Like a drug

Беспросветная тьма — повсюду. Что-то огромное и страшное дышит в спину писателю, грозясь напасть изподтишка. Он в кругу, очерченном мелом по прогнившим доскам старой церквушки. Ведьма-обезумевшая женщина пытается добраться до него, лишь этот круг защищает его от скорой кончины. Какой-то человек кричит ему: «Читай!!!». Найдя взглядом книгу, Гоголь незамедлительно выполняет команду, времени на раздумья нет. В миг все потухло… Оглушительный звон заставил его повалиться на пол, прикрывая голову руками. Неведомая сила выбила окна вовнутрь, так что весь пол усыпан осколками стекол. В их отражении-огромный янтарный глаз какого-то чудища. Смотрит прямо в душу… Гоголь поднимает глаза и нечто говорит ему что-то неземным голосом. Тьма. Легкие будто сдавило грудой камней. Николай не может вдохнуть. Пошевелиться, дабы глотнуть воздуха, невозможно. Тогда он понимает, что находится в каком-то узком замкнутом пространстве. В панике он начинает извиваться и биться об стенки… Это гроб?! Он похоронен заживо?! Самый страшный его кошмар-наяву! Тошнота стремительно подступает к горлу. Страх окутал его сердце, сжимая в стальные тиски, кажется сейчас оно пропустило удар. Его снова начинает трясти, дыхание учащается, а седцебиение настолько сильное, что удивительно как крышка гроба еще не треснула. Судорожно он скребет ногтями по ней, цепляя занозы. Николай кричит, как еще никогда не кричал, зовет на помощь, но никто не слышит, никто не придет. В отчаянии он из последних сил ударяет по старым доскам. И о чудо, пробивает дерево! Земля сыплется на него. Гоголь использует все свои силы, чтобы выбраться из могилы, он тянет руку вверх, ища за что бы зацепиться, чтобы вылезти. Земля засыпает его, как бы желая оставить писателя при себе. С боем он возвращает себе драгоценный кислород. Долгожданный вдох, затем еще один и еще. Он дышит так часто и глубоко, но не может надышаться, холодный воздух будто лезвием проходит по его горлу. Обессилев, он падает. Одна половина его тела все еще в земле, другая же на поверхности без чувств. — Николай Васильевич! Проснитесь! — обеспокоенно трясет его за плечо следователь. Только сейчас Гоголь открыл глаза и понял, что это был всего лишь сон. Нет, ужаснейший кошмар! — Я-я в-впорядке… Наверное… — отвечает еще не отошедший от шока писатель. Он лежит на полу на животе, наполовину высунувшись из-под кровати. Слегка приподнимается на локтях. — Господи, как же вы меня напугали! Кажется вы свалились с кровати и закатились под нее. Когда я проснулся — бились и кричали во сне, а вылезли — дышали так, будто хотели вобрать весь воздух из комнаты… — Яков помогает Николаю подняться на ноги, усаживает на кровать. Вернувшись к лицу Гоголя, спрашивает:«Кошмары?». -Д-да, какая-то мистика-с… Трудно описать словами что именно я видел… Но я был… (нервно сглатывает) погребен заживо… — ежится будто от разряда тока, врезавшегося в его мозг, зажигающего воспоминания. — Се объясняет ваше поведение… Кошмар позади, вы проснулись и теперь все хорошо. Хорошо же? — Хорошо-с…пока я с вами все хорошо. — поднимает преданные глаза на следователя. Сколько же в них доверия и надежды… — Что же вы со мной делаете… — Яков Петрович наклоняется и целует Николая в макушку, пальцами зарывается в густые волосы, вдыхая их аромат. Николай вздрагивает от неожиданности, но не отстраняется, а даже слегка наклоняется ближе. — Изволите завтракать сегодня у озера? — А можно-с? — Доктор позволяет. Не беспокойтесь. На улице теплая осенняя пора. Золотистые листья слегка колышутся на ветру. Солнце греет, но не печет, очень приятная погода. Мужчины расположились на берегу, у них была корзинка с едой, плед. Природа здесь предстает во всей красе. Озеро очень чистое-отражает лес, только одевшийся в свой праздничный наряд. Кажется, всё вокруг замерло. — В одном из своих снов я встретил здесь ночью мавку… Се было настолько реально, что оказавшись на этом месте, я усомняюсь в том, что не сплю. — Могу вас заверить, что проснулись. Каково вообще ваше самочувствие? Надеюсь мысли распрощаться с жизнью покинули вас. — Надеюсь-с, что да… После того как вы меня спасли, данного желания у меня не появлялось. Организм еще тяготеет к отраве, но вспоминая что это за собой несет, я борюсь с этим. — Любезнейший, это замечательно! Значит скоро вы оправитесь. — Когда я выздоровею-с, вы покинете меня? Я не хочу жить по-прежнему… — Извольте, я ведь обещал, что не брошу вас. Больше не задавайте таких глупых вопросов. Вылечитесь — начнем жить по-новому, вместе, если хотите конечно… — Я хочу-с. Спасибо вам, Яков Петрович, если бы вы тогда не пришли, если бы опоздали, если бы оставили… Я-я бы… Всего этого… Не было бы… Не могу представить… — слезы начали наворачиваться на глаза, речь сбивается. — Якоже вы плакса, Николай Васильевич, но почему-то нравитесь мне и таким. Не думайте об этом, все бы в любом случае случилось, как должно было. — приобнимает за плечи, так что голова писателя оказывается на его плече. Обратно они пошли через лес. Он огромный, солнечные лучи еле достают до земли. Гоголь рассказывал о своих снах, грозясь все это перенести на бумагу. Яков любовался им, тем как тот был увлечен. Наконец ему не больно, не страшно, он не плачет. Атмосфера сегодняшнего дня была очень умиротворяющая, настолько спокойная, что начинаешь думать, а не затишье ли это перед бурей? Но встречая взгляд милого сердцу человека, мысль теряется. Так прошел весь день. Под вечер воротясь домой, поужинали, общались, Николай начал писать о своих снах, собирая их в единую историю. Время близилось к ночи. — Николай Васильевич, извольте спать. Уже поздно, вашему организму необходим здоровый сон. Да и мне тоже не помешает. — Всенепременно, мне осталось немного… Ложитесь, мне уже лучше, так что можно не следить за мной каждую секунду… Отдыхайте, Яков Петрович. — увлеченно выводит слова на пергаменте при свете свечи. — Уважаемый, у вас была не очень приятная ночь, посему чтобы исключить повторение вашего кошмара, предлагаю вам спать в моей компании. — подходит к писателю и берет исписанный лист, бегло просматривает. Гоголь поднимает глаза и встречается взглядом с дознавателем, и тут же отводит в сторону. — Я-я уверен се больше не повторится-с… В-вам не нужно этого делать для меня… — в смущении отказывается. — Извините, но хватит вот этого нужно — не нужно — наклоняется к самому лицу через стол — вы как ребенок, ложитесь уже спать… — чуть ли не силой вытягивает из кресла ошарашенного писаря. Задувает свечу. Гоголь оказывается наконец в кровати. Гуро ложится рядом с ним, укрывая их обоих одеялом. Николай щемится к самому краю, но Яков перехватывает его, разворачивает к себе и прижимает, так, что лицо юноши упирается в его грудь. — Милый, се для вашей же безопасности. — говорит, а сам несказанно рад своей придумке. Писателю сейчас максимально неловко. Его сердце стучит, как бешенное. Он так близко, что может почувствовать слабый запах дорогого парфюма,что кружит голову. Становится как-то невыносимо жарко, и приятная дрожь проходит по всему телу. Лицо его просто пылает. Похоже на болезнь, но от болезни плохо и больно, а от этого как-то по-другому. — Николай Васильевич, ваше сердце так стучит… — после этой фразы Гоголь вздрагивает и отворачивается. — Зачем вы так? Не отворачивайтесь. — В-вы слишком близко… — Яков придвигается еще ближе, и опаляет своим дыханием шею юноши, по телу которого моментально пробегают мурашки, а сам он в смущении закрывает лицо руками. — Столь постыдно мне еще никогда не было. Как мне с вами заснуть, когда вы так делаете-с? — чуть слышно шёпотом. — Милый мой, просто расслабьтесь… — шепчет в самое ухо, опять запуская волну мурашек. — Что же вы со мной делаете-с…