Патология страха

У каждого человека есть свои обязанности. И это абсолютно никак не зависит от происхождения, денег, славы или семейного положения. Ты всегда кому-то — или чему-то — что-то должен, и этот неизменный порядок причин и следствий всегда должен оставаться таковым. Иначе, как мне казалось всю жизнь, мир просто рухнет. Даже сейчас, когда я усиленно убеждала себя в том, что теперь сама хозяйка своей судьбы, эта самая судьба толкнула меня в новые путы. Теперь уже брака. Слегка нахмурившись, я повела плечами, ощущая, что в комнате, несмотря на растопленный камин, стало вдруг слишком зябко. — Замёрзла? Мурлыкающие нотки в голосе мужа ощущались чем-то уже настолько родным и близким, что где-то глубоко в душе в тот же миг поселялась теплота и какое-то странное, пустое вроде бы, но обволакивающее спокойствие. Я никогда не была сентиментальной. Все эти охи, вздохи и поцелуи на прощанье казались мне чем-то глупым, ненужным и даже вздорным. Скупая на улыбки, эмоции, ласку, холодная и чёрствая со стороны, рядом с этим человеком я превращалась в некую улучшенную версию себя. Когда-то давно — ещё ведь в другой жизни, как всё-таки странно это — мать говорила мне, что это и есть любовь. «Ты никогда не испугаешься своей слабости перед этим человеком, — говорила она летним тёплым вечером, пока мы сидели на ступенях крыльца чёрного входа, вдыхая сладкий от аромата расцветших на заднем дворе вишен воздух. — И никогда не станешь порицать его слабость. Потому что это будет совсем пустяковым по сравнению с тем, что ты чувствуешь. Совсем пустяковым». Хорошо вспомнилось, как после этих слов к нам вышел отец. Он улыбался своей привычной тонкой улыбкой, осторожно неся в своих руках поднос; чай в тонких фарфоровых чашках едва ли не плескался через бортики, а куски ещё тёплого пирога источали слабый запах вишнёвого джема. «Опять готовил, — всплеснула тогда руками мать. — Миша, ну давление же!..» А он только тихо и довольно смеялся, усаживаясь рядом с нами и начиная рассказывать какую-нибудь забавную историю, заставляя забывать обо всём на свете. В свои десять я думала, что у меня мировой отец. Герой. Через десять лет героем его считал весь город. И таких героев было ровно одиннадцать тысяч шестьсот пятьдесят семь на всю страну. Я хорошо помнила начало войны. Нет, не так. Войны. Рождённая в 1937, тёплым летом сорок первого мне положено было понимать ровным счётом ничего. А я понимала. И почему-то особенно остро врезалось в память осознание того, что слёз не было вообще. Ни капли. Их не было и у матери, и у отца, и даже у самого неба, казалось бы, не было ни капли влаги — июнь выдался на удивление жаркий и даже душный. Помнится, я всю жизнь удивлялась, как это всё получилось. Вот вы сидите вечером на крыльце и пьёте чай, и ни о чём не думаете, и ни о чём — совсем, вообще — не подозреваете, а на следующее утро железный голос Левитана говорит тебе, что смерть дышит твоей Родине в затылок. Я тогда осталась с бабушкой. Мать, прошедшая курсы точного выстрела, ушла следом за отцом. Говорила, что воевали, наступая друг другу на пятки. Смеялись в письмах, спорили, кто дослужится. Смеялись сквозь слёзы. За спиной был родной маленький городок, с его родными улочками и просёлками. За спиной была дочь. Я часто спрашивала у неё «зачем?». Говорила, что не могла бы оставаться в тылу, зная, что может сделать больше. Защитить меня и свой маленький мир. Защитить свою Родину. Я считала это глупым, но молчала. Молчала и о том, как жестоко маленькому ребёнку не хватало матери. И о том, что седеть я начала в двенадцать, мучимая нескончаемыми кошмарами. А то, что волосы светлющие, да не видно ничего — совсем другой разговор. Впрочем, стесняться такого было глупо — «белых» в послевоенные годы хватало сполна. И всё-таки какая-то часть меня гордилась ими. По-больному так, необъяснимо, но гордилась. До поры. Она вернулась абсолютно седой, с несколькими медалями и именной винтовкой. Он не вернулся вообще. В глазах у матери на всю жизнь застыло одно и то же выражение огромной и горькой потери. Цена Победы оказалась слишком высокой, и я никак не могла понять, почему пришлось платить мне — обычной маленькой девчонке, желающей обнять ещё хоть раз своего отца, рассказать ему про школу и про новую куклу, которую сама же и сшила, увидеть его. Увидеть его живым. Тёплый взгляд серых глаз вырывал из мыслей, даря какое-то подобие спокойствия. — Разве только немного, — лукаво улыбнулась я и слегка пожала плечами. — Всё ещё не привыкла к дому. Муж внимательно окинул мою фигуру взглядом, слегка хмурясь, но не расспрашивая. Я слегка усмехнулась и прикрыла глаза, мысленно обещая, что потом всё ему расскажу. Когда-нибудь, чуть позже. А он просто кивнул и накинул мне на плечи лёгкую шаль. Одним из главных достоинств Абраксаса, по моему сугубо личному мнению, было его умение замолчать в нужный момент, даря тебе ощущение понимания и защищённости. — Нас ждут на ужине через… пару минут, — уточнил он, кинув беглый взгляд на циферблат часов, вызванный темпусом. Лёгкий вздох, взгляд из-под полуопущенных ресниц, жар и едва удерживаемый контроль. — Очень ждут? — как-то хрипло поинтересовалась я, не отрывая взгляда от Абраксаса, коий с какой-то кошачьей грацией двигался в сторону окна, чтобы распахнуть шторы. — Очень, — деловито кивнул он, лукаво улыбаясь. — Но если хочешь, мы можем припоздниться на… Прилив энергии заставил буквально подскочить на месте, чувствуя, что жизнь постепенно наполняется смыслом. — Ну раз нас так сильно ждут, — смешок вышел несколько нервным, — то следовало бы поспешить, как думаешь?

***

Магический Брашов встретил нас в тот день оживлёнными улочками, гомоном и смехом. Везде чувствовался праздник, какое-то остаточное явление Рождества. Люди ходили улыбчивые и в то же время спокойные, словно бед для этого квартала попросту не существовало. Я с удовольствием осматривалась, крутя головой в разные стороны и с какой-то потаённой грустью ища проход навроде Лютного. Подобный праздник жизни меня не то чтобы пугал, но отталкивал, заставляя чувствовать себя чужой. Заприметив неприглядную тесную улочку, словно нечаянно встрявшую между высокими кирпичными домами, я улыбнулась и зашагала с уже более реальным спокойствием. В идеальность мира в моём-то возрасте и с моим-то опытом не верилось ни капли, так что «игрушечный» Брашов оттолкнул с первых секунд. Однако, заприметив обратную медаль тихой и спокойной жизни, сознание словно признало реальность происходящего и милостиво согласилось, что всё не так уж и плохо. Теперь можно и за совой. — Ты что-то сказала, Вал? — переспросил Абраксас, крепко держащий меня под руку. — Письмо, — неожиданно даже для себя рассмеялась я, придя в достаточно благодушное состояние духа. — Нам нужно отправить им письмо. — Значит, отправим, — пожал плечами мужчина и, затормозив на мгновение, двинулся вверх по улице, словно зная, куда именно стоит направляться. Почтовое отделение примостилось недалеко от местного банка, разместившись между ателье готовых мантий и каким-то небольшим пабом. В отличие от той же Косой аллеи, в этой лавке было светло и, что главное, чисто, дурного запаха не было и в помине — судя по всему, клетки с совами представляли собой образец каких-то заковыристых артефактов с самоочищением; впрочем, я больше склонялась к идее с рунами — а сами пернатые почтальонши даже с виду производили впечатление достаточно приятное и респектабельное. — Хотите отправить сову, леди… сэр?.. — приветливо поздоровался с нами суховатый старичок, вскочивший из-за прилавка и суетливо нам поклонившийся. — Если такое возможно, — я улыбнулась и прошла к прилавку, задумчиво изучая прейскурант; цены здесь были достаточно кусачие, не чета английским… но меня ли это волновало? — Возможно ли предоставление нам самой скорой совы? — Отчего нет, — развеселился мужчина и полез за журналом. — Пишите пока ваше письмо, чернила и пергамент вот тут, в ящике. Послание вышло несколько сухим, несмотря на то, что содержало в себе всего-то несколько строчек. Впрочем, ответ прилетел так же быстро, как и отправился. Из массивного чёрного конверта выпал небольшой медальон на цепочке. Короткая записка содержала всего четыре слова: «Наконец-то. Мы ждём. Приходите». — Заня-ятно, — протянул Абраксас, рассматривая цепочку и иронично улыбаясь уголками губ. — Портключ. Многоразовый. Я уже тысячу и один раз порадовалась тому, что мы успели выйти из тесной лавчонки и занять небольшой столик в уютном пабе, соседствующей с ней. — Возьмёмся сразу? — приподнял брови муж. — Ну как же, — потянулась я, улыбаясь; недопитый кофе так и манил своим ароматом, а вафли в этом заведении подавались выше всяких похвал. — Куда нам так торопиться? Пусть думают, что мы чёртовы параноики. Сэр Блэк усмехнулся и покачал головой. — Ты ведь наверняка уже… — Да. — Параноик, — усмехнулся муж, прячась за кубком эля. — Отнюдь, — покачала головой я. — Всего лишь предусмотрительная молодая женщина, умеющая… — У тебя сейчас остынет твой завтрак. Короткий взмах ресниц и разочарованный стон. — Вечно ты всё приземляешь. — Тебя это расстраивает? Улыбка напрашивалась сама. Я не знаю, сколько это продолжится. И не хочу заглядывать в будущее. Просто не хочу. Назаглядывалась уже. Пусть всё будет так, как будет. А я просто продолжу жить. — Никоим разом.

***

Родовое гнездо румынских Блэков, в первую очередь, удивляло, а потом уже впечатляло. Это было поместье, построенное из светлого камня, воздушное и какое-то сказочное. Дом словно вырос на холме, возвышаясь над остальным миром на добрые несколько десятков футов. Внизу, вдалеке, открывался поистине завораживающий вид: изумрудные кроны деревьев близлежащего леса и маленькие, словно кукольные, домики находящейся неподалёку деревни. — Полагаю, это вассалы, — равнодушно бросил Абраксас, всё же выдавая свой интерес быстро бегающими глазами. Оставалось только улыбнуться. Оценивает обстановку, ну и пусть его. Не успели мы толком прийти в себя после аппарации, как парадные двери поместья распахнулись, являя нашим глазам высокую женскую фигуру. Она легко сбежала со ступеней и кинулась мне на грудь, обнимая и плача одновременно. Стараясь справиться с шоком и подавить в себе желание отстранить от себя девчонку, я сильнее сжала её в объятьях, осторожно поглаживая по спине. — Мы не верили, что вы придёте, — всхлипнула совсем ещё девочка и подняла на меня заплаканные глаза цвета виски. — Вы ведь Вальбурга? — Леди Вальбурга Блэк, — достаточно прохладно подтвердил мой муж. — По крови и магии. — А вы?.. — голос, раздавшийся с лестницы, заставил обернуться. — Лорд Блэк, естественно, — усмехнулась я, а на чуть приподнятые брови, пояснила. — В прошлом — сиятельный лорд Малфой. Я матриарх нынешнего Рода. Только сейчас у меня появилось хотя бы несколько секунд, имеющих право быть потраченными на рассмотрение внешности хозяек этого места. В их личностях не было никакого сомнения — родную кровь я чувствовала буквально кожей. Однако, ощущения были странными: словно что-то мешало их магии сливаться с магией этого места. Поймав тонкую улыбку девушки на ступенях, я ещё раз убедилась в том, что всё далеко не так просто. Девчонка, обнимающая меня всё это время, теперь отстранилась и смущённо покраснела. — Я Элен, — представилась она. — Элладора Блэк. — Леди Вальбурга Блэк, — на этот раз я протянула ей руку в чёрной лайковой перчатке, с удовольствием пожимая тонкую хрупкую ладошку. Было в ней нечто южное, то ли итальянское, то ли даже азиатское. Пухлые губы, широко распахнутые тёмные глаза, приятного оттенка кожа, здоровый румянец на щеках, и шикарные тёмные — почти что чёрные — волосы, забранные в сложную высокую причёску. — Мюриэль Блэк, — голос второй девушки оказался намного более глубоким и приятным для слуха. — Рада знакомству с вами, леди Блэк. Она была высокой, достаточно статной женщиной. Тонкое скуластое лицо, не лишённое красоты и какого-то аристократизма, длинные тёмные волосы, изящно собранные у висков, заколотые частью на затылке, а частью разбросанные по плечам в виде крупных густых локонов, тонкая талия, красивые руки с длинными пальцами и гордый, почти что надменный взгляд синих глаз. Он словно бросал вызов не то что бы даже людям, но скорее самой судьбе. Белое платье, расшитое золотом и жемчужными нитками, красиво оттеняло кожу. В голове проскользнула мысль о том, что к нашему приезду тщательно готовились. — Как и я, — сердечно улыбнувшись, оставалось лишь обнять новообретённую родственницу и слегка нахмуриться. — Но в чём, собственно, заключается причина спешки? Мы могли бы приехать и летом… — О, — как-то холодно проронила Мюриэль и пожала узкими плечами. — Поверьте, мы не стали бы срывать вас попусту. Но обстоятельства… — И в чём же заключается проблема? — поинтересовалась я, переводя взгляд с одной девушки на другую. Связь между ними была какой-то особенной, совершенно нетипичной и будто бы истончающей обеих. Девушки были чем-то похожи друг на друга, но… подозрения, закравшиеся в душу, заставили похолодеть. — Вы сёстры? — между тем поинтересовался Абраксас. …если я права, то это убьёт их. Боковые ветви могли позволить себе вольности только в том случае, если в Родовом гнезде находился законный глава рода. Тогда Магия начинала спрашивать с него если и не всё, то многое. Именно за счёт подобной «ответственности» остальные представители Рода получали какие-то лазейки для проявления своей так называемой «свободы». Дурная, а я ведь всегда думала, что Родовым гнездом был дом на площади Гриммо. И ведь не смущало, что почти что новый! Девушки переглянулись, подтверждая мои худшие опасения. Мюриэль белозубо усмехнулась, и в её глазах я уловила отголосок старого, тщательно отгоняемого отчаяния в перемешку с безнадёжностью. — А вот мы и добрались до корня проблемы, — тяжело заключила она, подходя к своей спутнице и легко обнимая её за талию, притягивая к себе и словно защищая от всего мира разом. В этом чувствовалась сила. Сила защищать своё. Любить. Страдать. Убить за свою любовь, а если понадобится, то и самой умереть за неё же. — Она моя жена.