Сборник зарисовок с челленджей

В ночи за толстыми стенами замка барабанил холодный осенний дождь, когда Чан просто отодвинул его со своего пути и ушёл. Молча. По-английски, простите за каламбур. Оставив Хонджуна посреди коридора в одиночестве собирать осколки своего сердца и гордости. Хон шмыгнул носом и смахнул рукавом непрошенные слёзы. С самого начала же знал, что в слизеринцев нельзя влюбляться, а поди ж ты! Глупое сердце приняло редкие и незначительные знаки внимания со стороны слизеринского старосты за взаимность, а глупая гордость раскричалась, что слизеринцы — это не короли мира, и весь из себя распрекрасный Бан Кристофер Чан не облезет и не окажется проклятым, если начнёт встречаться с хаффлпаффцем. Так что решительно настроенный Хонджун даже не подумал включить голову, прежде чем пошёл признаваться, рассчитывая Самайн встретить уже в отношениях. Ну чего ему стоило подумать как следует и понять, что хитрые и самодостаточные слизеринцы никогда не смотрели на простофиль хаффлпаффцев как на нечто большее, чем на раздражающий фактор или предмет для развлечений? И весь из себя распрекрасный шестикурсник Бан Чан исключением не был: ходил, задрав нос, смеялся, смотрел надменно и обращаться к Хонджуну стал лишь с начала учебного года, да и то по необходимости, как староста к старосте. Хон — наивный и глупый, попался в сети, которые даже не на него ставили. Чан, наверное, уже успел поделиться историей о влюблённом дурачке со своими друзьями. И этот хитрый лис Сан явно уже успел придумать пару десятков шуток и подколок, которыми осыпет Хонджуна при встрече… Часы пробили полночь, тридцать первое октября. Время, которое у маглов считается праздником нечисти и смерти. День, который хаффлпаффец наверняка теперь будет видеть в кошмарах. Хонджун медленно поднялся со стылого пола. Обход он так и не завершил, да и плевать. Сейчас нужно добраться до общежития, увести из-под носа сердобольного Минсока, их старосты семикурсника, бутылёк с бодроперцовым зельем и попытаться собрать воедино если уж не сердце, то хотя бы гордость. *** Утро Самайна выдалось пасмурным: обычно улыбчивое хаффлпаффское солнышко хмуро ковырялось в тарелке, скрывая за чёлкой опухшие красные глаза. И даже обилие оранжевых тыкв на столах не радовало старосту пятикурсников. Минсок суетился вокруг младшего, стараясь поднять тому настроение, пока Юнхо, Хёнджин и Сынмин кидали разгневанные взгляды на слизеринский стол. Сан подозрительно косился то на хаффлпаффцев, то на пустующее место Бан Чана, то на недовольного чем-то в столь прекрасное утро Минхо. Впрочем, долго недоумевать по поводу последних двух пунктов ему не пришлось. Декан довольно показательно, для слизеринцев, конечно же, отчитал одну из старшекурсниц за неподобающее поведение в сторону товарищей по факультету и поблагодарил Мерлина, что той не хватило мозгов использовать амортенцию, иначе она бы уже стреляла глазками в дементоров, а не схлопотала месяц отработок. Несмотря на слова декана, девица продолжала самодовольно ухмыляться, на что быстро смекнувший что к чему Сан искренне пожелал ей гореть в аду. Вслух. И если с этим пятикурсник разобрался, то вот причины озлобленности барсуков так и не нашёл. Тем временем освободившийся от своих добровольных обязанностей Исин принёс вести из больничного крыла за стол чёрно-жёлтых, заставляя впечатлительных товарищей охать, ахать и сыпать во все стороны предположениями о личности отравителя. Если бы Хонджун сумел за эту бессонную ночь собрать себя всего, то его сердце наполнилось бы надеждой на то, что ещё не всё потеряно, что Чан так обошёлся с его признанием под действием зелья — ведь всем известно, что пока любовный эликсир течёт по венам вместе с кровью, его жертве есть дело только до того, кто этот эликсир подлил. Вот только сердце Хонджуна так и осталось осколками валяться на каменном полу одного из коридоров замка, а кое-как собранная гордость принялась нашёптывать личным дьяволом в ухо, что будь всё так, будь с Чаном плохо, его друзья не сидели бы столь спокойно за своим столом, ухмыляясь. А раз так, то нельзя прощать. Нельзя.