Тэхён
Потолок больничной палаты не был каким-то особо примечательным, и всё же Тэхён рассматривал его битый час. Ровно посередине неопрятным рубцом пролегал шов. Рано или поздно по нему пройдёт трещина. Поначалу едва заметная, она разрастётся, паутиной затянет весь периметр. И однажды обрушит потолок на головы спящих пациентов. Если те ещё будут обитать в старом здании. Призракам — а Тэхён был готов спорить, их здесь немало — от этого вреда бы не было. Так что мирозданию лучше бы поторопиться. Тэхёну срочно нужна была трагедия, в которой не было бы его вины. Чтобы наблюдать со стороны, читать сводки, сочувствовать, скорбеть. Чтобы было жутко от несправедливости, но без монотонно долбящего в виски «что я наделал». Джин-хён лежал в соседней палате с простреленным плечом, не приходя в сознание из-за сильной кровопотери. Присутствие Чимина Тэхён постоянно ощущал рядом, но в его палату тот не заходил. Как и Намджун. Редкими посетителями были Хосок и Юнги, но если первый держался непринуждённо, как всегда, то второй наведывался исключительно, чтобы сцедить яд. Впрочем, тоже ничего нового. Чонгук… — и тут на обглоданного ужасом Тэхёна набрасывалась вина, сёрбая оставшимися душевными соками, — остался в стенах «школы». Хосок пытался объяснить, почему, но Тэхён зациклился на самом факте. А ещё те вооружённые люди в архиве, сметённые взбесившейся Тэхёновой силой. Тэхён не понимал до конца, почему не разрешил Чимину отменить всё. Тот отводил взгляд и хмурился, готовый подчиниться приказу по первому слову. А Тэхён умирал, погребённый под лавиной фактов, каждый из которых был весом с гору. В лицах остальных не было ни понимания, ни капли сочувствия, ни даже толики интереса к тому, что же произошло в подвале. Это было жутко. Страшнее того, что Тэхён знал: он не может воспользоваться своей силой сейчас, чтобы защититься от них. Они имеют полное право распинать его. Впервые он признавал чужое право — а не прихоть — на это. Здесь у него не было власти. Было бы лучше откатить время и никогда туда не соваться. Ради того, чтобы не пострадал Джин-хён, чтобы те люди, которые тоже были марионетками в чьих-то руках, никогда не смотрели на Тэхёна в прицелы и остались живы… На этой мысли сознание давало осечку, сбиваясь на паникующее «господи», готовое сорвать с губ приказом. Но. — Давай, прикажи ему, — щерился Юнги. — Облегчи собственную совесть. Пусть только малыш Чимин помнит, в какую задницу нас завёл твой план. Пусть живёт с этим. И неозвученные слова намертво прилипали к нёбу, закипали в углах глаз. Нет, жить с этим должен будет Тэхён. Хотя как это возможно, он не представлял. Его картинка мира рассыпалась кусочками паззла и попала в огонь. Из обугленных, крошащихся в пальцах деталей, что лежали горсткой перед ним, можно было собрать разве что чёрную дыру. Желательно живую, чтобы поглотила разум. Рубец на потолке и истончившаяся нить связи с Джином — это всё, что могло отвлечь Тэхёна от увлекательного занятия. Как и Джина, его поместили в одиночную палату. Ранен Тэхён не был, но до полного выведения транквилизатора ему порекомендовали остаться под наблюдением. Он и остался, до вечера, под обстрелом жалящих комментариев Юнги, на которые тот не скупился. Хосок периодически отгонял его, но тот возвращался с упорством овода. Присаживался рядом, закидывал ногу на ногу, обхватывал сцепленными в замок пальцами колено и бил: — Бросить бы тебя там, чтобы по полной получил, когда те парни бы очухались. — Так почему же не оставили?! — рыкнул в какой-то момент уставший от нападок Тэхён. Непривычно было безропотно терпеть подобное обращение, но вина и так сточила об него клыки. Да и был в жестоких ремарках резон. Сила, послушная малейшему движению воли, текла к Юнги, готовая подавить, но не касалась. Юнги прав, Тэхён заслужил всё это. Он снова нашёл глазами стык плит на потолке, желая, чтобы они сложились внутрь прямо сейчас, избавив Тэхёна от вины и воспоминаний, а мир — от него самого. Подождите. — Что? — Да что-то в голову тогда не пришло, — Юнги отвёл глаза, сообразив, что брякнул лишнего, и вдруг засобирался, договорив на ходу. — Наверное, мы просто хорошие ребята с высокими моральными принципами. — Подожди, хён! Постой! — тело плохо слушалось. Тэхён слез с кровати, покачиваясь, доковылял до двери, но Юнги в коридоре уже не было. Двое пожилых мужчин, шаркая тапками, шли в его сторону. Один из них катил около себя стойку с капельницей. Тэхён, придерживаясь рукой за стену, пошёл им навстречу. Последние слова Юнги застряли в голове, не давая скатиться обратно во мрак страшных мыслей. — Тэхён! — окликнули сзади. Хосок бегом оказался рядом, поддерживая. — Тебе лучше пока лежать. — Нет, Юнги-хён сказал… Я должен спросить его. — Юнги иногда говорит слишком много, — проворчал Хосок и всё-таки повёл Тэхёна обратно. Сопротивляться тот не мог, чувствуя себя предельно слабым. — Но это важно, пожалуйста! — голос предательски задрожал. Тэхёна затошнило, он упёрся, вывернувшись из рук, прижался затылком к стене и сильно сглотнул. — Тэхён, — Хосок взял его за плечи. — Обморок тебе не нужен. Не дури. — Хён, я ведь убил всех тех людей… — на грани слышимости произнёс Тэхён. Горло сдавило сдержанным рыданием. Произнесённые, слова оказались такими же жуткими, как пока роились в голове. Хосок молчал. Джин-хён сказал когда-то, что Тэхён чудовище. Монстр, из-за которого нормальные люди боятся «иных». Выкрикнул в сердцах, когда кровь из полопавшихся сосудов заливала его красивое лицо. Как же он был прав!.. Сейчас Тэхён не имел права на слёзы, но горячие капли сами собой поползли по щекам из зажмуренных глаз. — Среди них не было мёртвых, Тэхён, — слова едва пробились сквозь покатившую истерику. Тэхён моргнул, посылая по щекам горячие ручейки слёз. Хосок смотрел пристально и тяжело. Подчинился ли он подсознательному приказу Тэхёна, который чувствовал, что его вот-вот раздавит окончательно? Поэтому ли Тэхён чувствовал подставленный им ментальный костыль, хотя физически Хосок не касался его? — Я бы узнал. Ты покромсал их изрядно, но никого не убил. — Пожалуйста, хён, это правда? Пожалуйста… — исступлённо взмолился Тэхён, вцепившись в плотную ткань халата. Не было сил ставить чужие слова под сомнение, как не было их на то, чтобы удержаться на ногах, отпустить Хосока или перестать рыдать. Всем своим раздавленным существом он хотел верить. Хосок держал крепко и гладил по волосам. Возможно, просто ещё не почувствовал, что Тэхён снял его с крючка.***
Дом Чонгука не изменился. Да и не должен был, пожалуй, всего за четыре-то года, прошедшие с того, как Тэхён с отцом переехали. И всё же этого хотелось. Чтобы знакомый с детства мир тоже стал другим. Лежал в развалинах, как внутренний мир Тэхёна. За невысоким окном кухни готовила ужин мама Чонгука, его отец должен был вскоре вернуться с работы. Как обычно, остро захотелось оказаться там, по ту сторону стен, пристроиться незаметно на краешке стула в углу — побыть просто частью этой нормальной жизни. Конец которой положил Тэхён. — Простите, я снова облажался. Не смог спасти его, — от произнесённых слов не становилось легче, не могло стать. Тэхён сделал всё, что мог, но этого оказалось недостаточно. Ноги гудели, непривычно натруженные долгой ходьбой. Из хосписа Тэхён взял такси, но в какой-то момент находиться в замкнутом пространстве машины стало невыносимо, и он, расплатившись, двинулся дальше пешком. Это был первый таксист, который получил от Тэхёна деньги. Пользоваться силой не хотелось, никогда больше. Там, где была по-настоящему нужна, она не сработала. Точнее, сработала, но так, что Тэхёна, два дня назад пришедшего в себя в хосписе, от одного воспоминания долго рвало всухую. Он привык, что окружающие боятся его, даже самые близкие. Даже собственная мать, которая плакала навзрыд, осознав, как жила все последние годы, и, отталкивая руки Тэхёна, причитала: «Ты чудовище. Вы оба чудовища». Тот день — когда он снял с неё отцовские кандалы-ограничения, освободив её волю, — стал последним, когда они виделись. Она исчезла, не взяв с собой ни одной вещи, и больше не вернулась. Тэхён не искал её. Теперь же впору было бояться самого себя. Той части, о существовании которой Тэхён не подозревал.***
Тогда, в архиве, сила оставила его беспомощным перед людьми в военных спецовках. Слова Тэхёна, его приказы, впитывались в их одежду, вязли в чём-то наподобие экранов. Единственный человек, чей внешний вид отличался накинутым на плечи светлым халатом, хорошо поставленным голосом предлагал сдаться, обещал не причинять вреда и сотрудничать. А потом один из стоящих рядом с ним выстрелил в Джин-хёна. Тэхён заторможенно смотрел, как тот медленно осел на пол, боковым зрением заметил, что дуло пистолета повернулось в его сторону. «Руки за голову! Это приказ!» — выкрикнул человек, который до этого вёл с ними переговоры. «Это приказ», — срикошетило в памяти словами отца, после которых в детстве любое сопротивление было бесполезно, оборачиваясь дикой болью. Что-то чёрное, липкое, страшное поднялось со дна сознания, прокатилось волной по всему телу, вырвалось из горла сиплым шёпотом: — Никто не будет мне приказывать. Никогда. Шагнувшего навстречу Тэхёну главного просто смело. Протащило несколько метров и вмазало в стоящий позади стеллаж. Следом за ним расшвыряло остальных. Большое замкнутое пространство наполнилось бессвязными воплями и стрекотом прошивающих воздух автоматных очередей. Пули мазали по рядам пластиковых папок, выдирая их из гнёзд, но не попадая в цель. В шею укололо, Тэхён неверяще потянулся к этому месту рукой, покачнулся и начал сползать на пол по упёршимся в спину полкам. Люди кричали, корчась на полу от боли, уже никто не пытался его остановить. Тэхён слышал только свой шёпот, грохочущий вместе с током крови в ушах: — Никто… не будет… управлять мной… никогда… — он повторял это, пока сознание не погасло.***
Прокрутив в который раз события двухдневной давности, Тэхён посмотрел на них по-новому. Хосок мог пощадить его, сказав, что он не убийца, чтобы спасти от застлавшего безумия, с него бы сталось. И всё же страх отступил. Стоя под окнами Чонгукова дома, Тэхён невольно вспомнил, что именно здесь он впервые смог обойти отцовский приказ. Вспомнил чувство эйфории и бесконечной благодарности ещё толком не знакомому мальчишке. Слишком многим он был обязан Чонгуку, чтобы вот так сдаться. Он больше не будет делать свою работу чужими руками. По крайней мере, не руками тех, кого не готов поставить по удар. — Гук, — мысленно позвал он, хотя тот не выходил на связь уже который день. — Чонгук-а, я всё-таки сделаю это, слышишь? Найду способ вытащить тебя, так и знай, — Тэхён сжал руки в кулаки и упругим шагом направился к остановке общественного транспорта. Денег на ещё одно такси ему бы сейчас не хватило.***
В автобусе было немноголюдно. Тэхён забрался на дальнее сидение, прильнул виском к стеклу и прикрыл глаза. Для того, что ему предстояло сделать, место было не самое подходящее, но откладывать больше нельзя. Это обещание он должен был выполнить. Отпустить Хосока оказалось легко. Это меньшее, что он мог сделать для человека, который тремя фразами спас его рассудок. Остальные четыре ментальные нити тянулись к его грудной клетке. Тэхён коснулся первой — Юнги. Умный, язвительный хён, который умудрялся портить Тэхёну жизнь, особо ничего для этого не предпринимая. Достаточно было явно демонстрируемого безразличия и ощутимой угрозы мгновенной расправы. Попрощаться с ним было не трудно, хоть и жалко. К тому же с него сталось бы найти Тэхёна и накостылять ему — вдогонку за всё, что было. Нить Джина была более тонкой, но крепкой. Хён обязательно пойдёт на поправку, не может не. Тэхён улыбнулся: он будет скучать по полному кулинарных шедевров холодильнику и ощущению уюта, которое хён вызывал одним своим присутствием. И по совместной работе — такого чуткого и талантливого фотографа поискать. «Прости, хён, что подставил тебя». Поселившееся внутри чувство вины спазмами сжимало сердце. Но Тэхён найдёт на него управу. Связь растворилась в воздухе. Две оставшиеся нити Тэхён долго держал в руках. Чимин. Единственный, кроме Чонгука, человек, который, казалось, прикипел к Тэхёну сам. Тэхён привязал его к себе лишь четыре месяца назад, когда придумал свою спасательную операцию. Мог ли Чимин согласиться помочь ему без «поводка»? Теперь этого не узнать. Гук всегда говорил, что Тэхёну стоит больше доверять людям. Чимин скорее всего сейчас был дома, готовился к завтрашним лекциям (Тэхёну тоже стоило бы, вообще-то, но есть моменты, когда жизнь высвечивает важное, и это — внезапно — оказывается не грядущий диплом). Или, может, танцевал. Он подхватил у Хосока эту привычку — выплёскивать в движении переживания. А их у него благодаря Тэхёну было в достатке. Последние два дня Чимин не разговаривал с ним, предпочтя не попадаться на глаза. Завтра он вряд ли захочет вернуться в их квартиру. Пусть так. Вот только заново привыкать к обнулившейся в плане количества жильцов квартире будет непросто. Но Тэхёну не привыкать быть одному. Ещё одна нить выскользнула из пальцев. Думать о Намджуне было сложно. Больно, если быть честным. Едва ли в его жизнь войдёт другой такой человек, которого Тэхён будет хотеть настолько же жадно и так виртуозно от себя оттолкнёт. Он сделал всё, чтобы Намджун его возненавидел. Но разжать ладонь, поставив точку, Тэхён не мог. Он выбрался из автобуса в густеющих сумерках, неспешно прошёл по набережной к своему дому. Нить подрагивала в его пальцах — как будто Тэхён нёс воздушный шарик, — даря ощущение чужого присутствия. Совсем как в тот раз, когда они с Намджуном шли по какой-то из центральных улиц — не касаясь друг друга ни плечами, ни взглядами, но всё же вместе. Их единственное «свидание», — как сказал Намджун. И последовавшая за ним ночь. Больше, чем Тэхён заслужил, и так бесконечно мало. Он остановился, глядя на искрящийся подсветкой мост вдалеке. Мосты надёжны и долговечны. Так бывает, когда два берега нуждаются в том, чтобы между ними была связь. Так не случается, если пытаться привязать к себе кого-то насильно. Мать Тэхёна тому примером. Жаль, он оказался не способен учиться на чужих ошибках. Иначе — кто знает? — не стоял бы над водами реки Хан, отпуская тех, кого хотелось бы не отпускать никогда. Тэхён тряхнул головой. Многовато непрошеных чувств на него свалилось. Он свободно жил и без них. Неподалёку кто-то остановился. По тому, как окрепла нить между пальцами, легко угадывалось, кто именно. Но посмотреть в ответ — значило попрощаться. Намджун терпел его присутствие почти месяц, что ему стоит подождать ещё минуту? Намджун приблизился, должно быть, собираясь сказать что-то. Тэхён повернулся к нему и покачал головой, приложив палец к губам. Лучшие моменты между ними происходили в молчании. «Не хочу, не хочу, не хочу», — мельтешило в сознании, рвалось в груди, дрожало на губах. Кажется, Намджун вздрогнул, когда Тэхён разжал ладонь, позволяя соединяющей их нити исчезнуть, и широко распахнул глаза. Не верил, что Тэхён его отпустит. «I`m really sorry», — одними губами сказал Тэхён. Намджун, конечно, понял. Тут ведь не мог вмешаться забавный его уху Тэхёнов акцент. Нахмурился, прислушиваясь к своим ощущениям. Единственный из всех, кто чувствовал «поводок»; кто смог противостоять Тэхёну; кто поймал на крючок его самого. Он имел полное право врезать Тэхёну, обматерить, макнуть с головой в то дерьмо, которое по вине Тэхёна с ними со всеми случилось. Тэхён не стал бы сопротивляться, вытерпел бы. Но Намджун просто стоял, слушал себя. Слышал, должно быть, как вытесненные привычные желания всплывают на поверхность, атрофированные, наливаются энергией, затмевая навязанные извне. Тэхёну в этом воссоединении не было места. Лишний, инородный, разрушающий. Как всегда. — Проваливай, — прошептал он. Намджун оторвался от внутреннего созерцания и уставился на него умными безразличными глазами, будто плеснул водой на раскалённые камни. Сила взвилась обжигающими клубами пара. Тэхён, задохнувшись, выкрикнул последний приказ. — Проваливай! В следующую секунду он остался на набережной один. Хотелось упасть здесь же на холодную, влажную траву и лежать изваянием, пока не взойдёт солнце, торжествуя над тьмой и такой маленькой вселенской Тэхёновой болью. Но морозить задницу ради надуманной эстетики было не в его стиле. Тэхён побрёл домой, шаркая ногами, как те старики в хосписе. Вот кому впору было впадать в отчаяние. А Тэхён переживёт. Неизвестно как, но переживёт. Обязательно. Не в первый ведь раз.