Он — Прайм...

В боку опять заныло. От каждого резкого движения Искра вздрагивала, а фейсплейт невольно кривился. Но Рэтчет тоном, не терпящим отговорок, сказал: «Всё в порядке, жить будешь, но целый день ходи по базе туда-сюда». Да чтоб он подавился своими советами, честное слово! Очередной шаг так больно отозвался в ране, что на окулярах выступил омыватель. Ничего, Оптимус, терпи, и не такое переживал. Признаться, всё-таки переживал он подобное не часто, но за всю войну что, смертельных ран было мало? А ещё Оптимус чувствовал себя так, словно заново учиться ходить. Рэтчет объяснил это тем, что в сервоприводе повредился какой-то крупный нерв, из-за чего конечность слушается плохо. Поэтому, собственно, Оптимус и ходил тут в своей нынешней «комнате», измеряя её в сотый раз. Впрочем, надо признать, что получалось уже лучше, чем два дня назад. Интересно, а он так же мучился, когда учился ходить в первый раз? А как Альфа Трион — не самый терпеливый Опи и наставник, — с ним справлялся? С этими мыслями Оптимус заставил сделать себя ещё двадцать шагов. — Получается? — послышался в дверях знакомый голос Рэтчета. — Впрочем, эти результаты уже действительно не идут ни в какое сравнение со вчерашними показаниями. Завтра, думаю, сможешь ходить почти как раньше. — Спасибо, старый друг, — улыбнулся Оптимус. — Я рад, что всё, кажется, приходит к своему нормальному состоянию. Скажи, вы что-то узнали о Старскриме? Рэтчет нахмурился, словно это его на днях едва не прошибли насквозь. — Оптимус, я понимаю, какая это важная для тебя информация, но ты бы больше беспокоился о собственном состоянии, нежели о беглом Десептиконе. С этим Оптимус мог поспорить — Рэтчет и остальные вполне справлялись, все разом волнуясь за него, из-за чего Оптимус легко мог отдать себя другим проблемам. — И всё же, нам следует как можно скорее всё о нём узнать, — вздохнул Прайм. И решил перевести тему. — Как там остальные? Я надеюсь, что вскоре смогу поговорить с ними и… — Кстати насчёт этого... — опомнился Рэтчет, а потом тяжело вздохнул, закатил окуляры и сказал: — Смоускрин, хватит прижиматься к двери, я итак знаю, что ты здесь. И остальные тоже. — Великая Искра! Рэтчет! — Молодой Автобот влетел в «комнату» и уставился на Прайма так, словно видел впервые. — Ты его всё-таки не убил! Ребят, Оптимус правда жив! Всё это было сказано с некой долей иронии, из чего Оптимус сделал вывод, что многое пропустил. Тут же в помещение ввалились остальные обитатели базы. Видя Оптимуса, всё почему-то выдыхали с облегчением. Были даже все люди, знающие тайну — видимо, даже Джек, Мико и Раф смогли уломать родителей отправится сюда. Всё ещё ничего не понимая, Оптимус вопросительно покосился на Рэтчета. — Они так долго ждали твоего объявления, — пояснил он, — что из-за долгого твоего отсутствия высказали теорию, что, мол, я всё-таки отправил тебя к Великой Искре, а сам вешаю им энергон на антенны, о том, что ты выздоравливаешь. — И эта теория всё ещё здравствует, — усмехнулся профессор. Под глазами у него были огромные мешки — из-за чего он стал выглядеть гораздо старше своего возраста, — и кружка с кофе в руках. Он что, всё это время почти не спал? — Знаешь, Оптимус, ты вполне можешь оказаться голограммой. — Спешу вас заверить, профессор, я — всё ещё я. — Только сейчас Оптимус понял, как по ним всем соскучился. — Конечно, это он! — Вадик, тоже заспанный, но счастливый, выбежал вперёд и обнял Оптимуса за сервопривод. Оптимус, расплавившись от такого внимания, присел — что стоило ему огромного самоконтроля, чтобы не взвыть от боли, но он, герой, держался, — и погладил мальчика по спине. Тот в ответ обнял его палец. — А я?! — Мирин голос — такой родной, прозвучал совсем рядом, а потом девочка тоже обняла Прайма. За палец, но по-другому она и не могла. — Мы так волновались! Ты просто представить себе не можешь! А это чудовище, — она бросила взгляд на Рэтчета, — ничего нам не говорило. Но теперь-то ты от нас никуда не денешься! Кажется, всех идея с обнимашками так заинтересовала, что десять секунд спустя вся база висела на Прайме. В самом прямом значении этих слов. Вадик, кажется, называл подобное явление «капустой». Почему, интересно знать? — Так, — пропыхтел профессор, вырвавшись из толпы разнежившихся членов Маленького Отряда Тайной Большой Организации. — А теперь, я так полагаю, будем праздновать. — Зачем? — улыбнулся Джек. — Нет, в смысле, я понимаю, что повод есть, но, я хочу спросить, как вы себе представляете наш «праздник»? — Джек, — серьёзно сказала Мира и облокотилась на парня, положив свой локоть ему на плечо, — скажи, ты когда-нибудь был на настоящих русских торжественных мероприятиях? — Нет, — честно признался тот. Оптимус был с ним полностью согласен. — Ну, значит сегодня ты сможешь увидеть настоящее застолье с нарезкой и салатами, послушать о «хрено… — Мира оборвалась, вспомнив о Вадике. — О «плохих дорогах» и «настоящей отвратительнейшей политике», а так же поучаствовать в самой настоящей драке. — А за что драться будем? — с энтузиазмом спросил Вадик. — По обстоятельствам, — заверила его Мира. Джек, кажется, был довольно ошарашен подобным приглашением. Оптимус, на самом деле, тоже. Нет, плохую политику они с Альфа Трионом сами довольно часто обсуждали в перерывах между тренировками, но у людей, кажется, это отдельный ритуал. — Отличное предложение, я бы сказал, — усмехнулся профессор. — Но салаты и нарезку, Мира, ты уж, прости, готовишь сама. И с этими словами профессор смылся из комнаты. Почему, Оптимус понял только тогда, когда Мира замахнулась в его сторону полотенцем, которое всё это время держала в руках. Только сейчас Оптимус обратил внимание, что она стоит в кухонном фартуке и с завязанными в небрежный узелок волосами. Кажется, до того, как внезапно сюда явиться, она работала на кухне. — Профессор, стоять! — крикнула она тому в след. — Ну, пожалуйста! Вы же такие вкусные блинчики готовите! Владимир Валерьевич… — Ну деда! — поддержал Миру Вадик. И все рассмеялись. Но Оптимус вдруг понял, что сам страшно голоден. Всё то время, пока он восстанавливался, Рэтчет не разрешал заправлять энергон, потому что… Ну, Рэтчет объяснил какую-то заумную причину, а Оптимус, знающий о медицине не слишком много, вынужден был просто повиноваться. — Кажется, я начинаю понимать атмосферу ваших праздников, — тихо пробормотал Джек, но Оптимус его расслышал. — Ладно, была не была, как говорит профессор. Ну Владимир Валерьевич, ну пожалуйста, состряпайте нам что-нибудь! Оптимус всегда знал, что люди очень любят поесть. Но он просто не смог не удивляться, с какой скоростью в центре базы появились тарелки с едой: печеньем, салатами — которые Мира всё-таки решила приготовить, — какие-то бутерброды и, конечно, фирменные блинчики от Профессора Клинкова, которого уговорили-таки испечь их. Благо, однажды Оптимусу удалось их попробовать — тогда, когда он ещё был собакой, — а потому оставалось только завидовать людям. Нет, это как надо хотеть есть, чтобы так быстро приготовить и расставить еду? Кажется, ребята и Владимир Валерьевич действительно шли на мировой рекорд. Рэтчет же достал из запасов энергона несколько редких кубиков, имеющих сладковатый привкус. На самом деле, зря Рэтчет это сделал — Оптимус был слишком голоден, а значит из запасов этого особого энергона ничегошеньки сегодня не останется. Вскоре все опять уселись на полу — последнее время они часто стали это делать, — и начали есть. Точнее, кормить Прайма — не то чтобы они это делали открыто, но Оптимус чувствовал себя именно так. В следующие три часа Оптимус узнавал новости, произошедшие за его отсутствие. Впрочем, ничего особо шокирующего не происходило. Мира с Вадиком соревновались, кто дольше не будет спать, а потом наоборот — кто больше проспит. Профессор выезжал в город, чтобы закупиться годовым запасом кофе. Мико, Джека и Рафа отпустили сюда только на день, впрочем, они планировали отпроситься ещё ненадолго, а потом благополучно перенести всю тусовку на другую базу. Суть не изменится, а к дому поближе. Подумав «к дому поближе», Оптимус вдруг сообразил, что ему срочно нужно сделать. Но это пришлось отложить на вечер, а потому Прайм полностью отдал себя общению с друзьями и людьми. Но всё в конце концов кончается. Профессор уже засыпал, дети тоже особо не смеялись, а только иногда перекидывались парой фраз. Поэтому вскоре люди просто натаскали в свой любимый центр базы кучу одеял и пледов и благополучно захрапели. Автоботы же иногда поглядывали на это сонное действо и о чём-то тихо беседовали. — Рэтчет, — позвал Оптимус. — Скажи, у тебя есть планы на вечер? — На ночь, — флегматично поправил Рэтчет. — Как таковых нет, Оптимус, но… Зачем тебе это? — Мне нужно наведаться кое-куда, и я был бы рад, если бы шёл туда не один. Рэтчет, видимо, уловил эту едва заметную улыбку Оптимуса и скептически поднял бровь. — Ты ведь не о…? Оптимус, я понимаю, что сейчас время подходящее, но, может, нам нужно несколько повременить? Подождать, пока Лайстаф не отойдёт… Оптимус мысленно хмыкнул, но в лице это никак не показал. — Не думаю, что это поможет… Ты со мной? — Оптимус поднялся и протянул другу манипулятор. Рэтчет, проведя в раздумьях полминуты, тяжело вздохнул и, протянув манипулятор в ответ, встал на ноги. Оптимус, собственно, понимал, почему бело-рыжий Автобот медлит — Оптимуса-то Альфа Трион может и спасёт, но Рэтчета… — Арси, ты за главную, — сказал Прайм. Фем нахмурилась, но только утвердительно кивнула. Рэтчет с каким-то внутренним сопротивлением ввёл нужные координаты и включил Космический мост, и Прайм шагнул в искрящую воронку. Дворец Иакон, безусловно, был самым величественным архитектурным ансамблем на Кибертроне. И если в спаркстве Оптимус не слишком об этом думал, то, повзрослев, едва предотвращал приступы процессорокружения, вновь и вновь представая перед дворцом. Космический мост переместил их к главному входу в Иакон и — Слава Великому Праймусу! — толп трансформеров здесь не было. Только несколько рабочих, занимающимися реставрацией дворца. Альфа Трион ведь говорил что-то о ремонте… — Не стоит задерживаться, — выдохнул Рэтчет и сделал шаги по первым ступеням. — Сейчас, видимо, перерыв, поэтому никого нет. Предлагаю скорее найти наших опекунов, пока вернувшегося Прайма никто не заметил. — Конечно. И Оптимус последовал за ним. Залы, которые он помнил с самого спаркства, вдруг разбудили в нём огромный приступ ностальгии. Все эти коридоры, где он бегал и играл в «войнушку», все украшения на стенах и некоторая мебель остались нетронутыми. Кажется, при известном всем нападении на Иакон Десептиконы штурмовали не эту часть, а заходили с какого-нибудь небольшого крыла, чтобы их труднее было заметить до начала операции… — Великий Праймус, ты меня к этому не готовил! Оптимус, Рэтчет, ну нужно же предупреждать! Автоботы обернулись. Альфа Трион улыбался им из темноты соседнего коридора, театрально схватившись за Искру. — Прости, что ничего не сказали, мы просто… — Оптимус замялся, не зная, как сказать, что они просто об этом не подумали. — Надеемся, у вас найдётся пара минут, чтобы побыть с нами, — вместо каких-то объяснений сказал Рэтчет. — Нет, ну вы поглядите! — наигранно рассердился Альфа Трион. — Сами за полгода не смогли выкроить времени для бедных создателей, а теперь сами пришли и такие: «Ну, мы надеемся, что кроме нас у вас дел нет, поэтому бросайте всё и пошлите с нами общаться!», пусть и в более мягкой форме, но не отпирайся, Рэтчет, я твой замысел уловил. Ладно уж… Только готовьтесь. — К чему? — хором сказали Прайм и Рэтчет. — Ко всему, — посоветовал Альфа Трион. И они, обнявшись — куда же без этого, — пошли по знакомым до боли в Искре коридорам. — Я надеюсь, мы мимо той самой лаборатории пройдём, — пробормотал Рэтчет, имея ввиду лабораторию, в которой они с Оптимусом создали на полу не смывающуюся веками кляксу. Опи помотал головой и ускорил шаг. Оптимус же, словно спарк, глазел на всё вокруг — благо, рот от удивления не раскрыл, — потому что всё это было таким знакомым и родным, словно не было тех тысячелетий, прошедших между их спаркством и концом многовековой войны. Всё-таки, наверное эту часть Иакона не задели при нападении, потому что… — Оптимус Прайм! — послышались какие-то восторженные голоса, а спустя секунду перед ними выстроилось порядка десяти Автоботов с облупившимися от времени эмблемами. И всех этих Автоботов Оптимус узнал. Некоторые выпускались из Военной Академии при Иаконе, когда Оптимус ещё говорить толком не умел, а кто-то из них в этой самой академии преподавал. — Мы несказанно рады вашему возвращению, — хрипло поприветствовал его старейший из них. — Да, я тоже рад видеть вас здесь, — ответил Оптимус. А потом вынужден был выслушивать ряд поздравлений, радостных возгласов от более юных Автоботов, потому что даже поучавствовав в войне, они толком-то не особо выросли. Искрами, конечно — корпус у всех был будь здоров. Альфа Трион только усмехнулся. Так прошли следующие полчаса — вернувшегося Прайма поздравляли все, кому не лень, из-за чего, в конце концов, Альфа Трион решительно сделал крюк, лишь бы не заходить в особо общественные места… Так, правдами и неправдами, но они дошли-таки до отсека, при виде которого Оптимус готов был завизжать как спарк, потому что давно-давно это был самый желанный отсек, в который только можно было попасть, но великодушно воздержался. Рабочий кабинет Лайстаф и, неофициально, Альфа Триона, потому что они часто проводили время вместе. До того, как у обоих появились спарки, они просто много общались, но этот период Оптимуса никогда особо не интересовал, ну а когда у обоих появилось по одному «чуду», в целях безопасности и удобства, они стали держаться вместе. Выдохнув, словно перед опасной миссией, Альфа Трион открыл дверь, ведущую внутрь, а Оптимус едва сдержал очередной порыв радостного визга. Лайстаф, такая же, как и была — белая фем с тёмно-зелёными и серебристыми вкраплениями в корпусе, сгрудилась над каким-то отчётом, подперев голову кулаком. — Альфа, ну сколько можно ходить за энергоном? Тут же сходить минуту — туда обратно! В следующий раз сама пойду или… Она подняла взгляд и, кажется, забыла, что «или». Оптимус готов был поклясться, что взгляд у Дани Рэтчета не изменился вовсе — такой же серьёзный и сильный, но в тоже время ласковый и нежный. Родной. — Великий Праймус… — только выдохнула она. Лайстаф медленно поднялась на сервоприводы, постояла так минуту, не сводя взгляда с двоих Автоботов, а потом кинулась на них и обняла так, что у Оптимуса, кажется, что-то даже хрустнуло. — Праймус, я вас убью, — сказала она, не отпуская их. Ростом она была почти как Рэтчет — почти рекорд для фем, — но Оптимусу всё равно приходилось наклоняться, чтобы та могла обнимать его за шею. — Нет, ну это как так надо процессор повредить, чтобы забыть про Дани и Опи, Юникрон вас в дезактив отправь! И нет, чтобы хоть весточку послать, так нет — мы будем молчать, пока можем, так? А о том, что вы, ваше высочество, скраплет тебя сожри, ожили, мы узнаём только из новостей! Лайстаф наконец их отпустила, и смотрела теперь Прайму прямо в окуляры. Оптимус даже забыл, что, будучи маленьким, получил от Лайстаф прозвище, потому что, видите ли, он спарк самого влиятельного на Кибертроне Трансформера. — Здравствуй, дани, — усмехнулся Рэтчет. За что получил не слабый удар локтём под Искру. — И ты смеешь так меня называть после всего, да? — иронично поинтересовалась Лайстаф, но улыбнулась. — А где же: «Мне так жаль, но я не мог прийти раньше, потому что…». Вообще, где отговорки? — Врач не терпит отговорок, — парировал Рэтчет. Оптимус вдруг вспомнил, что точно так же тому говорила сама Лайстаф, потому что врач должен действовать чётко и уверенно, а не верить всякой ерунде. — Вот ведь… вырос, скраплет несчастный! — рассмеялась Лайстаф, и Оптимус на что угодно мог поспорить — она стала выглядеть гораздо моложе, чем секунду назад. — Я вам не мешаю? — поинтересовался вдруг Альфа Трион. Лайстаф одарила его самым флегматичным и в тоже время самым кислы взглядом, словно Альфа Трион вообще тут лишний. — Ты энергон принёс? — спросила она. — Я бы конечно мог, но что тебе было нужнее — эти двое или энергон? Нет, если хочешь, то я могу вернуть их обратно и… — Не принёс? Вот и иди, а мы пока и без тебя прекрасно всё обсудим. Давай, давай! И передай там кому-нибудь, что я беру выходной! Ну всё, быстрей уйдешь, быстрей придёшь! Лайстаф подтолкнула Прайма-старшего к выходу, а потом развернулась, взяла Оптимуса и Рэтчета под манипуляторы, усадила в места для посетителей, а сама упала в своё кресло. — И за что мне это наказание, — простонал Альфа Трион, устало закатив окуляры. За что секунду спустя получил старым планшетом по затылку, запущенным Лайстаф, которая, надо отметить, метнула его таким отточенным движением и с такой меткостью, словно всё это время только и делала, что швыряла в Прайма-старшего что-нибудь. — А теперь, пока это недоразумение с Матрицой вместо Искры добывает нам энергон, я хочу знать всё, что происходило без моего участия! Лайстаф требовательно уставилась на них, откинувшись на спинку своего кресла и сложив сервопривод на сервопривод. «От одного стола к другому» — подумал Оптимус, но, поймав себя на этой мысли, понял, что он, честно говоря, не против. И они с Рэтчетом стали наперебой рассказывать, что с ними происходило всё то время, пока они не могли видеться ни с Лайстаф, ни с Альфа Трионом. Чтобы описать то, что было на войне, ушёл бы не один год, а потому и тему эту все старательно обходили. На это были причина в том числе и та, что никому не хотелось вспоминать страшное время разлуки, да и Лайстаф, как член Ордена Хранителей Великой Тайны Последнего Прайма — то есть Оптимуса, — старалась ничего не спрашивать о битвах, так как, наверное, понимала, насколько бедному Оптимусу было тяжело. Хотя пару раз она интересовалась его, если можно так выразиться, психическим состоянием, однако в конце сказала только: «Вырос. Великий Праймус, как же ты вырос!». С Рэтчетом, однако, у них нашлось столько медицинских тем, что Оптимус пару раз испытывал желание повторить слова Альфа Триона насчёт того, мешает он им или нет. Альфа Трион вернулся несколько позже, чем рассчитывали остальные, однако с такой горой еды в манипуляторах, что его задержку все моментально простили. Только Лайстаф устало вздохнула, когда увидела того с таким количеством вкусного в дверях, а Альфа Трион небрежно сгрузил всё это на стол, крикнув: «Подожди! Не рассказывай пока, я хочу послушать ещё раз!». Оптимус никогда не думал, что у них может оказаться столько общих тем для разговора — перед войной тем более не поверил бы, — но они все едва успевали рассказывать друг другу новости, истории и какие-то личные заморочки. И вот в эти моменты, когда они вновь всей семьёй сидели в одной комнате и непрерывно болтали обо всём наболевшем, Оптимус мог поклясться, что он действительно счастлив…