Исцеленный воздухом

Жаркое послеполуденное солнце затянуло свинцовыми тучами, чёрными как сама тьма, окутав пепельным туманом сад. Тяжёлые капли дождя стекали по разгоряченной коже, запыхавшегося брюнета, намочив футболку. Он стоял неподвижно, с прищуром смотря на оппонента. — я сожгу тебя Чон Чонгук! — вскричал Юнги, срывая голос, вскидывая руки вверх, выпуская из ладоней струи пламени, такие мощные, что даже дождь не в силах погасить их. Да, силы они вернули. Трудом и упорством. После бессонных ночей, неконтролируемой энергии, вспыхиваемой при каждом возбужденном состоянии, при каждом восторге, грусти и страхе, после разрушения всего вокруг себя, после чуть не покалеченных друзей, пытающихся помочь, после упадка духа, разочарования в собственных сила и безнадёжного отчаяния, они смогли. Обуздали эту неиссякаемую энергию, научились управлять, контролировать. Трудом и упорством. Только им. Вот только использовали её не по назначению. — или у тебя искра закончиться. — встревает Намджун, заслоняя младшего воздушной стеной, направляя языки огня вверх. И Чимин тут же гасит их водопадом, раскидывая руки, вырисовывая ими необычные узоры в воздухе. Дождь усиливается, тягучие капли застилали глаза, стекая с волос, одежда промокла до нитки. Но парни не останавливаются. В их глазах бешеная страсть, увлечённость стихий и уверенность в себе, небывалой прежде силой, окутывает разум. — не страшно верховному угрожать? — посмеиватся Тэхен, подкидывая в воздухе сферу из земли и пыли. От того мальчишки, что постоянно боялся, чувствовал себя слабым и немощным не осталось и следа. Он выглядел решительным, сильным и этот яркий блеск властности предавали ему ещё больший шарм. —  по моему, вы первые атаковали. — хитро улыбается Чонгук, неожиданно резко для всех выпускает в их сторону лёгкий торнадо. Но силы Тэ более значительны, он одним щелчком пальцев, лёгким и ленивым, заставил воронку осыпаться. — эй Чимини! Ты какого черта там забыл? — кричит рыжий, тыча в него пальцем. — ты должен быть на моей стороне, всегда! — настойчивым тоном произносит он и направляет указательный палец вниз, рядом с собой. — вообще то у меня тоже есть право выбора. — показывая язык, лыбится Пак. — а ну быстро иди сюда или ночью я за себя не ручаюсь. — и во взгляде Чона загорается огонек, шаловливый огонёк при одном только воспоминании, как Чимин любит его грубую страсть, только его, как стонет его имя, прося ещё и ещё. Чон облизывает губы, глядя на любимого, и тот кажется сам провоцирует его, дразнит, играется. — ой, нет все! Игра окончена. Расходимся парни. — смеётся Намджун поглядывая на выстрелы взглядов этих двоих. — эти кролики опять всю ночь спать не дадут, я пасс. — откидывая мокрую чёлку с глаз простым встряхиванием головы, заставляя Юнги нервно сглатывать, направляется в дом Ким. — Гукии. — кричит Тэ и прыгает прямо в руки ошалевшего младшего. Он сильный, уверенный в себе, да. Вот только рядом с Чоном он остаётся тем же милым ребёнком, которого надо обнимать, целовать и носить на руках. И Чонгук обнимает, крепко прижимая к себе, отрывая его от земли, за поцелуем тянется, а тот стесняется, глаза прячет. Какой же милый. Чон покрутил указательный палец в воздухе и их окружила стена пыли, скрывая ото всех, лишь так ему удалось ухватить короткий, но такой сочный, упоительно нежный поцелуй, до головокружения заставлявший ноги подгибатся. И Тэхен еле стоит на ватных ногах, пошатываясь, вцепившись в плечи младшего, глаза открыть не может, ещё хочет, а Чон лишь улыбается, целует это чудо в носик и тащит в дом. — ладно, хорош энергию просто так разбазаривать, дуйте домой, ужин готов. — кричит Джин откуда-то из зала. В такую погоду выходить никуда не хочется, скучает по любимой, чтоб забыться он целый день готовил, аппетитные запахи слышались по всюду, разрастаясь с каждым вдохом. — мы не будем ужинать. — сказал Чимин, проходя мимо старшего. Хосок обвил руками его талию со спины, топая к лестнице в комнаты. С ехидным блеском в глазах розоволосый прошёлся руками по члену Чона, слегка сдавливая, и плевать, что тут парни, что все заметят, эти двое стесняться перестали от слова совсем, что заставляет ребят смущаться и закатывать глаза. — мы тоже. — успевает крикнуть Тэ, когда Чонгук пронёсся мимо всех со скоростью света, таща Кима за руку за собой, оставляя после себя лишь эхо произнесенных слов. — на кой-черт я столько готовил. Пойду тогда Лю позвоню. — вздыхает Джин, понурив голову. — передавай ей привет от нас. И… Рука тебе в помощь хен. — ржёт Хосок, таким громким и заразительным смехом, что все присутствующие подхватили, смеясь не то над шуткой, не то над самим смехом. — ах вы ж мелкие! — возмущается старший, запуская по паре сфер в каждого, а сам смеётся все равно, кому ещё позволено так измываться над ним, кроме братьев, и их смелость растёт с каждым разом, это удивляет и в то же время греет душу, значит они доверяют ему, любят и понимают, по своему выражая это, по детски, но если действительно нужна будет поддержка, они поддержат, помогут, жизни не пожалеют. Это ли не семья? — хен, не разбазаривай энергию просто так. — передразнивая, укатывается от смеха Намджун, и грозит Джину пальчиком, как маленькому. Вся эта ситуация настолько комична. Старший тоскует, это видно, по глазам, по улыбке, читается в каждом звуке произнесенным им, и каждый старается его отвлечь. Когда старший показал первое узи малыша, парни ощутили собственную значимость для Джина, для Лю и самое главное для этого малыша. Малышей если быть точнее. Намджун первый заметил и завопил на всю столовую:"пацаны у нас двойня! Качай его ребята!». И это «у нас» разлилось по сердцу каждого мягким пледом, окутывая и согревая, в сотый раз убеждая, что они семья, что весь их мир это они сами, друг для друга целый мир. — Намджун… Пойдём погуляем… — хватает его за руку Юнги, смотря такими мягкими глазами, что отказать язык не поворачивается. Их отношения все такие же, непонятные для них, для всех. Напряжение в воздухе чувствуется так очевидно при каждом взгляде, при каждом касании. Юнги дышит через раз, когда Ким обнимает его со спины, зарываясь носом в волосы, вдыхая, каждую клеточку лёгких заполняя запахом старшего, когда ходит по комнате в одном полотенце с мокрой спиной после душа, снова забыв запереть дверь, готов на стену лезть, волком выть после всех этих мокрых снов с Джуном в главной роли, умирает каждый раз при одном только его шепоте в самое ухо, и душу продать готов кому угодно, что бы смелости набраться и наконец утонуть в этих руках, раствориться в нем полностью, забывая обо всем, наслаждаться его губами, манящими и желанным, на своём теле. Ким сжимает руку крепче, улыбаясь нежно, притягивает к себе, заставляя обнять за талию, а сам руку на плечо ложит, поглаживая шею большим пальцем, вызывая дрожь. Он с собой борется каждый раз, замечая Юнги, задумчиво смотрящего на небо, такого сказочно прекрасного, когда стоны его слышит за стенкой каждую ночь, своим сделать хочет, чтоб только из-за него издавал эти сладкие для слуха звуки, чтоб только его имя выкрикивал, когда он жмётся к нему во время объятий, сердце готово выломать грудную клетку, когда он голову ему на грудь ложит и дышит рвано, сильнее прижимая его руки к себе. Намджун думать не может, несёт чушь какую-то, пока они под дождём гуляют, а Юнги и не слушает его совсем, смотрит и не слова не понимает, наблюдает за движением губ, языка, как капли воды покрыли его лицо, футболка промокшая к телу прилипла, давая обзор на рельефное тело, и Мин теряется просто, не думая проводит рукой по груди к ремню, выдыхая громко, словно это первый выдох за всю жизнь. Намджуна повело, потеряло во вселенной от ощущения тёплых рук старшего на своём теле, от обжигающего воздуха на груди, выпускаемого Юнги, под кожу впитываемого, и Ким чуть ли не рычит, закидывая голову назад, вдыхая сильнее, чтоб сдержать в себе желания, держаться старается, но все по пизде идёт стоит старшему сильнее сжать руку на талии. Проиграл. Намджун проиграл, не в силах бороться с искушением. — я не могу так больше, боже… — Он разворачивает брюнета и выпивается в его чувственные губы жадным поцелуем. И Юнги землю под ногами упускает, на носочки встаёт и тянется, что бы ближе, как можно ближе, потому что мало. Ему мало всего, хочет впитать в себя младшего, руками хаотично по телу его водит, по плечам, по спине, шеи, так долго хотел прикаснуться, приласкать, что просто теряется, не зная с чего начать. Блондин под бедра его подхватывает, ягодицы сминает, языком по губам мажет, внутрь проникая, сплетая их. Воздух? Что это? Да и зачем он, когда в руках душа тает, растекаясь блаженной негой по телу. Поцелуями переходит на скулы, к шее, языком каждую венку на ней обводит, кусает, оставляя лёгкий след от зубов, мочку уха посасывает и в самое ухо дышит дрожаще. У Мина в животе все скрутилось, он в спине прогибается, бёдрами делая толчок, издавая приглушенный стон, руками в волосы зарывается, сильнее прижимая к шее во время укусов. — Джуни… Ахххх… Сядь, пожалуйста… Сядь… — еле проговаривает брюнет, язык не слушается, задыхаясь в собственных стонах. Ким осторожно садится на траву, не выпуская старшего из рук, продолжая расцеловывать шею, засасывая кожу между ключницами. Юнги не медлит, насытиться не может, бёдрами водит, задевая крепкий стояк, каждый раз содрогая младшего при его касании. Футболку с него снимает, задевая ладонями твёрдые соски, подушечками пальцев мягко проходится по ребрам, покрывая тело мурашками и шепчет прям в губы на полустоне: —как же я давно хочу тебя… — и тянется, чтоб снова губы его ощутить, этот бархатистый вкус, опьяняющей горечью по коже разнесенный. Но Ким резко остановился, схватив его руки крепко, голову опустив, дышит тяжело. Вспомнил, что Юнги лишь от одиночества на него бросился, что он тоже живой, что ласки хочется, и Ким единственный не откажет. Да и плевать если так, он слишком увяз в нем, готов на все для него, быть просто рядом, пока брюнет ему позволяет и все же признаться стоит, даже если не будет взаимности, стоит. — слушай… — медленно начал блондин, пытаясь отдышаться. — я сделаю, что угодно, все, что захочешь… Одно твоё слово и я сделаю… Но ты должен знать… — он поднимает голову, смотря прямо в затуманенные глаза напротив. Юнги сидит, не шевелясь, смотрит внимательно, боясь, что сейчас младший просто растопчет своими словами, что все это ошибка и Юнги ему не ближе любого из присутствующих в доме, что это повышенное внимание лишь способ помочь ему прижиться и почувствовать себя дома, но вот эти поцелуи абсолютно не вяжутся со всем. У брюнета чайник кипит, он устал думать, предугадывать и искать объяснения каждому поступку Кима. — Юнги… — продолжает младший. — Я влюбляюсь в тебя Юнги! — на выдохе, таком шумном, что кажется уши заложило, произносит он. — Я понимаю, тебе одиноко, хочется ласки, и я готов, готов дать тебе все, что захочешь, но для меня это все значит намного больше, чем для тебя… — и он снова опускает голову, прижимая его руки к своей груди. Юнги слушал, не перебивая, каждое слово повторял по несколько раз, чтоб убедиться в их правильности и правдивости, глазами хлопает, словно контуженный чихуахуа. Как он упустил момент, как ему и мысль в голову не пришла, что младший может тоже влюбиться? Как он мог так долго не замечать этого, списывая все на заботу и беспокойство. Какой же ты олень Мин Юнги. — хорошо, я понял. — шепчет он, стараясь заглянуть в глаза Киму. — давай теперь ты меня послушаешь. — он обхватил его голову руками, медленно поднимая её, выцеловывая каждый участок кожи при каждом произнесенном слове. — да, я живой человек… Мне хочется ласки… Нежности… Теплоты… — он останавливается у самых губ, не спеша покрывать их поцелуями. — но я хочу именно твоей ласки, хочу твои руки на теле, твои губы на шее, я хочу именно тебя, и не потому что мне больше не кого найти, а потому что я хочу быть только твоим… — на одном вздохе произносит, задевая языком губы напротив и просто растворяется в объятиях младшего. Ким не верит своим ушам, не верит происходящему, он для старшего не просто утешение, он нужен ему… Нужен… И это просто сносит крышу, все тормоза к черту, он разрывает футболку старшего и рассыпает поцелуи по обнажённой груди, срывая стоны с его губ. Мин царапает его спину, оставляя полосы огня, следующие от его пальцев. Он горит весь, вспыхивает словно спичка, окутывая языками пламени их обоих, не обжигая, но растворяясь в огне, подпитываемым воздухом Кима. Он тянется к пряжке ремня, расстегивая, высвобождает твёрдую плоть из боксеров, скользя рукой по стволу, пока младший спускается пальцами по ложбинке меж ягодиц, массируя сжимающееся колечко мышц. Огонь проходит сквозь тело, распаляя желание, рисунками ложась на тело Кима. Он помогает стянуть штаны брюнета вместе с бельём, и сочащийся член ударяется о живот, дёргается, требуя разрядки. Намджун осторожно проталкивает один палец и обводит узкие стенки. Юнги жмуриться от жжения, но сам насаживается, смешивая боль и наслаждение. Когда в него помещается три пальца, а старший перестаёт сжиматься от боли, Ким заменяет пальцы на член, медленно толкаясь, полностью заполняя его, не шевелясь, давая привыкнуть, неспешными движениями лаская возбуждение старшего, шепчет ему какие-то приятности, целуя в щеку, проводя языком по линии скул. Юнги не слышит ничего, в плечи вцепился, воздухом давится, больно, но двигается бёдрами, медленно, сжимаясь вокруг члена младшего. Внутри воздух с огнём смешался, проникая в каждую клеточку, таким сильным жаром, окутывая их в шар, не давая дождю дотронуться. Ким толкается ещё раз, руками прижимая бедра старшего, пахом чувствуя биение яиц об кожу. И Юнги весь мир теряет, сам скачет, прогнувшись, оперевшись руками о колени блондинка, стонет в голос. Намджун бёдрами подмахивает, за шею придерживая, водя рукой по стволу, попадая в такт толчкам. А старшему мало, просит ещё, хнычет, что далеко, что до губ не дотянуться. — сожмись! — командует Ким, подминая его под себя. Он соединил его ноги и откинул их в сторону, прижимая к земле, стоя на коленях, медленно входя, тягуче растягивая удовольствие, наслаждаясь видом, поглаживая упругий зад. — не смей расслабляться. — затем последовал шлепок. — как же ты достал меня за эти дни. — ещё один. — всю душу мне вырвал. — рычит Ким. Юнги стонами давится, руками в землю впивается до белых костяшек и тянет Кима на себя, жгуче целуя любимые губы, что покоя не давали ни во сне, ни наяву. Ким раздвигает ноги Юнги продолжая резко входить, сжимая его руки в своих. А тот тает под младшим, растекаясь в этой нежности смешанной с властной животной дикостью. Ким темп ускоряет, не отрываясь от чужих губ, а то старший хнычет словно конфетку ребёнку не дали, обхватывая его член, уже не попадая в такт водит, сжимая в руке. Юнги губы его посасывает, забываясь в ощущениях, чувствуя приближающийся оргазм. Выстанывает имя младшего, губу закусывая, кончая тому в руку, сильнее сжимая Кима в себе, ощущая пульсацию и тёплую жидкость, заполняющую его. Ким с громким стоном, валится на старшего, пытаясь дышать, вспомнить что вообще происходит. Смесь воздуха и пламени словно взорвалась окутывая обоих огнём, воздухом проходя сквозь их тела, оставляя рисунок на коже Юнги. У одного языки пламени, у другого струи воздуха. Улыбаются лежат, понимая какие они придурки, влюбленные придурки, потерявшие последний разум от любви. Вцепились друг в друга, отпускать не хотят, насладиться не могут, насытиться, пропитаться. Лениво целуя, губы сминая, содрогаясь всем телом. Дождь вновь падал на кожу, холодными каплями остужая пыл. Время замерло для них двоих, давая возможность провалится в космос собственных чувств, без права на возвращение. — надо было сразу догадаться, что они в храме старейшин. Им некуда больше идти. Возьмите людей и транквилизаторы, они нужны мне живые. — закончив разговор по телефону, Кан Ли Сун сел в кресло, довольно потирая ладони. Он ослабил галстук и из накрахмаленного ворота чёрной рубашки выглянула тату, изображавшая сердце, покрытое огнём. Он был удовлетворен собой, ликовал в надежде, что план его вновь станет реальностью, не в состоянии скрыть противно счастливую улыбку на лице. — теперь никуда не денутся… — откидывая голову на спинку, произносит он в воздух, затягиваясь, пропуская через лёгкие едкий дым, выпуская его обратно, серым облаком распостраняя по всему кабинету.