Как хорошо уметь читать

В субботу Яков Платонович обнаружил, что у него почти закончились чистые рубашки. С тех пор как Анна стала следить за его одеждой, как и за многим другим, он и забыл, что нужно отдавать белье прачке. Быстро же он привык к семейной жизни после стольких лет холостячества, когда ему приходилось заботиться о своем нехитром быте самому… Ему не особо хотелось идти с тюком рубашек, белья и полотенец, а также скатертью, на которую он по неосторожности пролил чай, но это было необходимо. К тому же после он мог зайти в лавку и купить пряников. Он предполагал, что Мария Тимофеевна не отпустит его с пустыми руками, но запастись пряниками для службы все же не помешает В лавке, услышав, как к нему обратился хозяин, другой покупатель, юноша лет восемнадцати-двадцати робко спросил: — Вы господин Штольман? Сын князя Ливена, про которого написано в газете? Я про Вас читал. И слышал. «Еще один, — вздохнул про себя Яков Платонович. — Этому-то что надо? Тоже автограф?» — Да, я Штольман, сын князя Ливена. — Позвольте представиться, здешний помещик Дубровин Юрий Григорьевич, у меня имение к югу от Затонска. Вы, возможно, знали моего деда, Черкасова Василия Савельевича. — Нет, не имел чести знать. — Я понимаю, что рассчитывать, что Вы сможете уделить мне время… несколько… самонадеянно… Но я хотел бы поделиться с Вами кое-чем, а потом спросить Вашего совета насчет этого. — Извольте. — Это насчет моей семьи… в которой не все ладно… Но это не короткий разговор. Точнее я не умею коротко рассказывать… Здесь в лавке вряд ли удобно говорить… Штольман не хотел приглашать незнакомого человека домой, а идти в трактир он предлагать не стал. Видя какой небольшой кулечек с конфетами он купил, можно было сделать вывод, что он хоть и помещик, но весьма ограничен в средствах. А пойди они в трактир, он непременно захотел бы заплатить за человека, у которого собрался просить совета. Зачем вводить юношу в ненужные расходы, если у него и так, похоже, каждый гривенник на счету. — Ну что ж, пойдемте… ко мне в управление что ли, попьем чаю с моими пряниками. — И с моими конфетами. У меня коляска за углом, поедемте на ней. — Да тут идти пять минут. — Я настаиваю. Да и мне все равно потом за ней возвращаться. При появлении начальника следственного отделения, дежурный вскочил: — Ваше Высокблагродие! Случилось что? — Ничего не случилось. Мне с господином Дубровиным просто побеседовать нужно. Ты сделай нам чаю и принеси в кабинет. И тарелку захвати. — Так точно! Я мигом. Чай принесли через пару минут — видно, вода для чая уже была горячей. Штольман высыпал на тарелку пряники. Дубровин хотел добавить конфет, но Яков Платонович остановил его: — Я не большой любитель конфет, если только Вы сами желаете. — Я тогда, пожалуй, их на вечер оставлю. Или на завтра, — молодой человек положил кулечек обратно себе в карман. — Ну слушаю Вас, господин Дубровин, — сказал начальник следственного отделения, поглядывая на свежие пряники. — Поскольку не знаю, с чего лучше начать, начну с начала. Мой отец женился на матушке из-за приданого. Был кутила и бабник, да и к рюмке прикладывался будь здоров. А в пьяном виде еще и руки распускал. И мне доставалось, и матушке. Он ее, можно сказать, в могилу свел… А как овдовел, так и вовсе как в него бес вселился… Так и… балагурил… пока в прошлом месяце не преставился. Ничего не оставил, ни гроша, имение, где он жил, оказалось заложено-перезаложено… Мне от него ничего не надо было, у меня поместье от деда, Василия Савельича, маленькое, но на доход с него жить можно. Только дед завещание так составил, что мне до двадцати одного года нет никакой возможности самому финансами распоряжаться… А это еще полтора года… А пока я за каждую копейку перед попечителем, которого дед назначил, отчет несу… — Так Вам, господин Дубровин, к адвокату по этому вопросу надо, не ко мне… Вот если бы завещание подделали, тогда этим полиция бы могла заняться. А по наследственным делам Вам поверенный нужен. Мой тесть Виктор Иванович Миронов — адвокат, обратитесь к нему… — Нет-нет, я не поэтому поводу… Меня другое беспокоит, что папаша Егорушке не оставил ничего… ни полушки… А мне и дать сейчас нечего. Поэтому и хотел посоветоваться, как быть… Думаю, лучше всего будет забрать к себе… Попечитель-то аж в Петербурге живет, сюда никогда не поедет, только отчеты каждый месяц требует… про все траты, буквально до пятачка… Ну окажется в отчетах, что побольше потрачено на еду да на одежду… Но, может, не заподозрит ничего? — Егорушка это кто? — Егорушка — это побочный сынок папаши моего, ему почти четыре года, его мать Дуняшка. — Эта Дуняшка была сожительницей Вашего отца, жила с ним с имении, а теперь их оттуда просят удалиться? — уточнил Штольман. — Да какая она ему сожительница? Она ему даже любовницей никогда не была. Он ее однажды… принудил… чтоб себя потешить… А когда последствия дали о себе знать, нашел выход… Ваньке Коровину, пьяни подзаборной, несколько целковых заплатил, чтоб тот обвенчался с ней, а потом еще ассигнацию дал, чтоб, как он выразился, выродка барского признал… А с этих денег Ванька после крестин в такой запой ушел, что и не вышел из него, так и помер… — А, простите, мальчик точно от Вашего отца? — От него. Егорушка на меня похож… Да и кобель этот о своем… подвиге сам бахвалился… что он хозяин… право имел девку… откупорить… и что с одного раза обрюхатил ее… — пробормотал Дубровин, от волнения кроша в руке пряник. Штольман покачал головой: — Молодой человек, Вы все же выбирайте выражения. Про отца ведь говорите… — Извините меня… Это, верно, от переизбытка эмоций… От того, что этот ирод сотворил. Одно название, что он мне отец, а Егорушке и вовсе… Я в сравнении с ним еще… негрубо выразился. Хотя Вам, конечно, это верхом… бесстыдства могло показаться. Просто папаша и не такие слова обычно употреблял… а похлеще… Дворянин, помещик, а сквернословил… как говорят, как сапожник, особенно, когда под градусом… Вы бы его послушали… — Нет уж увольте, мне и такого… описания предостаточно… — Штольман представлял, что за слова использовал несдержанный на язык пьяный помещик. — Еще раз простите… мое бескультурье… — И что, Вашему отцу это сошло с рук? Я имею в виду насилие? Не крепостное право ведь на дворе уже… — Ну так все равно барин… Кто ж на него… заявит? — Он мальчика содержал? — Куда там! Поначалу давал немного… когда в карты выигрывал… А случалось такое крайне редко… А потом отправил Дуняшку с Егорушкой к мельнику, тот уже тогда стариком был. Дуняшка ему на мельнице помогала, ну и жила там же. А когда после смерти барина оказалось, что имение заложено и мельница вместе с ним, то Дуняшке с Егорушкой жить стало негде и не на что. Их одна бабка деревенская приютила да я немного денег привез… Дуняшка решила в город ехать, в прислуги там податься. Только сказала, что с ребенком место найти тяжело. Но мне кажется, что это… повод, чтоб Егорушку с собой не забирать… — Почему Вы так думаете? Она что же сына своего не любит? — Ну как Вам сказать… Если б она барина любила, по любви ему отдалась, а то ведь ребенок… совсем другим образом получился… Не скажу, что она его ненавидит или относится к нему плохо, но теплых чувств к нему не питает. Скажем так, смирились с тем, что он родился, только и всего… А сейчас у нее появился шанс… от него избавиться… — А Вы хотите мальчика к себе забрать? — Ну не могу же я его бросить… Егорушка — все же брат мой, у меня других нет… насколько я знаю… Нет, могу предположить, что могут быть, судя по тому, каким охальником папаша был. Но достоверно знаю только про Егорушку… Может, при матушке отец все же… головой думал. А после Егорушки всю свою мужскую силу на дне бутылки утопил… Егорушка хороший получился, ладный, хоть и от пьяницы, который иногда себя не помнил. Да и характер у него тихий, спокойный, совсем не в папашу-буяна… Он добрый, ласковый, всегда радовался, когда я навещал его. Я ему гостиницы приносил, игрушки свои отдал, что мне матушка дарила. Мне-то они уже ни к чему были, а ему как раз пригодились. Ему паровозик больше всех нравится, он его по полу катает. А любит он больше всего, когда я его на лошадке качаю… — А он понимает, что Вы — его брат? — Вроде как понимает. Только называет меня барин и Юрий Григорьевич. Как его мать научила. Но ничего, он умненький, переучу его… да и научу, чему смогу… У меня терпения хватит… правда, знаний особо нет… Я ведь в гимназии только два года проучился, пока матушка не умерла… Но буквы в слова складывать, а потом читать и писать, наверное, научить смогу… А там, глядишь, и учителя ему найму… когда сам деньгами распоряжаться буду… А пока придется думать, как быть, чтоб в отчетах лишних трат не было… Ну не объест же он меня. Да и еда почти вся своя, из поместья, покупного мало, разве что конфеты, сахар, чай да кофе, но я много на них не трачу… «Это точно, вон конфеты, наверное, не сразу все ешь, На несколько дней удовольствие растягиваешь», — подумал Яков Платонович. — Одежды той, что у Егорушки есть, на полтора года, может, хватит. — Это вряд ли, дети быстро растут. — Ну Акулина, ключница, из моих старых вещей ему что-нибудь перешьет… А ботиночки ему придется купить… по-тихому… Проживем уж как-нибудь. Пока мне двадцать один не исполнится… Но меня не это беспокоит… а как я его в доме своем поселю… Если бы я женат был, тогда было бы проще. Наверное… А я холост и привезу ребенка… который на меня похож… Если б Дуняшка была вдовой моего отца, а Егорушка — его законным сыном, то, вероятно, восприняли бы как должное, если бы я его к себе привез — взял на себя обязательства относительно брата… А в тех обстоятельствах, что есть, и бросить я его не могу… и в то же время молвы боюсь… что люди скажут… А злых языков хватает… — Да откуда им знать, что мальчик — побочный сын барина? Если Вы, конечно, сами об этом не скажете. — Так он же на Ваньку Коровина записан… — Ну так, может, он сын Вашей матери от другого мужа — Ивана Коровина… Пока люди поймут, что к чему, столько времени пройдет… И даже если он и внебрачный сын Вашего отца, что в этом уж такого особенного? — Так если бы они думали, что папаши моего… — Вы что же опасаетесь, что люди посчитают, что это Ваш ребенок? — Штольман был ошарашен. — А что еще они могут подумать? На меня похож, значит, мой… Отца моего здесь, в Затонске никто не видел. Да и видел бы, может, и усомнился, что Егорушка от него. Вот ведь как бывает, я на папашу не особо похож, больше на матушку, а Егорушка со мной просто одно лицо… Да еще назван якобы в честь меня*… Какие тут еще мысли могут напрашиваться? Яков Платонович подумал, что если братья так похожи, то оба пошли в отца, только Юрий не хотел признавать, что похож на родителя, по отношению к которому у него не было никаких положительных эмоций. — Сам я здесь только год живу, как поместье от деда в наследство получил, — продолжил Дубровин. — Бывал с матушкой несколько раз, когда маленьким был. Не рос на глазах у здешних людей, каков я, они мало знают, а напридумывать могут всякого… — Так Вам девятнадцать с половиной, а ребенку почти четыре… Что ж, получается, Вы его отцом в пятнадцать с половиной лет стали? Рановато что-то… — Так, говорят, по девкам бегать — дело нехитрое… Сам я не могу об этом судить… Но знаю, что от сына наших соседей-помещиков две дворовых девки детей родили одна за другой, а ему и пятнадцати тогда не было… — Ну и нравы там у вас, — вздохнул Штольман. — Где это, кстати? — От Сосновска недалеко… Здесь в Затонске вроде бы народ… более богобоязненный… С одной стороны, хорошо, а с другой… Я ведь жениться как-нибудь надумаю, а какая барышня за меня пойдет, если слухи распространятся, что у меня ребенок от дворовой девки? — А почему, собственно говоря, от дворовой девки? — не понял Яков Платонович. — Ну а от кого у барчука в пятнадцать лет может быть дитя? Не от барышни-дворяночки же… И не от благородной женщины с опытом, чтоб допустила, чтоб ее мальчишка ненужным ребенком наградил… — Ну и женщины с опытом не всегда о подобном заботятся… — Так оно, только, наверное, они или себе ребенка оставляют, если замужем и муж не догадывается… или на воспитание отдают… но никак не малолетнему… кавалеру… У такого как я ребенок оказывается… только когда… других вариантов нет… Мне так кажется… Вот и не хотелось бы, чтоб молва пошла, что я такой… беспутный… — Ну а прямо признаться, что мальчик — от Вашего отца? Да, внебрачный ребенок. Но отец умер, у мальчика кроме Вас никого не осталось, вот Вы его и взяли. Что уж скрывать, если действительно это рано или поздно станет известно? — Ну так кто поверит? Скажут, что на покойного родителя наговариваю… хочу свой грех на него свалить… Или думаете, никому такое в голову не придет? — Отчего же… не исключаю такого, — согласился Яков Платонович, припоминая, какие гадости напридумывали о нем местные жители. — Скажите, а про то, что у Вашего отца есть незаконный сын, Ваш дед знал? — Не думаю. Они с отцом и до смерти матушки-то не общались, а после вообще знаться перестали. Да и к лучшему это, наверное. Дед и так очень переживал, что его дочь умерла, болел от этого, а если б знал, что папаша стал вытворять, может, даже столько лет не прожил… Но, думаю, догадывался, что его зять… совсем в разнос пошел. Мне кажется, что он для меня и попечителя нашел, так как считал, что иначе папаша у меня деньги вытягивать будет, а то и вовсе по миру пустит… Поэтому на него я даже не в обиде за это… И все же я бы сейчас предпочел, чтоб попечителя не было. Я очень опасаюсь, что до него дойдут слухи про то, что у меня в доме Егорушка появится. — Каким образом? — Ну земля маленькая. Это только кажется, что Затонск от Петербурга далеко. А мало ли кто сюда из столичных жителей приедет, на воды, например, или в гости. А потом в Петербурге кому-нибудь как байку расскажет. А тот окажется знакомым моего попечителя… Тогда мне самому не сдобровать… и Егорушке тоже… Попечитель-то серьезного нрава человек… — А кто он? — Отставной гвардейский офицер, дед с ним на Крымской войне познакомился и всю жизнь связь поддерживал. Когда в столицу ездил, всегда у него останавливался. Штольману внезапно пришла мысль, как ему показалось, неплохая: — Серьезного нрава, значит… Но к доводам прислушаться может? Человека, занимающего определенное положение в обществе. — Например? — Например, князя, заместителя начальника охраны Государя? — Вы кого имеете в виду? — Своего дядю Павла Александровича. У молодого человека распахнулись глаза: — Его Сиятельство князь Ливен — заместитель начальника охраны Императора?? В газете про это написано не было… — Не было. Но у него действительно такая должность… сейчас… А в свое время его взял к себе брат на двадцать лет старше его, воспитывал его сам лет с семи до тех пор, пока он не поступил в корпус. Просто у князя с княгиней к тому времени… была своя жизнь… Конечно, он законный сын своих родителей, носитель титула, и каких-то… уловок, как в Вашей ситуации, чтоб брат мог забрать его себе, не требовалось… Но в Ваше положение он войти может. Как видите, у него самого племянник — бастард, и он этого совершенно не стыдится. Думаю, для него тот факт, что Ваш отец прижил ребенка с… работницей из поместья, не будет препятствием к тому, чтобы попытаться Вам помочь. — Каким образом? — Пойти и поговорить с Вашим попечителем. Он постарается разъяснить ему Ваши намерения относительно мальчика. И убедить его разрешить Вам взять его к себе и выделять какую-то сумму на его содержание. — А если он не согласится? — Не думаю. Его Сиятельство умеет уговаривать, — усмехнулся его племянник. — Кроме того, мне кажется, Вашему попечителю не захочется выглядеть в дурном свете, как лишенному сострадания человеку и ханже перед князем и офицером, который так близок к Императору… — Чтоб человек такого положения пошел хлопотать за кого-то… да еще незнакомого ему… это мало вероятно… — покачал головой юноша. — И тем не менее вполне реально… Думаю, он не откажет мне в просьбе замолвить на Вас словечко. Дубровин задумался: — Скажите, а тот брат, который взял его себе — это… — Да, это мой настоящий отец. — Значит, он воспитал своего младшего брата, а Вас, своего сына — нет… Как же так? — Ну вот так получилось. — Но он хотя бы нашел хорошего человека, чтоб стал Вашей матушке подходящим мужем, а Вам родителем? Вы извините, я не из простого любопытства спрашиваю… Просто хотелось бы надеяться, что Его Сиятельство все же… как-то побеспокоился о ней и о Вас тоже… — К выбору мужа матушки он не имел никакого отношения. Ее выдали замуж родственники после того как отец князя запретил ему жениться на ней… Но она не была в положении. Это произошло… позже… — честно сказал Яков Платонович. — По любви, я полагаю? Раз он ранее хотел на ней жениться… — Да, по любви… Но князь не знал обо мне, пока она не умерла… Тогда ее муж сообщил ему, что у него есть сын… который ему самому не нужен… Князь, как я узнал… много лет спустя… в тайне оплачивал мое образование. — В тайне от своего отца, который не разрешил ему жениться на любимой женщине? — догадался Юрий Григорьевич. Штольман кивнул. — Похоже, Ваш отец был порядочным человеком. Не таким, как мой по отношению к Егорушке. Не бросил Вас на произвол судьбы. Сделал для Вас, что мог… в тех обстоятельствах, что сложились. Видимо, хотел, чтоб Вы смогли занять подобающее положение… хотя бы через службу… Если уж из-за Вашего происхождения Вам не суждено было занять то, что Вы могли бы… если б были его законным сыном… Вы хоть получили личное дворянство, дослужившись до определенного чина... Яков Платонович понял, что мальчик делал выводы, исходя из того, что ему довелось наблюдать. Видимо, в его представлении внебрачные дети у дворян могли появляться в основном от дворни, что грела им постель. А то что у них могли быть бастарды от любовниц, которые сами были дворянками и дамами с титулами, он не думал. Он улыбнулся: — В том, что я принадлежу к дворянскому сословию, нет никакой моей заслуги. Муж моей матери был потомственным дворянином, сама она тоже была из потомственных дворян. Что касается моего образования, что оплачивал князь, то это был гувернер, приличный пансион в Петербурге и Императорское училище правоведения, где учатся дети исключительно потомственных дворян. — Императорское училище правоведения? Я читал про него… Но ведь это очень дорого, его могут позволить далеко не все. Даже многим законным сыновьям дворян только приходится мечтать о нем. А князь не поскупился… Вы извините, что я про Вас неправильно понял. Я не хотел Вас оскорбить… Мне просто в голову не могло прийти, что какой-то мужчина может столько сделать для своего побочного сына. Видно, хорошим человеком был Его Сиятельство. — Не могу с Вами не согласиться. — Что ж, Вам повезло. Вы появились по любви, и настоящий отец не был к Вам равнодушен… Не так как наш к Егорушке… Он был совершенно не нужен папаше, да и матери, судя по всему, тоже не нужен. — Зато Вам нужен. И Вы его будете любить. И он Вас тоже. Для Павла Александровича самым дорогим и близким человеком был брат. И Вы станете таким для Егорушки. — Хотел бы я надеяться на это… — А что касается слухов, то они не будут вечными. Люди найдут другие объекты… для сплетен… И барышню Вы потом встретите, которой не будут важны слухи по поводу того, что Вы воспитываете мальчика. Если у нее доброе сердце, то она поймет. А если нет, то зачем Вам тогда такая нужна? — решил приободрить юношу Штольман. — Если добрая как Ваша жена Анна Викторовна, то наверное… — Вы Анну Викторовну знаете? — удивился Яков Платонович. Хотя чему было удивляться, Затонск городок небольшой, многие люди знакомы друг с другом. — Ну как знаю… Вы не подумайте ничего, мы с ней даже не приятельствуем. В библиотеке встречались несколько раз, и только. Я ведь малообразован, но читать люблю. Только большие романы я осилить не могу, да и не по мне они, а вот про природу или про историю рассказы или повести я люблю. И Анна Викторовна мне несколько книг посоветовала… Вы не откажетесь передать ей мое почтение? — Не откажусь. Только она сейчас под Петербургом в усадьбе дяди и, возможно, пробудет у него еще неделю-другую. Честно говоря, мне не хотелось бы беспокоить Павла Александровича, пока Анна Викторовна у него. Я не знаю, когда он поедет из усадьбы в столицу по своим или по служебным делам. Мне представляется не совсем… правильным озадачивать его поездкой в Петербург. Насколько терпит Ваша ситуация? Если откладывать нельзя, то я напишу Павлу Александровичу в ближайшие дни, и он съездит как только представится возможность. — Ну что Вы, господин Штольман, это совершенно невозможно просить Его Сиятельство ехать туда из-за меня. Я буду безмерно благодарен, если он сможет выбрать время, когда сам будет в столице. Я очень надеюсь, что Его Сиятельство уговорит попечителя… Но я привезу Егорушку в любом случае, не могу его там оставить. У меня ему будет лучше, чем у бабки Марьи или там, где Дуняшка найдет работу. Я дал Дуняшке хоть и небольшую сумму, но на месяц им хватит. Я бы хотел забрать Егорушку в течение месяца. Штольман протянул Дубровину свою записную книжку: — Напишите свое имя, имя мальчика, его матери, своего отца, а также и имя и адрес Вашего попечителя. Все это я передам Павлу Александровичу в письме. — Премного благодарен Вам, господин Штольман. Я ни на что подобное и не рассчитывал. Я ведь хотел только посоветоваться… потому что полагал, что Вы сами были… в подобном положении… что и Егорушка… в некотором роде, конечно… И надеялся, что не осудили бы меня… — Не осудил бы. Вы правильно делаете, что хотите забрать своего брата. А благодарить будете Его Сиятельство, когда он приедет в Затонск в следующий раз. Когда Дубровин ушел, Штольман подумал, что узнав, что он — побочный сын князя, к нему приходило посоветоваться уже три человека, а сколько, возможно, придет еще, со своими проблемами, касающимися незаконных детей — своих, родственников, а, может, даже знакомых, к чьей судьбе они неравнодушны… Карелин был по поводу пропавшей дочери его жены. Бывший чиновник по особым поручениям надеялся, что Белоцерковскому удастся если не найти девочку в ближайшее время, так хоть напасть на след. У Аристова самого оказалось неоднозначное происхождение, и он просил совета относительно своего настоящего отца. А Дубровин приходил поговорить о брате — байстрюке своего беспутного папаши. Он понимал, что Юрий уже давно принял решение, только нуждался в чьем-то одобрении. И за ним пошел к человеку, который сам был внебрачным сыном дворянина, да не просто дворянина, а князя. Мнение такого человека для молодого провинциального помещика, видимо, имело значительный вес. Яков Платонович не раскаивался в своем внезапном порыве помочь мальчику, имевшему благородные намерения и желавшему осуществить их несмотря на опасения, что недобрые люди могут выразить осуждение и презрение по отношению к нему, юноше, взявшему себе похожего на него ребенка. Но сейчас он подумал о том, не поспешил ли он с тем, что по сути пообещал ему, что князь Ливен переговорит с его попечителем. Сейчас ему стало… неуютно, что он принял это решение, не спросив об этом Павла. Нет, в том, что Павел ему не откажет, он был уверен. Павел Александрович не был ханжой, да и у него самого был племянник, отцом которого считался другой мужчина, а его собственный сын носил отчество его брата. И все же было бы гораздо правильней, если бы сначала он рассказал Павлу о ситуации, в которой оказался молодой затонский помещик, а затем уже попопросил его по возможности помочь ему. Но что сделано, то сделано. Как он и сказал Дубровину, он напишет князю после возвращения от него Анны. Хоть бы ему больше не пришло подметных писем и не пришлось просить Павла оставить Анну у себя. Он скучал по Анне, его Анне. Очень скучал. Если бы она была дома, он бы сейчас шел к ней с пряниками. А он, выходя из управления, отдал тарелку с оставшимися пряниками дежурному. Себе самому он купит в понедельник, в обед… если, конечно, у него будет такая возможность.