, но треть из них уехала не домой, а в больницу. А несколько и вовсе на кладбище.       — Mon dieu, — девушка приложила ко рту ладонь и зажмурилась. — Oh, mon dieu!       — Вот такая невесёлая история, — Апполин сжала пальцами переносицу и, закрыв глаза, глубоко вздохнула. — Теперь понимаешь, что ждёт тебя впереди? Одного Гарри тебе не хватит надолго. Ты им не ограничишься, если не желаешь своему избраннику смерти или инвалидности.       — Что же тогда делать? — в голосе Флёр послышался страх и тщательно скрываемая мольба.       — За все годы своего существования, вейлы не нашли приемлемого ответа. Пробовали и зелья и ритуалы и многие другие способы… Безуспешно. Чем-то приходилось жертвовать – чаще всего здоровьем или магией. По этой причине мы ищем избранника уже в зрелом возрасте, когда голод отступает, а внутренняя страсть находится под твёрдым контролем. В таких условиях ранние отношения обречены на провал.       — И все вейлы так… с ума сходят?       — Все. Кто в большей, а кто в меньшей степени: это зависит от их силы, — Апполин вскинула руку, прерывая дочь. — Предупреждая следующий вопрос - ты сильная, даже очень.       — И как…       — Метод отработан. В юности матери следят, чтобы не возникло не нужных привязанностей, отваживая возможных партнёров. После окончания школы вейлы обучаются в храме, под присмотром, и признаки созревания будут быстро замечены. Девушку в сопровождения медика и наставницы отправляют в «командировку» или на «тренировку», где совершенно случайно окажется отделение рекрутов-боевиков или кого-то подобного. А дальше, — небрежный взмах рукой, — всё случится само собой.       Флёр опустилась на лавку, прикрывая руками лицо. В воздухе повисло молчание, вокруг сгустилась мрачная давящая атмосфера. Девушку переполняло расстройство и чувство разочарования, но она первая нашла в себе силы нарушить тишину.       — Что теперь?       Ответом ей стал вопросительный взгляд.       — Что теперь?! — вейла взорвалась гневом, и пламя, нежно облизывающее поленья, вспыхнуло, столбом ударив в каминную трубу. — Что мне теперь делать?! Ты не могла меня раньше предупредить… об этом?! — последние слова она буквально выплюнула.       — Не могла, — Апполин стойко выдержала разъярённый взгляд. — Как ты это представляешь? Я должна была рассказать дочери, что ей придётся спать с незнакомцами ради выживания? Во сколько? В шестнадцать? В четырнадцать? В десять лет?       — Я не знаю! Ты могла… Могла предупредить меня!       — Обычно это и не требуется, — женщина покачала головой. — Приходит время и природа берёт своё, подсказывая как лучше. Девушка получает опыт и необходимую силу, после чего сама вольна решать, как будет жить дальше. Кто-то продолжает жизнь «свободной» любовницы, кто-то находит постоянного партнёра. Я мягко отводила от тебя всех заинтересованных, прерывая возможную влюблённость. Нет-нет, — Апполин улыбнулась и подняла руки, — никаких зелий или чего-то подобного. Хватало и простых разговоров, намёков. Кто же знал, что ты умудришься влюбиться именно здесь?       — Что мне делать теперь? Что мне делать? — гнев схлынул так же быстро как и вспыхнул, оставляя чувство пустоты и слабости. — Я не хочу расставаться с Арри…       — Вариантов немного. Можно разойтись сейчас и спокойно пережить взросление. Не буду лгать – ты всегда будешь сожалеть о потерянной возможности. Можно промолчать и тайна встанет между вами несокрушимой стеной, порождая страх и недоверие. Или можно рассказать всё Гарри. Надо ли объяснять, чем это кончится?       — Либо он бросит меня, либо нет. Если нет, — Флёр горько усмехнулась, — то даже не знаю, нужен ли мне такой «мужчина», — в последнем слове чётко проступило презрение.       — Я не могу сделать выбор за тебя, — Апполин встала и подошла к дочери, — ведь с последствиями жить будешь только ты. Могу лишь помочь, как умею. Вот моё условие, — изящные руки опустились на плечи девушки, а строгий взгляд пригвоздил её к месту. — Твоё послушничество в Сестринстве начнётся этой осенью. Я придумаю, как организовать ваши встречи в храме, но к концу Августа ты должна найти решение этой проблемы. Справишься, и я благословлю ваш брак. Нет – никаких встреч до окончания обучения. Всё в твоих руках.       — Ты… — лицо девушки выражало лишь разочарование, — ты совсем не веришь в меня? В наше будущее?       — Твоё будущее зависит лишь от тебя. Любая достойная награда требует тяжелого труда, пора бы уже понять это. Я не стану мешать тебе, только наблюдать. Можешь использовать ресурсы нашей семьи или храма, в конце концов, есть немало заинтересованных в нахождении «лекарства». Да, — Апполин усмехнулась и погладила дочь по волосам, — подобное достижение очень многие оценят по достоинству.       — Merci, maman…       — Что ж, не будем о грустном, — женщина отстранилась и оглядела девушку с головы до ног. — Пришла пора ответить за свои проступки. Раздевайся.       Флёр шумно выдохнула и принялась снимать с себя одежду. Аккуратной стопкой на стол легло платье, сверху нижнее бельё и чулки. Под пристальным взглядом матери она стянула последнее, что осталось – пояс от комбинации.       — Ложись.       Девушка молча подчинилась. Скамейка была достаточно велика, чтобы уместиться на ней целиком и вытянуть вперёд руки. Гладкая поверхность неприятно холодила кожу, Флёр почувствовала, как, словно камушки, затвердели её соски.       Апполин обошла скамейку и взяла в руки моток верёвки. Распустив её, она привязала руки дочери к передней стойке скамьи. Туже участь разделили и ноги, теперь девушка была растянута и напряжена, словно струна.       Кому то другому это показалось бы бессмысленным и излишне жестоким, но Флёр знала лучше. Фиксация помогает избежать травм, и наказание гораздо легче вынести.       Женщина остановилась и осмотрела свою дочь: девушка была связана правильно, но что-то царапало глаз, вызывая недовольство. Хмыкнув, она подложила ей под бёдра подушку, вынуждая приподнять таз выше. Теперь всё сделано идеально.       — Ты совершила три серьёзных проступка, — голос волшебницы снова заледенел. Она взяла из кадки первый прут и на пробу несколько раз им взмахнула. Длинный и упругий, он со свистом рассёк воздух, орошая брызгами рассола обнажённую спину девушки и вызывая невольный озноб. — Твоё наказание – семьдесят пять ударов розгой. Считай вслух, каждый пропущенный раз засчитан не будет.       — Oui, maman, — против воли девушка содрогнулась, а в голос закрался страх.       Апполин опустила прут на ягодицы, примерилась, а затем, широко размахнувшись, чётким уверенным движением впечатала его в белоснежную кожу.       — Un.       Выждав несколько секунд, вейла повторила движение и рядом с первой, медленно краснеющей полосой, пролегла вторая.       — Deux.       Снова свист, и третий удар опускается на бёдра девушки.       — Trois.       Хлесть!       — Quatre.       Хлесть!       — Cinq.       Волшебница работала розгой уверенно, не торопясь и не медля. Она делала паузы между замахами в несколько секунд, позволяя дочери отдышаться, а затем неумолимо продолжала экзекуцию. Постепенно вся поверхность ягодиц покрывалась следами: удары ложились ровно, один к одному, с той же интенсивностью. В каждом движении чувствовался немалый опыт, и неудивительно: Апполин лично занималась воспитанием обеих дочерей, не перекладывая ответственность ни на кого другого, тем более мужа. Буйная юность убедила её в необходимости привития дисциплины с самого раннего возраста.       Хлесть!       — Six.       Хлесть!       — Seept.       Не избежала внимания и прислуга – горничные и прочий персонал женского пола. Им подобные меры шли только на пользу: количество проступков и нарушений в поместье оставалось удивительно небольшим.       Хлесть!       — Huit, — дыхание девушки участилось, стало тяжелее.       Хлесть!       — Neuf!       Хлесть!       — Dix! Aie! — не выдержав боли, вейла, наконец, вскрикнула, слабо дёрнув тазом.       Апполин остановила наказание и придирчиво осмотрела розгу: кончик прута растрёпался и потерял форму. Небрежно бросив испорченный инструмент на пол, она взяла из кадки другой и, обойдя дочь, продолжила порку с другой стороны.       Хлесть!       — Onze! Oh! — Флёр больше не могла сдерживать крики и бурно реагировала на каждый удар, не забывая, впрочем, считать. На глаза наворачивались слёзы, но она отказывалась давать им волю, намереваясь стойко выдержать заслуженное наказание.       Хлесть!       — Douze!       Хлесть!       — Treize!       В конце концов, девушка не первый раз на скамье. Пока она была мала, мать воспитывала её ладонью, затем мягким широким ремнём. С двенадцати лет – розгами. Каждые выходные Апполин ждала её, а затем и Габриель, в своём кабинете, где все их недельные прегрешения тщательно пересчитывались и разбирались. Флёр не могла вспомнить ни одного случая, когда наказания удалось бы избежать. Но, даже если проступков за девушками не числилось, то десяток ударов, «для вразумления», они всё равно получали.       Хлесть!       — Dix-neuf!       Хлесть!       — Vingt! Aie, maman!       — Ты хочешь что-то мне сказать, Флёр? — женщина придержала удар и вопросительно посмотрела на дочь.       — Non, Maman.       — Хорошо, тогда продолжаем, — Апполин снова сменила сторону и розгу.       Хлесть!       — Vingt-et-un!       Хлесть!       — Vingt-deux!       Флёр стиснула зубы, пытаясь меньше стонать, но выходило с трудом: рубцы покрывали всю поверхность ягодиц, и теперь каждый последующий удар приходился поверх старого.       Хлесть!       — Trente! Aie!       Хлесть!       — Trente-quatre!       Последний раз, когда девушке доставалось столь сильно, был в год её шестнадцатилетия. Она только-только освоила свой Шарм и, празднуя день рождения, решила покрасоваться перед подругами. Будучи уже изрядно пьяными, Флёр, Жаклин и Мари отправились на поиски кавалеров, найдя, к своему сожалению, банду выпивающих отморозков. От группового изнасилования девушек спасло только вмешательство Апполин, прибывшей на сигнал тревожного амулета.       Хлесть!       — Trente-cinq!       Хлесть!       — Trente-huit! Aie!       — Хорошо, — Апполин остановилась и, отложив розгу, отпила уже тёплой воды прямо из графина. Остатки она пролила прямо на иссеченную кожу, смывая немногочисленные капли крови. — Передышка, потом продолжим.       — Oui, maman, — Флёр была напряжена, пальцы на ногах непроизвольно поджимались, а бёдра вдавливались в подушку. Женщина взяла в руки платок и, наклонившись, собрала с глаз девушки проступившие слёзы. — Merci, maman.       — Не за что, дочь моя, — Апполин опустилась рядом и утешительно погладила девушку по спине. — Когда у тебя самой будут дети, ты поймёшь, что исполнять наказание гораздо больнее, чем принимать его. Ведь то, что я делаю, я делаю не из злобы или ненависти, но только из любви к тебе.       — В это сложно поверить, — девушка нашла в себе силы иронично усмехнуться.       — Ничего, — волшебница встала, — мудрость приходит со временем.       Хлесть!       Женщина решила не затягивать наказание и теперь хлестала сериями, по три-пять ударов. Флёр больше не отмалчивалась и в голос кричала, считая и давясь слезами. Единственное, чего она не позволяла себе, это ругательств: так наказание лишь увеличится.       Когда счёт дошел до шестидесяти, Апполин объявила о второй передышке. Беседовать с Флёр она не пыталась, та собирала остатки воли и сил, готовясь к финишной прямой. Женщина испытала внезапный прилив гордости: за дочь, не просившей ни снисхождения, ни милости, и за саму себя, хорошо её воспитавшую.       О боги, лишь бы и Габриель выросла такой: гордой, твёрдой и несгибаемой.       Последние удары были самыми тяжелыми: тело девушки распалилось и достигло максимальной чувствительности. Флёр продолжала считать, но не всегда среди восклицаний и стонов можно было чётко разобрать слова. Несмотря на всё своё сочувствие, несколько раз Апполин так и не смогла засчитать, и к положенным семидесяти пяти прибавилось ещё пять.       Хлесть!       — Soixante-huit!       Хлесть!       — Soixante- neuf!       Хлесть!       — Quatre-vingts! — из последних сил дотянув до конца, девушка зашлась в плаче. Было больно и очень обидно от столь унизительного наказания, но вместе со слёзами выходило напряжение, горечь и чувство вины. Волшебница, освободив стянутые руки и ноги, помогла своей дочери не свалиться на пол.       — Ах, — Флёр шумно дышала, переживая последствия экзекуции. Задницу нещадно жгло, о попытке сесть на скамейку она и думать не смела. Внезапно на кожу опустилась холодная женская рука и, круговыми движениями, начала втирать заживляющий крем в багровые, воспалившиеся рубцы.       — Наказание - важная часть воспитания, — Апполин зачерпнула ещё немного крема из баночки и продолжила наносить его на раны, — но никогда не следует пренебрегать здоровьем и жизнью. Когда ты берёшься наставлять кого либо, ты принимаешь на себя ответственность за этого человека. Понимаешь?       — Oui, maman, merci.       — Не за что, Флёр. Это мой долг как твоей матери.       Ещё полчаса потребовалось вейле, чтобы придти в себя. Апполин не торопила и не беспокоила её, лишь ласково поглаживала по волосам и тихо напевала себе под нос что-то мелодичное. Девушка неловко поднялась, и потянулась было к платью, но наткнулась на строгий, предупреждающий взгляд.       — Леди всегда должна выглядеть безупречно. Всегда, даже в такой ситуации.       Вздохнув, Флёр взяла чулки и медленно натянула их на подгибающиеся ноги дрожащими руками. Затем пояс, бюстгальтер и трусики. Тихо зашипев, она вцепилась в край стола: вейла предпочитала плотно облегающее бельё, и сейчас ткань неприятно давила на свежие рубцы. Переждав приступ боли и немного притерпевшись, она натянула через голову платье.       — Oui, maman, — стиснув зубы, девушка выполнила безупречный книксен. — Merci de toutes vos bontes.       — Пожалуйста, дорогая, — женщина обняла дочь и ласково поцеловала её в лоб. — Ступай и хорошенько обдумай, что я тебе рассказала. Времени у тебя до августа. Если, — голос Апполин дрогнул, — если не найдёшь своего решения, то прочти «Lesson and Passion». Там есть одно средство, вот только вряд ли оно тебе понравиться. Спокойной ночи, Флёр.       — Bonne nuit, maman.