Доверие

      Мы лежим рядом, взявшись за руки. Гюн всё ещё слаб и ему нужно больше отдыхать. Ну, а мне просто не хотелось оставлять его одного. Даже несмотря на обиду и разочарование.       Уже утро. Сквозь не задёрнутые шторы оранжевый солнечный свет начинает заполнять спальню. Я вижу, как в его лучах танцуют пылинки. Слышится пение птиц. Еще сонное и не такое певучее, как бывает днём. В доме тихо. Кихён и Шону уехали по домам, а остальные разошлись по свободным комнатам. Их, к слову, всего было три: одну заняли мы, во второй спали Хёнвон и Вонхо, а в третьей (с заколоченным окном) разместились Чжухон и Минхёк. Глаза закрывались, и я чувствовала как медленно проваливаюсь в сон под равномерное дыхание парня.       Мне снилось, что я бегу по очень длинному коридору, вдоль которого тянулся бесконечный ряд дверей. Они распахивались настежь, как только я пробегала рядом, но там ничего нет, лишь темнота. Бегу дальше. Двери хлопают. Не хватает дыхания, ноги будто горят. Ещё одна дверь открывается, оттуда льётся свет. Из проёма показывается рука и тянет меня внутрь. Кругом всё белое, мягкое, как в психбольнице. В углу, поджав колени к груди, сидит какой-то парень в смирительной рубашке. Этот человек с пепельными волосами бьётся головой об одну из стенок, что-то бормоча. Делаю шаг, но меня останавливают. Поворачиваю голову и вижу Чжухона, вырядившегося в доктора. В руках он вертит стетоскоп. — Рано. Он ещё не совсем свихнулся. — Что это значит? — Откуда мне знать? — пожимает плечами Ли. — Время посещений пациента 9бО12б окончено.       Открываю глаза. Чангюн под боком шебаршится. Видимо, не может найти удобную позу. Глажу его по голове и притягиваю ближе. Он укладывает её на моё плечо и вновь засыпает. Меня тоже затягивает в сон.       Сижу в красивом ресторане. Кругом всё кричит о роскоши. Напротив моего столика зеркальная стена. Смотрюсь в неё и вижу себя в шикарном чёрном платье, похожем на усыпанный звёздами кусочек ночного неба. — Нравится? Я сам выбирал.       Моргаю, и передо мной сидит Кихён в смокинге с уложенными волосами. Он вертит в руках бокал с вином. — Что мы здесь делаем? — Празднуем. — Что празднуем? — Твои похороны, — он улыбается так же обворожительно, как и всегда. Отпивает жидкость из бокала. Одна из капель убегает с губ, стекая вниз по подбородку, и падает на белоснежную рубашку, расплываясь огромным кровавым пятном. — Но я же ещё жива! — кричу, вскакивая с места, и бегу к выходу. — Теоретически не совсем, — отвечает Ю, резко оказываясь передо мной и преграждая путь. — Ты псих! Отпусти меня! — Как скажешь.       Резко просыпаюсь. Спать больше не хочется. Тело затекло, а во рту пересохло. Аккуратно вылезаю из постели, стараясь не разбудить Гюна, и спускаюсь вниз, чтобы попить воды. Время около полудня. С кухни доносятся какие-то звуки. Я осторожно заглядываю за угол, боясь, что это окажется Кихён. Почему-то после вполне оправданной истерики мне стыдно пересекаться с ним. Да ещё и этот сон… Однако на моё счастье это оказался Вонхо, который уплетал рамён. Сидя в одних кожаных черных брюках, он светил накаченным торсом, татуировками и огромным синяком на половину спины, который я помню с той ночи. Кажется, его почти ничего не заботило. Немного шаркаю ногами, привлекая внимание, и захожу на кухню. Ну, не ждать же мне, пока он заметит, как я пялюсь на него. — Утречка! — говорит парень и улыбается, пытается, по крайней мере. Губа разбита, на скуле пластырь с зайками, потому что Хосок не хотел обычный. В целом, он похож на взъерошенного воробушка. Очень большого, накаченного, пускай побитого, но всё ещё офигенно красивого воробушка. — Доброе утро, — прохожу к холодильнику, беру бутылку с водой и наливаю в стакан, к которому так присасываюсь, будто сто лет не пила. По ощущениям это было почти правдой. Ставлю всё на место и поворачиваюсь к парню. — Как твои боевые награды? — Да нормально. Заживёт, — его тон звучит так спокойно, словно действительно всё нормально. Ненароком вспоминаются слова Кихёна: «он с нами давно получал ранения и хуже». Насколько же опасными делами они занимаются, раз подобное их не волнует и кажется пустяком? Тяжело вздыхаю, но не спорю. Смотрю, как он тихо ест лапшу и понимаю, что вообще-то тоже голодная. — Если тебя когда-нибудь снимут в рекламе рамёна — случится катастрофа, — говорю, доставая одну упаковку из шкафчика. Мне сказали, что можно брать здесь всё, что захочешь и, знаете, уж в еде я себе отказывать не собираюсь. Слышу смех, и губы растягиваются в улыбке. У Шин Хосока он очень заразительный. — Почему? — Да потому что ешь аппетитно. После первого показа на свете ни одной пачки не останется — всё скупят, — отвечаю, ставя на плиту кастрюльку с водой. Хосок снова смеётся.       Наконец-то лапша приготовилась и я, разложив закуски, сажусь напротив парня, приступая к еде. — Предупреждаю сразу — я не собираюсь есть как леди. — Клянусь, что никому не скажу, какое зрелище видел, — отвечает Хосок, подтягивая к себе вторую упаковку.       Со спокойной душой набиваю щёки. О, Боги! Какая же она вкусная, а с кимчи так просто «вау»! Или это я такая голодная… Не важно. — Ты можешь мне рассказать о вас? — спрашиваю, смотря прямо в глаза парню. Он прокашливается, пытаясь решить какой ответ дать мне, чтобы я не обиделась. Наверняка, наши крики на первом этаже ночью слышали все. Опять становится стыдно. — Это начал Шону-хён, — вдруг заговорил Шин. — В детстве его семья жила не в самом хорошем месте. Буквально посреди зелёного квартала*. Его отец не принадлежал к плохим людям, но в силу обстоятельств имел с ними дела. Однажды хён увидел, как маленькую девочку похитили прямо посреди белого дня. В полиции его не захотели слушать, а дома вкрадчиво объяснили, что в такие дела мальчику лучше не вмешиваться. Он это запомнил. Потом Шону с родителями переехал в район, где жила моя семья. Из «преступного синдиката» у нас была только мелкая шпана ворующая жвачку в магазинах и отбирающая деньги у сверстников. В средней школе я был похож на типичного ботаника: худощавый, носил очки с толстенными линзами, учился на отлично. Стыдно признаться, но я часто становился грушей для битья. Поэтому папа записал меня в спортивную секцию. Там я познакомился с Шону. Мы подружились, и он рассказал мне об этом случае из детства, а затем сказал одну вещь, которую я никогда не забуду: «Ты не сможешь стать по-настоящему сильным, сражаясь только за самого себя.»       Я слушала Хосока, не перебивая, но тут не выдержала и прыснула от смеха. — Звучит как цитата из «Наруто»… — Так это она и есть, — ответил Вонхо и продолжил: — Я тоже смеялся, когда понял, но ты бы видела, КАК он тогда это сказал! Меня аж проняло! Мысль, что Шону ходит на изнуряющие тренировки каждый день, набивает себе шишки и натирает мозоли не ради себя, а ради той самой девочки, которой он когда-то не смог помочь, мне прямо в сердце запала!       Для убедительности парень даже пару раз себя по груди постучал, чтобы показать, куда именно ему «запало». На глазах у него навернулись слезы. — Он заступался за меня перед плохими ребятами, хотя получал тоже. И делал это не потому что хотел показаться крутым, а потому что чувствовал вину. Это его способ сделать мир чуточку лучше. Не стоять в стороне, пока бьют слабого, а попытаться предпринять хоть что-то. Не быть просто свидетелем. Не жить с тяжким грузом стыда от собственной беспомощности.       Парень замолчал, давая мне время переварить услышанное. Мы сидели так, пока на кухню не спустились Чангюн и Минхёк. — Я проснулся, а тебя нет. Думал, ты уехала, — пробормотал Гюн, сонно потирая глаза, и аккуратно сел на соседний стул. Толстовка оверсайз делала его похожим на миленького щеночка, но я не стала предаваться приступам умиления. Во-первых: я до сих пор обижена. Во-вторых: очевидно, что у каждого из них была своя причина присоединится к Шону и следовать его принципу жизни. Однако, какая была у Чангюна? Что скрывает его прошлое?       Смотрю на него и даже представить не могу себе. В моём понимании Им Чангюн был обычным. В смысле, я не замечала в его поведении никаких странностей. Ничего, что могло бы хоть как-то свидетельствовать о наличии травмирующих воспоминаний. Он был самым толерантным человеком из всех кого знаю, который в первую очередь пытался решить проблему мирным путём. Спокойный, чаще рассудительный, но при этом всё равно ещё тот чудила со специфичным юмором. Он предпочитает кофе, а не чай. Ему нравится ходить по магазинам, но после приходится делать массаж стоп, потому что ноги быстро устают. Как и все парни его возраста, души не чает в своей приставке. Он не очень интересуется романтичными фильмами, но всегда смотрит со мной дораму, которая меня привлекла. В его плеере с hip-hop и r&b, есть специальный плей-лист с песнями, которые он отправляет мне перед сном. Дома у него полная коллекция томов One Piece. Самые первые мы вместе искали в интернет-магазинах или аукционах. А ещё он просто обожает разнообразные жевательные конфеты, желе и мармелад. Я любила такого Гюна, а сейчас, мне кажется, что рядом со мной другой человек. Незнакомец. И страшно от мысли, что все мои воспоминания окажутся ложью. — Как видишь не уехала, — пожимаю плечами и отворачиваюсь в другую сторону. Может быть, это жестоко. Может быть, втягивать, таким образом, посторонних в наши разборки и неприлично. Может быть, я слишком преувеличиваю. Слишком ли? Чем больше я узнаю, тем больше понимаю, что за простым умалчиванием о своих делах, кроется такой большой кусок из жизни парня, которому ты доверяла всё, что у тебя есть… Но он видимо не посчитал тебя достаточно надёжной. Гюн хмурится, но ничего не говорит, вместо этого решает сделать себе кофе. — Но я не понимаю, как всё дошло до такого? — вновь обращаюсь к Вонхо, имея в виду полученные травмы. — Как от школьных хулиганов вы перешли к разборкам с мафией? — Мы с ней и не разбираемся. Мафии и так больше нет. Сейчас не те времена, когда можно открыто творить беспредел. Уровень жизни и безопасности значительно вырос. Спасибо доблестной полиции! Может где-то и остались тени её былой славы, но они слишком обеспокоены сохранностью своих престарелых задниц, а их детишки вертятся в высших кругах и метят в правительство. Лишнее внимание им не к чему. Особенно в веке, когда любое твоё дерьмо разлетится по просторам интернета быстрее, чем успеешь выдохнуть и прощай репутация~ — вмешался в разговор Минхёк, садясь напротив и уминая круассаны. — Мы выросли, но и хулиганы не остались прежними. И масштабы проделок тех, кто так и не научился думать мозгами, прекратив маяться хернёй, тоже увеличился. — Тогда чем вы занимаетесь? Банда Робина Гуда 21 века? — Мы просто хотим жить спокойно в своём районе. Ходить ночью по улице не озираясь по сторонам. Отпускать сестёр и матерей после наступления темноты по их делам, не переживая о том, что за углом их может подрезать какой-нибудь урод. Делать выставки без угрозы того, что на них ввалятся кучка отбросов и начнёт крушить всё к чертям собачьим, потому что ты им «дань» не заплатил. Ходить в университет и не натыкаться на дилеров толкающих наркоту школьникам. Тусить в клубах с друзьями и не переживать за каждый напиток, в котором может оказаться бог знает что… — Хватит! — вдруг прервал его Чжухон, стоявший в проходе. Очень злой, и чуточку лучше, чем ночью. Минхёк прикрыл рот ладонью, всем своим видом говоря «упс». — Прости, Пупсик, взболтнул лишнего, — виновато проговорил парень и послал ему воздушный поцелуй. Того это хоть не успокоило, но убивать точно отговорило, потому как он просто ушёл, презрительно фыркнув от «пупсика». — А кто такие «ребята из Северного Каннама»? — никак не унималась я. — Те самые подросшие хулиганы, которые тянут свои грязные ручонки к нашему оазису посреди пустыни, — объяснил Минхёк. — На сегодня хватит вопросов, иначе твоя голова закипит прямо, как моя водичка для рамёна.       Сказав это, парень подорвался и направился к кастрюльке, насвистывая песенку, начал варить себе еду. Поняв, что больше мне из них ничего не вытянуть, я решила перестать отсиживать пятую точку, а приготовить нам нормальную пищу. В доме всё-таки пять взрослых парней некормленых. Одного рамёна им точно будет мало.

***

      После того, как ребята поели, я повторно обработала раны тем, кому это потребовалось. Затем Вонхо, Хёнвон и я (напросилась) поехали в город. В домике, конечно были какие-то вещи, но их было недостаточно. Особенно того, что требовалось на постоянной основе. Зубные щётки, полотенца, шампуни и прочее мы не стали брать из своих квартир, а просто купили на всех новые. Аргументируя тем, что оставим в доме для таких случаев. Ещё я настояла на краске для обновления фасада здания, масле для дверных петлей, строительной пене для щелей, шторке и большой полке в ванную, а ещё, наконец, нужно было бы вызвать службу, чтобы сменить окно на втором этаже.       Мы очень много болтали о всякой всячине и узнали друг друга лучше. Закончив с бытовыми покупками, двинулись в продуктовый, где встретили Кихёна. Он замазал свои повреждения тональником, да потому в целом выглядел, как обычно, то есть, будто сошёл с обложки журнала. Кажется, ребята накупили буквально всего, что было в магазине. И хотя парни отказывались и мы едва не поругались из-за этого, я вложила столько же, сколько и они. Терпеть не могу, когда за меня платят.       Обдумав всё, пришли к выводу, что Хёнвон и Кихён вернутся с покупками к остальным, а Хосок и я заедем по квартирам и наберём одежды. Так и поступили.       Родители домой, похоже, не приезжали. Ну и хорошо. Это избавило меня от лишних расспросов. Собрала всё, что нужно у себя, у Гюна и смело запрыгнула в машину. Всю дорогу обратно мы слушали музыку, громко подпевали и рассказывали друг другу байки из жизни. Когда приехали, время было около шести вечера. Дома все были в сборе. Кихён приготовил очень вкусный ужин. В целом царила та же атмосфера, что и в вечер знакомства.       Узнав их, подумав обо всём, я пришла к выводу, что у каждого из них так или иначе есть причины делать то, что они делают и не мне их судить. Не мне, «тепличной помидорке», пытаться научить их жить. Я даже перестала меньше обижаться на Гюна. Нет, от этого моё желание докопаться до его правды не уменьшилось. В моей голове всё ещё сидел вопрос о том, какая причина есть у моего парня. И я не успокоюсь, пока не получу ответ.