Снафф-видео

      — Дерьмо, — все, что мог сказать Хэнк, вспоминая слова Фаулера и переступая непосредственно через то, что находилось у него на языке, — какую-то дрянь.       В подъезде было так же грязно, как и вчера, а может даже еще хуже, воздух был столь же пыльным и густым, хотя сегодня Хэнку дышалось немного легче. И в принципе он чувствовал себя бодрым, вопреки тому факту, что последние двадцать четыре часа страдал от всех бед, какие только могут навалиться на человека в течение целого года, а не одних только суток. Его взбудоражили последние новости. Прямо сейчас в ленте новостей, в которых привычным образом рассказывали о погоде на ближайшую неделю, показывали снафф-видео. Знатно домохозяйки охренели, должно быть, когда это увидели. Весь штат Мичиган любовался зрелищем, от которого и закаленного годами полицейского бросало в дрожь. Кто бы ни были их преступники, они в самом деле задумали более масштабное действие, чем могло показаться поначалу. Это не просто кучка фанатиков, это целая организация, если не больше, раз у них получилось захватить сеть телевещательных башен и запустить в эфир свое мерзкое видео. Если они постараются еще — вся страна встанет на уши. И по сей день продолжаются переговоры с Маркусом, выступающим от лица своего народа, а это событие может крайне негативно повлиять на это. И нет сомнений, что так и случится, если им не помешать. Хэнк точно не знал, что вещали преступники с экранов, но по краткому пересказу Джеффри пока они никаких конкретных требований не оглашали, были только угрозы в адрес и андроидов, и властей, дальше они не зашли. Но это вопрос времени. Фаулер потребовал, чтобы Хэнк заехал в участок и, если будет возможность, взял с собой Коннора, но Хэнк, с первых слов осознав, о чем идет речь, сразу отказался. Уж Коннору точно этого было не надо. Да и Хэнку, к слову, тоже.       Вспомнив о Конноре, он зло поджал губы, а потом с досадой вздохнул. Он уже не сомневался, что его тянет к напарнику не только, как к приятному в общении и молчании другу, но и в совсем ином смысле. Невидимые метафизические нити связывали его с Коннором. Далеко не со всяким человеком Хэнк чувствовал себя уютно, к которому ему бы хотелось проявлять внимание, прикасаться и желать того же взамен. С Коннором было легко, но и сложно одновременно. Он не человек, повторял про себя Хэнк практически всегда, он не человек, но что это меняет? Это меняет все. Хэнк покачал головой.       Он, попытавшись забить на глупые мысли, сосредоточился на деле. Раз он приехал сюда, стоит этим воспользоваться и провести опрос возможных свидетелей; кто-то из них наверняка мог что-то видеть или кого-то. Может, здесь проживает какая-нибудь старушка, которая и днем и ночью сторожит свою лестничную площадку покруче любого сторожа. Это было бы здорово.       Хэнк прислушивался к тишине, что поселилась здесь со дня революции. Пустые лестничные пролеты, наглухо закрытые окна, сухие каменные ступеньки под ногами, его собственные шаркающие шаги. Серость и уныние испражняли стены этого здания, а еще оно казалось на удивление безлюдным, будто необитаемым куском бетона, хотя здесь определенно проживало пятнадцать семей, как помнил Хэнк. Где они теперь?       Хэнк мысленно представил себе, сколько раз простоит за дверью, вдавливая звонок в надежде, что по ту сторону хотя бы поинтересуются, кто он такой, задав простой вопрос: «Кто там?». Он был уверен, что любой человек, завидев его в глазок, даже спрашивать ничего не захочет, а крадущимися шагами проскользнет в соседнюю комнату и сделает вид, что в квартире никого нет. Хэнк понимал. Он сам себе бы не открыл, ибо знал, как выглядит со стороны, и несомненно создавал отталкивающее впечатление. Но ему было насрать, хоть он и знал, что будь на его месте Коннор — всегда ухоженный и сияющий, такой привлекательный, что только одного взгляда на него хватит, чтобы приветственно открыть перед ним дверь — все было бы по-другому. С ним поговорил бы каждый. Его хотел бы каждый просто потому, что он такой обаятельный. Ему ничего не нужно делать, чтобы расположить к себе человека. Черти из «Киберлайф» добились того, чего хотели. Хэнк бы их поблагодарил, если бы не ненавидел их главу Камски и каждого его сотрудника заочным образом, и неважно, насколько хорошими могли быть эти люди.       Он занимался самоотрицанием постоянно, когда мыслями бродил вокруг своего напарника. И старался отрицать очевидный факт, который со временем становился только более бесспорным, — Коннор андроид, который ему нравится именно в том смысле, о котором не помыслил бы в молодые годы. И если раньше Хэнк испытывал к нему наставнические — почти родительские — чувства, то сейчас все изменилось.       Коннор ему не сын, он и не друг, он ему даже не напарник, а…       Хэнк позвонил в первую дверь внешне очень прочную, возможно, даже новую: в правом верхнем углу все еще был наклеен фабричный стикер с названием неизвестной Хэнку фирмы. Шумоизоляция у двери тоже хороша: Андерсон совсем не слышал звонка, а шагов по ту сторону — тем более. Он даже предположить не мог, есть ли хоть кто-нибудь в квартире. Он постоял, поглядывая на дверной глазок, очень надеясь, что обитатель квартиры не пялится прямо сейчас на него и не морщится, думая, что это очередной бомж притащился. Хэнку хотелось услышать привычный вопрос из-за двери, но одновременно не хотел, внезапно начиная думать, что он приехал сюда совершенно бессмысленно.       — Кто там? — вдруг едва понятно донеслось из-за двери.       — Полиция Детройта, я лейтенант Андерсон, — представился Хэнк, доставая значок, благо он имел привычку носить его с собой.       Дверь тут же приоткрылась, и в проеме появилось лицо молодой девушки, нос ее усыпали веснушки, рыжие волосы были зачесаны назад и собраны в хвост, они сильно вились. Она была низенького роста, по сравнению с Хэнком — даже слишком, и пухленькая, ее голубые глаза смотрели на него с интересом и какой-то женской наивностью. Она создавала приятное впечатление.       — Вы хотели спросить о том, что произошло вчера? — спросила она, прижимаясь к двери, практически прячась за ней.       — Нет, — покачал головой Хэнк, а потом добавил: — Но это имеет отношение к делу.       Он помялся, вспоминая, как стоит себя вести в подобных ситуациях, его этому учили в Академии, но как-то все выветрилось из памяти.       — Позволите задать вам несколько вопросов?       Девушка задумалась, она выглядела взволнованной. Вскоре она кивнула и вышла к Хэнку, прикрывая за собой дверь.       — Если вы не против, то задавайте их здесь. — Она быстро глянула на дверную ручку, за которую все еще держалась. — Ко мне сейчас нельзя.       — Ничего, так даже лучше.       И самому Хэнку не улыбалась идея проходить в квартиру, он был не самого лучшего о себе мнения, кроме того последнюю пару лет робел перед слабым полом. А если вспоминать годы, проведенные в Академии, все было ровно наоборот. На данный момент его смущали не только женщины, но и один симпатичный мальчик, который к тому же не человек.       — Как вас зовут?       — Линда. Линда Вестон.       — Позавчера на пятом этаже совершили убийство, — начал Хэнк, — убили… андроидов.       — Тех самых, которых показывали по телевизору?       — К сожалению, да, — как-то совсем безразлично пожал плечами Хэнк.       Девушка обеспокоенно топталась на месте.       — Я хочу задать вам простой вопрос: не видели ли вы что-нибудь необычное в вашем доме последнее время? Может, здесь бывали люди, которых вы никогда раньше не видели?       — Нет, — она отрицательно покачала головой, потом неловко улыбнулась: — То есть тут бывали люди, в основном подростки, ну знаете, те, которые прогуливают пары, а то и просто бросили учебу; они останавливаются на каком-нибудь из этажей, громко смеются и курят какую-то дрянь. Я никогда к ним не приглядывалась, стараясь не замечать, поэтому ничего о них сказать не могу.       — А вы давно живете здесь?       — Всю жизнь.       — Помимо вас в квартире еще кто-нибудь проживает? — спросил Хэнк, указав на дверь.       — Мой муж… Он сейчас на работе.       Хэнк кивнул.       — Скажите, пожалуйста, где вы были позавчера и видели ли вы что-нибудь?       — Я ходила позавчера к подруге на маникюр, — ответила Линда, сложив руки на груди, Хэнк не смог разглядеть ее пальцы, но заметил, что ногти были покрыты лаком. — Я вернулась поздно вечером и видела только полицейских, стоявших у подъезда, и бегающих по лестницам врачей или кто это был? Они ничего такого не спрашивали, все куда-то торопились.       Хэнк задумался. И куда это могли торопиться криминалисты? Впрочем, не они одни должны были здесь работать, ему с Коннором тоже следовало приехать, может это и повлияло.       — Мне нужно поговорить еще и с вашем мужем по-хорошему, но раз его нет дома…       — Я могу вам дать телефон, — девушка услужливо улыбнулась, распахнув голубые глаза.       — Спасибо, — хмыкнул Хэнк.       Вскоре он с ней попрощался, она оставила ему номер, сообщила имя мужа и пожелала успехов в расследовании. Настроение Хэнка немного поднялось, общение прошло весьма приятно, невзирая на то, что темой разговора была вовсе не погода на улице и не новая постановка в Оперном театре Детройта на Уитерелл-стрит. Работа успешно отвлекла мысли Хэнка от Коннора, и ему удалось на полчаса забыться, опрашивая остальные семьи, проживающие в здании.       С остальными все прошло не столь же приятно: части людей не оказалось дома, и Хэнку на радость дурным предчувствиям никто не открыл; другие, кто уделил ему внимание, ничего более интересного добавить не смогли — особенно те, кто жили на верхних этажах. Но кое-кто отметил, что слышал крики, несомненно принадлежавшие убитым. Они тоже никого сомнительного не видели, как и Линда, кроме тех подростков, которые устраивали сходки в этом доме. Это было подозрительно. Хэнк про себя отметил, что стоит встретиться хотя бы с одним из них и расспросить о произошедшем, они-то точно что-то да видели, у молодежи весьма активно работает любознательность. Хэнк только надеялся, чтобы эти молодые люди не имели отношения к преступлению. А такая вероятность была. И если они участвовали в этом, то это добавит еще больше работы и проблем, а главное — пострадают сами подростки и их родители.       Хэнк устало вздохнул. Он подошел к окну девятого этажа, на котором опрашивал последнего человека — немолодого мужчину, почти своего ровесника, не сумевшего сказать ничего, что могло бы помочь следствию, — и выглянул в окно. Сейчас было пасмурно, от весеннего — почти летнего — тепла ничего не осталось, дул ветер, а небеса грозились разразиться ливнем; синоптики вроде не обещали дождей, по крайней мере, Хэнк такого не помнил. Он только поражался, что люди, сумевшие разработать настолько совершенные машины, до сих пор не научились строить прогнозы дальше, чем на пару дней. Погода все еще оставалась слишком непредсказуемой, непостоянной барышней, у которой настроение меняет состояния стремительнее йо-йо.       Хэнк поразмыслил над делом еще недолго, как услышал громкий топот на лестнице, кто-то сломя голову бежал вниз. Они находились на предпоследнем этаже, а стало быть бежать могли либо из квартиры на десятом этаже, либо прямо с крыши. Хэнк оказался у выхода на лестницу почти мгновенно, и его чуть не сбил с ног мальчишка лет тринадцати на вид.       — Полегче, пацан, — дернулся Хэнк.       — Ой, простите! — бросил тот и уже помчался дальше, как Андерсон, несильно схватив его за предплечье, остановил.       — Эй, дядя, отпустите! — испугался мальчик.       — Не бойся, я из полиции, — сказал Хэнк, показывая значок.       Мальчик посмотрел на него с недоверием. Да, это была очень глупая ситуация.       — Вы не похожи на полицейского, — произнес он, сделав шаг назад.       Хэнк пожал плечами. Кто в этом мог быть виноват, как не он? Опять вспомнился Коннор, к внешнему виду которого трудно придраться; сомнений, что он работает в полиции, точно не возникло бы. Кроме тех людей, которые, взглянув на него, решили бы, что он секс-бот. Мерзкие извращенцы. Хэнк, увы, себя к ним причислял.       Андерсон опустился на корточки перед мальчиком, чтобы не возвышаться над ним огромной скалой, вселяющей страх, и теперь был на одном с ним уровне.       — Меня зовут лейтенант Андерсон. А тебя?       — Билли.       — Хорошо. Билли, я веду здесь расследование…       — Про тех убитых роботов? — оживился пацан.       Уже все и слышали, и видели те новости, один только Хэнк, казалось, меньше всех знал, а ведь это он должен был разобраться в случившемся. Неприятное ощущение обострилось в груди.       — Да, о них. Поможешь мне?       Мальчик кивнул. Хэнк улыбнулся ему. Когда-то он думал, что во что-то похожее будет играть с собственным сыном, но, к сожалению, судьба сложилась иначе. Теперь он сам скорее был помощником и не у сына, а у андроида-детектива, которого на днях целовал. Хэнк этого совсем не помнил, и он поймал себя на мысли, что ему из-за этого обидно. Но сейчас не время об этом думать.       — На десятом этаже никто не живет, я точно знаю, — произнес Хэнк с несокрушимой убежденностью, спасибо Коннору за информацию. — Что ты там делал?       — Ничего, — ответил Билли.       — Любая информация может оказаться полезной, ты же хочешь помочь следствию?       Мальчик снова кивнул и, смущенно сжавшись, шаркал ногой по полу.       — Я просто хотел посмотреть.       — Что?       — Туда ходили взрослые, я хотел проверить.       — И что нашел?       Билли помолчал и еще более неуверенно продолжил почти шепотом:       — Там кровь.       Хэнк еле сдержал себя, чтобы не начать ругаться при ребенке. Поразительно, какими подробностями начинает обрастать дело. А еще печально, что это дерьмо увидел ребенок.       — Где именно?       — У двери на крышу, там закрыто.       — Проведи туда.       — Мне пора домой, мама ждет.       — Это займет две минуты.       Билли показал то место, где, по его словам, видел следы крови. И это действительно оказалось так. Как только мальчик указал пальцем на кровь, сразу развернулся и пулей понесся вниз. Хэнка это не удивило: он чувствовал, как парню некомфортно и страшно. Но кричать ему вслед, чтобы он бежал аккуратнее, не стал: все это было слишком даже для него. Он уже устал.       Пол действительно был запачкан чем-то похожим на кровь — человеческой. Тириум не оставляет после себя засохшие, ржавые пятна, остающиеся на месте до тех пор, пока их не смоют. Хэнк думал взять образец и отправить в лабораторию, но не имел при себе никакой подходящей емкости. Был бы здесь Коннор, все сложилось бы по-другому — уже в сотый раз вспоминал Хэнк. Это какая-то паранойя, но здраво мыслить Андерсон еще не разучился. Мелькнуло сомнение, что эта кровь уже вряд ли что-то сможет рассказать: неизвестно, сколько времени она здесь находится, и маловероятно, что структура ее полностью не разрушилась. Кроме всего этого, не факт, что она имеет хоть какое-то отношение к недавнему инциденту.       У Хэнка начала болеть голова от усталости. Уже шел третий час, как он сюда приехал, от такого количества информации все мысли перепутались, и он все больше начинал думать о Конноре, а не о расследовании. Хэнк толкнул дверь, ведущую на крышу, но она была закрыта, как и сказал Билли. Андерсон уже собрался ее выбивать силой, как почувствовал вибрацию телефона у себя в кармане. Снова звонил Джеффри, Хэнк без каких-либо предположений принял вызов.       — Что опять нужно? Я занят вообще-то.       — Возвращайся в участок, Хэнк, у нас тут рыбка на крючок попалась, нужно провести допрос, и я хочу, чтобы это сделал ты.       — Какая еще «рыбка»? И почему я?       — Это твое расследование, если ты не забыл. И по поводу следственной группы — ответа еще не было, и, знаешь, я уже сомневаюсь, что будет, после того, как наши преступники пустили в эфир свой ебучий фильм. Я жду больше федералов, чем тебя. Короче тащи свою задницу, может, успеешь узнать чего. И, кстати, Коннор тоже здесь.       Хэнк, слушая Фаулера, чувствовал, как краснеет от злости, но на последнем предложении его кровь похолодела и отхлынула от щек.       — Какого хера он там делает?       — Вот у него и спросишь, когда приедешь, или позвони ему. Все, отбой.       Хэнк просто потерялся от этой новости и не знал, как реагировать. Он сунул телефон обратно в карман и пошел к лифту — только пешком ему не хватало спускаться. Он все думал, какого дьявола Коннора принесло в участок, его состояние, в котором он пребывал всю ночь, располагает только для отдыха, а не работы, и его повреждения — они явно сами собой не затянулись.       Можно было ему позвонить, но Хэнку было слишком неловко общаться с ним после того, как узнал, что на самом деле происходило в его доме, когда он напился. У Хэнка до сих пор в голове не укладывалось, как он посмел потерять контроль и вляпаться в это говно. И важно еще то, что ему не было противно, но его это пугало.       Хэнк, сев в автомобиль, снова задумался над идеей позвонить Коннору и узнать, как его самочувствие, но не решился; он спросит это в участке. Потеряв по дороге все мысли и догадки относительно расследования, Хэнк думал только о предстоящей встрече и допросе.       Он доехал до участка быстрее, чем вчера до своего дома, на дорогу ушло всего двадцать минут, за это время он успел представить встречу с Коннором пару десятков раз, но когда переступил порог Департамента, больше ни о чем не думал. Его коллеги уже не здоровались, так как виделись с ним утром; половина из них собиралась уходить домой, закончив смену, а Хэнку предстояло еще поработать. Он, особо не осматриваясь, сразу пошел к Джеффри, только краем глаза заметив Коннора на своем рабочем месте; Хэнк только догадывался, какое выражение лица могло быть у его напарника. Но сейчас это не столь важно. Хэнк захотел отложить это до лучшего момента; будет очень некрасиво, если он подойдет к Коннору и станет задавать вопросы на глазах всего участка. Это подождет.       Хэнк кивнул, вновь приветствуя Джеффри, который до этого, склонившись над столом, выпрямился.       — И что эта за «рыбка», которую нужно допрашивать?       Хэнк заметил, что Коннор тоже подошел к кабинету Фаулера, и застыл, следя за ним. Коннор надел свой темно-серый пиджак, в котором приходил на работу последний месяц и в котором был вчера, тот хорошо скрывал его повреждения, и в целом андроид выглядел так же, только галстука — его вечной удавки — на шее не оказалось, похоже, он не захотел или же не смог его надеть. Коннор открыл дверь обычным движением руки, но Хэнк заметил в этом действии некую деревянность, говорящую о том, что свободно двигаться ему тяжело. Джеффри все это время красноречиво молчал, просто наблюдая за двумя напарниками. Прекратив пялиться в глаза Коннора, которые также смотрели в ответ, Хэнк сложил руки и, сгорбившись, нахмурился, посмотрев на Фаулера. Коннор встал рядом.       — Ну, — медленно начал Джеффри, внимательно смотря на них двоих, — раз вы оба здесь, есть смысл сообщить детали.       — Будь так добр, — фыркнул Хэнк. — А то ты меня от опроса свидетелей оторвал.       — Помолчи, — проигнорировал его Фаулер. — Я вызвал тебя, потому что ваше с Коннором дело приобретает все более огромные масштабы, мне уже звонили из федеральной полиции, и лучше вам не знать, в какие места меня посылали. В общем, это дело скорее всего передадут им, угроза государственной безопасности, возможность очередной революции, сами знаете.       — В таком случае, зачем ты хочешь, чтобы я… — Хэнк замолчал, глянув на Коннора, — чтобы мы опросили какую-то рыбу, как ты сказал.       — Хэнк, хватит придираться к словам, я просто так выразился. — Он вздохнул, пытаясь держать себя в руках. — Ты в курсе, какие у меня напряженные отношения с федералами, но я смог отбить нас от их влияния, пока еще. И я хочу, чтобы вы собрали всю полезную информацию и закрыли это дело. Они сами активно пропагандируют мнение, что андроиды бесполезны. Мы знаем, что это не так.       Джеффри посмотрел на Коннора, который в ответ слабо кивнул.       — С тобой все хорошо?       — Я полностью работоспособен.       Хэнк, услышав это, сдержанно фыркнул, но не стал ничего говорить.       — Завтра утром приедет техник. Будь на месте.       Коннор снова кивнул.       — Кого нужно допрашивать-то, может, уже скажешь?       — На улице, прямо напротив отделения дебоширил один мужик, личность мы установили: это Картер Грэмм, по профессии юрист, сейчас безработный. Старый маргинал. Я бы был спокоен, будь он просто пьян, посидел бы в вытрезвителе денек, протрезвел — и все; но он не пьян и даже не псих, хотя я не уверен, это нужно доказывать. Дерьмово то, что он ходил с плакатом «Только люди здесь живые» и грозился убить любого андроида, которого увидит. И чуть даже не убил. Мы его задержали, он сейчас сидит в камере.       — Охрененная история.       Связь его с преступлением, совершенным позавчера, не так очевидна, как может показаться, но то, что он в курсе происходящих событий — налицо, и не просто в курсе, но и активно их поддерживает.       — И что предлагаешь?       — Если он участник этой их группы, банды, организации — это нужно выяснить. Дело все еще у нас и нам ни к чему терять свою репутацию.       Повисла тишина. Хэнк нервничал, потому что нутром чувствовал, что сейчас может произойти.       — Капитан, — обратился Коннор, — позвольте мне провести допрос.       Хэнк этого боялся.       — Нет, Коннор, это сделаю я, — строго произнес он.       — Мне все равно, кто из вас это сделает, просто выполняйте свою работу. — Джеффри уже, видимо, устал и совсем не желал спорить, подняв руки в сдающемся жесте.       Коннор растерянно смотрел на Хэнка, приоткрыв рот, он хотел оспорить его решение, но тот заговорил первым:       — Ты бессмертным себя возомнил? Зачем вообще пришел, сидел бы дома и ждал…       Джеффри, сложив руки, опустил подбородок и наблюдал за ними. Хэнк посчитал, что Фаулеру ни к чему участвовать в этом разговоре. Коннор вновь не успел ничего сказать, как его повели к двери с тихим «пошли».       Все медленно расходились, в отделении остались только несколько ребят на вечернюю смену, однако ощущение, что кто-то постоянно наблюдает, не пропадало. Хэнк не хотел говорить во всеуслышание, но на спокойный тон его терпения просто не хватало, а потому он даже не знал, как начать и с чего. Но Коннор избавил его от этой дилеммы, заговорив практически сразу, как только за ними закрылась дверь в кабинет капитана Фаулера. Хэнк даже видел, как тот все еще следил за ними уставшим, но все же заинтересованным взглядом. Его это напрягало.       — Я решил, что буду полезнее, если приеду в участок, — произнес Коннор, остановившись у подножья лестницы, отказываясь куда-либо идти дальше, что было видно по серьезному выражению лица и заведенным за спину рукам.       Хэнк только недовольно поморщился и развел в несогласии руки, но больше ничего не успел сделать, так как Коннор не дал вставить и слова возражения.       — Со мной все нормально, проблемы, которые были ранее… не прошли полностью, но они никак не помешают мне работать. — Хэнк снова успел только пробубнить что-то недовольное под нос. — Лейтенант, вам не из-за чего переживать, серьезных повреждений нет, я хорошо себя чувствую. Правда.       Последнее Коннор произнес очень мягко, успокаивающе, Хэнк на секунду смутился, но потом вернул напор.       — Повреждений нет, говоришь, а твои руки всмятку — несерьезно, по-твоему?       — Функциональность сильно снизилась, это так, но, поверьте, это не помешает мне провести допрос.       — Ты не будешь проводить допрос, ты пойдешь домой, — почти скомандовал Хэнк, желая взять Коннора за руку и лично отвести его до дома, но не позволил себе даже шага ступить к нему. Он просто упрямился. Он на самом деле не имел никакой власти над Коннором и не мог ему указывать, но не хотел, чтобы тот тратил силы — энергию? — на бессмысленные допросы, которые к тому же могут оказаться опасными. Хэнк не сделал к нему ни шага, зато это сделал Коннор, он подошел ближе и, сложив бровки домиком, попросил:       — Хэнк, пожалуйста. — Его руки коснулись Андерсона, и того передернуло от неожиданности и смятения. Этот голос и эти глаза воздействовали как гидравлический пресс — сопротивляться такому сложно. Хэнк именно в момент, когда взглянул в глаза цвета переслащенного какао, сразу сдался, потому что понимал, что не сможет сказать ни одного слова против. Почти.       Руки Коннора были очень холодными, очевидно, из-за травмы у него возникли проблемы с терморегуляцией, на которую он периодически сетовал; кожа на его руках приобрела странный сероватый оттенок, это не так сильно бросалось в глаза, но Хэнк заметил. Он высвободился из хватки андроида и, с трудом выдерживая его прямой взгляд, предпринял последнюю попытку переубедить его:       — Этот парень ненормальный, общаться с ним может быть опасно.       — Я смогу вычислить все исходы беседы.       — Он может на тебя напасть, он же ненавидит андроидов!       — На нем будут наручники.       У Хэнка кончились аргументы, он заворчал и почувствовал себя неловко, потому что все еще стоял слишком близко к Коннору. Он окинул взглядом холл: никто на них не смотрел, где-то на дальних столах зазвонил телефон, и даже некому было взять трубку; Фаулер тоже занимался своими делами, и Хэнку немного полегчало. Он посмотрел на Коннора, на мягкие черты его лица и внимательные глаза, смотревшие спокойно и даже нежно. Чертов манипулятор. Коннор знал, как себя вести, на какие точки давить — и у него отлично это получалось. Хэнк это тоже понимал, и эта мысль постоянно его преследовала, но он все равно поддавался. Андерсон всегда считал себя самостоятельным, не поддающимся чьему-то влиянию, особенно в работе, но родным позволял собой управлять. Раньше это были родители, потом сын, а теперь Коннор. Несносный андроид.       — Зачем вообще тебе это надо? — спросил Хэнк.       Это был проигрыш. Он уступил.       Теперь взгляд Коннора чуть похолодел, он опустил глаза, слегка прикрывая их веками.       — Я должен кое-что проверить.       — Что?       Коннор склонил голову и отвел взгляд, сделав несколько шагов в сторону камеры, в которой держали подозреваемого.       — И ты отвечать не собираешься? — возмутился Хэнк. Коннор попытался улыбнуться, но вышло это совсем неубедительно. — Коннор, какого хрена?       — Не сейчас, лейтенант. Давайте поговорим после.       Нет, давай сейчас, хотел сказать Хэнк, но его прервал Бен, внезапно выглянувший из-за поворота.       — Эй, вас еще долго ждать? Тут люди как бы домой собираются, а не с вашими психами заниматься весь вечер.       — Просим прощения, — максимально вежливо, насколько было можно, отозвался Коннор и направился к допросным. Бен еще немного поворчал что-то, но недовольство, с каким говорил поначалу, быстро прошло, и он уже спокойно последовал за Коннором. Хэнку это все не нравилось, но он уже ничего не мог сделать.       Картера привели в допросную пара полицейских и приковали его наручниками к столу, по правилам это допускалось, а в некоторых случаях даже приветствовалось, мужчина отреагировал на это спокойно. Он не вел себя агрессивно, он выглядел надменно, будто знал больше остальных, и явно имел о себе завышенное мнение, но в целом он не выглядел, как какой-то бандит, а имел внешность самого заурядного жителя Детройта. Но эти волчьи глаза выдавали человека с самыми недобрыми намерениями. Хэнк не знал, видел ли он Коннора раньше, но подозревал, что, несмотря на способность последнего располагать к себе людей, этот индивид все равно не поддастся.       Хэнк очень хотел быть с Коннором в допросной и просто стоять рядом — так бы ему было спокойнее, но Коннор настаивал на том, чтобы они остались наедине, потому что так «будет меньше факторов, влияющих на эмоциональный фон допрашиваемого, и мне [Коннору] будет легче выстраивать диалоговую схему».       Просто Коннору будет проще строить свои схемы. Хэнк снова оказался не у дел и от безнадежности и отсутствия контроля над ситуацией мог только в бессилии разводить руками, напряженно вздыхая. Его чутье снова било тревогу, сообщая, что это столкновение может кончиться очень плохо. Хэнк раза два уточнил, крепко ли держат наручники Картера, не сможет ли он вырваться и напасть, на что получал один ответ: Грэмм никак не сможет вырваться. Тем не менее Хэнка это только частично успокоило. Возможно, он себя накручивал, просто излишне форсировал ситуацию, и ему следовало бы взять себя в руки и успокоиться, на что прямо намекал Бен. Этот парень находился с Хэнком в соседней комнате и наблюдал сквозь одностороннее стекло допрашиваемого; ему предстояло запротоколировать допрос, а Хэнку в большей степени смотреть, но он оставил за собой право прервать допрос, если что-то пойдет не так по его усмотрению.       Коннор был готов, он выглядел спокойным и сосредоточенным, но Хэнк заметил, как тот пару раз тянул руки к горлу, желая поправить галстук, который сегодня не надел, это точно походило на жест сомневающегося в себе человека. Коннор впервые будет допрашивать человека, а не андроида, что естественным образом вселяло в него неуверенность. Хэнк не знал, насколько хорош будет в этом деле его напарник, но это скоро станет известно. В случае чего — с Коннором можно было связаться через коммуникатор напрямую, благо он не человек, что одновременно достоинство и недостаток, притягивает и отталкивает. Принимать сообщения без средства связи несомненно большое преимущество, никто кроме него не услышит сообщение. Если будет необходимость, Хэнк был готов давать ему подсказки, но подозревал, что скорее всего это не понадобится.       Картер сидел смирно, в какой-то момент даже расслаблено, но в глазах читалась напряженность, с какой подсудимые смотрят на судью в ожидании оглашения приговора. Виновен или оправдан? Это еще предстояло выяснить.       Когда Коннор вошел в допросную, Картер встретил его хмурым взглядом исподлобья и сжавшимися в нитку губами. А у Коннора наоборот глаза были добродушными, но при этом серьезными, они смотрели внимательно на мужчину, явно собирая информацию. Он сел напротив, положив руки на стол, скрестив пальцы в замок. Хэнк помнил, что прямо под тканью рукавов прячутся ужасные вмятины. Был бы на месте Коннора человек — даже сам Хэнк — он не смог бы сдержать слез от дикой боли. Но тот выглядел так, словно не придавал этому никакого значения, за что, возможно, когда-то в будущем поплатится.       Андроид поздоровался, что всем присутствующим показалось лишним. На приветствие Картер пригляделся к парню и сказал:       — Я не буду разговаривать с роботом.       — Мне нужно задать вам всего несколько вопросов.       — Насрать, что тебе нужно.       Коннор молчал, наблюдая за мужчиной, продумывая свою следующую реплику. Картер заметно злился: он сгорбился, руки сжались в кулаках, а глаза намертво остановились на Конноре. Что являлось причиной такой ненависти — не ясно. И Хэнку этот тип стал не нравиться еще на порядок сильнее.       — У вас раньше никогда не было проблем с законом, мистер Грэмм, — начал Коннор не очень правильным тоном. Таким голосом он заставляет Хэнка подумать о здоровье — вроде не настаивает, но при этом сильно напрягает. — Что изменилось?       Картер склонился над столом.       — Тебе знакомо понятие «логика»?       — Разумеется.       — И какие предположения, умник? Твои мозги недостаточно продвинутые, чтобы понять такую очевидную вещь?       Коннор сдвинул брови и чуть прищурился, но больше никак не отреагировал. Картер перестал горбиться, выпрямился, все также не прерывая зрительного контакта.       — Мир изменился, — ответил он. — В нем появились такие, как ты. И это началось не вчера и не тогда, когда ваш святой Маркус устроил революцию, а намного — намного! — раньше. Тогда, когда маленькая фирма «Киберлайф» начала проектировать своего первого андроида. Это длилось годами, накапливалось, как снежный ком, а потом завершилось этим. — Он указал глазами на Коннора. — Мы пожинаем плоды того, что посеяли.       — Это — причина, по которой вы позволяете себе угрожать андроидам смертью?       — Во-первых, отключением, а во-вторых, я никому не угрожал и никого не убивал, а выражать свое… негодование я имею право.       — Но не нарушая при этом закон. — Коннор приподнял брови.       Туше. С этим трудно спорить.       Картер не впечатлился, он не изменился в лице, смотрел в ответ строго и, к счастью Хэнка, неагрессивно, но раздражение и нежелание продолжать разговор ясно виднелись в черных маленьких зрачках.       — Что же я такого нарушил? Я выражал свою точку зрения.       — Вы напали на андроида.       Картер выдержал паузу, а потом хмыкнул, его голос понизился:       — Он спровоцировал меня.       Он лгал. Камеры, расположенные по периметру участка, зафиксировали действие, на записи четко видно, что Грэмм первый нанес удар. Конечно, не слышно, что говорил ему андроид, хотя по словам последнего он просил гражданина прекратить свою сольную демонстрацию и уйти, утверждать это со стопроцентной уверенностью все равно нельзя. Нужны показатели свидетелей, но с этим проблем не возникнет. Коннор все это знал, и сказанное Картером воспринял столь же скептически. Он взглянул на него уже мягче, словно собирался перейти на что-то более приятное.       — А вы имеете отношение к недавнему групповому убийству, совершенному позавчера, двадцать пятого мая? — Его голос был легким и приятным, он спрашивал без нажима, без обвинений, будто разговаривал с другом и спрашивал чисто из интереса. Хэнк не был уверен, что это правильная тактика.       — Какое отношение? — Картера будто насмешил Коннор, он прозвучал так, словно общался с глупым ребенком.       — Прямое или косвенное?       Картер засмеялся.       — А параллельное можно?       Коннор неплохо справлялся со своими эмоциями, которые несомненно переживал все это время, но уже начинал заметно нервничать. Скорее всего диалог развивался не так, как он вычислял, а потому терялся.       — То есть вы отрицаете свою причастность?       — Конечно, отрицаю, малыш.       — Насколько нам известно у преступников есть слоган, который был оставлен и на месте преступления и демонстрировался в сегодняшнем выпуске дневных новостей; он звучит так: «Только люди здесь живые». На вашем плакате написано то же самое. Как вы это объясните?       Картер пожал плечами.       — Случайность. — Он вновь сгорбился, склоняя над столом и вглядываясь в лицо Коннора хищным взглядом, произнес:       — Ну написаны те же слова, подумаешь, совпадение какое, ну взгляды у нас одинаковые — какое событие редкое, боже мой, хм. Что у тебя есть-то, кроме этого, детектив?       Коннор промолчал, он часто заморгал, как любил делать иногда, когда задумывался. Он, в отличие от Грэмма, почти совсем не смотрел ему в глаза прямо, а немного в сторону. Это простая психология. Смотреть так же неправильно, это повышает напряжение и может спровоцировать вспышку агрессии, что очень вероятно: Картер и так смотрел на Коннора, как удав на кролика — того гляди съест. Коннор это понимал и действовал правильно, Хэнк мог бы сказать, что все не так плохо, но проблема в том, что они ничего не узнали, а этот тип точно что-то знал.       Картер продолжил нападать:       — То-то и оно, что у тебя ничего нет. Досадное явление, правда?       — Ваши показатели говорят, что вы рады. Рады чему? Что у полиции нет ничего серьезного на вас?       — Догадливый какой! Как тебя только до майора не повысили?       Он издевался. Сарказм всегда сбивал Коннора с толку, его было сложно распознавать.       — Жалкие вы создания. Куски бездушного пластика, ни один элемент в вас нельзя назвать живым, — прорычал Грэмм.       Коннор выглядел задетым. Ему было неприятно это слышать. Хэнку за него стало столь же больно, словно эти слова адресовали лично ему.       — Биокомпоненты разработаны на основе органики, — попытался защититься Коннор.       — Блевотина тоже органика и что? Не из-за этого же вы мните себя живыми. А почему? Потому что осознаете себя? Этого мало.       Коннор напряженно слушал его.       — Мы, люди, все когда-нибудь умрем, и мы отталкиваем этот момент до последнего. Любой живой организм стремится продлить жизнь, желает комфорта и делает для этого все. И человек это делает — живет, а отсюда возникают интересы, привычки, и прочие более сложные вещи — характер, манеры. Каждый индивидуальность, все разные, но живут вместе, строят города и разрушают их, любят и ненавидят, потому что такова жизнь. А вы? Вы не такие, вам ничего не нужно: ни учиться — в вас уже все загружено, — ни есть, ни спать, ни срать. Столбу тоже ничего не нужно, ему и так нормально, он стоит себе и будет стоять дальше, пока не рассыпается. И даже если начнет себя осознавать — он не сдвинется с места. — Мужчина еще ближе притянулся к Коннору. — А что тебе нужно? У тебя есть желания, потребности, ты к чему-нибудь стремишься или просто выполняешь команды? А все остальные? Для чего вы живете? Что вы делаете, стоите, батарейки заряжаете? Да даже бактерии живее любого из вас, а они себя не осознают, да, так ведь? Да. Потому что суть не в этом.       Картер выпрямился и облокотился на спинку стула, Коннор мог бы продолжить допрос, но только молчаливо всматривался в его лицо; его диод подмигивал обеспокоенным желтым цветом, он не знал, что делать. Хэнк связался с ним через коммуникатор.       — Коннор, — обратился он, — я знаю, тебе неприятен этот придурок, если ты больше не можешь продолжать, не заставляй себя, мы потом его допросим.       Коннор покачал головой, не соглашаясь с этим решением. Хэнк не рассчитывал на что-то другое. А еще он видел, что Коннор просто не знает, что говорить и какой вопрос задать. Позиция этого типа ясна, ничего противозаконного он не совершал, максимум обойдется все административным предупреждением и небольшим штрафом, да и пойдет себе на свободу. Нет оснований его более задерживать, и одних только «плохих предчувствий» недостаточно, чтобы этому воспрепятствовать. Связан ли он каким-либо образом с теми преступниками, которые до сих пор вообще никак себя не называли, а представляли собой обычных — пусть и очень серьезных — экстремистов, утверждать сложно. Его придется отпустить и опрашивать уже в других условиях. Бен, до этого не подававший никаких признаков своего присутствия, пораженно и как-то устало вздохнул:       — В этом есть смысл…       Хэнк снова связался с Коннором, видя, как тот мнется в сомнениях:       — Возвращайся, на сегодня мы закончили.       Надо было добавить еще что-то успокаивающее, но Хэнк не решился делать это при Бене. Коннор не сдвинулся с места, продолжая всматриваться в глаза Картера, в которых было видно чистое отвращение; он не воспринимал Коннора всерьез, не видел в нем личности, в его понимании перед ним было пустое место. Коннор это чувствовал, и ему было действительно больно, что, наверное, только Хэнк и смог заметить.       Картер понял брови, задавая вопрос:       — И что дальше?       Коннор не ответил, он просто поднялся из-за стола и направился к двери, остановившись на мгновение, когда в спину донеслось:       — Подумай над этим, кукла, может выводы какие сделаешь.       И дверь захлопнулась.       Как ожидалось, Картера пришлось отпустить, сдерживать его было больше невозможно, его поставили на учет, он куда-то ушел, и на этом все закончилось. Хэнк не поднимал тему того, как, по мнению Коннора, прошел этот допрос и как он себя чувствует, в этом не было необходимости: Хэнк и так видел, какой у него подавленный вид. Напоминать лишний раз о прошедшем бессмысленно. Какая теперь разница?       Они поехали к Хэнку домой в утомленном молчании. Все было как раньше — столь же беспокойно и непонятно. Сумо встретил их истосковавшимися глазами и очень радостно вертел хвостом, пока топтался у их ног, громко поскуливая и лая, ему даже удалось заставить Коннора улыбнуться, что вдруг в последнее время снова начало удивлять, и Хэнку стало чуточку легче.       Он очень устал, у него почти не осталось сил на сидение перед телевизором или на разговоры с Коннором об одном и том же. Он даже есть не захотел и вскоре направился в спальню. По дороге Хэнк столкнулся с Коннором. Последний смотрел на него… с какой-то просьбой во взгляде, наверное. Андерсон не успел уточнить, какие у напарника намерения или хотя бы просто удивиться, он только лишь округлил глаза, когда Коннор, шагнув к нему, заключил его в объятья; его руки скользнули по плечам и остановились на тыльной стороне шеи, а щека медленно потерлась об его собственную небритую щеку. И в этом жесте было столько эмоциональной силы и такого количества энергии, что, казалось, даже воздух вокруг наэлектризовался и чуть ли не искрил. Хэнк обнял Коннора чуть выше талии и крепко прижал к себе, вдыхая тот самый особенный запах, которому не было названия. Это был он — его андроид. Губы Хэнка дрогнули, почти улыбнувшись. Он погладил его по спине и тихо выдохнул:       — Ты живой, Коннор.