Патология страха

Дни потекли за днями, формируя какое-то больное подобие рутины. По крайней мере, я активно старалась это состояние поддерживать, сохраняя то хрупкое и тёплое, что в ней таилось. Абраксас пропадал днями в Министерстве, стараясь как-то восстановить связи и обелить своё имя. Пока что влияние Рода Малфой истончилось, словно покрылось паутиной, и вызывало теперь лишь высоко поднятые брови и некоторое пренебрежение. Впрочем, Абраксаса опасались: магом он был сильным, и сейчас, даже несмотря на все внешние факторы, влияющие на него отнюдь не благоприятно, он этим самым магом всё ещё оставался. К тому же, все понимали, что Малфои люди ушлые, так что их нынешнее положение в обществе — лишь дело времени. Именно поэтому ссориться с ними никто не желал. С Блэками дела обстояли сложнее. Благодаря мне Род попал в какое-то подобие опалы. Моё имя боялись произносить вслух, собственно, как и вообще обсуждать происходящее, но какие-то шепотки определённо были. Блэков всегда боялись, припоминая их семейное безумие, а меня этим качеством обыватели награждали не скупясь. Люди же поумнее крепких середнячков начинали понимать, что всё не так просто, как кажется. Быть может, именно это и останавливало их от высказываний в мою сторону, заставляя придерживаться нейтралитета. Аристократы же словно чего-то ждали: в своих кругах — естественно, самых что ни на есть узких — уже давно крутились новости об освобождении мной заключённых из Азкабана. Со мной искали встречи, обо мне шептались в кулуарах… и я оттягивала момент выхода в свет, как могла. Все эти слухи вокруг моей персоны помогали формировать определённый образ, не слишком приятный, но определённо вызывающий уважение. И Дамблдор с его дешёвыми фокусами относительно маленького Поттера должен немного подуспокоиться, и открытой конфронтации из-за моего брака — а точнее из-за деталей этого самого брака — с Малфоем возникнуть не должно. В любом случае, я на это надеялась. В конце концов, одно дело входить в Род какой-то пафосной стервы с раздутым эго, другое же принимать предложение вступления в Род от достаточно могущественной ведьмы, богатой и ни от кого не зависимой. Одну и ту же ситуацию можно обыграть и преподать по-разному, но зачастую именно от этих мелочей зависит очень и очень многое. Впрочем, вся моя серьёзность, которая находила на меня в период редких прогулок вне дома, будь то посещение магазина или адвоката, а порой воцарявшаяся вокруг меня даже в собственном кабинете или же банке, слетала дома, когда я ждала своего уже почти что мужа с работы. Стараясь не выказывать волнения, я каждый раз около шести вечера устраивалась в гостиной с неизменной чашкой кофе и бумагами, реже — книгами. Всегда в одном и том же кресле, которое стояло как раз напротив камина, всегда в домашнем платье, готовая к ужину, всегда собранная и всегда скрывающая собственное волнение. Каждый день он мог просто не вернуться. Просто взять и не вернуться. И дело было бы отнюдь не в побеге одного любимого человека от другого, его любящего. Просто время сейчас такое, когда каждый из нас может просто не вернуться домой. И это было больно. Порой он опаздывал. И тогда я даже себе не могла признаться, как глубоко привязалась к этому человеку. Мне просто было тяжело дышать без его присутствия, порой казалось, что мы связаны более прочно, чем с кем-либо. У меня никогда не было такого в прошлой жизни, и что-то мне подсказывало, что не будет и в будущей. Сознание шептало, что своё счастье нужно беречь, и я берегла, берегла, чёрт возьми, берегла от всего, от чего только можно было. Конечно, порой это доходило до удушливой паранойи, порой я называла себя чёртовой психопаткой, порой… но всё это отпускало при виде уставшей, иногда сгорбленной фигуры, вышагивающей из камина. И в комнате как-будто разряжался воздух. Абраксас, такой непредсказуемый и опасный для многих, этими вечерами всегда вёл себя одинаково. Он неизменно кидал быстрый, проницательный, как будто бы даже недоверчивый взгляд в сторону того кресла, которое я обычно занимала, и его лицо словно разглаживалось. Мужчина всегда — чуть виновато и как-то бегло, но определённо тепло — улыбался мне, поспешно доставая палочку и очищая себя от запачкавшей его мантию угольной пыли, и только тогда осторожно шагал навстречу. А я как-то совсем иррационально, даже неприлично для собственного возраста опрометью вскакивала, порой роняя и чашку, и книги, и висла на его шее, стараясь вжаться как можно сильнее, стараясь быстрее ощутить знакомый запах и то чувство бесконечной теплоты и безопасности, что всегда окружало меня в его присутствии. А он всегда смущённо улыбался, шептал мне на ухо какие-то глупости и обнимал в ответ, непрестанно говоря о том, что он голодный, что я наверняка не ела ничего весь вечер, что с ним всё в порядке и что он счастлив, что со мной ничего не случилось. И что он дома. Наверное, когда он сказал это впервые, во мне что-то оборвалось, чтобы потом забиться где-то в горле и позволить задохнуться от счастья. Дома. Ужинали мы всегда вдвоём и всегда в малой столовой, которая была в разы уютнее большой. И всегда, даже несмотря на то, что порой садились мы намного позже, чем нужно, всегда ели неспешно, обсуждая что-то совсем бессмысленное, но приятное, вроде той же предстоящей свадьбы, творчества классицистов или, например, недавних новостей маггловской культуры. О политике за столом мы, даже не сговариваясь, никогда не упоминали. И я была благодарна. После ужина обычно получалось так, что мы подолгу сидели в кабинете или спальне, разбирая какие-то документы, строя версии или более-менее приемлемые планы, отвечая на немногочисленные письма. Вот и на этот раз случилось так же. Время уже близилось ко сну, когда я, стараясь сконцентрироваться хоть на чём-то, обратила внимание на один из конвертов. Плотный, из чёрной бумаги, он приковывал внимание. — От кого это? — озвучил общий вопрос Абраксас, на что я лишь пожала плечами. — Ты же знаешь, сов обычно принимают домовики… они же и проверяют всю почту, — я тяжело вздохнула и взяла в руки письмо. — Сейчас посмотрим… — Погоди, — резко отозвался Абраксас, вырывая у меня из рук послание и кидая на него несколько диагностических чар; я наблюдала за этим с тёплой улыбкой и едва заметным скептицизмом. — Теперь можно. Я качнула головой, тем самым говоря своеобразное спасибо, и осторожно вскрывая конверт. Вчитываясь в строчки, написанные убористым крупным почерком, мной всё больше и больше завладевало хорошее настроение. Появилось иррациональное желание кому-нибудь напакостить. — Что такое? — напряжённо спросил мой жених. — Ох, ничего такого, — отозвалась я, довольно улыбаясь. — Нас всего лишь зовут в гости. В Румынию. День определённо перестал казаться и плохим, и даже напряжённым.

***

Перед поездкой, естественно, следовало много чего обдумать. Я не собиралась срываться куда ни попадя, подвергая себя и своего будущего мужа риску. Впрочем, этот риск был максимально минимализирован хотя бы теми клятвами и обетами, что связывали всех членов моей семьи между собой, заставляя негласно признавать мой — как главы Рода — авторитет. Новости, подтверждающие мою теорию о наличии у меня родственников в Румынии, откровенно порадовала. Я сбегать не собиралась, а вот Сириуса и Анну вполне возможно переправить к ним… возможно даже без Анны. В последнее время девушка начала откровенно портиться, и я, чёрт возьми, не понимала, что за этим стоит: то ли та свобода, которую я ей давала, то ли потакание во всём мужа, то ли стоило уже признать, что я исключительно ошиблась на её счёт и женитьба Сириуса была несколько преждевременна. В любом случае, от каких-то поспешных действий меня отвращала новость о том, что девушка наконец-то понесла. И, скорее всего, роды всё же не переживёт. И дело тут никак не в моих соображениях, злопамятности или чём-то таком, отнюдь. Просто Анна оказалась чересчур «светлой» волшебницей, так что дети, зачатые от пока ещё наследника древнего, благородного и действительно тёмного Рода просто высасывали из неё жизнь. Я читала о таком ранее, находя упоминания подобных феноменов в библиотеке собственного дома, и каждый раз ответ был крайне неутешительным: потомки будут очень сильны магически и физически, красивы и, так сказать, не обременены большинством семейных проклятий, но вот мать всё же не выживет, отдавая свою жизнь этим детям в буквальном, можно сказать, смысле этого слова. Сириусу я об этом рассказала, причём не письменно, а вытащив его к себе домой. Усадила в кабинете, напоила успокоительным и поставила перед фактом, выставив всё как чудовищную ошибку. Впрочем, ошибкой это и являлось, но чудовищной ли?.. Сын, естественно, воспринял всё в штыки. Поорал, разбил какую-то вазу, а после попросту разрыдался, уткнувшись в мои юбки. Оставалось только гладить этого большого ребёнка по голове и заверять, что в жизни так бывает, что он ни в чём не виноват и что Анне лучше не знать о том, что её ждёт. — Будь ласков с ней, не показывай своей боли или горечи, — старалась втолковать ему я уже перед уходом, когда побитый то ли жизнью, то ли моими словами младший Блэк уже стоял у камина. — В любом случае, это будет намного милосерднее, чем ставить её перед фактом её гибели. — Тебе её что, совсем не жаль? — вскинулся Сириус, и на мгновение я увидела в его глазах то, что видела за минуты до начала того памятного ритуала. Страх, обиду и частичную ненависть, направленную даже не на меня, не на себя, а на весь мир. — Жаль, — качнула головой я. — Ты просто не представляешь, насколько. И в любой другой ситуации я бы сказала, что это чудовищно, что девушка намного ценнее, чем её дети… но не сейчас. Так бывает, дорогой, что жизнь ставит нас перед выбором и, каким бы сильным человеком ты ни был, всё равно приходится выбирать. Он тогда лишь качнул головой, неловко обнял меня, целуя в щёку, и отбыл домой, а я ещё долго стояла у камина, смотря куда-то, не концентрируясь на чём-то основном, и гадая, что будет дальше. Порой жизнь менялась слишком уж быстро, так что даже я не поспевала за ходом событий. Пришедший несколькими часами позже Абраксас внимательно меня выслушал, взвесил все за и против и, осторожно взяв моё лицо в свои ладони, произнёс: — Как ты уже и сказала, Вал, всем нам приходится рано или поздно делать выбор. Девчонку, конечно, жаль, но так будет правильнее… к тому же, тут многое зависит и от Сириуса. Если бы я узнал, что тебе грозит нечто подобное, то уверен, я бы нашёл какой-то выход. — А ведь в чём-то ты прав, — неохотно призналась я, утыкаясь ему в плечо. — Здесь многое зависело от желания самого мальчика спасти свою жену. Но он либо не понимает, что может это сделать, либо не желает этого понимать. — В любом случае, это останется на его совести, — жёстко отозвался Малфой и крепче стянул кольцо вокруг меня. — Не кори себя. — И не собиралась, — смешок вышел каким-то надтреснутым. В последнее время приходилось беспокоиться слишком о многом, чтобы переживать ещё и из-за каких-то мелких семейных неурядиц. Конечно, мелкими их можно было назвать с натягом, но и скорби вселенского масштаба они принести не обещали. Да, неприятно. Да, мерзко. Да, за подобное многие светленькие готовы меня уже сейчас распять. Но всё меркнет и бледнеет перед открывающимися впереди проблемами. Что делать с Дамблдором? Как разобраться с текущими проблемами Рода? Есть ли необходимость сближаться с другими аристократическими Родами и объединять их под своим началом? А если да, то соответствует ли это моим планам полностью или только частично? Голова пухла от обилия вопросов, а глаза, честно говоря, разбегались при виде списка дел. Но система, как говорится, лучшее средство против хаоса. Я просто выполняла всё по порядку, делая упор на каждодневные заботы вроде улучшение собственной боёвки, чтению полезных или просто увлекательных книг, готовкой, которая неизменно меня расслабляла, перебирания подшивок газет и прочих мелких действий, что приносили в мои дни какое-то подобие спокойствия. За окнами всё ещё было неспокойно, единственный любимый мною человек мог просто не вернуться однажды домой, собственный сын метался от выбора к выбору, а родственники из Румынии настойчиво звали в гости, желая принять вассалитет и пообщаться с новой сильной — »…действительно, -как они напирали в письме, -сильной…» — главой Рода. Но в душе почему-то, скорее несмотря, чем вопреки, поселилась уверенность в собственных силах. Мы всё сможем. Просто нужно время.