Иллюзия

Пора. Я готов начать. Неважно, с чего. Открыть рот. Я могу молчать. Но лучше мне говорить. О чем? О днях. о ночах. Или же — ничего. Или же о вещах. О вещах, а не о людях. Они умрут. Все. Я тоже умру. Это бесплодный труд. Как писать на ветру. Иосиф Бродский

      Пип. Пип. Долгий. Протяжный. Писк. Он заполнил голову. Мысли. Он заполнил все.       Потом боль. Сильная. Пронзающая все тело. Нестерпимая.       И только потом свет. Яркий. Белый. Как будто ты умер, но все же вспоминаешь про боль. Значит, еще жив.       Мысли путаются, и ты открываешь глаза. Становится еще белей, и ты уже не сомневаешься, что жив. Что ты в больнице. Пытаешься припомнить. Ночь. Дорога. Машина. Тишина. Боль.       Игорь смотрит в потолок. Такой белый. Иногда от боли на белом потолке появляются разноцветные пятна. Тогда он жмурится. Сильно. Так, что эти пятна видны с закрытыми глазами. Но потом боль отпускает, и пятна исчезают.       Он пытается вспомнить. Но мозг отчаянно сопротивляется. Посылает новые и новые приступы боли. Словно сам мозг пытается убить тебя. Словно он этого желает.       Проходит время. Становится легче. И Игорь оглядывает палату. Она излишне бела. Излишне чиста. Она во многом излишне. Сразу видно, что она рассчитана на одного человека. От этого в ней пусто.       Он вновь пытается вспомнить. Выходят обрывки. Ночь. Артем. Дальше пусто. Нева. Снова пусто. Машина. Пусто. Пытается зацепиться за каждое слово. Но выходит лишь с одним. Артем. В голове кружит. А в ушах стучит лишь одно. Артем, Артем, Артем…       Потом вновь смотрит на палату. Ничего. Ни вещей, ни чашки.       Писк ускоряется, а все тело вновь ломит. Игорь старается спокойно дышать. Прикрывает глаза. И ждет. Ждет минуты. Или часы. Он не знает. Сквозь писк слышно, как открывается дверь и кто-то входит. Отчетливо слышен стук каблуков о пол. Игорь открывает глаза. Над ним девушка. Такая знакомая. Словно он знает её. Вся светлая. Будто ангел. Но он все же жив. Это не ангел. Она что-то говорит. Но ее почти не слышно. Слышно становится потом. Чуть позже. Со слова «Артем». А потом снова не слышно. Не слышно после слова «умер». А глаза уже сами прикрываются. Против воли.       Открывает глаза. Больно. Больно. Но не так как раньше. Больно только сердцу. Глаза слегка слезятся. И он будто слышит, как девушка говорит, а голос до боли знаком. «Артем… умер…» И снова больно. И грудь спирает от боли. Садится. А глаза все сильнее слезятся. Это рана в душе кровоточит соленой прозрачной жидкостью.       Губы дрожат, ему хочется кричать. Но он не может. И он со всей злостью сдирает проводки со своей груди. Он зол. На себя. На него. На всех.       Тело болит, но он встает. Встает и идет. Быстро, торопливо. Он почти бежит по коридору. Он не знает куда. Он не знает как. Просто бежит. Поднимается по лестнице. Все выше. И вот уже последний пролет. И вот выход на крышу. Он толкает изо всех сил. И люк поддается. Он на крыше. Здесь светло. И влажно. Здесь идет дождь.       Слезы. Слезы. Он пытается кричать. Но просто стоит. А в люке показывается человек. Он в ночнушке. Но почти ничего не видно. И не слышно. Это все слезы. Он говорит что-то. А слышно лишь «Игорь, Игорь». До боли знакомый голос. Человек стоит неровно. Будто больно стоять ровно. И Игорь всматриваеся. Не верит. Он видит. Артема.       — Игорь, — он говорит негромко, — Игорь… — закончить фразу у него будто не хватает сил.       — Ты иллюзия… — Игорь кричит, — тебя больше нет, ты умер, — добавляет он тише.       Артем хочет что-то сказать, но его заглушает голос. Он набатом бьёт в голове. Прыгай. Прыгай. Прыгай!       Игорь подходит к краю. Прыгай! Смотрит на эту иллюзию. Он протянул руку. Прыгай! Игорь смотрит на него и… прыгает… а вслед лишь слабо доносится:       — Я живой…       А дальше чёртовы слова этим мерзким голосом: «Ты хотел избавиться от себя?..»