Рассвет

Хань отставляет на стеклянный столик стакан, наполненный резко пахнущей янтарной жидкостью, и откидывается к спинке глубокого кресла, сцепляя пальцы в замок. Мужчина хмурится и долго молчит, прежде чем резко выдохнуть. Человек напротив него обращается во внимание. — У меня есть задание для тебя, — Хань задумчиво отводит взгляд, прежде чем снова посмотреть на собеседника. Как бы ни хотелось провести вечер за непринужденной беседой, положение дел обязывало думать о более важных вещах. — Если со мной что-то случится... Чонин также хмурится, показывая свое несогласие с тем, что слышит сейчас. — Есть ли смысл обсуждать что-то подобное? Ты просто обязан сделать так, чтобы этого не произошло. В конце концов, положение нашей семьи зависит от тебя. Ты прекрасно знаешь, что тогда твой отец не остановится на достигнутом. — В сложившейся ситуации я не могу быть уверенным в том, что все обернется для нас удачно, — Хань криво усмехается, выдавая свою нервозность. Он тянется к своему стакану и осушает в несколько глотков, хватаясь за горлышко стоящей рядом бутылки. Чонин его не останавливает. Ким понимает, что Хань прав. Как бы ему ни хотелось верить в то, что они все еще держатся на плаву, с каждым днем становится все более ясно, что их пытаются затопить. Он выслушивает указания, принимает из чужих рук папку с документами и поднимается, кивая. Лу нагоняет его у самой двери, ловя за руку, и Чонин ловит его серьезный взгляд, зная, что ему тяжело произнести то, что он хотел сказать еще в самом начале. — Чонин, я доверяю тебе больше, чем себе. — Я знаю, Хань. Сехун будет в порядке, обещаю тебе. Хань кивает, наконец отпуская Кима, и некоторое время смотрит на закрытую дверь, прежде чем вернуться к столу, доставая из бара еще одну бутылку. Он просто хотел отвлечься. Сехун просыпается, сразу понимая, что находится дома, но далеко не в своей комнате. Он не открывает глаза чуть дольше, чем нужно, и делает глубокий вдох, жмурясь. Он дышит запахом хвои, окутавшим его, словно плотная пелена. Дышит так, словно может задохнуться, умереть в любой момент. Омега зарывается в теплое одеяло сильнее и прикусывает губу, прижимаясь щекой к шелковой наволочке на подушке. Вокруг оказывается темно, но свет луны, падающий из окна, дает наконец понять, что его догадки оказались верны. Он действительно находится в комнате Ханя. Но тысяча вопросов крутится в голове, не давая расслабиться и насладиться странным положением дел. Почему он здесь? Почему не в своей комнате с дежурящей у дверей охраной? Ведь теперь его не должны выпускать даже под самым серьезным предлогом. Сехун представляет, как альфа, должно быть, зол на него за этот побег. Он и сам понимает, что поступил глупо. Если бы Хань не успел, не пришел бы к нему, то неизвестно, чем все закончилось бы вчера. От воспоминаний омегу передергивает. Он лежит в постели альфы достаточно долго, но с каждой проведенной здесь минутой понимает, что от этого становится только больнее. Ему хотелось бы однажды не чувствовать себя помехой в чужой жизни. Не желать того, что дать ему не могут. Сехун понимает, что больше оставаться в этой комнате не может. Это приятно, и ему здесь куда спокойнее, чем в своих собственных покоях, но это имеет значение лишь для него. Для Ханя это совершенно ничего не значит. То, что он придумал сам себе, и то, что он испытывает к альфе странные и смешанные чувства... Так больше продолжаться не может. Омега поднимается, свешивая ноги с кровати, поджимает губы. Он должен просто уйти сейчас и не задавать глупых вопросов после. Но в момент, когда он поднимается, дверь открывается, пропуская в комнату ее хозяина. Сехун задерживает дыхание. Запах хвои в помещении в разы усиливается, вызывая легкое головокружение. Решение убраться отсюда кажется еще более правильным. Сехун облизывает губы, хочет тихо извиниться и сказать, что уходит к себе, но Хань громко выругивается, задевая стул и пошатываясь, едва не оказывается на полу. Сехун шумно выдыхает, не ожидая подобного. Он без труда понимает, что альфа пьян, и ловит себя на мысли, что впервые видит его в таком состоянии. — Хен, — Сехун щелкает выключателем, включая ночник на стене, отчего по комнате рассеивается мягкий теплый свет. — Что-то случилось? Хань морщится оттого, что глаза, успокоенные темнотой, снова оказались под воздействием раздражителя в виде света, но опускает взгляд на протянутую руку. — Все в порядке, Сехун. Ложись спать, — выходит хрипло, но достаточно ровно для того, кто выпил больше бутылки виски. — Тогда я иду к себе, — Сехун кивает, однако, все же не удерживается, касаясь ладошкой чужого плеча. Альфа напряжен - это чувствовалось даже на расстоянии. — Но... тебе помочь? Омега действительно сомневается, что Хань дойдет до кровати и не уснет в кресле сейчас, что окажется намного ближе. Он не получает отрицательного ответа, поэтому осторожно подталкивает его в нужную сторону, тут же тихо вскрикивая, когда его сжимают в крепких объятиях, роняя на кровать. Из груди выбивает весь воздух. Хань прижимает омегу к своей груди, совершенно не думая о том, как это выглядит со стороны. Он вообще ни о чем не может думать, поддаваясь желаниям, которые еще в состоянии контролировать. — Хен, отпусти... Я пойду к себе. Тебе нужно отдохнуть, — Сехун просит, шепчет, сжимая рубашку на чужой спине, но его голос садится от легкого испуга и непонимания происходящего. — Помолчи. Просто спи сегодня здесь, — Хань отзывается достаточно уверенно, но спустя несколько мгновений его дыхание выравнивается. Сехун понимает, что альфа уснул, и больше не двигается, стараясь его не потревожить. Омега не замечает, как и сам вновь погружается в царство сна. Утром его будят солнечные лучи, пробивающиеся в окно через открытые шторы. Омега жмурится, хочет потянуться, но замирает, вдруг осознавая, что его все еще крепко обнимают. Он тихо выдыхает, чувствуя растерянность. Альфа теплый, и рядом с ним он чувствовал себя в полной безопасности. Но сейчас он был такой спокойный, что не верилось, что этот человек вчера едва не убил двоих только из-за того, что он вляпался в неприятности. Сехун позволяет себе дотронуться до чужих волос, а затем и щеки, касаясь кожи кончиками пальцев. У него внутри разливается тепло, а в груди неприятно ноет от осознания того, что он находится рядом с человеком, в которого по глупости посмел влюбиться, в то время как его считают лишь глупым ребенком. Но омега чувствует, что что-то не так. Он испытывает слабость, дыхание затрудняется, и его резко бросает в жар вместе с тем, как низ живота простреливает острой болью. — Нет, не сейчас... — Сехун испуганно выдыхает. До течки еще слишком рано! Обычно он начинал пить лекарства до того, как его организм начинал подкидывать сюрпризы. Но сейчас это было даже слишком неожиданно. Запах альфы рядом и его крепкие объятия только ухудшали ситуацию. Хань хмурится во сне, прижимает чужое стройное тело ближе к себе, но просыпается, понимая, что чувствует запах мяты даже слишком явно. Он удерживает омегу на месте, пресекая его попытку резко подорваться и сбежать. Сехун замирает, сталкиваясь с альфой внимательным взглядом. Хань дышит тяжело в то время, как сам он пытается совсем этого не делать. — Х-хен, я... мне надо уйти... — Сехун шепчет и врет сам себе. Ему не хочется уходить. Становится стыдно от того, чего хочется на самом деле. Хочется именно с Ханем, и это так неправильно, что хочется расплакаться, но он не может выдавать себя. Разорвать зрительный контакт оказывается сложно. Хань молчит несколько долгих мгновений, но снова не позволяет Сехуну отстраниться. Внутри него все клокочет от осознания того, что сейчас в его руках находится омега, принадлежащий ему одному. Альфа видит легкий испуг в чужих глазах, но уже не может себя остановить, склоняясь ближе, касаясь носом мягкой щеки. — Мята... Ты пахнешь мятой, — Хань говорит тихо. Думать выходит все хуже, и с каждым мгновением он просто теряет самообладание. Сехун дрожит, жмурится, но не успевает ничего сказать. Хань не дает ему опомниться, накрывая губы своими в поцелуе. Сехун распахивает глаза. Ему страшно, он не понимает, почему альфа поступает так. Но он ведь сам так сильно желал этого! Омега позволяет себе перестать думать, забывая о том, кто впервые попытался коснуться его губ. Свой первый поцелуй он отдает Ханю. Сехун тянется ближе, прижимается, совсем неумело пытаясь ответить, дрожащими ладонями касается чужой сильной спины и вздрагивает, когда альфа касается ладонями его талии, пробираясь под ткань майки. Руки Ханя сухие и теплые. Омега плавится от каждого прикосновения, хватая влажными губами воздух. Хань целует подбородок, шею, заставляя Сехуна откинуть голову, и слабо прикусывает его ключицу. Из груди омеги вырывается тихий стон. — Нет, — Хань замирает, словно сбрасывая с себя наваждение, и хмурится. В голове словно щелкает переключатель здравого смысла. Он не имеет никакого права делать все это и поступать так с Сехуном. Он не может даже коснуться него, не говоря уже о том, чтобы целовать, как бы ему этого ни хотелось. Альфа резко отстраняется, садится на край кровати и ерошит волосы. Хочется громко заругаться - в первую очередь на самого себя, - но еще больше пугать Сехуна он уже не может. Хань поднимается и выходит из комнаты, громко хлопая дверью. Омега слышит, как щелкает дверной замок. Его заперли? Сехуну становится до безумия обидно. Он всхлипывает, поворачиваясь на бок и подтягивая колени к груди. Живот все еще болит, и сейчас он снова обращает на это внимание, утыкаясь лицом в подушку. Почему Хань остановился? Должно быть, он не хотел этого. Он ведь не видит в нем того, кого хотел бы рядом с собой, верно? Это было лишь минутное помутнение из-за течки. Проходит больше часа, прежде чем Хань подходит к двери. Альфа замирает, даже сейчас чувствуя назойливый запах мяты. Сегодня и ближайшие несколько дней он будет ночевать в своем кабинете: вернуться в свою комнату просто не представляется возможным, когда перед глазами возникает образ розовощекого и нежного омеги. — Сехун, как ты себя чувствуешь? — Хань все же неуверенно стучит, прекрасно зная, что его услышат. Он словно издевается, задавая этот вопрос, и прекрасно понимает это сам. Омега замирает на секунду, словно не поверив, что действительно слышит голос альфы. На секунду ему кажется, что ему мерещится, но когда он понимает, что это не так, то позволяет себе тихо захныкать. — Мне плохо, — Сехун отзывается, все еще ерзая на кровати и пытаясь найти удобное положение. У него больше нет сил. Что-то подсказывало, что, выпей он сейчас таблетки, они ему уже не помогут. Хань прикладывается лбом о тяжелую дубовую дверь, едва не рыкая сквозь зубы. Ему хочется сейчас помочь Сехуну, облегчить его боль, сделать приятно. Но он нервно усмехается, когда понимает, что оставить ключ от комнаты в ящике стола, в кабинете, было правильным решением. — Я... — Альфа сглатывает, пытаясь вернуть голосу привычную твердость. — Вызову тебе врача. Сехун скулит, закусывая край подушки. Он не хочет, чтобы к нему приезжал врач. Он хочет эти теплые руки и, как оказалось, мягкие губы! Но выбора ведь нет. Он понимает, что альфа ушел, когда повисает такая же давящая тишина и с ним больше не разговаривают. Хань спускается в холл, опускаясь на софу и раздраженно выдыхая. С возрастом Сехун сводит его сума еще больше. И дело вовсе не в его характере или поведении. Альфа достает из кармана мобильный, набирая давно заученный наизусть номер, и ждет несколько длинных гудков, прежде чем трубку на том конце линии наконец снимают. — Нужна твоя консультация. — В чем дело? — собеседник интересуется в ответ и, кажется, зевает, чем заставляет Ханя хмыкнуть. — У омеги, — Хань прокашливается, не желая называть имен сейчас, раньше времени, — достаточно болезненная течка. — Серьезно? Ты не знаешь, что нужно делать с течной омегой? — Пак, если я сказал, что мне нужна помощь, значит, тащи сюда свою задницу! — альфа рыкает в трубку, сбрасывая вызов. Неужели нельзя делать все без лишних вопросов? Его разозлил чужой смех, хотя куда больше то, что врач был абсолютно прав. Лучше всего Сехуну помогло бы только одно. Но он не позволит себе прикоснуться к этому омеге. Он не может, даже являясь его альфой. И еще час ожидания едва не сводит Лу с ума, прежде чем дворецкий открывает дверь и на пороге возникает высокая фигура с привычным медицинским кейсом в руках. — Наконец-то, — Хань подрывается со своего места и быстро жмет руку прибывшему. Доктор выгибает бровь. Он еще ни разу не видел, чтобы человек перед ним нервничал настолько сильно, чтобы у него тряслись руки, и это снова вызывает тихий смешок. — Чанель, заткнись, — Хань выдыхает, шикая сквозь зубы, и кивает на лестницу. — Просто сделай что-нибудь. Сехуну плохо. — Так и сказал бы сразу, что это малыш Сехунни, — Чанель хмыкает, но больше ничего не говорит, поднимаясь на второй этаж. Он лечил семью Лу уже достаточно долго и привык к этому мальчишке, спасая его даже от самой легкой простуды. И спрашивать не нужно, чтобы знать, что Хань слишком переживает за этого омегу. Хань просит горничную принести Чанелю ключ и провожает его взглядом до самой двери, прежде чем снова садится на то же место, благодарно кивая, когда дворецкий ставит рядом с ним стакан, наполненный алкоголем. Ему не столько хочется пить, сколько заглушить рой мыслей, что гудели в голове. Он мысленно обещает себе, что, стоит Паку допустить малейший просчет или перейти допустимую грань, он его застрелит, наплевав на все. Но Пак возвращается достаточно быстро, ставя кейс на пол и опускаясь в кресло напротив Ханя. Лу хмурится. — Что ты сделал? — Всего лишь укол, не нервничай так, — Чанель вздергивает бровь. — Я могу и тебе вколоть успокоительное. — У меня оно в жидком виде, — альфа морщится, но заметно расслабляется. — Что с ним? Раньше такого не было. — Он сказал, что цикл из-за чего-то сбился. Так бывает при реакции на альфу, — Чанель многозначительно смотрит на Ханя, но тот не реагирует. Пак решает, что это не его дело, и не задает вопросов, оставляя на листке рецепт со списком лекарств, которые могут помочь при повторении ситуации. — За что мне это? — Хань выдыхает, проводя ладонью по лицу, когда снова остается один.

***

Бэкхен редко проводил вечера дома, будучи не занят сбором информации по очередному заказу. Но в такие моменты омега умел расслабляться — в кухонном шкафчике всегда находилась бутылка если не дорогого алкоголя, на который он спускает половину своей зарплаты, то точно обыкновенное соджу. Пусть у него нет шикарной квартиры на верхних этажах небоскреба в самом дорогом районе города, зато тишину и покой он не променяет ни на что. Бэкхен делает несколько глотков, чувствуя, как горло приятно обжигает жидкостью с высоким градусом, и включает телевизор, собираясь завернуться в плед на диване, но удивленно замирает. Кто-то настойчиво заживает дверной звонок. — Я никого не жду, — омега бормочет, хмурится, но шаркает тапочками по полу, подходя к двери. Впрочем, замок оказывается не закрыт, и он даже не смотрит в глазок, просто распахивая дверь. — Надеюсь, я не помешал? — Не ожидал тебя здесь увидеть, — Бэкхен признается честно, когда приходит в себя и перестает удивленно разглядывать Исина. Он отходит в сторону, пропуская омегу в квартиру, и вновь просто захлопывает дверь. — Я застукал Криса с очередной шлюхой. В нашей спальне, — Исин выдыхает и жмет плечами. Он пытается сделать вид, что ему уже все равно, но по его взгляду Бэкхен видит, что это не так. Бен думает, что Крис Ву поступал достаточно глупо, учитывая то, что он имел возможность выбирать для своих утех любое место и время, пресекая при этом возможность встреч со своим законным супругом. — Хочешь выпить? — А у тебя есть? — Исин с сомнением смотрит на Бекхена, но идет за ним, садясь на диван, когда перед ним ставят почти полную бутылку соджу. — Боже, чувство, что я тебя спаиваю, — Бэкхен усмехается, когда видит, как Исин с сомнением смотрит на алкоголь, что уже плещется в стакане. Но тот тут же отрицательно мотает головой. — Я не против, — Исин смеется уже легче, забираясь на диван с ногами. Несмотря на то, что за время замужества он привык немного к другой жизни, здесь ему было достаточно хорошо и уютно, чтобы расслабиться подобным образом. Они соприкасаются стенками стаканов, отчего по комнате разносится короткий звон, и пьют. Исина хватает на пару глотков, прежде чем он морщится и шумно выдыхает. Он переводит взгляд на Бена, вдруг задумываясь о том, чувствует ли тот к нему хоть каплю того, что было между ними раньше, и убеждается в своих предположениях достаточно быстро. Бэкхен изменился, но на Исина смотрит по-прежнему таким же взглядом - сейчас это даже слишком очевидно. Как бы омега ни старался забыть свою первую любовь, не думал о том, что они расстались и произошедшее между ними больше не имеет значения... Исин вернулся в его жизнь, и он думал о том, сможет ли просто быть рядом и дружить с ним, как ни в чем не бывало. — Это все, да? — Исин выдыхает, поднимая бутылку, но, переворачивая ее горлышком вниз, понимает, что она совершенно пустая. — Через дорогу есть круглосуточный магазин, — Бэкхен моргает, пытаясь скинуть легкое опьянение, но опускает удивленный взгляд, когда его ловят за руку. Исину, похоже, хватило и этого. — Не ходи. Останься со мной, — омега шепчет, качая головой, и тянет Бэкхена к себе, заставляя опуститься на диван. Он обнимает его, утыкаясь носом в шею. Бен задерживает дыхание, опуская руки на чужие плечи, и прикусывает губу, разглядывая макушку Исина. — Если тебя это мучает, то уходи, — Бэкхен выдыхает, говоря о том, что Исин не может вечно терпеть выходки мужа, но в то же время понимает, что может сказать то же самое и про себя. Это было просто невыносимо. — Я не могу, — Исин отзывается также тихо, а затем касается губами чужой нежной кожи за ухом. Бэкхен напрягается, неровно выдыхая. — Что ты делаешь? — Тебе не нравится? — Исин отстраняется совсем немного, заглядывая в чужие глаза, но не дает ответить, целуя омегу. Бэкхен думает, что он не железный. Он не хотел возвращать эти отношения, не хотел повторения истории, но сейчас они ходили словно по лезвию ножа, и эту тонкую грань переступить оказалось даже слишком легко. Бен прижимает к себе чужое тело и опрокидывает Исина на спину, вжимая его в диван. Омеги поспешно избавляются от мешающих сейчас маек, касаются кожи друг друга прохладными ладонями, оставляют поцелуи, и Исин тихо стонет, когда Бэкхен кусает его за плечо, заставляя закинуть ноги на свои бедра. Бен Бэкхен был омегой, но роль актива в этих отношениях приходилась ему по душе. Утром картины прошедшей жаркой ночи встают перед глазами так явно, что Бэкхен просыпается. Он подрывается, садясь на кровати и ловя себя на мысли о том, что слишком привык просыпаться в одиночестве. Сейчас же Исин спокойно сопит рядом, и омега лишь выругивается себе под нос. — Просто отлично! — Бэкки? Доброе утро, — Исин просыпается от возни Бэкхена, и тот вздрагивает, оборачиваясь. Он заламывает брови, позволяя утянуть себя обратно, и обнимает омегу, зарываясь носом в волосы на его макушке. Он прикрывает глаза, когда Исин гладит его по щеке и касается губами переносицы. — Син, я... — Бэкхен осекается, словно не зная, как выразить все чувства, что испытывает сейчас. Он тонет в этом, захлебывается и не может выплыть. Снова. — Он идиот... Бен позволяет себе снова напомнить Исину о его муже. О том, что привело омегу к нему вчера. Как Ву позволял себе поступать так с ним? Но Исин не отзывается, прекрасно зная о том, что ничего не сможет изменить. Он все еще любит Криса и привязан к нему настолько, что просто не сможет уйти. Он может только отвлекаться от этого здесь, с безбожно влюбленным в него Бэкхеном. ㅤ ㅤ ㅤ