Сборник зарисовок с челленджей

Этим утром, тихонько крадясь по хрустящему насту, наступила весна, но Чунмён не чувствует облегчения. Мороз всё так же сковывает реку, в которой они летом ловят идущего на нерест лосося. Лес, укутанный снегом, безжизненно молчит. Молчат и оставшиеся в поселении члены стаи. Сейчас, когда воодушевлённо вещающего вожака нет рядом, все начали задумываться, а так ли хороша была эта идея? Чунмён уверен, что нет. Омега тяжело вздыхает и спешит прибрать дом — так время в ожидании пролетит незаметнее. Не об этом он мечтал, когда давал согласие во время супружеского обряда с совсем ещё молодым альфой. Горячая кровь толкает на никому не нужную браваду. Альфа даже не задумался, когда вожак кинул клич, позвав охотников в человеческую деревню, просто сразу же согласился. И весь его облик так и говорил: «Смотрите, каков я! Я забочусь о своей семье!» А Чунмён видел лишь желание выделиться. И всё же сердце сжимается от беспокойства за бестолкового мужа. Чунмён оправдывает себя тем, что если не станет Сэхуна, то ему придётся подарить волчонка кому-нибудь из старших, чей запах не вызывает ни грамма желания. А от Сэхуна пахло весенним ветром, несущим в себе аромат нагретой солнцем сырой земли, талого снега, молодой листвы и подснежников. И Чунмён не мог надышаться, если оказывался рядом с только-только вступившим в пору альфой. Чунмён был для него староват, но всё же их родители дали добро на свадьбу. Чунмён тогда так боялся, что вот-вот старейшины сами назначат ему жениха, раз уж омега не сподобился ответить согласием ни одному из ухаживающих за ним альф, что пришёл к сэхуновым родителям свататься сам, хотя обычно именно альфа просит руки омеги, а не наоборот. Папа-омега альфы в тот момент так самодовольно улыбался: как же, неприступный красавец, разбивающий сердца альфам своим отказом, сам пришёл просить руки их сына. Он уже хотел было язвительно пройтись по гордости Чунмёна и отказать, как глава семейства ответил согласием. Чунмён тогда уже было выдохнул облегчённо, но оказалось, что зря. Новоявленный свёкр не постеснялся позубоскалить у него за спиной и уже через день вся деревня смеялась, мол, не муж ему нужен был, а сын. Старшие альфы рычали, недовольные тем, что их променяли на фактически щенка и клялись, что Чунмён ещё хапнет горя. Чунмён верит. Теперь верит. Но вернись он назад во времени, всё равно бы сделал так, чтобы обвенчаться именно с этим волком. Просто не торопился бы, а влюбил в себя мальчишку, чтобы тот пришёл к нему сам. Ведь не мог Чунмён представить, что у него могут быть щенки от кого-то другого. А то, что Сэхун сам ещё дитё… Так это проходит. День уже близился к вечеру, а охотники так и не воротились. Чунмён не может ничего поделать со своим беспокойством, выходит к околице, всматриваясь в сгустившиеся сумерки. В окнах ближайших домов то и дело мелькают лица других омег, ждущих возвращения своих мужей и сыновей, но никто не выходит в мороз, как Чунмён. Вечер сменяется ночью, а омега так и не сдвинулся с места. Незащищённые руки и лицо уже не чувствуются, но Чунмён всё так же, до рези в глазах, напряжённо вглядывается в глубь леса, надеясь разглядеть среди темноты серебристую шкуру супруга.