Исцеленный воздухом

Ужасно видеть брюнета таким. Бледным, по всему телу трубки торчат, какие-то провода и этот вечно пикающий монитор, выводит из себя, давит на мозг своим звуком, оповещая о собственной бесполезности, снова. Снова он ничего сделать не может, снова чувствует это ужасное ощущение пустоты внутри, словно все живое в нем просто вырвали. Юнги лежит и дышит еле слышно. И лишь приборы мозговой активности улавливают, что он ещё жив. В коме. Но жив. А Намджун рядом. Ни на шаг не отходит, сам словно живой мертвец. Иссох весь, будто прозрачный, всю энергию Мину отдаёт, почти ничего не ел и почти не спал за эти 3 недели, глаза потускнели и слез не осталось. Да и крики в душе уже стихли, оставляя после себя лишь глухой звон в ушах. А боль… Боль теперь словно его лучший друг, каждую минуту с ним, вырезает на сердце свои инициалы, как на дереве. Ким сидит возле кровати, держит Юнги за руку и говорит, говорит ему разные мелочи, зовёт его в надежде, что он услышит, вернётся на его голос, вернётся к нему. Но он лишь лежит, лежит на белой простыни неподвижно и все никак не приходит в себя. Эти 3 недели превратились в вечность, а время замерло, заставляя теряться в нем. Уже не ясно сколько время, утро сейчас или ночь, какой день недели и что происходит за стенами палаты, давящей на разум, все слилось в один нескончаемым кошмар, от которого он не может отчнутся. И никакого огонька в ладони Мина. Намджун бессилен. Во время возвращения домой, после их окончательного освобождения, принесшего столько радости и счастья, Юнги просто рухнул без сознания. Ноги перестали слушаться, голова закружилась и все тело, будто разбилось об асфальт. Последнее, что Мин увидел это лицо Намджуна на фоне звёздного неба, который, что-то кричал. Но Юнги не слышал, видел только, как его губы открываются, в расплывчатой дымке, заволакивающей глаза. Своими силами привести его в себя оказалось провальный попыткой. Ни энергия его истинного, ни кого бы то другого, ни даже круговорот их жизненных сил не помог. Ничего не помогало. Скорая ехала долго. Просто убивающее медленно. И это ожидание в зале просто отягощало сознание. Почему опять? Почему? Они только что стали свободными, а впереди целая, полная счастья жизнь, настоящая жизнь. Но похоже именно жизнь препятствует этому, считая, что ещё рано, подбрасывая очередное всепоглощающее горе. За счастье надо бороться, но разве они мало боролись? Мало вынесли? Джин ждал возле операционной, наблюдая за манипуляциями врачей, в ожидании хоть какой-либо информации о состоянии брюнета. Он пытался вспомнить хоть один похожий случай в прошлом, перебирая в голове архивы, но беспокойство за брата и неведенье, опасение за его жизнь, неизвестность пугали и не давали сосредоточиться. Чонгук метался по залу ожидания из стороны в сторону, словно заведенный. Маячил перед глазами, заставляя и без того чугунную голову Кима кружится ещё сильнее. Он сидел на диванчике и все никак не мог найти себе места. В голове вспыхивали самые страшные картинки в ожидании худшего. Он все время мотал головой, пытаясь вышвырнуть их, прогнать и верить лишь в лучшее, но не получалось. Он как будто чувствовал, что лучшего не будет, что их ждёт кромешный ад. Они уже в нем. Он поглощает все, что блондин так любит, ценит, выжигает все на своём пути, каждое счастливое воспоминание, взгляд, улыбку, прикосновение, превращая внутренний мир в палящую сухую пустыню отчаяния. Забирает у него самое важное — смысл его жизни. Хосок молча поглаживает спину брата. Поддержка. Он всегда был в этом плохо, не мог говорить красивых речей о том, что нельзя унывать, да и кому эти речи помогут, разве от них станет легче? А что ещё делать? Ничего. Он не в состоянии помочь. Каждый раз это чувство собственной никчемности, он не в силах даже облегчить ничьи страдания, все глубже теряясь в личных переживаниях, волнениях о братьях. Но он и понятия не имел, что лучше поддержки для Намджуна сейчас нет. Просто, когда родной брат рядом. Не лезет в душу, в которой и места то живого не осталось, не пытается внушить ему веру, эти жалкие пригоршни веры, оставшиеся на всех. Он просто рядом, понимает его, понимает всю его тяжесть на сердце. Чимин и Тэхен пошли в кафетерий при больницы. Они просто не могли сидеть на месте, просто не могли. Нужно было, что-то делать, хоть что-нибудь. Это бездействие сводило с ума, мучительное ожидание известий о Юнги не давало покоя. А кофе точно не будет лишним и нужно хоть что-то перекусить, ночь будет долгой и нелёгкой. — боже ну чего так долго, уже 3 часа прошло. — нервозно говорит Чонгук, плюхаясь на диван, отпивая кофе. — и 27 минут… 27 минут… — заторможенно отвечает Намджун, впервые за это время подав голос, покручивая разовый стаканчик в руках. Ещё через несколько минут к ним вышел старший, с мрачным, не предвещавшим ничего хорошего, лицом. Парни кинулись к нему, заваливая распросами. А Нумджун стоял, молча смотрел в глаза Джину, и страх растекался по венам. — он в коме. — проговорил старший глядя прямо в глаза блондину, видя как в них собираются слезы. — он жив. Но врачи не могут вывести его из комы. Если честно, они вообще не понимают, почему он впал в неё. У него серьёзная кахексия, сильное изнеможение организма…- с тяжёлым вздохом произносит Джин. — но из-за этого не впадают в кому, да ещё и из которой невозможно вывести… Не знаю… Это все слишком странно… Откуда она у него можно догадаться, но почему наша энергия не помогает неизвестно. Кима ноги подвели, подкосились и он просто сел обратно на диван, запуская пальцы в волосы, сжимая каждую прядь. Хосок сел рядом обнимая, позволяя спрятать его боль в своих объятиях, пытаясь защитить маленького братишку от жестокой реальности. — значит… Все? Больше ничего нельзя сделать? — нерешительно узнает Тэхен, оборачиваясь на психующего Чонгука, который чуть журнальный столик не перевернул. — врачи сделали все возможное, теперь все зависит от Юнги, только он сам сможет очнуться. — с прискорбием отвечает старший. — он ведь жив. Это уже хорошо, мы вернём его, мы сможем же да? — с надеждой в глазах спрашивает Пак. Руки, да и все тело дрожит, мурашками покрываясь с головы до ног. Но не получает ответа, лишь лёгкое поглаживает по голове и мимолетную улыбку с благодарностью за веру в них, и в глазах старшего читает «я не знаю». — к нему можно? — вдруг резко спрашивает Ким. Еле заметный кивок и они уже возле Юнги. Так и прошли 3 недели. Намджун не выходит из палаты. Парни по очереди приходят их проведать каждый божий день, по несколько раз в день, это уже стало главным пунктом в распорядке дня, в остальное время они штудируют архивы в храме, пытаясь найти выход, подсказку, помощь. Они пробуют накормить Кима и делятся жизненными силами. С Юнги, с Намджуном. И если второму хоть как-то это помогает восстановить силы, то первый так и не приходит в себя. По словам врачей он уже давно восстановился. Физически он здоров. Но он просто не хочет возвращаться. И от этого еще страшнее. Он. Сам. Не хочет. Болью оседая в разуме, затмевая последнюю, чуть заметную надежду. -я нашёл! — неожиданно врывается в палату кричит Джин, размахивая стопкой листов. — я почти уверен, что это оно. — Господи хен, зачем так орать то. — с трудом пытаясь подняться, говорит Намджун. Он заботливо натянул одеяло на Юнги, поцеловал его в лоб, одаривая нежным, полным любви, взглядом и неторопливо, еле передвигая, ногами пересел на диван. К нему тут же приземлился старший, хватая за руку, делясь энергией, а то смотреть больно, выглядел словно на 15 лет постарел. " Юнги потерялся в подсознании, поэтому он не приходит в себя. Он зацепился за фальшивую реальность, не понимая где настоящее.» — крутятся слова хена в голове блондина. — значит ему так хорошо в этой фальшивой реальности, что мы ему не нужны? Я не нужен? — с горьким выдохом говорит Ким. — он не не хочет возвращаться, он не знает, что может вернуться. Скорее всего это не радужная действительность, а возможно самый глубоко спрятанный кошмар. Поверить в худшее намного проще. И он поверил в то, что это правда и даже не предпринимает попытки выбраться. — торроторит Джин. Глаза Джуна забегали, осознавая сказанное. Самый страшный кошмар Юнги это… Легче поверить в то, что он псих, чем в собственную значимость, поэтому он там. Бог знает, что он напридумывал себе и он продолжает существовать в этом собственно выдуманном ужасе. Достал из глубин души самую жуть и утонул в ней, и продолжает тонуть, опускаясь на самое дно потаенных страхов, чем глубже, тем сильнее его вера в это, тем труднее ему будет выбраться. Мог ли Юнги забыть и Намджуна? Поверить, что их любовь это вымысел сумасшедшего? Он ведь не мог так легко сдаться. Не мог. — скажи мне, скажи, что я смогу его вытащить! Скажи, что есть выход?! — мм да… Но… — запинается старший. — через надлунный мир, ты можешь… Но это… — отлично, мне нужна ваша энергия, я иду за ним. — обрывает Намджун. — нет. Так нельзя. Мы должны все обдумать. Ты хоть понимаешь, что это значит? Ты не сможешь вернуться, это навсегда. Ты не феникс. Ты останешься в надлунном мире. Ты все равно, что умрёшь. Он очнется, но будет разбит. Он потеряет силы и тебя. Ты разобьешь ему сердце, как он будет жить? Как мы будем жить? — срывается на крик Джин. — зато он будет ЖИТЬ! — кричит в ответ Ким. — он будет знать, что он не псих, что он правда нужен нам всем, нашей семье, что он не одинок, понимаешь? — и по его щеке медленно катиться слеза, оставляя после себя влажную дорожку, капая на лодонь старшего. — я не могу позволить ему страдать там, одному. Он всю жизнь был в одиночестве! Всю жизнь провел в этом ужасе наяву, а теперь снова. Пусть без сил, пусть без меня, но он будет жить! Настоящей жизнью жить с семьёй! Я так люблю его, боже… Так люблю, как ты хочешь чтобы я оставил его там? Как вообще можно сейчас думать, буду ли я жить? Без него я ничто. А зная, что он проживает это снова и я могу его спасти, ценой своей жизни, неужели ты думаешь я откажусь от этого? Да я умру, но это не напрасная смерть. Я умру за любовь. Разве ты хен, не поступил бы так же? Будь это Лю, разве бы ты не сделал все, чтоб вернуть её из самого страшного в жизни кошмара? Не умер бы ради этого? — на одном вдохе прокричал дрожащий голосом Намджун, не сдерживая слез. Представлять, что его котенок в заперти своего подсознания, и даже не борется, просто не знает для чего ему бороться, сродни пытки. Ким готов на все, чтобы избавить его от мук. И Джин это понимает. Он хотел было что-то возразить, но не смог. Просто не смог. Ведь поступил бы так же. Никого бы не послушал, никто бы не отговорил. И каждый из ребят сделал бы то же самое ради любимого. Они все поймут, но пережить такую потерю… Как можно сделать выбор между двумя близкими людьми? Смерть одного, вернёт другого. И это невыносимо. Хочется кричать от бессилия, волком выть. Но другого выхода нет. И родители… Почему они не могут помочь? Ведь они знают, что Юнги застрял, что Намджун идёт на смерть, почему они не вмешаются? Столько вопросов на которых нет ответа. Вот он тот самый ад. Настиг их. Как бы они не пытались бежать от него, не смогли. Он накрыл их, словно под купол загнал и огненными цепями по сердцу хлещет. Забрал самое ценное — часть семьи. — ты сдурел? — кричит Чимин, пытаясь вырваться из объятий. — ты хочешь вернуть Юнги, попав в надлунный мир? — стуча маленькими кулочками по груди Хосока, хриплыми голосом говорит он. Хосок лишь сильнее прижимает Пака к себе, не давая ему выбраться, вдыхая его запах, полной грудью, чтобы наполнить каждую клеточку им, запомнить его навсегда. Случайно подслушав разговор Намджуна и Джина в больнице, он с колющей болью в сердце решил спасти Юнги сам, давая ему и братишке шанс на счастья, забирая его у Чимина. Он целует его в макушку, пытается объяснить, но младший не слушает. Какие тут объяснения, если рыжий собирается умереть, бросить Чимина, оставить в этом мире и уйти. Что тут можно объяснять? Ради брата, ради Юнги… А как же Чимин? Как же он?