Исцеленный воздухом

Тэхен валялся в кровати, уставившись в потолок, накручивая прядь волос на палец. Последние дни истощили всех морально. Просто растоптали огромным сапогом размером так сорок последним. Он резко подскочил на кровати, встречая только что вошедшего в комнату Чонгука. — ну как он? — несмело спрашивает старший. — ну как? Нормально. Если эту ситуацию вообще можно назвать нормальной. — еле выдавливает из себя улыбку Чон, садясь на кровать рядом с Тэ, который свесил ноги, болтая ими, шаркая кончиками польцев по полу. Младший положил руку на его колено, поглаживая и молчание заполнило комнату. Чон волновался, за всех волновался, но больше переживал, что случись это с Тэ, с его таким нежным и хрупким Тэтэ, он мир с землёй сравнял бы, никаких сил не пожалел, умер, но уничтожил бы все, каждую частичку этой планеты. — ээй, Гукиии, мне больно. — схватился Ким за его руку, сильно сжавшую колено. Он сразу понял, что Чон злиться, он тоже злиться. На себя злиться, на тех подонков, что вряд-ли выжили после такого яростного удара Намджун хена, на судьбу, что так швыряет их от восторженного счастья к великому несчастью. — ай прости, прости…- встрепенулся Чонгук, покидая свои дурные мысли, растирая место боли старшего, опустив голову. Тэхен медленно целует его в висок, спускаясь к щеке. Младший такой, такой родной, с первых секунд родной. Он прям под кожей, по венам в самое сердце, засел нежнейшей занозой, глубоко до самой души. И сопротивляться ему невозможно, смысла не имеет, он уже поглотил старшего, глазами своими глубокими, как океан, руками крепкими, уверенностью, что отражением попадает на Тэ, заставляя соответствовать. Ему не нужно, чтоб старший соответствовал, но тот сам хочет, хочет быть достойным, для него, для любимого. Чонгук глаза поднимает в сторону Тэ, улыбается, мило, невинно так. Резко перекинув свою ногу, он садиться к нему на колени, обхватывая голову, ласково касается его губ. Старший просто невероятный, когда задумывается о чем-то, глаза затуманиваются, и в них будто можно увидеть смысл бытия. Собственный смысл бытия. Жизнь собственная отражается, бесполезная без его глаз, без его губ, без него бесполезная. А с ним, будто весна, будто оживает все, что умерло давно, возрождается, теплом заполняя каждый уголок сознания, подсознания, тебя, растапливая годами копившийся лёд, паутиной окутывая сердце. Ни одна девушка не вызывала подобных чувств, а про мужчин и говорить не стоит. Тэхен первый мужчина в его жизни, первый и похоже единственный, потому что такой свой, такой особенно близкий, что младший уверен, что это правильно, уверен в своих действиях, интуитивно знает, что делать, потому что именно так и должно быть. У Чонгука сердце через раз бьётся, когда старший руки под футболку запускает, спину поглаживает, и жмётся теснее некуда, губы раскрывая и языком проводит по кадыку, закусывая кожу слегка, не больно. Тэ дышит так рвано, руками на бедра спускаясь, поглаживая, ближе притягивая, проезжаясь по собственному стояку, животом чужой ощущая. Будто током пробило, Чон прогнулся в спине, содрогаясь, ягодицами сильнее прижимаясь, чувствуя желание старшего сквозь джинсы, большое такое желание, прям такое, что штаны сейчас треснут наверно. Тэхен футболку с младшего стягивает, отбрасывая её, отдаляясь немного разглядывая прекрасное тело, каждый выступающий мускул, пальцами проводя по груди, облизывается будто зверь голодный. Он видел и раньше обнажённого Чонгука, конечно, но сейчас… Почему-то сейчас все совсем подругому, может из-за последних событий хочется насладиться каждой миллисекундой, каждой малейшей частичкой друг друга, впечатать в сознание этот образ прекрасного Чонгука, сидящего на коленях, трепетавшего под опьяненным взглядом старшего, губы закусывая. Чон снимает со старшего футболку и валит его на кровать, нависая сверху, углубляя поцелуй, языком проходясь по влажному небу, засасывая чужие губы, сладкие словно мед, оттягивая. Руками массируя грудь, задевая набухшие соски, спускаясь ниже, двигая бёдрами, вызывает у Кима мурашки от самой головы до кончиков поджимающихся пальцев. Старший продолжает сдавливать его бедра, толкаясь тазом имитируя толчки, наслаждаясь хриплыми стонами младшего в поцелуй, отвечая тем же. Гук спускается поцелуями на шею, нежно покрывая грудь, живот, языком оставляя мокрую дорожку вокруг пупка. Спускается к линии домашних штанов, зацепляя их пальцами стаскивает, ласково покусывая возбуждение старшего через белье. Тэхен задыхается, глаза прячет в локте полусогнутой руки, и бёдрами вверх подмахивает, не контролируя. Внутри приятной негой бархатистое вино разливается терпкое, обволакивая жаром, заставляя гореть в руках, плавится под губами, целующими шрам на внутренней стороне бедра. Чон руками оглаживает, языком поднимаясь от колена одновременно целуя каждый участок кожи на пути, поднимаясь к кромке белья, широкими мазками проходясь языком по головке члена, выглядывающей из него. Зубами хватается за край и стягивает вниз, руками сжимая плоть, проходясь большим пальцем по головке, почти красной, припухшей. И Тэхен нервно сглатывает, забывая выдыхать, жить забывая от таких терзающих ласк. Брюнет возвращается взглядом к возбужденному члену в своей руке, замечая вздымающуюся грудь, стонущего старшего и теряется, просто теряется в этом. Даже так с красными губами, разгоряченный, покрытый испариной и задыхающийся от ощущений он выглядел, как ебаная эстетика, просто не оставляя шанса на спасение. И младшему хочется, хочется почувствовать его вкус, видя как небольшая горошина смазки стекает по пальцам на чужом возбуждении. И мозг у него отключается, оставляя лишь табличку после себя: «Ушёл на хуй. На красивый, эстетичный хуй.» Он просто облизывает от основания до самой головки, посасывая её, втягивая щеки, вбирая в себя каждую вытекающую каплю, пытается взять его полностью, до самых яиц, не умело, но старший с ума сходит, по постели мечется, простыни в руках сжимая, стонами давиться. А Гук словно леденец насасывает, каждый сантиметр, каждую венку языком обводя, и это так возбуждающе приятно, что «каким хреном я раньше думал?!», большими пальцами массируя ложбинки на бёдрах. Тэхен волосы его на затылке сжимает, направляя. Он слегка вскинул бедра, толкнувшись слишком глубоко, заставляя младшего кашлять, вибрацией отдавая по всему члену, телу и его просто в дрожь бросает. Когда Чонгук пальцем проводит меж ягодиц слегка надавливая на вход, старший резко останавливает его руку, поднимаясь с кровати. И смотрит жалобно так, в самые глаза: — подожди… — шепчет он, и глаза отводит. — прости… Я увлёкся. Все в порядке если ты не хочешь. Мы закончим, как раньше. — целует его младший, продолжая свои ласки, убирая руки обратно на его бедра. Как раньше это горячая до потери сознания дрочка друг другу. Приятно да, до безумия приятно, но этого все равно мало и старший понимает это. Ему больше Чона мало, он хочет его, так отчаянно хочет слиться с ним в одно, заставляя стонать, самому кричать, теряя ь в чувствах. — ты даже не представляешь, как я хочу тебя… Но меня столько раз нас… — запинается Тэ, пытаясь вдохнуть поглубже, потому что язык старшего вытворяет, что-то немыслимое, обводя головку, губами её сжимая, толкается в самое отверстие уретры*. — мне очень часто делали больно. И я… Просто боюсь… — свалившись на кровать, выдал старший, потому что терпеть все это просто мочи нет, как младший играется с его членом, просто издевается и ни чего кроме тяжёлых вздохов Тэхен больше не может. Чонгук на время остановился, замирая, он просто рассвирепел, убьёт, он убьёт каждого кто дотронулся до него, кто больно сделал, просто изничтожит, за то что осмелились такой маленький хрупкий комочек счастья обидеть. В его глазах словно дьявол проснулся, чем очень перепугал старшего. Он тянется к светловолосому, сминая его губы, мокро, влажно, нежно оглаживая шею. И Тэ так нужно ушлышать сейчас, что все будет хорошо, что бы он не боялся, что бы их первый раз наконец случился, потому что откладывать его больше нельзя, они умереть могут в любой момент, а так хочется, так хочется его. Но то, что он услышал было совершенно для него неожиданным: -… Зато я не боюсь. — в самые губы шепчет Чонгук, расстегивая джинсы. — я верю тебе Тэтэ. А Тэтэ башню согнуло, сильнее чем пизанскую, такой сильный, такой властный младший и ради него, ради избавления его от страха, но при этом воплощая его желания, делает то, что никогда не делал, для него делает. А Чонгук ведь не железный, он тоже хочет, хочет старшего до чёртиков, до головокружения хочет и дрочка уже не помогает, просто мало его, просто нужен он весь, до каждой клеточки. Он стягивает с себя джинсы вместе с бельём, видя как старший дрожит, не в силах терпеть, как член его подергивается, требуя разрядки. Вновь нависает над ним припадая к губам, сплетая их языки. Он переворачивается на спину, увлекая за собой старшего, не разрывая поцелуй, прижимая к себе, лаская спину, перебирая пальцами каждый позвонок, спускаясь ниже, сжимая ягодицы подушечками пальцев. Ерзает бёдрами, заставляя члены тереться друг о друга, головками задевая, смешивая смазку. Словно гейзер прорвало нескончаемыми стонами, в комнате жарко, воздух наполнился возбуждение и все помещение пропахло сексом, все больше будоража их сознание. Брюнет резко переворачивается на живот, зажимая, оказавшую меж ягодиц, плоть старшего. И Ким руками сильнее давит на них, сдавливая член, двигается, дроча себе его задницей, не в силах сдержать ни звука, потому что выглядит это неописуемо, потому что заводит ещё больше. Чонгука кроет, как крышу шифером, только хлеще. Он зад оттопыривает, двигаясь, помогая старшему, хрипит что-то невнятное, рукой лаская свой стояк. — помоги мне… — шепчет младший, пытаясь подготовить себя, проталкивая один палец. Тэхен нервно сглатывает, наблюдая как его палец исчезает, и свой проталкивает, умирая от узости внутри. Слишком тесно, Ким убирает руку младшего, заменяя его палец, ещё одним своим. Проталкивает, стенки обводит и раздвигает их, словно ножницы и младшего, что тихо всхлипывает, носом в одеяло уткнувшись, по спине гладит. А терпение на исходе, у обоих. Ноги дрожат, словно ватные. Тэ заменяет пальцы на член, осторожно пристраивая головку ко входу. — готов? — жалостливо спрашивает Ким, и получив утвердительный кивок, входит, почти до основания, вынуждая Чона прогнуться в пояснице, запрокинув голову, издавая стон боли, смешанный с «наконец то». Тэхен, положа руку на грудь, толкает его на себя, прижимаясь к его спине, садясь на согнутые под себя ноги. Недолго он даёт младшему привыкнуть, не двигаясь, рассыпая по плечам поцелуи. Тягуче медленно, Гук приподнимается, снова опускаясь, прошибаемый тянущим наслаждением внутри, заводя правую руку за шею, притягивая старшего для поцелуя. Ким толкается, не спеша, каждым миллиметром возбужденной плоти проходясь по чувствительному бугорку нервов**, стонет сдавлено, когда младший заведя свободную руку за спину Тэ, масструет сфинктер. Они потерялись, потерялись в ощущениях, потерялись для всех, для мира, для вселенной, утопая в океане гедония***. Размашистыми толчками, неторопливо, не ускоряя темп, старший охватывает возбуждение Чонгука, водя по рукой в такт толчкам. Он разрывает поцелуй, вскрикивая, издавая стон блаженного удовольствия, потому что младший нашёл ту же точку внутри, проходясь по ней пальцем, обводя, слегка нажимая. И Тэхена пробило, он глубже толкается, быстрее рукой водит, и стонет, стонет, так громко, так приторно. Гук на шее кожу засасывает, проталкивая второй палец, как можно глубже, потому что старший просит, потому что хочет, потому что мало. Сердце уже давно остановилось, утомившись выстукивать бешеную скорость. А им все мало, мало. С хриплыми стонами, еле удерживая равновесие, кончают одновременно, словно фейерверки взорвались, осветив разум разноцветными огнями залпов, постукивая в висках. Валяться на кровать, задыхаясь в новых поцелуях, содрогаясь всем телом, словно внутри разряды молнии сверкают. И это самое обескураживающее состояние, что они испытывали, оба. Тэхен удовольствия никогда не получал, что не удивительно. Но в младшем так горячо, так узко, что остановиться невозможно. И когда его пальцы вытворяли такое, мммм..... Старший готов снова кончить, лишь от одного воспоминания. А Чонгук поверить не может, что до самого яркого оргазма в жизни, его довёл парень. Членом. В заднице. И он ещё хочет, тело ломит, зад болит, но он хочет ещё, ещё, как голодный зверь, ещё. Только быстрее, глубже и резче. Главное ещё. — а ты заходил к Намджуну и Юнги хенам? — спрашивает старший, осыпая шею Чонгука поцелуями. — ты шутишь? После этого хуйпоймического возраждения к их комнате ни на метр не подойдёшь сейчас, мне кажется они даже наших кроликов переплюнули. — смеётся младший, сильнее прижимая голову старшего, расстворяясь под его поцелуями на груди, под лёгкими покусываниями сосков, выгибаясь всем телом. — ты правда сейчас о них хочешь говорить? — прирывисто выстанывает младший. И Тэхен отрицательно мотает головой, с ехидной улыбкой, заглатывая, вновь вставший, член младшего.