При взгляде на тебя бросает в дрожь

Проснувшись, он не имеет ни малейшего представления о том, который сейчас час. У Тимми даже уходит некоторое время на то, чтобы понять, что он лежит в Арминой кровати. Один. Он переворачивается, но другая сторона постели холодная. Хотя на ней все еще чувствуется их смешанный запах,и Тимми вжимается лицом в простыни, вдыхая легко различимый аромат секса. Спустя пару минут он сбрасывает с себя остатки дремы, моргает и медленно садится, осматривая руки и ноги, покрытые неглубокими, но все еще видимыми рубцами. Тимми дотрагивается до них, скользит кончиками пальцев по небольшим припухлостям и впадинкам. Он потягивается всем телом, словно ленивый кот, с легкой улыбкой, играющей на губах. Ой! Он до сих пор чувствует Арми. Тимми закрывает глаза и вспоминает, как Арми двигался в нем. Несмотря на то, что между ягодицами саднит, у него все равно перехватывает дыхание, и он продолжает улыбаться. Пока тело не напоминает ему о более низменных, физических нуждах. Он спешит в ванную и облегчается в туалете, постанывая от легкого дискомфорта. Потом он решает, что ему очень нужен душ. Он весь перемазан спермой, смазкой и, скорее всего, еще какими-то телесными жидкостями, оставшимися со вчерашнего дня. Ему не хватает духу даже взглянуть на свое отражение в зеркале, он сразу ступает под струи воды. Вопреки устоявшейся привычке быстро принимать душ, сформировавшейся потому, что он вырос в квартире с четырьмя жильцами и одной ванной, сегодня он не торопится, медлит и наслаждается до тех пор, пока не заканчивается горячая вода. Выйдя, наконец, из ванной, он чует носом волшебные запахи и решает проверить, что это, прежде чем одеться. Тимми тащится в кухню-столовую и находит там Арми в одних боксерах и красной линялой футболке, что-то помешивающего в сковородке. Сам Тимми готовить совершенно не умеет. С тех пор, как он стал жить самостоятельно, с двумя приятелями из ЛаГуардии в квартирке в Бронксе, он выживал только за счет пиццы из забегаловки на углу. Самая дешевая Маргарита, всего по три бакса, так часто спасала Тимми в тяжелые времена, в межсезонье между работами. Которое не длилось больше трех дней, если он правильно рассчитывал свои возможности. С учетом взаимоотношений Арми с едой - вся эта любовь\ненависть - Тимми в голову не приходило, что тот умеет готовить. Но вот он, собственной персоной, взбивает яйца в сковородке. Рядом вовсю булькает и кипит кофеварка с итальянским эспрессо. Рот Тимми наполняется слюной, и не понятно, от чего это - от вида еды или от вида арминых упругих ягодиц, скрывающихся под тонким слоем обтягивающей ткани. Возможно, от всего разом. Тимми встает в дверном проеме, все еще голый, но с браслетом на запястье, и внезапно его накрывает волной смущения. Это не слишком? Уместно ли подкрадываться к Арми со спины вот так вот, в чем мать родила? Может, у них был секс на одну ночь, и теперь Тимми злоупотребляет гостеприимством? Может ли он все еще быть здесь? Или уже исчерпал свой лимит и должен свалить? А вдруг Арми поэтому проснулся раньше и не разбудил его - чтобы дать возможность сбежать, даже не причесавшись? Существуют ли правила этикета после ночи секса со своим мужчиной-партнером по съемкам? - Эй, доброе утро, - говорит Тимми слегка неловко, накручивая на пальцы влажные кудри и выдавливая из себя улыбку. Арми поворачивается и улыбается в ответ. - Утро? Уже три часа дня. - Черт! Серьезно? Арми улыбается еще шире, обласкав глазами тело Тимми, и очевидно приходит в восторг от отсутствия одежды. - Тебя из пушки было не разбудить. И я решил, что тебе нужно как следует выспаться, - в его взгляде мелькает что-то серьезное, и он выключает газ, прежде чем снова повернуться к Тимми. – Ты как? Тимми чувствует невероятное облегчение от того, что Арми, похоже, не напрягает его присутствие. - Хорошо, - отвечает он, прежде чем махнуть рукой в сторону сковородки и кофе. – Делаешь завтрак? Ему не хватает духу добавить «для меня». - Я услышал звук воды в душе и решил, что тебе не помешает поесть. Это всего лишь яйца и кофе, ничего особенного. - Это мило, - Тимми понимает, что это банальная вежливость, но он, правда, очень тронут и весь светится от радости. Он не привык к тому, чтобы его спутники готовили ему завтрак. Да он никому особо и не предлагал, честно говоря, он даже немного стыдится, когда редкие партнеры остаются на ночь. - Пойду оденусь. - Хмм, знаешь ли, я думал, что мы можем поесть в постели, - и снова что-то неуловимое проскальзывает во взгляде Арми. - Так что не стоит напрягаться. У Тимми воздух застревает в горле, и он тяжело сглатывает. Это что, намек? Господи, ему нужно научиться быстрее соображать. - Ладно, - Тимми старается изобразить невозмутимость, поворачивается и возвращается в спальню, прекрасно понимая, что Арми пялится на его голую задницу. И легкая улыбка превращается в соблазнительную усмешку. Пусть Арми сам несет еду, в конце концов, он же ему не раб. ~~~~ Позаботившись о Тимми, Арми где-то на час задремал. А проснувшись, поедал взглядом мирно спящее в руках тело – эти бледные руки и ноги с еще заметными красноватыми отметинами, взъерошенные волосы, кожа, покрытая результатами их общего освобождения. Он выглядит и пахнет чистым сексом. Арми не привык делить постель с любовниками. И то, что Тим все еще здесь, после всего, что они сделали, выбивает из колеи. Арми одновременно и взбудоражен, и испуган тем, что тот остался, что Арми позволено быть с кем-то настолько тонким и ломким в момент, когда он настолько уязвим, позволено держать его в своих руках. Арми не хочет отпускать Тима – никогда. И при этом понимает, что должен провести между ними небольшую границу, иначе все это может стать чем-то опасно серьезным. Арми знает, что прошлой ночью, после всего случившегося, они пересекли черту. И все же надеется, что сможет контролировать то нечто, что началось у них с Тимом. Однако, стоит признать, что этот мальчишка - истинное искушение. Он из тех, на кого Арми может запасть. Крепко. А это в планы не входит. Он осторожно встает, чтобы не разбудить Тима. Убеждая себя, что ему нужно попить воды, залиться кофе и покурить. На самом деле ему нужно немного пространства. Время от времени в течение дня Арми проверяет Тима, но тот спит, как убитый. После всего, через что ему пришлось пройти, он должен как следует отдохнуть. Да и у Арми будет немного времени подумать. Прошлой ночью Тим вел себя просто сказочно. Наблюдать за тем, как он, наконец-то, распадался на куски, было ни с чем не сравнимым ощущением. Внутри Арми тоже что-то раскололось, и он уверен, что уже никогда не будет тем человеком, которым был прежде. Он пьет кофе, курит и неотрывно смотрит в окно несколько часов подряд, и в какой-то момент осознает, что, видимо, немного влюблен. Пиздец! Прошлой ночью он впервые почувствовал такую связь с другим человеком, какую никогда и ни с кем не испытывал. Он нутром чуял, что именно нужно Тиму, как далеко можно зайти и как заставить его парить над землей. Он был у Тима первым. Господи, значимость такого момента пугает Арми до усрачки. Ответственность бьет под дых, и огромная тяжелая плита ложится на плечи, придавливая своим весом. И все же он точно знает лишь одно – ничто не остановит его от того, чтобы брать Тима снова, снова и снова. Именно это он имел в виду, когда убеждал Тима, что тот заслуживает лучшего. Арми понимает, что не может предложить ничего, кроме проблем и сложностей. Он уверен, что разобьет Тиму сердце. Но остановиться не в состоянии. Его мечты стали явью. И нужно успеть насладиться этим до самого дна. И когда все это закончится, Арми, скорее всего, будет чувствовать себя, как побитая собака. Но он так долго жил с разъедающим изнутри чувством вины, что это уже не имеет значения. А еще он понимает, что должен прекратить все это ради Тима и его блага, но он совсем не альтруист. И, в конце концов, разве не Тим замутил все это, видя всю низменность арминой натуры? Это Тим полез на него во время репетиции. Это Тим засунул руку ему в шорты и отдрочил. Что Арми должен был сделать? Вряд ли кто-нибудь ожидал, что он может отказаться от такого предложения. Он всего лишь человек, не стоит об этом забывать. И все же угрызения совести терзают душу, пока он размышляет, что в итоге сделает с Тимом. Мальчишка доверяет ему, это и так было очевидно, но после вчерашней ночи стало отчетливо ясно. И в итоге в конце это доверие будет разрушено. Как всегда. У них нет будущего. Как бы сильно он ни хотел этого – Тима – все это несовместимо с укладом его жизни, с его имиджем. Арми Хаммер создал свой собственный образ. И не может подвергнуть его риску ради симпатичного мальчишки. Даже если этот симпатичный мальчишка - единственный шанс познать вкус любви и жизни, когда ты остаешься самим собой. Не сейчас, когда он начинает верить в то, что этот фильм повернет его карьеру в то русло, о котором он так давно мечтал. И утрет нос всем тем критикам, что писали о нем исключительно, как о Кене куклы Барби. Если он займет серьезное положение в индустрии, то необходимости соответствовать стандартам голливудской красоты будет положен конец. Лишь от одной мысли, что его будут судить не по красоте, а по таланту, Арми становится легче, лучше, свободнее. А если получится иметь и то, и другое – и Тима, и карьеру, именно в таком порядке, ну вдруг? Может за то время, что они проведут в Италии, вдали от семей, от друзей, они смогут хотя бы сойтись на этом. Просто существовать в итальянском пузыре, вне реальности, как любовники… Скинув груз своих привычных ограничений этим солнечным утром, Арми позволяет себе помечтать: о том, чтобы целовать того, кого он правда хочет целовать, о том, чтобы держать Тима за руку, когда они бредут по темным мощеным улицам Кремы, о том, чтобы голым лежать с ним в постели и смеяться, болтать всю ночь напролет об актерстве, фильмах, и почему они этим занимаются – не из-за денег или славы, а потому что они не могут заниматься ничем другим, если хотят просто дышать и существовать. Объяснить такое кому-то, кто не живет этим, сложно... Будь он проклят, если позволит ускользнуть такой возможности. Больше не позволит. Все имеют право на толику счастья, даже Арми Хаммер. Когда он вернется в Лос-Анджелес, к жене и семье, то, скорее всего, должен будет до конца жизни выкинуть из головы эти несколько недель с Тимом. Но он не может лишить себя этого, если хочет остаться в здравом уме. И обещает себе, что это последнее отступление, и клянется, что когда вернется домой, то станет Лиз тем самым мужем, которого она заслуживает. К собственному удивлению Арми понимает, что за последние двадцать четыре часа не вспомнил ни о матери, ни о Лиз. Это хороший знак или плохой? Когда он слышит, как в середине дня включается вода в душе, он стряхивает свои думы и начинает готовить еду для Тима, обнаружив, что и сам голоден. Задумавшись о том, в чем ему и Тиму нужно будет разобраться, и как минимизировать потери от случившегося, он забыл поесть. Ведь очевидно, что им придется поговорить. И он искренне надеется, что они придут к какому-то общему знаменателю, как взрослые люди. И еда может поспособствовать этому. Но когда он видит Тима, стоящего в дверном проеме во всей своей сверкающей нагой красоте, с браслетом на руке, то все разумные планы и добрые намерения рушатся, как карточный домик. Арми до боли хочет этого мальчика. Они сидят в кровати, поглощают яичницу и запивают ее крепким кофе. И у Арми наполовину встает от вида дергающегося кадыка Тима, когда тот глотает. - Спасибо,- спустя пару минут тишины говорит Тим, робко вытирая подбородок тыльной стороной ладони. Это настолько детский жест, что Арми тут же вспоминает насколько тот молод. - Это просто яичница. - Не только за еду, - Тим краснеет, но, не дрогнув ни одним мускулом, продолжает смотреть на Арми. Это должна была быть его реплика. - Как себя чувствуешь? – снова спрашивает Арми, указывая на его тело. - Я же сказал – хорошо, - Тим ухмыляется. – Немного чешется. - Ну, это ожидаемо, - Арми не может удержаться от улыбки. - А мы самолюбивы, да, мистер Хаммер? - Фамилия обязывает*. Тим закатывает глаза, но все равно смеется над таким нелепым каламбуром. И несмотря на то, что дико хочется спустить все на тормозах и вернуться к их привычному стебу, Арми продолжает: - Я спрашивал, как ты себя чувствуешь после того, что мы делали ночью? Тим тут же захлебывается кофе и закашливается. - Ну конечно… - произносит он, в конце концов, но Арми слышится напряжение в голосе. Живот скручивает. Черт! Неужели он переусердствовал? Все же для Тима это был первый раз. Тим играет с браслетом на запястье и не смотрит на него. - Тим, слушай, насчет прошлой ночи… – Арми не имеет понятия, как выразить словами все то, что его тревожит, поэтому замолкает. Что он может сказать Тиму, чтобы ему стало лучше, ну хотя бы не так плохо? Пальцы Тима замирают, а лицо кривится, превращаясь в каменную маску. Он хочет уйти? Арми слишком давит? Может, еще рано? Может, всего слишком много? Или, может, все это слишком серьезно для Тима, может, он просто искал веселья и забав? Он такой молодой, его взрослым-то и не назовешь. Кто может его винить? Может, он просто поддался волнующему моменту, решил воплотить в жизни какие-то свои кинки, и вдруг понял, что все это не для него… И теперь его тошнит от Арми, от всего этого, от них? - Все в порядке. Ну, ты хотя бы сделал мне завтрак перед тем, как напомнил о том, что ты женат и… Арми кажется, что его ударили в живот. - Что? - Ну я обычно так не поступаю – не вступаю в одноразовые связи с коллегами. Не знаю, как правильно вести себя в такой ситуации, но я все понимаю, позволь мне просто допить свой кофе и потом… - Заткнись. Тимин рот захлопывается. - Я пытался сказать, что не хочу причинить тебе боль, - за окаменевшим взглядом Тима чувствуется знакомое уныние, которое разбивает все защитные стены Арми. – Тим, уверен, что в итоге я об этом пожалею, но, скорее всего, не так сильно, как ты… - Это не твое дело, - резко перебивает его Тим. – Мне двадцать лет, бога ради… Арми. Я знаю, что ты женат. Припоминаешь, что я знаком с твоей женой? Я не жду никакого романтического дерьма, вроде совместного побега в закат. Арми глубоко вдыхает, ему совсем не нравится этот циничный тон. - Дело не только в этом. - Тогда в чем? – возмущается Тим. - Прошлой ночью мы занимались более, чем серьезными вещами. Знаю, это очень тревожит. Может, ты захочешь обсудить это с кем-то… Но я в шкафу и выходить не собираюсь… Никто об этом не должен знать, понимаешь? Ни Лука, ни члены съемочной группы, ни твоя семья, ни твои друзья. Тим пару раз моргает. - Да, хорошо, я понял. - Ты точно понимаешь, что это значит? Ты не можешь говорить об этом ни с кем. Ни сейчас, никогда, даже когда это… - Когда это закончится? – оглядываясь назад, Арми всегда будет восхищаться прямотой Тима в тот момент. – Я не идиот. Я уже сказал, что ничего не жду. - Почему? – Арми не может удержаться от вопроса, он сам вырывается откуда-то из глубины. Тим хмурится и дергает плечом. – Почему ты миришься с моим дерьмом? Хочешь быть моим грязным маленьким секретом, крутить со мной шашни на стороне? Тим снова дергает плечом. - Ну, я бы не сказал, что тут за мной выстроилась очередь… - бормочет он. - Что? Вспомни того парня… Ладно, лучше не вспоминать, но когда мы были в клубе, там было много парней и девчонок, которые пялились на тебя. Ты видел, как на тебя смотрит Эстер? Тим фыркает: - Не, чувак… Не вешай мне хуйню на уши. Арми решительно продолжает: - Знаешь, что я вижу в тебе? Что ты самый талантливый актер, с которым мне когда-либо приходилось работать, - да, даже в сравнении с Лео и Джонни! Я никогда не работал с таким открытым, свободным, раскованным человеком, как ты. Ты станешь большой звездой, Тим, и, что куда важнее, ты станешь великим актером. Обещаю, уже через год вокруг тебя будут виться все, а ты - отбиваться от них обеими руками… Тим отмахивается от него подушкой. - Я серьезно. - Пошел ты. - Нет, ну серьезно, ответь, чего ты ждешь от меня, от этого? Лицо Тима меняет краски и на долю секунды из глуповатого превращается в задумчивое, пока он взволнованно трет нижнюю губу большим и указательным пальцами. Арми готовит себя к длинной разочаровывающей тишине и очередному пожиманию плечами, но внезапно Тим собирается и говорит: - Я всегда хотел узнать… И прошлая ночь была… Ладно, она была феноменальной, черт возьми, но я все еще не уверен, на данный момент, в том что я… Я хочу сказать, мы могли бы выяснить это? Ведь, да? Очевидно ты знаешь, что делаешь. Что… хорошо, а в данном случае и очень важно. И… ты мне нравишься. Но… это не... Я не… ищу, знаешь ли… ну понимаешь… Арми не понимает, и, видимо, это отражается на его лице. - Я правда не ищу кого-либо. Или чего-нибудь… серьезного. Так что, ты… твоя недоступность идеально подходит, - после такого признания Тим готов смотреть куда угодно, только не на Арми. - То есть, ты пытаешься сказать, что мы могли бы стать… друзьями с привилегиями? – Арми замирает в ожидании ответа. - Ну, наверное, да? – Тим прикусывает подушечку большого пальца, пытаясь спрятать легкую улыбку. - Как по мне, так звучит отлично, - улыбается в ответ Арми. Может быть, Бог все-таки существует? Спустя годы Арми, оглядываясь назад, всегда будет вспоминать Тима именно таким: сидящим в кровати; прикрытым свернувшейся вокруг простыней; с грязной тарелкой на коленях; с этим взглядом с поволокой из-под ресниц; с безумным, больше обычного, количеством кудряшек на голове; с затвердевшими розовыми сосками; покрасневшими, блестящими губами - воплощение невинности и соблазна в один и тот же момент. Как бы разумно ни звучало это предложение, Арми знал, что должен бросить эту затею, но он предпочитал думать, что ему просто не хватило духу отказаться. Ради их общего блага. Но тогда это бы означало, что он другой человек, хороший человек. Коим он не является. Для него никогда не было иного исхода. Не после того, как он трахнул Тима. И в самые темные времена ему приходится признать, что с того момента он был обречен.