Томные воды

      Головокружение, учащённое сердцебиение, дрожь, овладевающая всем телом, — телом слабым, телом обмякшим…       Что происходит с девушками, взволнованными до лёгкого щекотания под ложечкой? Всех ли возбуждение доводит до подкашивающихся коленок, до свербящей боли в груди? Всех ли укрывают полотна излишне пёстрых эмоций? Всех ли слепит восторг, докучливо доходящий до оцепенения?       Отдышавшись, Атанасия качнула головой и против воли проморгалась, будто прекрасные картины, представшие пред ней, вот-вот могли истлеть, исчезнуть, как пелена, насланная на не привыкшее к свету зрение.       — Что это, Лукас?       Кое-как выбившись из тканей разворошённой при быстром шаге юбки, принцесса в исступлении нащупала растопыренную пятерню спутника. Не то сминая ту от разыгравшихся нервов, не то пытаясь сыскать внезапно понадобившуюся опору, она, уже действуя по привычке, непроизвольно переплела их пальцы, чуть задевая острые выступы на юношеских руках ноготками. Лукас ответил ей взаимностью и с согласием сжал её взмокшую ладошку.       Реакция подруги позабавила его, но не удивила — в конце концов, она была соткана из нитей смеха и жизнерадостности. Пусть иногда она сходила с ума и ныряла с головой в учёбу, как конченая зубрила, всё же отсутствием юмора, к счастью, не страдала. Такие энергичные люди, к каким и относилась принцесса, были буквально созданы для подобных мероприятий.       — Добро пожаловать на торжество, — не в состоянии сдержать улыбки, неожиданно растянувшуюся на его губах при наблюдении за умильно-детским восхищением, исказившим лицо принцессы, маг кивнул в сторону центральной площади. — Сейчас мы около сердца праздника.       — Вижу… — выдохнула Атанасия, и её слова поглотило живым гудением улицы.       После того, как на макушку малютки Ати была возложена тиара принцессы, она никогда не знала суеты. Всю эту жизнь она провела в пустых стенах дворцов, и её одиночество, которое её, далеко не зависимую от чужого присутствия, вовсе не угнетало, временами скрашивали слуги да Лили с Феликсом. С отцом она виделась редко, но, как говорится, метко — так, что воспоминаний потом на целую неделю хватало. А позже в её будни ворвался Лукас, и с ним застой, сковавший Изумрудный дворец, отчасти развеялся.       В который раз она поражалась — как же ей с ним повезло! Их первая встреча прошла не лучшим образом, и странный колдун, красивый, как главный герой из детской сказки, но хитрый и вихлястый, как главный злодей из всё той же сказки, порядком выбесил её своим недостойным поведением. А потом он её спас. И ещё раз, а потом — ещё, ещё…       Он всегда её спасал.       Когда Атанасия принялась пересчитывать разбросанные по всему району прилавки с вкусностями, с необычными товарами и с конкурсными экспонатами, у неё вскоре кончилось терпение — и она сбилась.       Ветер дыхнул ей в лицо. Она поморщилась, чувствуя, как в ресницах застревают пылинки, и наскоро протёрла заслезившиеся глаза. Отворачиваясь от бьющих в ноздри потоков воздуха, она зафыркала и, приведя зрение в норму, посмотрела на площадь вновь.       Сотни стоек были раскиданы вольным кольцом вокруг гигантской груды брёвен — заготовки для праздничного кострища, о тайном смысле которого она могла только гадать. В одном лишь Ати была уверена: огонь этот явно нёс в себе некие идеи, и связаны они были в том числе и с ней, с принцессой империи.       Когда-то давно, когда она, едва овладев чтением, добралась до дворцовой библиотеки, в её руки попала занятная книга с традициями Обелии. Тогда-то Ати впервые уселась за выяснение одного из наиболее важных вопросов: что есть Обелия? С кем враждует, с кем — дружит? Какие люди проживают на территории империи? Что принято есть, что — пить? Какая здесь культура?       Устроившись на ворсистый ковёр, принцесса листала объёмный том и, просматривая с заметным трепетом выведенные рукой художника картинки, час за часом допытывала Лили по всем фронтам. В тот день-то она и выведала, что жжение костров для Обелии и её населения имело особое значение — то была культура, рождённая из прошлого.       Несколько веков назад, когда магия не была распространена, как ныне, среди простого народа активно бурлило мнение, словно чародейства есть не наука, а удачная последовательность ритуальных обрядов, в основу которых традиционно ложились кровь и пламя. И если кровь порицалась, то об огне, защитнике человечества с древности, люд слагал легенды. Одна из таких легенд гласила: те, кто одновременно увидят, как иссякнет заключительная искра костра, свяжут свои судьбы нитями. Причем, вероятно, нитями условно кровными, ведь именно крови не хватало для успешного завершения ритуала.       Атанасия ни прежде, ни ныне от суеверия не страдала, а оттого тягостных надежд на связи-перевязи, о каких порой мечтали местные девушки её возраста, не питала. Однако что-то всё-таки да манило её к этому костру, и она не смела противиться.       — Лукас, я хочу посмотреть, как будут жечь костёр, — поразмышляв, озвучила свою просьбу она.       Ей, потерянной рабе изящных Харит, было душно, отчасти жутко — боязно, и душила её, рождая вдоль лопаток леденящие сердце мурашки, притягательно-интимная обстановка, не подвластная ни преисполненной обществом площади, ни гнусному течению времени, что столь настойчиво стремилось оборвать последние минуты, дарованные прелестными богинями веселья их брошенной дочери.       Завороженно пройдясь взором по аккуратно сцепленному ряду брёвен, сложенных с предельной точностью одно к одному, наследница обелийского престола воспротивилась судьбе, вздёрнула подбородок, ещё разок поглядела на огромную махину снизу-вверх — и удостоверилась в правдивости своего желания.       Всё же от крови рода де Эльджео Обелия она переняла больше, чем успела заметить.       Недаром она была наследницей престола, недаром с младенчества впитала в себя отвагу и золотую пылкость династии, несмотря на то, что молока матери ей так и не досталось.       Лукас отозвался скоро.       — Плохая затея, — поделился мыслями он.       С трудом оборвав созерцание древесины, Атанасия обернулась.       — Почему? — не поняла она.       В её голове эта постройка уже вовсю трещала-полыхала, и по серым домам, устремлённым в небеса, волнами разливался чарующий персиковый свет.       Ей всегда нравился огонь — нравился по-нездоровому, до затрагивающего фибры души обожания. Возможно, из-за того, что в прошлом она, утопая в мечтах о тепле, чаще мёрзла, чем согревалась, а потому находиться в окружении людей, ценящих завораживающие потоки алого чуда так же сильно, как и она сама, ей было по нраву. Жаль лишь, что дома, во дворце, греться было принято исключительно магией — из-за жаркого климата во всём здании просто-напросто не смастерили ни единого камина. О том, что ночью даже в Обелии периодически бывает прохладно, архитекторы почему-то не задумались.       — Боюсь, сюда соберётся слишком много народа, — Лукас вздрогнул и, быстро сообразив, крепче приобнял подругу, когда мимо пронеслась толпа чумазых, безумных в своём счастье детишек. Принцесса не заметила их, и они вполне могли сбить её с ног, если б она оказалась здесь одна. — Опять потеряешься.       — Неправда, не потеряюсь…       Ати попятилась, пропустила вперёд согбенную старую леди с дребезжащей тележкой, накрытой изорванной по краям тряпкой, которая то и дело норовила съехать при каждом ударе колёс о перекошенные камушки, и чуть сдвинулась вбок — освободила проход.       Как бы неприятно ни было признавать, но Лукас прав: если толпа уже в данный час изумляла своими размерами, то страшно представить, какая давка случится на площади с момента наступления темноты — это ж все-все горожане, с каждой из десятков улиц, попытаются втиснуться, дабы запечатлеть невероятное, по их мнению, зрелище!       В принципе, оно и логично. Раз уж они верили, что какая-то маленькая искорка, век коей короче хокку, была способна связать линии жизни двух абсолютно чужих людей, то чего уж говорить об их стремлении запечатлеть те же искры, но втрое больше по размеру?       — А смотровой площадки нет? — рассуждала принцесса.       Решение было несложным — закономерным. В конце концов, в современном мире — в мире, где планета страдала от перенаселения — смотровые площадки были предусмотрены для каждого второго места, потенциально пригодного для выступлений всякого рода. Было бы рационально и для развитой столицы Обелии изобрести нечто схожее.       — Чего? — Лукас озадаченно почесал шею. Осмыслив, о чём шла речь, он нахмурился, припоминая планировку города. Ничего подобного он прежде не видел. — Нет.       «Неудивительно, — засопела Атанасия. И на что она надеялась?.. — Нужно будет предложить папе эту идею. Хотя будет трудно объяснить ему причину, по которой она возникла…» — она поёжилась, представив острый, как бритва, взгляд отца, когда он заподозрит несостыковки в её поведении. И как тогда объясняться, если по официальным данным дочь императора никогда не покидала территории дворца ради прогулки по городу?       «А ты откуда знаешь, что их там нет?» — наверняка спросит он, и Ати не сможет ничего ему ответить. Ничего членоразборчивого, по крайней мере.       — Но если тебе так хочется посмотреть на этот тупой костёр, — маг повернулся в сторону. Вознеся палец ввысь, он ровно указал на выгнутую кверху кровлю. — Можем забраться на крышу вон того здания. Видишь?       Девушка прищурилась, всматриваясь в предоставленный ей объект.       — Ага… — выдохнула она, зацепившись взором за кое-где облезшую, поредевшую крышу.       Располагалась та в непосредственной близости от костра. Местами она, как и стены, держащие её, была измазана в копоти, а у торчащего дымохода отпечатались чёрные следы чьих-то ног. Атанасия не знала, откуда они там взялись, но почему-то подумала, что, наверное, около дымохода будет сильно вонять гарью — и не только.       Ну, раз уж выбирать не приходится… Плюсы вообще-то тоже есть. Вид, например, хороший. Стоит сконцентрироваться именно на этом.       Лукас кивнул.       — Только не очень долго, — согласился он и после уточнил: — Костёр зажгут с наступлением темноты. А нам нужно вернуть тебя до ужина.       Ати спорить не стала — всё было так, как он и сказал.       Задерживаться дольше хотя бы на полчаса ей категорически нельзя, иначе сердобольные слуги неизбежно взвоют — и поднимут тревогу. Принцесса внятно помнила об этом, как помнила и о том, что в тревогах она не нуждалась. Да и как о таком вообще можно позабыть, когда её отец был Клод де Эльджео Обелия? Когда для каждой успешной вольности, не замеченной им, ей чуть ли не с рождения приходилось разрабатывать стратегии сложнее целых планов по захвату целого мира! Не то чтобы это так уж сильно расстраивало её, но иногда она находила своё положение не самым выгодным как раз из-за того, что у неё было намного меньше времени на веселье, чем у её ровесников. С другой стороны, недоступность подобных событий делала их более интересными — по-настоящему захватывающими, а это что-то да значило.       Эх, если бы Атанасия узнала раньше об этом замечательном мероприятии… Но нет, она вовсе не жаловалась; она была благодарна уже за то, что ей повезло успеть на пару часов последнего дня. Да и что бы изменилось? Сама она Лукаса, скорее всего, звать не отважилась бы: мало ли, как её временный побег могли истрактовать. А то обвинили бы ещё бедного мага в похищении принцессы или, что хуже, в соучастии «побега». И что ей тогда делать, как спасать его?..       — Погоди… с наступлением темноты? — опомнившись, девушка ахнула. Что-то она, кажется, больно загулялась. — Но это уже совсем скоро! Идём, Лукас! — сорвавшись, она понеслась в путь и потянула опешившего компаньона вслед за собой. — Ну идём же! Что ты стоишь? Мы должны успеть хотя бы издалека поглядеть на прилавки!       Препираться тот не возжелал — это ж какая трата сил падёт на его долю, дабы переубедить эту неугомонную принцессу! Тогда уж легче не переубеждать её совсем, а проследить за ней, чтобы она не влезла в новую передрягу, взять ответственность за которую придётся не ей, а ему, Лукасу. Оттого он, крепко сдавив её тёплые пальцы, покорно поплёлся за ней.       Ати бежала быстро. Внезапно в ней проснулась неведомая ловкость, что наконец-то позволила ей умело маневрировать между толпящимися компаниями. Однако эта ловкость, к несчастью, не избавляла сумасшедшую принцессу от сумасбродства её мышления.       То беспричинно останавливаясь на месте и вынуждая спутника тормозить столь же неожиданно, то задерживаясь у стендов, она торопливо вышагивала вдоль улицы, и её лицо, весь минувший час подозрительно бледное, только-только по-здоровому мило начинало краснеть.       Всюду мельтешили цвета — яркие, бледные и почти что не реальные — да зажжённые огоньки.       Несуразицы кончились, и всё постепенно наладилось. Лукас уж и не помнил, когда в последний раз они с подругой так смиренно проводили время — без лишних разговоров, без мимолётных перепалок. Обычно она, будто нарочно, из кожи вон лезла, чтобы поскорее сыскать очередной его косяк. И не просто сыскать некий промах, а с запредельной точностью уколоть, ткнуть в него так же, как измученные хозяйством матери тыкали своим шкодливым сыновьям в продранные на новых штанах коленки. Но Лукаса ребёнком нельзя было назвать даже с натяжкой. Да и сама Атанасия пока мало походила на мать.       Осторожно следуя за ней, юноша задумался: а какой матерью она будет, эта принцесса-заучка? Опекающей? Требовательной? Матерью-другом? И будет ли она матерью вообще?..       Ну да, будет, кивнул своим мыслям он. А с чего бы не быть? Скорее всего, очень не скоро, но однажды у императора всё-таки появятся внуки — не может же престол пустовать.       Лукас вдруг поперхнулся.       Секундочку… А кто будет отцом этих внуков?..       Тактично поволноваться об этом вопросе он, так уж вышло, не успел.       Когда его беснующаяся спутница вновь прилипла к следующему прилавку, он едва успел сориентироваться и, подпрыгнув, упёрся пятками в землю — энергично затормозил, как старая кляча, до предела нагруженная тяжёлой поклажей. Чуть не столкнувшись с принцессой, он еле слышно выдохнул, отрешённо радуясь хотя бы тому, что не уронил её, беспокойную, прямо её любопытным носом на стол прилавка.       Лукас на мгновение отвернулся, оценивающе рассматривая просторы небосвода. Уже смеркалось, грубая темь кубарем скатывалась вниз, и до конца дня оставалась самая малость — от силы минут эдак сорок-пятьдесят, вряд ли больше.       Печально это; магу не хотелось уходить.       Не сказать, что ему было прям уж так весело, но пережитый вечер он явно забудет ещё не скоро — таких на его длинном веку прежде не случалось.       — Смотри, Лукас, тут рыбки! — запищала где-то сбоку Атанасия.       — Ты рыб никогда не видела? — не оборачиваясь, спросил он.       Тогда она пихнула его.       Вот же ж конь педальный! Даже не посмотрел! Нет, Атанасия подозревала, что он, такой способный, не раз путешествовал и не раз видел вещи, от которых у неё, тепличного растения, глаза на лоб лезли, но мог бы хоть ради приличия изобразить ошеломление…       — Таких не видела, — она потянула его за локоть, вынуждая обратить на неё внимание. — Их полосочки светятся! Видишь?       Вынужденный повиноваться, Лукас, наконец, обратил свой взор на предмет любования собеседницы и не поверил своим глазам — да это же знаменитые северные рыбы-спасители!       Этим именем люди заснеженных просторов прозвали рыб из-за особенностей чешуи, покрывающей их тела: в некоторых местах, образуя узенькие полосочки, чешуйки на их хребтах линейно расходились, оголяя текущую в жилах ману. Свет, по-обыкновенному излучаемый ею, был так ярок, что пробивался даже через припорошённый снегом лёд. Так северные люди, завидев мерцающие облака под своими ногами, знали: они ступили на застывшую гладь воды. Весной же лёд терял свою прочность и, что временами влекло за собой плачевные события, легко трескался; повышалась вероятность попадания в ловушку холодных вод. Тогда-то рыбы и приходили на помощь — их волшебное сияние не заметить было невозможно. Народ знал, что это — настоящий сигнал об опасности и что определённый участок следовало обойти стороной, а не напрямик.       Лукас никогда не задерживался на севере дольше, чем того требовала необходимость, а потому с экзотикой тех просторов знаком был лишь понаслышке и узреть воочию чудеса северного мира вовсе не надеялся.       Удивительным всё же местом была эта ярмарка!       Вознамерившись поделиться столь невероятной находкой с принцессой, колдун покосился в сторону — туда, где секундой ранее она стоял, но обнаружил, что её уже и след простыл.       К счастью, далеко она не умчалась — просто перебралась к соседнему стенду.       Там её заинтересовала однородная смесь. Вся вязкая, набитая изнутри остроконечной крупой, вероятно, даже кое-где липкая, мешанина напоминала пережёванный салат и доверия отнюдь не внушала. «Что это за дрянь?» — колебалась Атанасия, стараясь понять: надо оно ей или не надо. Лезть во всякие гадости она желанием не горела, однако любопытство не позволяло ей отступить.       Морщась, она мяла, грызла слоившуюся в её мозгу гипотезу, терялась в налившихся, словно молодые яблочки, подозрениях: зачем, зачем этот странный мужик принёс на базар обед его бабушки?       Уразуметь столь захватывающий вопрос она не могла. Но не могла не потому, что не хотела, а потому, что вопрос изначально поставлен был неправильно.       О том, что в растрескавшиеся банки торгаш засунул вовсе не пищу для беззубых стариков, она догадалась не сразу — лишь после того, как в глаза ей бросились расставленные поодаль необычных форм фигурки: животные, растения, люди, позирующие, словно на картину, и даже кропотливо сложенные натюрморты.       — А что это? — не выдержав, спросила Атанасия у хозяина лавки.       Тот встрепенулся.       Выронив тонкий буклетик, он поднялся с продавленного стула и, едва не повалив трёхногого беднягу, выглянул из-за занавешенного таинственно-пурпурными шторами прилавка. Когда он вскочил, ткани, точно тронутая ветром гладь озера, зарябили и пустили вдоль своей поверхности по-дешёвому сверкающие блики.       — О-о, девушка! Подходите! Подходите поближе! — мужик поманил потенциальную посетительницу пальцем, и она, заинтригованная, послушалась. — Пригнитесь, я расскажу Вам секрет.       Ати против воли скукожилась.       Вот так сразу?.. Какие секреты, они же и не знакомы толком… А его великолепный ассортимент нужен ей был меньше, чем козе — баян. Так что пусть не надеется запудрить ей мозг. Она всего-то получит ответ на вопрос и в ту же минуту уйдёт. А если он будет надоедлив и всё равно попытается втюхать ей эти отвратные баночки с отходами, она щёлкнет его прямо по его длинному носу!       Чуть приоперевшись на стенд, принцесса на пару мгновений задержалась. Не особо она верила, что этот сомнительный дед сможет ей что-то рассказать… но издеваться над своей врождённой пытливостью не стала — и, оставив манеры, перегнулась через стол. Тот страдальчески затрещал. Тогда она, испугавшись, что деревянная постройка вот-вот покроется трещинами, со свистом всосала воздух и убрала руки, но зловещие звуки не иссякли.       Мужик на чудаковатое поведение клиентки и стоны мебели никак не отреагировал — видимо, это было обычное состояние для его хлипкой лавки.       Он, напротив, отряхнулся, уложил товары в кучу и, придвинувшись к покупательнице, вернулся к диалогу.       Когда он дыхнул ей в ухо, Атанасия визгливо икнула, но не отпрянула.       — Как Вы относитесь к магии? — Услышала она.       Сердце её вмиг пропустило пару ударов, грудь тесно передавило.        О нет! Случилось то, о чём они с Лукасом так беспокоились: радужка выдала её происхождение! Заклятие слетело — всё пропало, маскировка подвела её!.. Что делать? Что делать???       — Никак! — на рефлексе она соврала и, нервно ёжась, отвернулась.       «Всё кончено, всё кончено!» — лихорадочно затряслась она, но после, оценив бурлящую в ней ману, осознала: кажется, она поторопилась с паникой, и отголоски профессиональных творений Лукаса по-прежнему доминировали над её собственными. То было приятное, будоражащее чувство, с которым ей совершенно не хотелось расставаться.       Это было чувство полноценности, спокойствия — защищённости.       И спутать его с чем-то иным она не могла.       — Хе-хех, — торгаш глуповато-наигранно сощурился. Наверное, он принял её невроз за юношескую некомпетентность. — В этом Вы не правы, девушка. Все мы так или иначе связаны с магией: не все об этом знают, но в каждом живом организме преобладает мана — то, благодаря чему колдуны имеют возможность заклинать, — подмигнув её понятливому взгляду, он продолжил: — Но простой люд к чарованию предрасположенности не имеет. И это как-то несправедливо, Вам не кажется?       — Ну… может, немного, — поддакивала Ати максимально убедительно, однако сама придерживалась противоположного мнения и согласна с собеседником никак не была.       Его мысли, конечно, имели право на существование — в принципе, как и мысли всех остальных людей. Но Атанасия рассуждала иначе: если дать всем простым людям возможность творить чудеса, то мир в ближайшее столетие распадётся к чертям на мельчайшие кусочки, — так она считала. И рассуждения её были вполне логичны для тех, кто действительно владел магией и лучше кого-либо знал, какие ужасы с помощью колдовства могут наводнить мир, если за магию возьмётся нечистый.       — Вот потому-то я и остальные учёные приложили все усилия, — торговец в предвкушении тряхнул кистями. — Чтобы создать это.       Зашевелившись в новом приступе энтузиазма, он порывисто склонился и, на секунду спрятавшись за прилавком, выудил откуда-то снизу широкие очки, которые — предположительно — ободком цеплялись на макушке и стекали до самой переносицы.       «Учёным?! — подивилась принцесса. — Что учёный забыл в таком месте?..»       И что за объект исследований он припёр?       — «Это» — это что? — захлопав ресницами, недоумевала она.       — Очки созидания, — тихо, с еле слышимым придыханием выдал старик.       Стало ясно, что работой своей он был более чем доволен.       Атанасия была крайне рада за него, но всеобщего восторга, увы, не разделяла. От тошнотворных жидкостей её до сих пор отчасти выворачивало, и она отчаянно отводила взор, задерживая его то на выпуклых глазах собеседника, то на третьесортных сливовых портьерах.       — Вот, — мужчина сунул кривую, хрустящую в хватке оправу ей. — Примерьте.       Та была довольно увесистая и громоздкая.       «Не самая удачная форма», — помыслила Ати, но вслух не произнесла. Она же всё-таки была вежливой принцессой, а вежливым принцессам подобало деликатно игнорировать даже самые явные недостатки других.       — Вот так? — спросила она, возложив оправу, словно узорчатый венок победителя, на голову.       Расплывшийся в улыбке торгаш восторженно запищал — и то был до того искренний писк, что Атанасии невольно стало стыдно за все подлые мысли, которые она лелеяла всего пару мгновений назад.       — Ого! Как же они Вам идут! — он сцепил пальцы в замок и широко раскрыл веки. — Хотя красивая девушка скрасит даже мешок картошки!       Что ж… Всё это было как-то странно, даже слишком, но пока что безобидно. Наверное, это хорошо, если человек настолько увлечён своим занятием… В самом деле, а чего же в том плохого? Он же на благо науки старался, а не чинил беззаконие. Вот и нечего жаловаться.       Но отчего-то Ати никак не могла подавить отвержение, разрастающееся под её лёгкими.       — Э-э, спасибо, — не то смутилась, не то скривилась она.       Скованная, не решающаяся лишний раз возникать, она прочистила горло — и это были последние звуки, изданные ею с ответом.       Чем дольше она находилась здесь, в обществе типичного представителя торговой гильдии, тем больше убеждалась в правильности сделанного ею вывода: как бы она ни старалась найти положительные моменты, всё же таких людей полюбить ей не суждено. Вероятно, проблема крылась в полном отсутствии в её воспитании привычек, относящихся к манерах общения, принятых на базаре. Как бы сильно она ни пыталась, сыскать ни единого плюса в столь наглом и фамильярном способе ведения беседы ей не удавалось. Она вообще-то и сама была далека от стереотипной «леди в беде», но иметь какое-никакое уважение к собеседнику — ещё и к незнакомому человеку — считала необходимым.       Но раз уж она — на свою голову — ввязалась в диалог, то теперь придётся довести его до конца.       — А что мне делать с ними? — девушка исступленно потопталась на месте.       Когда она ткнула в очки ноготком, те откликнулись утлым звоном.       — Ох, да ничего сложного! — мужик закружился и, пританцовывая, придвинул к посетительнице банку с трясущейся в движении жидкостью. — Вам просто нужно посмотреть сюда и сконцентрироваться. Сработает механизм — и оправа, используя Вашу ману, примет на себя роль созидателя. Понимаете?       — Вроде того… — сказала она, хотя не поняла ничего.       Желанием удлинять собственное пребывание у данного стенда Атанасия не пылала, поэтому легче было снова согласиться. Молча.       — Замечательно! Тогда приступайте, — торговец указал на бутыль.       Удушенная припадком хезитации, принцесса уставилась на булькающий объект, вызывающий у неё омерзение в крайней степени.       — Приступать?! — чуть ли не прослезившись, уточнила она.       — Просто представьте нечто красивое, нечто, что Вы очень хотели бы запечатлеть навечно. И не волнуйтесь — первое созидание для красивой девушки бесплатное!       Ати пожевала губу. Вот это честь-то! Только ей такого и даром было не надо.       Не для этой деятельности она была создана, не для этой… А с фантазией у неё, имеющей предрасположенность к наукам немного другой направленности, вообще-то было до обидного туго — дела обстояли даже печальнее, чем у заядлых математиков. Художественную литературу читала она, быть может, часто и много, а вот выдумывать что-нибудь эдакое сама пока никак не умела, хотя хотела бы. Поэтому и в этот раз она долго собиралась с духом — сомневалась, притворно кряхтела и сильно-сильно хмурила вздёрнутые брови, изображая фанатичную заинтересованность. Однако заминка её была обусловлена по большей части тем, что она понятия не имела, как именно работала эта дьявольская штуковина и до какой степени детально требовалось представлять предмет своих мечтаний.       Когда Атанасия, совершенно потерянная, простояла в замешательстве с несколько минут, а проклятая жидкость так и не заколебалась, она решила не подходить к задаче с серьёзно и пустить ситуацию на самотёк.       Ну, а почему нет? Что-нибудь из этого да получится, а остальное было не столь важно. Вот выполнит просьбу одного из своих подданных — и сбежит прочь. Сбежит и никогда не вспомнит об этом, как о страшном сне.       А пока…       Она вздрогнула; её охватило холодом, будто в трусы насыпали раздробленного льда, а слух ужалило — померещилось, что она услышала эфемерный щелчок фотоаппарата. И хоть она понимала, что никакого щелчка не было и быть никак не могло, ведь в этом мире фотоаппаратов банально не существовало, происходящее Ати всё же насторожило. Что же могло спровоцировать визг сводящихся к центру створок?       Торгаш закопошился.       — О-о, процесс пошёл! — своими криками он отвлёк девушку от мыслей. — Снимайте, снимайте оправу скорее, чтоб не добавилось ничего лишнего!       Та с превеликим удовольствием повиновалась. Таскать слишком долго на своей макушке жуткую штукенцию, не понятно сколько раз облапанную другими посетителями ярмарки, она по-прежнему боялась. Не брезговала — к счастью, до такого её богатая жизнь пока не довела, — но переживать о чистоте волос и о возможности заполучить пару плодоносных вшей считала вполне нормальным. А вши принцессе были как-то не особо нужны.       Атанасия воззрилась на плещущуюся в ёмкости смесь. Шевелящееся, вихляющее из стороны в сторону, неблаговидное нечто плыло, то рассыпаясь на части, то сплетаясь воедино. Оно вибрировало, содрогалось, ухало и дрыгалось — и так продолжалось ровно до тех пор, пока стекло не покрылось узорчатыми трещинами.       Когда осколки разлетелись по всему прилавку, принцесса пискнула и шуганулась назад, спотыкаясь о свои же ноги. Перед её глазами жидкость восстала и принялась складываться в отчётливый силуэт.       Такой магии в её жизни ещё не случалось.       Ати невзначай оглянулась, всматриваясь в ряд крохотных изваяний, созданных кем-то до неё. Кружевные ландшафты, растекающиеся вдоль точки, милейшие котики, высокие вазы с рисунчатыми букетами — прошлые творения, выставленные как пример, вдохновляли.       «Интересно, а что у меня получится?» — ждала результатов она, потому как в миг волшебства ничего конкретного в своей черепушке так и не представила.       Может, это будет что-то из дворца, гадала она. Допустим, та развесистая яблонька у её балкона, с которой она втихую здоровалась каждое утро? Или же она произведёт на свет точную копию самого лучшего пса на свете, Воронули? А что, если её сознание породило даже нечто более серьёзное? Скажем… какую-нибудь сказочную версию Лили в красивом платье?..       Атанасия затаила дыхание.       Ладно, пусть изначально ей не очень пришлась по душе эта затея, но сейчас она капельку поменяла своё мнение…       Или же нет.       Стоило краям будущей фигуры приобрести различимый контур, Ати тут же схватилась за грудь. Тошнота подкатила к её горлу.       Увидеть она ожидала всё что угодно, но не это!       — Невероятно… — изумлённо зашептал мужик, таращась на новую статуэтку в его безумной коллекции. — Ну Вы даёте… Это ж надо было ухитриться!..       «Ты чего удивляешься??? — истерично выпучилась на собеседника Атанасия. — Этому не удивляться надо, а прятать! Ты хоть осознаешь, что тебя выпрут к чертям с базара, если кто увидит?»       — Я не специально! — замахала головой она и с трудом удержалась, чтобы не вернуться к детской пагубной привычке — грызть ногти. Кудри взметнулись и с хлёстом щёлкнули её по щекам.       Ну как, как её угораздило сотворить именно это? Почему из-под пера всех адекватных людей выходили прекрасные произведения искусства, а у неё… А у неё!..       — Я вовсе не думала ни о чём таком!.. — уверенно бойкотировала вздорный опыт она.       Это всё подстава, гнусная клевета! Всего лишь пакостный навет — и не более того!       — Ну же, не отнекивайтесь… — настаивал мужчина.       — И вовсе я не отнекиваюсь. Я говорю правду! — упорно брыкалась девушка. — Только правду!       Ну конечно… Он, дурилка картонная, не верил ей!       Хотя… чего она ожидала? Она и сама бы не поверила себе, коль стала свидетелем столь противоречивой истории. Чего уж говорить о человеке, пред которым сплошь и рядом созидали одних котиков да кучки соцветий?       Пускай он был и тронутый немного, но…       Принцесса судорожно отползла назад. Надо сваливать — сваливать да поскорее! Если Лукас увидит то ублюдство, которое исторгнуло её больное сознание…       Ох, лучше о таком и не думать!       Крутанувшись, Атанасия уже возжелала сбежать, однако непредвиденно была вынуждена задержаться.       — Будет Вам… — купец грубым пожатием остановил её. Выхватив фигурку из осколков сосуда, он вложил её раскрасневшейся покупательнице в руки. — Можете забрать. Никто не узнает, клянусь.       — Да не нужна она мне!       Когда эта дрянь коснулась её кожи, Ати заколотило от переизбытка эмоций. Она с пресыщенным отторжением двинула кулаки к лицу собеседника, и тот по инерции оттолкнул едва не прилетевший ему в нос удар. Дрожащие девичьи кисти, отчего-то покрывшиеся пятнами, вернулись к ней обратно.       Ну не представляла она такого, не представляла!..       Она же была принцесса, знаменитое своей сообразительностью гениальное дитя Обелии! В народе о ней знали как о невероятно умном, одарённом создании, с детства превозмогшем трудности изучения тем, какие не поддавались большинству взрослых. Атанасия, с первых осознанных шагов приученная к учёбе Атанасия, любила науку, творчество…       Она любила просвещение…       Просвещение, а не голых мужиков!       Когда она ослабила хватку, злосчастная моделька оказалась перед ней много ближе, чем была до этого, и Ати еле удержалась, чтоб не пустить пену изо рта: детализация была уж слишком… дотошная.       С раскрытой ладони на неё, игриво поправляя ниспадающие пряди волос, глядел Лукас. И как бы ей ни хотелось обозвать драную модельку кем-то другим — кем угодно, кто был не Лукас, — но это точно был он: он, с его известным острым подбородком, с жилистыми руками и тонкими длинными пальцами, с его угловатыми бровями и той милой родинкой под неподвижным веком левого глаза. Как уж тут перепутать? Ехидство, лукавость и коварство, словно он был настоящий, пустили корни в его образ…       И, видимо, для большего эффекта отобрали у него штаны.       — Это поразительно, девушка! — продолжал мурлыкать торговец.       А у Атанасии рябило под веками.       — Сама знаю! — пыхтела она.       Вот и что он пристал к ней? Она и без его нотаций лучше кого-либо понимала, насколько глупую вещь учудила. Что это за привычка такая у людей: добивать лежачего? Лучше б пожалел или — на крайний случай — сделал вид, будто ничего не произошло. Ясное дело: у базарных мужиков с тактичностью, что очевидно, плохо, но так и клиентскую базу потеряться вообще-то недолго!       — Чтоб в столь юном возрасте помышлять о подобном… Это нужно иметь талант!.. — всё охал и ахал купец.       Принцесса не сдержалась.       — Да не талант это, а случайность! Слу-чай-ность!!!       В отчаянии она завопила не своим голосом, агрессивно деля слово на слога и выплёвывая их с такой ненавистью, что собеседник, ощутив недобрый морозец, впервые за всю беседу и сам попятился.       С некой печалью он опустил глаза в землю и с шумом вздохнул.       — Даже если так… Я как учёный был бы безгранично счастлив, если хоть половина нашей молодёжи, как и Вы, ассоциировали прекрасное со скульптурой…       Ати сжала зубы. «Не сходи с ума, не сходи с ума», — твердила она себе. Ей всего-то нужно было перебороть разразившуюся внутри её грязной душонки бурю!..       Помедлив, она опомнилась.       Стоп… что?       Какой такой скульптурой?       — А?..       Она в безграничной растерянности поглядела на льстивую фигурку. Старик что, принял это убожество за пародию на античное искусство?..       Да ну нет, бред какой-то.       Ну быть такого не может! До чего у человека должен быть посредственно развит вкус, чтобы принять ту бездарную порно-игрушку за великое творение знаменитых мастеров? А если учесть то, что изображали мастера тех времён преимущественно богов, то догадка продавца просто-напросто переходила все границы разумного.       Это Лукас-то — бог?       Атанасия подавилась.       Безумие! Не-не-не, это уже не шутки, а ярая ерундистика!       Лукас был хорош во многом: в лечении, в чародействах, в науках, в дипломатии и даже в кое-каких методах ведения хозяйства. Все свои достоинства, что очень грустно, он, как водится, скрывал под маской развязности и поверхностности, поэтому чрезмерно долгое время представления о нём у Ати были немного… предвзятые. И это ещё мягко сказано.       Когда компаньон выпячивал свои хорошие стороны перед незнакомцами, она чаще обычного бесилась — как же это так? С ней он вёл себя, точно дурак отпетый, а при появлении расфуфыренных аристократок с напомаженными губами и румяными щеками по-петушиному хохлился, кичился своей вырвиглазной идеальностью — тем, что столь отчаянно зажимал от неё, от родной принцессы. И лишь после, изучив его поведение, она поняла очевидное: да это не от неё он прятался, а от остальных! А ей как раз показывал то, что для чужих глаз вовсе не предназначалось.       Отложив подальше шаткую оправу, торгаш вытер выступивший пот рукавом и сел. Табуретка под ним закачалась.       — Вы правы: науки и культура в Обелии популярностью не пользуются. Такое уж нынче время — ничего не поделать. Молодёжь… эх, всем эту примитивную магию да печати подавай. А историю, историю кто учить будет? — по-старчески страдая о грехах нынешнего поколения, не унимался он. — Но это не повод стесняться Вашей образованности, девушка.       — Согласна, — вполголоса брякнула Атанасия, но только для того, чтоб разговор поскорее закончился.       Раздосадованность недоучёного сюрпризом для неё не была: ещё с малолетства она запомнила реакцию Лилиан и остальных горничных на её каракули. Неразборчивые буквы привели прислугу в ужас — видно, с образованием в Обелии действительно были проблемы, раз здоровый детский интерес окружающие приняли за божественный дар, гениальность. Неудивительно, что при таком раскладе науки были далеки от популярности. Да и насколько они, кстати, необходимы, когда практически все капризы можно удовлетворить парой заклинаний?       Тем не менее, какой-никакой, но груз с плеч Ати упал. Пусть лучше будет поднята тема образования, чем всяких затрагивающих её чистоту-непорочность непотребств. Вот уже и прогресс: в глазах временного собеседника она официально не извращенка! Счастье-то какое!       — Ты даже здесь умудрилась отличиться, — послышалось знакомое осуждение около её уха.       Принцесса обернулась.       И распрощалась с жизнью.       Лукас, прищурившись, пялился прямо на свою провокационную мини-копию, стиснутую в её хватке.       Атанасия испустила дух.       Ну всё, пока-пока, покой, до свидания, чувство собственного достоинства. Тут даже «до встречи» не сойдёт, потому как по распространённым правилам эти слова использовались с расчётом на то, что пресловутая встреча всё-таки произойдёт. А принцесса на нормальное существование после столь образцового способа падения и не надеялась.        Что ж. Зато у неё нашёлся идеальный повод наконец-то оставить чтение книг и приняться за написание собственной! А назовёт она этот шедевр литературного искусства так: «Десять симптомов хронического идиотизма». С детальной проработкой каждого ей даже мучиться не придётся — просто опишет свою жизнь.       А может, тогда достаточно накидать черновик автобиографии?.. Чего мелочиться?       Ах, нет! Не вариант. Уж Клода-то позорить не стоило — не заслужил. Разве ж он виноват в том, что его дочурка уродилась с удачливостью меньшей, чем у деревенского олуха? Да это уже звучит как диагноз!       — Созидать дурацкую статую, когда есть столько возможностей — это же верх слабоумия, — высказал своё экспертное мнение маг.       Он склонился, задумчиво пожевал заднюю стенку щеки и, явно произведя некоторые особо затратные для серого вещества мыслительные процессы, пришёл к выводу: ему срочно нужно пощупать то закорючку, образ которой его подруга наверняка подглядела в учебнике. Не очень понятно зачем, но нужно.       Потянувшись, он почти успел отнять у неё игрушку, но принцесса не позволила — в прыжке совершила подобие пируэта и прижала несчастного Аполлона — или кто он там был — к груди.       — Это первое, что пришло мне в голову… — сгорбившись, фыркнула она, и Лукас решил оставить попытки.       Не хочет — ну и не надо, унижаться и выпрашивать он не станет. Всё равно дотрагиваться до низших форм магии было ниже его достоинства.       Ати настороженно проследила за руками спутника. Когда они оказались достаточно далеко от неё, она удостоверилась в своей безопасности и медленно-медленно — но с преогромным облегчением — разжала хватку. Округлый, необычайно выпуклый, зад маленькой версии Лукаса, по воле судьбы уткнувшийся ровно ей в ключицы, отчасти смущал, так что она была рада поскорее от него избавиться.       Сунув статуэтку в карман на фартуке со скоростью, которой позавидовал бы любой опытный ниндзя, она гордо расправила плечи и сделала вид, будто ничего подозрительного никогда не происходило.       Выходит, Лукас так и не понял? Значит, возможность на спокойное существование ещё не иссякла безвозвратно?       Атанасия едва не заплакала. Боги вняли её мольбам! Книга о неудачниках откладывается на дальнюю полку, ура!       — И чем тебя это озадачило? Нелепость какая, — разглядывая вереницу экспонатов, вдруг возразил чародей. — Попросила бы меня — я бы тебе ещё и не такое смастерил.       «Мне уже ничего не надо…»       Пока друг отвлёкся, Ати запихнула руки под фартук и тихонечко свалила. Ну его — пытать удачу она больше не будет. Хватит с неё экспериментов.       Юноша же вновь согнулся над чужими фигурками.       — Господин хочет попробовать? — заприметив следующего клиента, торговец преисполнился энтузиазмом. — Всего за пять серебряных господин сможет создать любую вещь, какую пожелает!       Сложив кисти в замок, он улыбнулся во весь рот и многозначительно закивал в угол, где стояло его главное сокровище — великое множество набитых особой смесью бутылей.       Лукас и бровью не повёл.       В отличие от Атанасии, его привести в ужас мерзостями было практически невозможно: он так-то был спец в своём деле и с какими только зельями ни работал. Все снадобья примерно в одной степени были отнюдь не самым натуральным продуктом, а потому славились неприятным запахом иль видом. И ничего этому нельзя было противопоставить. Оттого вид бродящих жидкостей оставил колдуна равнодушным — он и не такое видел.       На предложение мужика он самодовольно хмыкнул.       Этот старикан что, пытался ему, великому и неповторимому магу из Башни, советовать? Да ещё и не просто советовать, а советовать заниматься грязным шарлатанством для черни! За кого его держал этот плебей? Какая дерзость!       Лукас посмотрел на банки, незатейливо поблёскивающие за спиной торгаша. Отвара, набранного в них до краёв, он прежде не встречал, однако догадывался, как тот должен работать.       Когда-то очень давно, когда чародейства были доступны одним представителям правящей династии да их малому кругу, ещё не приставленный ко двору Лукас столкнулся с похожей системой на шоу странствующего фокусника. Для него, уже достаточно умелого и опытного по части магии, это шоу было скукой смертной, а вот люди вокруг реагировали на представление крайне неоднозначно: пугались, удивлялись и восхищались в равной степени. Тогда юный маг впервые понял, насколько большинство окружающих его представителей человеческого рода были ограничены. Это его не больно-то расстроило, но с тех пор он перестал поражаться, когда на его глазах кого-то запросто дурили.       Он ещё раз поглядел на мужика. Тот, в свою очередь, выжидающе пялился на него, уже готовясь вытянуть вперёд предмет манипуляций.       Ну уж нет, решил юноша. Каким бы хорошим у него не было настроение, притворяться обмороченным он не станет.       Живописно вскинув локоть, Лукас изо всех сил попытался повторить позу того горе-иллюзиониста, на представление которого ему как-то не посчастливилось попасть. Раз уж такое и впрямь действовало на неумех по-особенному, то стоило попробовать: путь этот хитрый лис сам в итоге будет одурачен! Ишь что удумал! Его, лучшего мага нынешнего века, разводить никому не дозволено! А обманывать его принцессу — тем более!       Продолжая выпендриваться, он с неподражаемой экспрессивностью щёлкнул пальцами — да щёлкнул так, что от руки едва не отлетели верхние фаланги. Но оно лишним не было: от резкого шума торговец, словно следуя плану коварного колдуна, вздрогнул. А когда банки с материалом — все до единой — дружно зазвенели и, завопив, треснули, он и вовсе чуть не поседел второй раз за жизнь.       — Но… как? — только и смог вымолвить он.       Лукас ухмыльнулся. Приложив ещё самую малость усилий, он заставил булькающую жидкость подняться на дыбы. Всего секундой после всю лавку заполонили маленькие брыкающиеся кони, застывшие в разных позах: некоторые клонились к земле, будто собирались щипать травку, некоторые — взаимодействовали со своими всадниками. Например, скидывали их.       Пока собеседник занялся изучением карманной армии, напавшей на его малый бизнес, маг зачаровал мешочек и, наполнив тот золотом, оставил на прилавке. Не то чтобы ему очень понравилось выеживаться, — а ему понравилось, — но пусть то будет компенсация… за потраченный материал. Да, всё так.       По крайней мере, это честно.       «Вот так надо правильно расправляться с надоедами», — чуть не ляпнул он, желая покрасоваться пред подругой. Он уже давно раздумывал над тем, что принцессе пора и самой было научиться — коль не словом, так хоть делом — показывать не знающим меры прилипалам, где их место. Ему, конечно, не трудно ей помогать, даже порой приятно, но он бы хотел быть уверенным, что в момент его отсутствия она не угодит в очередную беду.       Хотя… если она поднатореет в мастерстве вворачивания словечек, то зачем тогда ей будет нужен он, её верный защитник?       Нет, так не пойдёт.       Научить её отбирать у него последний хлеб — затея всё-таки дурацкая, ведь иначе он совсем уж останется без её интереса, а этого допустить никак нельзя.       Так пусть эта мысль с почётом отправляется на дальнюю полку, к остальным нереализованным идеям. А сейчас есть дела поважнее: похвала принцессы, которой много не бывает!       Приготовившись действовать, Лукас вознамерился целиком завладеть вниманием подруги. И лучше бы ей поскорее оценить созданное им поле боя, пока тот старик всё не рассыпал!       Безусловно, для Лукаса, профессионала, это творение было детским лепетом, и он мог бы повторить подобное сотни иль даже тысячи раз, а потому за сложность комплиментов требовать не станет. Но суть была ни в какой не в сложности, а в задумке: задумка-то необычная! А принцесса всегда любила всё необычное. Ей должно понравиться. И пускай не скупится на фразы одобрения!       Маг повернулся. И снова никого не застал.       Вот же неугомонная принцесса!       На этот раз её занесло к цветочному магазинчику.       В общем-то, оно и немудрено. Цветочные иль книжные лавки, пышущие свежестью булочные, душистые ларьки со сладостями и прочие стенды, богатые на пищу, — цель, которую жадная до знаний, но вечно голодная Атанасия обойти стороной никогда не могла. Сначала Лукаса это пугало. «Это же сколько влезает в её маленькое тело?» — ошеломлённый, косился на её переполненную тарелку он. Причём чем старше она становилась, тем больше её желудок требовал добавки. Что, несомненно, логично, но всё ещё как-то странно.       Со временем же колдун привык и даже начал находить обжорство подруги милым. Милым и, наверное, очень удобным — до чего же выигрышно общаться с человеком, которого, как любую зверушку, было легко уговорить практически на что угодно с помощью всего-то пары засахаренных вкусняшек! А если учесть то, что этим человеком являлась Её Высочество, его принцесса, его возлюбленная, то удачливость данного обстоятельства становилась явной вдвойне. Какой же уважающий себя мужчина обрадуется тому позорному недоразумению, что он, взрослый и серьёзный, не знал, как угодить своей возлюбленной? А Лукас вот знал: угодит с угощением — и подруга наградит его тем, о чём другим и мечтать не приходилось. А если он ещё и с цветами угадает…       Точно, цветы!       Юноша сложил руки на груди. Сегодня днём у них с принцессой уже состоялся разговор о цветах — так, непреднамеренно, всего-то мимоходом. Возможно, если бы диалог сразу зашёл непосредственно о букетах, а не свернул в те степи лишь к концу, то Лукасу бы и удалось выудить побольше ценной информации, но пока он так и не выцепил главного: какие же цветы делали эту придирчивую девчонку счастливой?       Так почему бы не наверстать упущенное сейчас? Сейчас, когда она, такая открытая и уязвимая, совершенно не ожидающая подвоха, выбирала среди десятков сортов тот единственный, который заставил бы её сердце трепетать…       Лукас хмыкнул. Идеальное стечение обстоятельств!       Вот пусть она выберет себе что-нибудь исключительное, а он чуть-чуть подглядит, сделает выводы и в самый ответственный момент поразит её до глубины души! Может, хоть тогда он наконец-то добьётся от неё немного больше привычного равнодушия…       «Какая же принцесса недалёкая», — мысленно бухтел он и был прав: он за годы, проведённые вместе, столько для неё сделал, а она, кажется, так и не поняла, что пора, пора уже начать относиться к нему и его бесконечным потугам без шуток.       Или, быть может, её смущало что-то другое?..       Пронзительный визг вынудил мага прервать нить размышлений. Обернувшись, он застал Атанасию наркотически зомбированной, пускающей слюни на набитую букетами витрину.       — Ва-а, — издавая неконтролируемые писки восторга, она прямо-таки расплылась.       «Ей что, и впрямь никогда цветов не дарили?..»       Лукас насторожился и, присев, принялся слушать да внимать. Верно, наконец-то пришло время принцессе поведать своему верному компаньону то, что давно пора было поведать! Ведь это как-то несправедливо — она всё-таки родилась не кем попало, а принцессой, вторым лицом в огромной империи, но за всю жизнь ни один из её многочисленных воздыхателей так и и не додумался преподнести ей то, о чём она, похоже, ну уж очень мечтала.       Колдун ухмыльнулся.       Может, он был и не самый честный человек, но зато мог похвалиться своей сообразительностью: если судьба столь бесцеремонно оставила его принцессу без единого дарёного цветочка, то он нисколечко не постесняется этой оплошностью воспользоваться. И никаким ухажёрам, которым не свезло свидеться с наследницей престола с глазу на глаз даже на балу, уже никогда не удастся его обойти — Лукас станет для неё первым. Первым во всём: и в таких мелочах как веники, и в поцелуях, и во всяком последующем. Пусть сын Псины и украл у него один из её первых танцев, но это не беда. Танцы — ахинея несусветная, всего-то скучный обычай. Даже выбор бутоньерки для молодых лордов был делом более интимным, чем приглашение на танец, так что маг по этому поводу не переживал. А вот противному Альфиусу явно скоро придётся кусать локти, когда до него дойдёт слух о том, как Их Высочество по-королевски всплакнули над лучшим букетом в их жизни.       Оставалось только уже понять, какие же цветы эта привередливая леди предпочитала… Не съедобные же?       Вдруг Атанасия заговорила:       — Извините?..       Лукас тут же притаился, готовый запоминать каждое её слово.       — Не подскажите, что это за вид? — вскоре продолжила она, видимо, рассмотрев хозяйку лавки. — Никогда таких не видела.       Из-за стены, откликнувшись на зов, выглянула темнокожая женщина, пучеглазая и с большим крючковатым носом. В кулаках она сжимала рваную тряпку.       — Добро по-ожаловать, — улыбнулась она и показалась целиком.       На ней, чумазой и по-неловкому сжавшейся, вплотную сидело укороченное коричневое платье с истоптанными подолами, которые она, вероятнее всего, вручную отрезала из-за ненадобности. Почти до пола, обвязанный вокруг её округлой талии, свисал некогда белый фартук, весь в размашистых пятнах-ладонях и отпечатках пальцев, явно некогда измазанных в грязи.       От одного лишь взгляда на неё становилось понятно, что она работала крайне усердно. И даже сейчас её руки по локоть были в почве, которую она, должно быть, ворошила до прихода посетителей.       — Здравствуйте, — тихонечко исправилась Ати.       Её вмиг разразил стыд: она же не поздоровалась! Кошмар какой… Такими темпами она, позорница, все правила приличия позабудет. А что бы сказала милая Лилиан, услышав, как её воспитанница, в которую за десяток лет было вложено столько сил и заботы, пренебрегла всеми советами, с любовью преподнесёнными ей на занятиях этикета? Вряд ли что хорошее…       — Могу ли я подска-айзать Вам что-нийбудь, госпожа? — вступила в беседу женщина, отнюдь не по-обелийски растягивая некоторые сочетания гласных.       Атанасия скуксилась. Наверное, она почём зря всполошила эту леди…       — Ох, извините, если отвлекаю… — поджав губы, поспешила извиниться она. — Я просто хотела узнать: а что это за цветок?       Неловкость укусила её, вгрызлась в самые недра совести, кои она, обласканная с ног до головы принцесса, уже успела похоронить. Как-то некрасиво это, дёргать занятых людей, отвлекать их, трудяг, от работы… А с учётом того, что у этой любезной женщины покупать она ничего вовсе не собиралась, неудобно ей становилось вдвойне.       «Может, всё-таки взять цветочек?» — размышляла она, осторожненько дотрагиваясь до раскрытых лепестков. Упругие, те качнулись и шутливо запружинили, то с грустью падая, то с задором выгибаясь вновь.       Хотя нет… Цветов, даже столь прекрасных, брать ей было нельзя — не сейчас. Куда ж она их денет потом? Таскать с собой — это, конечно, вариант, но далеко не самый лучший: вдруг поизломаются? А вдруг засохнут? Жалко же! Пусть тогда их купит тот, кому дано в целости и сохранности донести их до дома и поставить в вазу. Желательно, в изящную и грациозную, как фигура юной дамы, — такую, какая была достойна благовидной красы бутонов.       — О, эти цве-ейты так всех инте-ейрисують, что мне, полагаю, придётся поме-ейстить их на вы-ыйве-ейску, — с трудом завершив интонационно сложное предложение, низко прогоготала торговка.       Когда она говорила, у неё отчасти заплетался язык, и невнимательный — или же мало осведомлённый — человек непременно принял бы эту очаровательную даму за совсем уж пропащую пьяницу. Однако Атанасия тут же вспомнила свой скудный-убогонький, но всё же имеющийся опыт общения с иноземной делегацией, а потому легко догадалась: никакая то была не пьяница, а самая обычная необразованная иностранка.       — Госпожа уже де-ейсятая за се-ейгодня, кто спрашивает об этой породе, — добродушно добавила продавщица и, согнув кисть, потёрла чистой частью кисти кончик носа.       «Породе? Разве не сорта? — Атанасия отрешённо хлюпнула носом. Позже она смекнула: — А, должно быть, на её языке это синонимы».       — Вероятно, Вам уже надоело повторять одно и то же? — ахнула она, одарив собеседницу по-детски пристыженным взглядом.        Та рассмеялась игриво.       — Что Вы! — отмахнулась она, убирая лезшую в лицо пористую кудрю.       Ати залюбовалась и против воли отметила, что ей бы, возможно, тоже пошла такая причёска — дикая, неукротимая и волевая, столь яркая и запоминающаяся. Хоть иногда она и ненавидела свои волнистые космы, но всё-таки отрицать не могла: выглядело подобное эффектно — гораздо эффектней прямых волос.       — Это же-ей моя работа! — возобновила объяснения хозяйка лавки. — Гораздо хуже быы-йло бы, если новый товар осталься не-ейзамече-ейный!       — И то верно, — улыбаясь в ответ, кивнула девушка. — А откуда, если не секрет, Вы их к нам привезли?       — Ох, госпожа, какие се-ейкреты!       Покачав головой, иностранка вытерла грязные руки о вмиг почерневшее полотенце. Размахнувшись, она со всей дури бросила его в чавкнувшее ведро, и из того во все стороны полетели коричневые брызги. Атанасия отпрянула так быстро, как только позволяла её неразвитая реакция.       Энергично перебирая ногами, шустрая женщина засеменила к единственной клиентке.        — Вот, госпожа, посмотри-ийте!       На этих словах она, склонившись вплотную, обняла целый букет и утянула его за собой. Тот, с шумом выплюнув раскат воды, по-желейному затанцевал.       Принцесса ахнула второй раз: да это же был не просто букет, а целое рассадное растение! Мокрые и прилизанные, внизу стебля болтались желтеющие корни, узкие и по-массивному длинные, уж очень напоминавшие острую лапшу, коей она, некогда сиротливая кореянка, в прошлой жизни баловала себя по особенным дням — по праздникам.       — Ого… — только и смогла выдавить она.       «Вот бы посадить их под моими окнами! — загорелась новой идеей Ати, но вскоре опомнилась: — Хотя в стиль Изумрудного дворца вписываются они как-то… никак. Может, подарить их тогда папе?»       Рассуждения её на самой ответственной ноте обломал гром, разразившийся на входе — кто-то, явно нетерпеливый, влетел в маленькое, душное помещение, открыв дверь едва ли не с ноги.       Торговка вздрогнула от неожиданности. Удобренная жидкость, стекавшая с висящих корней ровно в плошку, где они минутой ранее «откисали», чуть не попала устроившейся неподалёку принцессе на колени. Та в который раз за день рефлекторно попятилась.       — Вот ты где.       На её плечи легли горячие ладони — ладони, которые она узнала бы из тысячи.       — Как же хорошо, что ты пришёл, Лукас!       Обернувшись, Атанасия, даже не удостоив его взглядом, вцепилась мёртвой хваткой в его запястье, от переизбытка эмоций вонзая в кожу ноготки. Маг удивился настолько яркой реакции, но руку не забрал.       Вообще-то он был немного зол, потому как он в целом по сути своей — человек довольно вспыльчивый, а его безалаберная принцесса уже в третий раз за вечер позабыла обо всём на свете и поскакала в гордом одиночестве навстречу приключениям. Он хоть и был рядом — за стеклом, — но до последнего надеялся что она, если уж не собиралась преподнести ему свои предпочтения в цветах, хотя бы вспомнит о его отсутствии. Но всё было напрасно: из её милой головки вылетело не только воспоминание о том, что на ярмарку она явилась никак не одна, но и её собственное желание потаращиться на тот костёр-переросток, который как раз недавно начали разжигать.       Лукас ждал — ждал упорно. Он следил за каждым её взором, за каждым вздохом, который мог нести в себе ответ на покоривший его вопрос, однако ничего важного так и не вызнал.       Стоило принцессе столкнуться с чем-то новым, как всё её драгоценное внимание моментально перешло к источнику новых знаний. Юноше оставалось лишь вздохнуть. Вздохнуть, смириться — и увести заинтересовавшуюся спутницу прочь как можно скорее, если он не хотел окончательно и бесповоротно потерять свой последний шанс на победу в этой «войне».       Уж на костёр-то он точно не опоздает! А там, когда принцесса потеряет бдительность, можно будет попробовать сотворить завершающий выстрел.       — Скажи, Лукас… — Атанасия неожиданно потянула его за локоть, с подозрительно задумчивым лицом цедя просьбу сквозь зубы.       Колдун напрягся и приготовился услышать нечто до дрожи коленок серьёзное или, как минимум, неприятное.       «Отвернулся всего на минуту, а она опять во что-то влезла!» — сходил с ума он, перебирая в незримом списке проблему, в какую подруга могла с характерным звуком вляпаться.       Но та вдруг сбила его с толку:       — Как думаешь, эти цветы будут гармонично смотреться у меня под окнами?       Когда несколько безмолвных секунд навсегда канули в небытие, Лукас потупил взор: чего-чего? Это что сейчас было?..       И над этой ерундой она так усердно раздумывала, что у неё аж морщины на лбу повылезали?       Изогнув острую бровь, маг со вздохом, полным безграничного недоверия, покосился на тот самый вид цветов — и обмер: блевотного оттенка нечто, до того позорное, что даже по чародейским меркам сошло бы разве только для цирка уродов, болталось, ползало по рукам по-мертвецки спокойной торговки. А та стояла и улыбалась.       Лукас невольно позавидовал её выдержке. Если бы эта неведомая гадость тронула и его кожу, он бы вмиг завизжал в голос.       Он резко опомнился.       Ну уж нет, принцессы этой твари он касаться не позволит!       А ведь это действительно была «тварь» — тварь натуральная, биологическая. Вовсе не цветок.       Юноша принюхался. Подтверждение догадки не заставило себя ждать: в нос тотчас ударил неестественный горький аромат. И это был не запах пыльцы, от которой особо слабых смертных скрючивало каждую весну, а настоящий запах маны — весьма слабой, еле заметной, но всё же маны. Скорее всего, именно из-за неё, дурманящей, путающей сознание, ни кривоносая тётка, ни полоумная принцесса не находили уродца… уродцем.       — Нет, — отвернувшись, абсолютно уверенно заявил Лукас. — Они будут смотреться просто ужасно.       — Вот и мне так кажется, — внезапно подтвердила его грустную мысль подруга.       Порадовавшись, что принцесса была всё-таки не так безнадёжна, как ему почудилось, чародей сдержанно усмехнулся.       Так, они не поспорили, уже хорошо! Теперь, когда она наелась, нагулялась и налюбовалась цветочками, можно было приступать к исполнению плана. Лукас, правда, и сам пока толком не знал, что это за план, собственно, такой, но он был категорично и решительно настроен на то, чтобы вбить в мозг его возлюбленной одну-единственную мысль: он, определённо, намерен занять в её сердце особенное место и, раз уж она не было против (а именно это она порой показывала своими действиями), то пускай уже прекратит строить из себя дурочку.       Или же, чёрт возьми, дело было всё-таки не в этом?       Может, это не она, принцесса, была дурочка, но он, Лукас, — дурак?       Его как холодной водой окатило.       А что, если принцесса просто-напросто не воспринимала его всерьёз? Что, если она не видела в нём мужчину, претендента на её душу, сердце и… тело? О каких тогда намерениях могла идти речь, если она искренне считала, будто он с ней всё в игры играл?       «Вот же гадство!» — растерянный, он сжал челюсти.       Нет, игры ему, конечно, тоже сильно нравились, но одними играми-то сыт не будешь. А они с принцессой последние десять лет только и делали, что играли. Да и вообще… ничего же не мешает продолжать играть, но чуть реже! А там, когда принцесса подпустит его к себе ближе, уже и другие игры найдутся… И много занятнее.       — Знаешь, что ещё будет плохо смотреться? — сбросив броню, перешёл в наступление Лукас.       Девушка переключилась на разговор с ним.       — Что?       — Этот твой костёр, если он разгорится без нас, — он указал на витрину, за которой отлично виднелось солнце, катящееся вдаль горизонта, облитого мыльной пеленой заката.       Смятенная, Ати посмотрела в сторону улицы. И впрямь! Закат был чудесный, но уже почти стемнело, а она так увлеклась прогулкой, что даже не заметила. А ведь задерживаться нельзя — запрещено, напомнила она себе.       Жаль, что так мало мест удалось обойти на ярмарке. Но хорошо, что хотя бы самую малость лавок посетить она успела.       Тронув по-прежнему покоящуюся в её кармане фигурку, она абсолютно случайно скользнула пальцем меж ягодиц мини-Лукаса и чуть не задохнулась.       Ладно, конкретно этот поход был провальный — не поспоришь. Но всё остальное она уж точно запомнит на долгие годы вперёд. А фигурку потом сожжёт.       Ну, или отправит её той загадочной принцессе, на которую когда-то успел положить глаз её компаньон. Но это в крайнем случае — тут уж как пойдёт. Может, Лукас одумается и переложит этот его шаловливый раскосой глаз туда, где ему так-то уже давно приготовили уютненькое местечко.       Но до этого им обоим ещё ползти и ползти…       А пока нельзя было упускать возможности созерцать один из самых больших костров, какие когда-либо выстраивали для представления — безопасного, по крайней мере.       Может, раз уж это празднование устроили в честь неё, принцессы, то ей даже повезёт? А что, если вся эта лабуда с искрами вдруг пересечёт мистическую черту и подарит реальности хоть крупицу сказочного настроения?       Раз уж это её культура, то почему бы судьбе всего разочек не сыграть наследнице здешних земель на руку? Жалко, что ли?       Атанасия запыхтела.       — Чего же мы ждём? Пошли скорее!       «Нужно поторопиться!» — засуетилась она.       Обделённая и удачей, и временем, она изобиженно схватила друга за рукав. Ткани его рубахи зашелестели и потекли под её пальцами. На секунду Ати испугалась, что она переусердствовала и они вот-вот разойдутся, но всё обошлось: магические одежды оказались куда крепче, чем она ожидала.       Не желая больше копошиться, она увлекла не успевшего сориентироваться Лукаса за собой.       — Простите за беспокойство! — уже подобравшись к выходу, обратилась она к торговке.       Та добродушно махнула на прощание своим несостоявшимся клиентам. Стиснутый в её кулачке платок затанцевал, объятый острыми потоками воздуха.       — Приятно вам прове-ейсти время!       Это было последнее, что донеслось до девичьего слуха.       Когда дверь захлопнулась, принцесса и её преданный компаньон наконец-то вернулись на улицу. Затянутая мглистым переплётом темнота и практически непроглядный мрак изъели пространство будто насовсем — будто разгневанный Эреб уронил на мир свой посох, и суша разверзлась надвое.       Несмотря на то, что темь заполонила всё вокруг, хождения отнюдь не прекратились. Атанасия пару мгновений понаблюдала за движением толпы и с удивлением отметила, что запредельное количество людей — хотя казалось, словно больше быть уже не могло — двигалось именно в сторону улицы, ведущей напрямик к центру. То есть ровно туда, где был сложен кострище.       «Неужели опоздали?» — оробевшая, запаниковала Ати.       Раз уже и на далёких придаточных переулках собралось такое количество горожан, то страшно представить, что же творилось непосредственно на площади. Наверное, там уже не осталось и миллиметра, куда неудачником вроде них с Лукасом не только приткнуться, но и плюнуть не дадут.       Девушка с шумом ахнула. Виски неестественно укололо. Кожу обдало сначала холодом, после — жаром, и всё внутри задрожало, забурлило — опрокинулось и переменилось.       «Что это?» — поморщилась Атанасия.       Как-то ей уже доводилось испытать схожие ощущение. Но он не хотела верить в то, что столь неприятная для неё вещь повторилась вновь.       Однако никого не волновало, что там она хотела, а что — нет.       Друг подтвердил её догадки:       — Не опоздали, — беспристрастно выпалил он. И его совсем не смутило то, что он вообще-то совершил преступление.       Чужая голова — всё равно что шкаф с секретами. А в чужом грязном белье рыться как-то неприлично; за вторжение в личное пространство иной раз и вовсе покарать могли, причем вполне по закону, а не от личного каприза. А потому у волшебников чтение чужих мыслей, в том числе и мыслей простых людей, издревле считалось чем-то неэтичным — как бы оно и можно, потому что никто из неумех внимания на то не обратил бы, а значит, по закону не привлёк, однако нежелательно: выросшими в высшем обществе членами сообщества подобное всё же не поддерживалось. Кое-кем даже яро осуждалось.       «Вот пройдоха!» — изумилась принцесса.       И где же этот нахал Лукас шлялся, когда писались правила? Столь бесцеремонно залез в её разум и даже не скрывал этого! Постыдился бы!       — Я не разрешала тебе читать мои мысли, — нахмурилась она, буря спутника порицающим взглядом.       Интересно, а часто он это делал? Раньше, до того, как поднатаскал её в магии, компаньон мог ковыряться в её мозгах столько, сколько душе было угодно, и Ати ничего не заподозрила бы. Так, к слову, долгое время обстояли дела и с маной Дженнет, от излишков которой Лукас напористо — каждый чёртов вечер после их встреч — очищал её тело. Теперь же она, более не малолетняя недотёпа, отчасти преуспела: с недавних пор научилась не только с излишками справляться без чужой помощи, но и гонять из своего сознания незваных гостей. А потому что нечего туда лазить — её тараканам там и так тесно!       Чародей покривился.       — Тебе почудилось, — весь на голубом глазу, выделывался он.       Атанасия приставать не стала — и без того знала, что ждать от него чистосердечного признания не придётся. Да и… сейчас у них обоих имелись дела поважнее.       — Ты сказал, что где-то есть крыша с хорошим обзором, — напоминая об их общей цели, ткнула друга в бок она. — Ты знаешь как на неё взобраться?       — Проще простого, — пожал плечами тот.       Девушка насторожилась. Что-то как-то легко он отозвался, точно у него всё по десять раз было продумано. Вот только Лукас стратегом никогда не был, а оттого верилось в схожий расклад событий с трудом.       — Нам нужно тайком забраться на эту крышу, чтобы нас не увидел никто, — на всякий случай подсказала она. — Если другие заметят, как мы влезаем туда через чёрный ход, то могут увязаться за нами. Вдруг меня узнает кто?       Маг замолчал.       — Какой ещё чёрный ход? — выдержав короткую паузу, с искренним недоумением в голосе спросил он.       Принцесса попятилась.       — А как по-другому нам залезть на крышу? — обескураженная беспечностью собеседника, она быстро заморгала.       Когда она, кажется, уловила нить его мыслей, это её нисколько не порадовало.       Ну нет, не могло такого быть… Лукас порой бывал поверхностен, но чтоб настолько?..        — Или ты собрался парить прямо над всем городом? — с ужасом предчувствуя неладное, уточнила она.       И тут же пожалела о том, что сказала.       — Почему бы нет?       Явно оценив её идею, юноша в ответ лаконично усмехнулся. Уголок его рта нервно дёрнулся и поплыл; кожа вокруг носа собралась, искажая лицо в язвительной гримасе.       Атанасия невольно поёжилась — эта ехидная рожа была знакома ей не понаслышке и не ассоциировалась ни с чем хорошим. Зато распрекрасно ассоциировалась с внезапными полётами, с потерянной обувью, с плутоватыми диалогами, доводящими до безрассудства, и… с непредсказуемыми моментами близости, вновь и вновь оканчивающимися недопоцелуями.       Вспомнив сначала о том, как её подлый друг, повалив её на диван, беззастенчиво лупился на её формы прямо в гостиной её собственных покоев, о том, как обманом почти заставил поцеловать его, а после — зажал в библиотеке, словно он был герой её позорных романов, Ати сконфузилась.       Да и недавно, пару часов назад, он тоже вытворял что-то недвусмысленное…       Этот раз исключением не стал.       Излишне грубо махнув локтем, Лукас подхватил подругу, оцепеневшую, всего за миг — и, оцепив пальцами пространство под рёбрами, бросил её в воздух столь ненапряжно, как будто она была вовсе не нажравшей несколько лишних кило принцессой, а каким-то карикатурно болезненным дитя, недоедающим и редко высыпающимся вдоволь. Сверкающие кудри её взмыли ввысь и в то же мгновение ручьями брызнули вниз, то плавно спуская отдельные прядки по волнам ветерка, то зависая в невесомости. Пушистые локоны извивались подобно змеям, пляшущим в водоёмах Хуаля, — они щекотали виски и кололи Атанасии веки, но она никак не реагировала. Прокручивая в памяти свой прошлый полёт (откровенно неудачный, если выражаться честно), она благодарила всех известных ей богов уже за то, что на ногах в этот вечер носила толстые, но крепко сидящие поверх голени полусапожки, а не привычные бальные туфельки с паршивой застёжкой.       Сам колдун стоял ровно, не отрывая носков от земли. Сложив руки на груди, он любовался своей работой и удовлетворённо кривил губы. Почему-то его ничуть не волновало, что такими шутками он мог рассекретить и своё происхождение, и её, принцессы. А ведь это ему огребать придётся, если во дворце обо всём прознают! Наследницу-то пощадят, куда они денутся, но кому будет нужен очередной маг, каких у императора в услужении — куча? Никто же не знал, на что Лукас по-настоящему был способен. А он зачем-то упрямо продолжал скрывать и свой возраст, и свой талант.       Хотя… Скорее всего, делиться этой информацией ему просто было лень.       — Что ты делаешь? Опусти меня! — когда её пятки улетели выше положенного, а затылок оказался ниже колен, девушка возвратилась в реальность и с непритворным негодованием воспротивилась: — Здесь же столько людей!       — А что тебя смущает?       Юноша протянул ладони вперёд. Проворно прижав спутницу к себе, он опустил её в адекватное положение. Она задрожала, завертелась и кончиком носа случайно ткнулась в его щёку. Удивительно мягкая — мягче, чем у любой леди, — белоснежная и тёплая, как от приятного возбуждения, его кожа, мазнув, встретилась с её кожей, вспотевшей и покрасневшей не то от трусости, не то от разыгравшегося женского смущения.       Испугавшись, Ати попыталась немедленно отодвинуться, но, чуть не свалившись, резко передумала — застыла.       — Спрашиваешь еще? Сразу заподозрят неладное! — ломающимся голоском залепетала она. — Доложат ко двору, а потом…       Оттолкнувшись от щебёнки, чародей смело, словно полёт был заложен в саму людскую природу, вспорхнул. Ветер взбушевался и принялся трепать его рубаху; красные завязочки, вплетённые в манжеты и воротник, завиляли в плавающих потоках.       — Боишься, что кто-то узнает это о нас? — заломив бровь, тонко полюбопытствовал Лукас, поднимаясь уже до уровня второго этажа.       — А?— закряхтела Атанасия, давясь от переизбытка кислорода. — Узнает о нас что?       Это о чём он таком?..       Ещё бы она не боялась! Принцесса она была или кто? Реноме — это самое дорогое, что только могло быть у принцессы, а она своё уже и без того расколотила, как дешёвый сервиз, потому ей ну никак нельзя было допускать провалов. Коль до кого-то из аристократов дойдёт слух, что Её Высочество не просто разгуливала в коротких юбках по городу без достойного экипажа, но ещё и бесстыдно обнималась с безродным компаньоном прямо у всех на виду, доверия ей ждать более не придётся. А ей ведь так хотелось пережить ещё хоть парочку балов в её честь…       Лукас рванул за угол, и от его неровной поступи дуновения чрезмерно взвились — ударили Ати в лоб. Струсив, будто вот-вот ей по челу прилетит мухой или ещё чем пострашнее, она вцепилась другу в грудки и прильнула к нему столь тесно, что при желании могла бы услышать биение его сердца даже сквозь рёв толпы. Спрятав лицо в его ключицах, ей удалось немного успокоиться и впустить обратно здравый смысл в голову.       Теперь она хотя бы могла уловить цепочку повествования.       — Ну, о нас, — непроизвольно выдыхая прямо ей в ухо, продолжал юноша. Его тон выражал беспрекословную уверенность, хотя собеседнице мнилось, что сам он нёс настоящую чушь. — Сама знаешь: о тебе, обо мне…       — Да о чём ты? — вспыхнула та.       От малейших неровностей движения её с поразительной мощью затрясло и, когда чувство равновесия снова распоясалось, Ати из последних сил вжалась в спутника. «Нашёл время загадывать загадки!» — бесилась она. Его подруга тут на волоске от смерти моталась, а он, этот нахрапистый идиот, какую-то лапшу ей на уши вешал! Ну что за тугодум!       Из-за плеча друга уставившись на происходящее внизу, принцесса чуть не потеряла сознание. Единственным, что она могла свободно и рационально гонять в мозгу, было параноическое рассуждение о том, далеко ли падать и в какую примерно по размеру лепёшку она всё-таки расшибётся, когда её зад достигнет земли.       Ну уж нет! Она никогда не привыкнет к этим полётам!       Ни-ког-да!       — Лука-а-ас! — едва не коснувшись пяткой чьего-то заляпанного отлива, она побелела. — Куда… Зачем в самую толпу нас понёс?       — Да хватит верещать, — закатил глаза маг. — Угомонись уже: никто нас не видит.       Заведённая в тупик, Атанасия посмотрела под свои стопы — под ними проносились десятки метров обширной улицы, всюду забитой ликующими горожанами. Толпящиеся компании, что-то весело обсуждая, вели свои фамильярные беседы в громком формате, и по периметру площади растекались звонкие мелодии их смеха. Старики и дети, подростки и молодые люди, развернувшись к распаляющемуся кострищу, обменивались фразами, увлечённые своими делами. И ни в одно из этих дел не входило наблюдение на левитирующей парочкой.       «Неужели они так увлечены огнём?» — не верила своим очам принцесса.       Лишь после до неё дошло: народ вовсе не был заинтригован зрелищем; никто, как изначально и сказал Лукас, на самом деле их не видел.       — Всё-таки наложил чары невидимости? — просекла она.       Лукас воззрился на неё с неопровержимой непреклонностью. Хитрость блеснула в его зрачках — та хитрость, благодаря которой он не единожды нарушал правила.       Ати облегчённо выдохнула. Хорошо всё же, что он её не послушал и сделал по-своему. Правда, было бы лучше, если б он с ней хоть иногда советовался, прежде чем принимать подобные решения, но и таким исходом она была довольна: одним призраком ночных грёз меньше.       В этот момент ветер вновь разыгрался — взвыл и с высоким грохотом влепил зря расслабившейся девчонке затрещину.       Атанасия забрыкалась, с совиным сипением силясь укрыться от напавшего на неё стихийного хулигана. «Да что же это такое!» — про себя рыдала она, страдая только об одном: и почему ей так не везло?       Однако истинное невезение случилось минутой позже.       Стоило ей слишком рьяно зашевелиться, как у неё, и так после череды неуспехов ощущавшей себя едва ли не голой, тут же задрало вверх юбку. И пусть она знала, что никто из её верных подданных столь феерическую картину не застанет, вложенная в её ум с уроками этикета реакция не позволила ей молча терпеть это безобразие.       Как и следовало поступить любой уважающей себя принцессе, она завозилась, отцепляясь от друга, и потянулась, ссутулившись, к вздувшимся подолам, выгнувшимся в обратную сторону и налезшим ей, честнейшей в своём поведении девушке, на ключицы. Очутившись слишком далеко от поддерживающего её спутника, она впала в невроз.       Пускай Ати и понимала, что теоретически это невозможно, что магия полёта распространялась на неё сполна даже при всём её неумении контролировать своё тело, мозг её думать логически внезапно отказался. А потому, замахав руками, от боязни свалиться она не нашла другого выхода — и кинулась обратно, чуть не удушив никак не ожидавшего столь активных метаний колдуна.       — Не дёргайся! — сердито прикрикнул он и указал на крышу. — Смотри, уже почти всё. Всего-то пару шагов осталось, — нахмурившись, он на несколько секунд умолк, а после вдруг выдал: — Вообще, давай сама. Уже не маленькая.       — Чего? — еле перевела дух Атанасия. — Что ты задумал? Лукас? Лукас?.. Нет! Не отпускай меня!       Без лишних разглагольствований Лукас отпихнул её, толкая под лопатки, и Ати невозбранно понеслась вдоль крыш. Небесные просторы подхватили её. Обернувшись беспрепятственной птицей, она забарахталась: золото её волос превратилось в вольное оперение, а руки — в крылья, и город побежал под ней.       — Боже! Боже!!! — молилась и параллельно неуклюже брыкалась она, перебирая скользящими ступнями так же нелепо, как маленький Воронуля перебирал раскоряченными лапками в его чугунной ванночке, когда горничные пытались его помыть.       Корчась от разбирающего его хохота, маг сжалился и пристроился сзади.       — Ты что делаешь? — он не без усилий подавил свой глумливый тон, но смешки всё равно иной раз прорывались сквозь его слова. — Носками. Нужно отталкиваться носками.       — От чего? — засипела принцесса, когда друг поучительно нажал на её локти. — Здесь не на что наступить.       Она взять в толк не могла: чего он от неё желал добиться? Если это был такой способ обучить её основам нового типа колдовства, то выходило у него плохо. Впрочем, как и всегда. Учитель из него, к несчастью, был такой себе…       — А ты оттолкнись — и узнаешь, — с намёком подмигнул Лукас. И хоть девушка не могла видеть этого, но она, словно наяву, испытала укол его сарказма.       Обессилившая, она собрала остатки своих нервов в бесформенную кучу и сжала взмокшие ладошки в кулаки — маленькие, порой потряхивающиеся от неуверенности, но всё же по-своему грозные.       Наконец перестав поджимать подкашивающиеся колени к груди, она опустила ноги по-нормальному.       «В добрый путь! — пожелала сама себе она. — Если разобьюсь, папа, Лили, Феликс, не поминайте лихом!»       Опоры, как она и ожидала, не было, но в минуту, когда она по рекомендации компаньона постаралась оттолкнуться, под её ступнями образовалась незримая ступень, которая без особых затруднений выдержала её вес. «Вот оно что», — догадалась о работе магического механизма Атанасия и очень обрадовалась своей врождённой сметливости.       Может, Лукас был и не лучший наставник, зато она явно была чудесной ученицей — и схватывала всё на лету. Буквально.       Отскочив от несуществующей точки, она мерно пропарила вдаль и совсем скоро опустилась на пятнистый шифер — тот самый шифер, который они с Лукасом заприметили на входе в район. Кое-где перепачканный в копоти, но очень близко расположенный к пламени, их временный кров, как и предполагалось, обладал превосходным видом.       Едва тронув кончиками пальцев крышу, Ати задрожала всем телом и осела. Тонкие подолы её одежд зашелестели и раскрылись, как лепестки очнувшихся ото сна цветов.       «Нет, не привыкну. Точно не привыкну», — усмиряла разбушевавшееся сердцебиение она.       Лукас опустился рядом. Поверхность кровли задребезжала, когда он в своей типичной манере плюхнулся и свесил ноги.       — Начинается, — сказал он чуть более радостно, чем прежде.       Атанасия придвинулась к нему и, удержавшись от внезапно накатившего на неё желания положить голову на его плечо, распрямила спину. Глубоко в душе она ликовала: Лукасу тоже нравилось здесь!       Ведь раньше он выглядел так, будто ему всё уже давно осточертело.