***
— Помнится, раньше, принцесса, Вы рвались встречать их лично. — Да… Каждую из них. Отвлечённая от созерцания активно множащихся гостей, Атанасия вздрогнула. Плотнее сдвинув шторы, она прищурилась в попытке распознать в прибывших знакомые лица и ничуть не удивилась: ей не померещилось — только-только у ворот мелькнул экипаж из поместья Ирейнов. Во двор, широко распахивая створки, ввезли открытую золотую двуколку, увенчанную по бокам искрящимися узорами, которые почти полностью сливались с богатым орнаментом из роз на юбке леди, восседающей на пассажирском кресле. По отношению к Императорскому городу владения Ирейнов были расположены ближе всех прочих, оттого Елена и её родственники всегда являлись на аудиенцию в числе первых. Когда госпожа цветов и веселья сошла со ступеней, за её спиной распростёрся прелестнейший изумрудный бант, роняющий на землю горящие под солнцем края. Атанасия едва не ослепла от красоты. Помассировав веки, она отогнала шок-восхищение и неожиданно осознала, что при малейшей же возможности подруга наверняка заведёт беседу о предстоящем балу, на посещение которого Ати — вот беда-то! — так и не выпросила у отца разрешения. Он не ответил отказом, но и согласия ей не дал — двусмысленно, откровенно двусмысленно, он выразил своё негативное отношение к этому вопросу и, верно, понадеялся на благоразумие дочери. И благоразумие дочери его не подвело: намёк Атанасия уловила… но пасовать всё же не пожелала. Где-то в глубине души она лелеяла надежду, что после предстоящего чаепития её папу всё же да разберёт ностальгия, что он ненароком вспомнит, как сам заставлял её сближаться с девочками, как радел за неё и советовал искать среди них друзей… И она, примерное дитя, тогда покорилась — завела друзей, втёрлась к ним в доверие. А доверяющих людей, коли не имеешь ты цели их растерять, ну никак нельзя было бросать в праздник! И как папочка этого не понимал? — Знаешь, Лили… Я бы и сейчас вышла, — с некой обидой отозвалась она, морща лоб и вспоминая о последнем разговоре с папой. — Но папа сказал, что это они должны ждать меня, а не я — их. Взбивая и без того пухлые подушки на диване, горничная принялась перекладывать их с места на место. Когда сочетание чередующихся цветов наконец-то её устроило, она угомонилась и присоединилась к принцессе, всё ещё увлечённой подсчётом гостей через щёлочку занавесок. Лилиан погладила её по плечу. — Полагаю, Их Величеству лучше знать, как следует поступать в подобных случаях, — поделилась своим мнением она. — Положитесь на его опыт, принцесса. Она аккуратно попыталась отодвинуть подопечную от окна, но та не поддалась. — Ага, как же… — фыркнула та. — Папа же каждый божий день созывает девичий кагал на чаепития, не так ли? Лили не сумела сдержать смеха. — В этом Вы, пожалуй, правы. Но наказание Их Величества неслучайно: оно убережет юных леди от ненужной суеты, а Вас — от ненадлежащего утомления. — Понимаю, — как-то излишне взросло вздохнула Ати. — Потому и стою здесь. На том препирания завершились. За границей ворот скоро мелькнул силуэт ещё одной кареты — кареты, хорошо знакомой и принцессе, и её приспешникам. Лилиан поморгала, вглядываясь вдаль. После недолгого молчания она поинтересовалась: — Разве это не леди Маргарита? Услышав о самой важной для неё персоне, Атанасия на мгновение прильнула к шторам. — Кажется, да. — А кто это с ней? — горничная, вновь занявшая ведущую позицию, сузила глаза настолько, насколько было возможно. От её век расползлись едва заметные заломы-морщинки. — Кажется, годы не были ко мне милосердны, принцесса: слепнуть я стала, слепнуть… Представляете, мне даже почудилось, будто леди Маргарита прибыла на чаепитие в сопровождении юного лорда Альфиуса. Вот же нелепость! Атанасия застыла. — Чего… А беловолосой девушки рядом с ней нет, что ли? — с упованием постаралась выпытывать она у няни. — Хм… — Та опять юркнула за занавеску. Капельку подождав, она поделилась: — Нет, принцесса. Таких леди я что-то не вижу. От переизбытка эмоций рот Ати непроизвольно уехал набок. Этого ей ещё не хватало — ну чёрт-те что! Такое могло случиться лишь с ней одной: первая цель её мероприятия провалилась до того, как это самое мероприятие успело начаться. А если же ещё и Клода праведные чувства так и не разберут к концу действа, то все песни-пляски окажутся напрасны! Она задержала дыхание. — Так, Лили, дай-ка я сама посмотрю. Лилиан без сопротивления пропустила Атанасию вперёд. Та, спотыкаясь о собственные же ноги, пристроилась обратно. Адаптироваться сразу оказалось трудно, поэтому ей понадобилась еще пара минут, чтобы разобраться что было к чему и кто где находился. Гостей к тому времени уже поприбавилось. Среди них Ати как раз насчитала тринадцать приглашённых леди, не менее пяти гувернанток, Феликса в единственном числе и… Его. Иезекииля Альфиуса. Высокий и статный, с плащом, струящимся сквозь золотую перевязь и переливающимся как звёзды или луна, он стоял, освещаемый лучами утреннего солнца и блестел, как вампир из одного небезызвестного кино. Наверное, впервые принцесса пожалела о том, что день выдался донельзя погожий. «Что же ты здесь забыл, Иезекииль?» — стуча от волнения зубами, вопрошала она, но продлились это недолго. Юный лорд, точно ясновидящий, целенаправленно бросил взор на эркер. Испугавшись удела быть обнаруженной, Атанасия немедленно покинула опасную часть фасада и, как летучая мышь поутру, спряталась в дальнем углу гостиной. «Кажется, пронесло…» Атанасия спустилась вниз. С детства не ведающая голода, она была сладкоежка и, ко всему прочему, та ещё обжора, однако в размытые границы стройности вписывалась пока без проблем. Скорее всего, этому способствовал её юный возраст, но, какой бы банальной ни была причина, факт оставался фактом — её вес колебался строго в пределах нормы. Тогда почему, ну почему каждый шаг вниз, который она заставляла себя сделать навстречу гостям, сопровождался в её голове ужасным грохотом?.. Возможно ли, что её мана взбунтовалась вновь? Или же это доселе спокойная Обелия прониклась прелестями тектонических активностей? А может, это у неё, у Атанасии, просто слишком сильно дрожали коленки? Задержавшись на последнем повороте, она несмело покрутилась, удостоверилась, что рядом с ней никого не было, и тихонечко пощупала свои ноги. Чудо! — ребус тут же решился: ноги впрямь бесконтрольно дрыгались, будто в спазме. Вдруг откуда-то неподалёку раздались чужие голоса. Ати чётко осознала, что её уже все заждались — и заждались достаточно для того, чтобы папенька был ею всецело доволен. — Ш-ш! — в заключение заругалась она на свои колени и побарабанила по ним. — Не стучите мне тут! Те с трудом, но повиновались. Вот теперь можно было и идти. Сдвинувшись бочком к перилам, принцесса перегнулась через них и осторожно, по-прежнему не имея намерения выдать своего присутствия, поглядела на маленькую группку людей, стоящих у входа во дворец. Иезекииля среди них — как, впрочем, и Дженнет — уже не было. Леди Елены — тоже. Путь подозрительно быстро расчистился. Вполне вероятно, девушки могли отправиться в сад, а Иезекииль… А Иезекииль мог, собственно, изначально по семейным делам примчаться — за отцом, например… Почему нет? Это было бы разумно. Правда, никаких известий о запланированных аудиенциях отца Ати не получала… но это ведь вовсе не означало, что её папа не мог вызвать герцога сам, по личным соображениям, так? Уж сколько она знала своего папеньку — он всегда, всегда был непредсказуем: она ждала от него одного, а он — р-раз! И делал совершенно другое. Хотя вот уж чего он точно не делал ни разу — и вряд ли вздумал бы сделать хоть когда-то, — так это не приглашал ко двору Альфиусовскую шайку во главе с герцогом без срочного прошения о том от самого же герцога… А о наличии тех прошений Атанасия выясняла самой первой. По кислому выражению отцовской физиономии. Как назло, такого выражения его прекрасное лицо не принимало уже давно. Девушка насупилась. Что ж, так или иначе, кто-то из них — определённо! — был жук. А вот кто именно (Клод, явно вздумавший скрыть от неё что-то важное, или Иезекииль, припёршийся без приглашения), ей ещё предстояло разведать. Но не сейчас. Сейчас же ей, хозяйке застолья, следовало встретить милых гостей и сопроводить их к банкету. Ощущая себя нашкодившим ребёнком, который крайне удачно не наткнулся на родителей по возвращении домой после ночных гуляний, Ати перевела дух и, наконец, вылезла из-за баррикад. Угол обзора расширился, и ей открылись те, кто прибыли на её мероприятие последними: две сестрицы-маркизы, имена которых она благополучно позабыла, и маленькая баронесса Мэрилин, однажды запомнившаяся Атанасии платьем с юбками в форме капустных листов — в нём она появилась на императорском балу, устроенном в честь шестнадцатилетия Атанасии. Ныне же, забавно сбившись в кучку, как воробьи в кустах, девочки что-то задорно обсуждали, то взвизгивая, то переходя на таинственный шёпот, и всё стреляли да стреляли хитрыми глазками в сторону потеющего Феликса, ждавшего у лестницы прибытия своей госпожи. Они уже были готовы к веселью, поняла Ати и поспешила присоединиться к ним. На последней ступени Феликс подал ей руку. — Доброе утро, Ваше Высочество, — поклонился ей он. — Как и всегда, Вы выглядите превосходно. — Благодарю, — она поклонилась ему в ответ, и Феликс засиял честной радостью. Принцесса невольно умилилась. Любимые Феликс и Лили были единственными, кто делал ей такие чудесные и искренние комплименты. Папа да Лукас с ним на пару тоже её, бывало, хвалили, но обычно их комментарии походили на похвалу лишь с натяжкой. Вчера вот Лукас заявил, якобы у неё в волосах застряла «классная палка». Это он так обозначил заколку, выбившуюся у неё из причёски. Тогда Атанасия сказала ему, что поэт из него вышел бы так себе, и на том общение скоротечно завершилось. Даже немного обидно было. — Ваше Высочество! — протараторили все девочки разом и синхронно пали в реверансах. — Добро пожаловать, — кивнула им принцесса. После формально свершившегося приветствия юные леди так же синхронно выпрямились и вперевалочку, подкидывая тяжёлые полы нарядов, подбежали к ней. И началось… Помнится, когда подобное случилось в первый раз, Атанасия даже испугалась: группа незнакомых богачек, которых она видела впервые в жизни, бросились мять да пренагло кружить её — так, чтобы рассмотреть её и её одежды целиком, не пропустить ни единой детальки. Параллельно они задавали ей море вопросов, на которые она из-за количества и противоречивости ничуть не успевала отвечать и оттого глупо брякала невпопад любую белибердень. Если бы император застал свою драгоценную дочь за таким унижением, то все участницы той оскорбительной-панибратской сцены непременно улетели ли бы в темницу, а их благородные родители — на плаху. Но, то ли к счастью, то ли к несчастью, Клода в тот момент рядом не было. Сама же Ати в будущем просекла: эдакие смотрины девочки устраивали ей не из желания выказать непочтительность, нет — это был своего рода ритуал, через который проходила каждая уважающая себя аристократка. Все, абсолютно каждая из них, нагрянув на бал, первым делом хвастались своей красотой. И чем ярче к определённой леди проявляли интерес остальные, тем выше было её положение. Вот и к принцессе — с её-то положением! — они отнеслись соответственно. — О боги, Ваше Высочество, Ваши серьги такие мягкие на вид… Это яспис? — Принцесса Атанасия, Вы красивее всех на свете! Я бы отдала всё за такие локоны… — Не могу поверить… Неужели это сайкасийские шелка?! — Сестра, поглядите на эти туфельки. У нас с Вами никогда таких не будет. — Не будет, конечно же! Это же Её Высочество Атанасия де Эльджео Обелия, Бессмертная принцесса! Она достойна только самого лучшего! — Какой насыщенный оттенок! И так блестит… Будто смотришь через стёклышко! Невероятно… Как же он называется? — Одно и то же слышала от гостей Атанасия и тогда, и сейчас. — Спасибо… К сожалению, это мне неизвестно, — отвечала она им и тогда, и сейчас, а в голове держала всё ту же мысль: время шло, а вопросы не менялись. Феликс поспешил ей на помощь: — Ваше Высочество, стол накрыт. Думаю, нам пора пройти в сад, — влез посреди ритуала он и подмигнул ей. — Пока чай не остыл. Ати поддержала его затею: — Вы правы. Мы же не хотим довольствоваться холодным чаем, так ведь, леди? Девочки захихикали и снова облепили её. Леди Мэрилин прицепилась к её правому локтю, а младшенькая маркиза — к левому. Старшая снисходительно уступила ей. Разница в возрасте у этих двух была небольшая, в два года. Казалось бы, что могут сделать всего-то два коротких года? Но в мире знати они могли проложить между сёстрами, почти ровесницами, весомую пропасть: за два года старшая уже успела познать все прелести балов и войти в брачный возраст. Младшая же лишь в прошлом месяце отметила четырнадцатилетие и совсем недавно станцевала на своём дебюте. Естественно, с надлежащей серьёзностью к ней ещё никто не относился, когда со старшей уже начинали всё чаще и чаще считаться. Атанасия старалась их не разделять. На чаепитие изначально должна была получить приглашения только одна сестра, но Ати наслушалась сплетен о грядущем раздоре между девочками и загорелась идеей предотвратить его — даже места за столом выделила им равные. И пока что операция по отмене ссоры продвигалась удачно. — Ваше Величество, а где же леди Маргарита? — ни с того ни с сего перевела тему юная баронесса, когда они покинули дворец. — Неужели она больна? Принцесса опешила. — Почему же больна? Полагаю, она уже дожидается нас в саду, как и все остальные. — Ох, вот оно что… Просто… это так странно. Ати нервно потрепала прядку. — Что же Вас в этой ситуации смутило? — полюбопытствовала она, хотя ни на секунду не сомневалась, что ничего нового гостья ей не донесёт. Подтверждая её догадки, старшая маркиза заговорила вместо баронесс: — Я тоже была удивлена. Все знают: Вы с леди Маргаритой неразлучны, принцесса. Это уже даже чуднo — видеть вас порознь. — Точно, точно! — стала поддакивать старшей младшая. Атанасия пожевала губу. И… Ну и что пристало отвечать на такие претензии? Всё отрицать? Божиться, что они с Дженнет не были близки? Так это ложь — ложь бессовестная. Они действительно были близки. Близки, да, но не неразлучны: общение с милой подругой пробуждало в Ати особое предчувствие, которое, как ей порой грезилось, она уже испытывала когда-то очень давно… словно в другой жизни. Она пылко любила Дженнет, это неоспоримо, но из-за жуткого прошлого, пусть никто, кроме самой Атанасии, о нём не помнил, между ними с Дженнет врезалась нерушимая стена, которая вряд ли когда-то разрушится. Атанасию из-за этого грызла горечь вины. Ей нужно было родиться полнейшей дурой, чтобы при той осведомлённости, которой она обладала, не взять в толк истинных стремлений подруги. Но дурой Ати, как назло, не была, хотя интенсивно таковую из себя строила, — строила оттого, что намёки у Дженнет были отнюдь не прозрачные, а ответить взаимностью она на них не могла. Дженнет — вполне закономерно — видела в ней родную кровь, сестру, незаменимого члена семьи, которому она могла бы доверить все свои тайны или обратиться за помощью. Воспитанная в сказке, она мечтала, чтобы и Атанасия когда-нибудь увидела в ней то же самое. Но для Атанасии родной кровью уже был Клод, незаменимыми членами семьи — Лили и Феликс, а тайны она в первую очередь доверила бы не Дженнет, а Лукасу; от него же она ждала поддержки и защиты во всех смыслах этих слов. Дженнет в её списке находилась в самом конце — там, где она отметила всех своих немногочисленных знакомых. Несомненно, среди друзей Дженнет занимала ведущую позицию и немало обходила как Елену, с которой у Ати были не такие уж крепкие связи, так и Иезекииля, открыто питающего к ней, к «Ангелу», слабость. Но даже так назвать Дженнет сестрой или, того хуже, принцессой она не могла, сколько бы раз ни пыталась себя заставить — язык не поворачивался. А шея её ныла всё пуще… — Мы с леди Маргаритой не встречались с моего последнего бального вечера, — всё взвесив, поделилась с дотошными леди принцесса. — Как и с вами. — Принцесса дорожит нами всеми одинаково! — подхватила сказанное ею младшая маркиза, а две другие девочки принялись вторить ей: — Правда что! — Какая же принцесса справедливая!.. Атанасия приготовилась уже сгореть со стыда, но не успела — Феликс очень вовремя спас её, привёл к назначенной точке. Пахнуло зеленью. Ароматы свежескошенной травы, нежной и сочной, как спелый фрукт, оказались до того яркими, до того насыщенными, что о существовании сладких роз в саду все дружно позабыли. Языком принцесса почувствовала, как от этой сочности во рту у неё выступила слюна. Две маркизы с наслаждением потянули воздух носом и, верно, собрались было поделиться восторгом, но Феликс их отвлёк: — Мы прибыли. Прошу, — почтительно пригнувшись, он указал рукой вдаль, Пред леди, никогда прежде не посещавшими Изумрудного дворца, предстала миниатюрная поляна. Обрамлённая бесконечными цветочными кустарниками, каждый из которых то там, то здесь был подвязан декоративными лентами с бантиками, она пестрела добротно подобранным убранством. В самом центре её возвышалась беседка из золота, по крыше вся увитая тяжёлыми побегами глицинии. Внутри же беседки, дабы укрыть юных аристократок от лучей солнца, слуги расположили сервированный столик и стулья, окутанные кристально-белыми чехлами. Лица девочек исказились в шоке. Ати и сама поразилась: её слуги постарались на славу. После такой организации ей придётся выдать им, как минимум, пожизненную индульгенцию от всех грехов — меньшего тут не хватит! — Феликс, поклонись в ноги Лили и её помощницам от меня, — прошептала она преданному рыцарю на ухо. Тот с улыбкой ей кивнул. Декорированная пергола произвела впечатление на всех. Приблизившись к месту проведения чаепития, принцесса обнаружила, что приглашённые ею девушки смиренно ждали её появления, однако ничуть не скучали: одни из них звонко щебетали около входа, другие — делились эмоциями, параллельно любуясь завязями бутончиков. Елена и её подруга детства, с которой они всюду ходили парой, чуть отстранились от общей кучи и изучали растения; около десяти аристократок пританцовывали у колон, красовались перед немногочисленными зрителями. Лишь Дженнет стояла поодаль и с какой-то тоской наблюдала за всеми ними. Объединяло леди одно: за стол никто из них ещё не садился, — все с уважением терпели до прибытия хозяйки бранча. И та скоро почтила их. — Доброго дня. Когда Атанасия сунулась на территорию, оккупированную молоденькими девицами, галдёж мгновенно стих. — Ваше Высочество, — в один голос, высокий и трепещущий, поздоровались аристократки. Растягивая шуршащие юбки, они по очереди присели и поблагодарили свою принцессу за приглашение, попутно осыпая её новой порцией не поддающейся здравому смыслу лести. «Ну и воображение», — снова и снова поражалась Ати, пока её подружки в сотый раз роняли слюну ей на платье. Маленькая баронесса и две сестры-маркизы же, будучи уже оповещёнными о деталях императорского туалета, с умным видом делились полученными знаниями. Марафон комплиментов продолжался до тех пор, пока в кои-то веки слово не вставила Дженнет. Как бы на неё ни косились, Дженнет в девичьем обществе всё же была авторитетом. Возможно, молодые леди немного и обижались на неё за излишнюю настойчивость в отношении принцессы, но отрицать того, что из всей их группки Её Высочество предпочла приблизить к себе именно леди Маргариту, а не кого-либо другого, они не могли. Значит, было всё-таки в ней нечто особенное — не только связь с известным Иезекиилем Альфиусом. Хотя… Симпатию юноши к принцессе Атанасии замечали даже слепые и глухие, так что… — Я так рада Вас видеть, принцесса! — одухотворённо лепетала Дженнет, пока остальные леди ревниво перешёптывались. Воодушевлённая и энергичная, как тогда, когда впервые посетила императорские владения, она без стеснения всех растолкала — пробралась сквозь толпу и, очутившись прямо перед лицом своей цели, расцвела. На её налившихся румянцем щеках мелькнула тень очаровательных ямочек. Атанасия ощутила обжигающее пальцы тепло и поняла, что подруга взяла её за руки. По костяшкам мазнуло биением чужого сердца. Ослеплённая неповторимым сиянием Дженнет, прижимающей к груди её, Атанасии, ладошки, она чуть не подавилась. В нос ударил знакомый запах недобродившего вина. Разум затуманился. — Я… Я тоже… Наваждение вспыхнуло. Кое-как Ати переборота странный дурман — напряглась, оборвала речь и, поморгав, в следующую минуту сконцентрировалась на обращении ко всем своим гостьям: — Я рада видеть всех вас в полном составе. Очень рада! Однако рада она, на самом деле, не была: где-то по её дому шлялся Иезекииль, которого сюда никто не звал, а вот леди Хиггинс, которую не только звали, но и очень даже ждали, не явилась вовсе. Создавалось впечатление, будто кто-то выведал их с Лукасом план и вздумал злобно пошутить… При смещении вектора мыслей с Дженнет на леди Хиггинс наваждение чуть спало. Голову, однако, до сих пор не отпустила тяжесть, а в воздухе всё так же настойчиво висели отголоски стойкого неестественного аромата. Силясь никого не расстроить, не обидеть и не обделить, ослабшая принцесса отлепила от себя ласкающуюся подругу и, неловко погладив ту по лопаткам, предложила всем приступить к основному — занять места. Привычный обряд приветствия, к счастью, был завершён, а потому довольные леди послушно принялись рассаживаться. Слуги помогли им, неуклюжим, путающимся в увесистых юбках, без проблем устроиться и ничего не перевернуть, а потом понемногу опустошили сервировочные столики. Передвигаемые из одного угла в другой, те от переизбытка посуды дребезжали при каждом столкновении с неровностями. Предполагаемый час чаепития должен был настать чуть позже, после лёгкого перекуса, поэтому тарелки с салатами и корзиночками потеснили типичный набор из чашек и сладостей. Мероприятие официально началось. Легонько — так, чтобы её не уличили в невежестве, — Атанасия прилегла на спинку стула. Тиски боли отпустили, но не в полном объёме — со лба и висков режущие-колющие спазмы сползли к области левого глаза, укусили. Недуг принял знакомую окраску — такую, от какой Ати страдала уже не первый день и даже пару раз пила лекарства перед сном. Мучительная, но хотя бы терпимая, мигрень вновь явила себя. Устремив взор на противоположный край стола, Ати буквально напоролась на Дженнет. Та смотрела на неё с тревогой и будто бы с надеждой. Так мог смотреть только тот человек, который скрывал что-то чрезвычайно важное. К десерту Атанасия де Эльджео Обелия из славной звёздочки империи превратилась в измученного сидонийского раба, пересёкшего вершину господского зиккурата. Запыхавшаяся и вся красная, давящаяся холодком, родившимся под рёбрами, охрипшая и с онемевшими уголками рта от обилия живого смеха, она вымоталась и разморилась. Раззадоренные леди вели себя, как беззаботные дети, и в своих возвышенных монологах ничуть не чурались метафор. Когда Елена снова закатила монолог о прекрасных юношах, Ати, уже чуть успокоившись, разомлела. Наверное, ей повезло, думала она. Елена так увлеклась страданиями о недоступных лордах, что даже не вспомнила о предстоящем балу — и не вспомнила очень кстати, поскольку Атанасия желанного согласия ей дать пока не могла. Оправдываться же за своё бессилие в принятии решений ей было стыдно. Она же была принцесса, а не нерадивая школьница… Мигрень практически миновала. Расслабившись и вдоволь отдохнув, Ати внезапно потеряла нить беседы — стоило ей отвлечься всего на секундочку, как гостьи уже вовсю затрещали о чём-то, ей совершенно не веданном. Даже Дженнет, восседающая ровно напротив неё, втянулась: теребя карамельные локоны, поблёскивающие шёлковой рыжиной на кончиках, девушка мило хихикала себе под нос, хоть пока и не вставляла в диалог собственных фраз. От такого зрелища Ати мало-помалу таяла в душе — всем, абсолютно всем, было хорошо: никто здесь, под её началом, не грустил, не скучал, не был оторван от остальных… Да и самой ей тоже было неизмеримо уютно. Как это обычно случалось, уютней всего оказалось рядом с подругой. Точно по велению волшебной палочки, с Дженнет всегда всё становилось как-то проще: и страданья уходили, и беды быстро забывались… Действительно, прямо-таки магия какая-то! Неужели это был природный дар прекрасной принцессы? Атанасия поморщилась. Над бровью, словно в назидание, снова пронёсся укол боли. «Странно это всё же, — корчась, размышляла она. — Странно, что Дженнет так и не сдружилась с девочками. Может, из-за ревности?..» И это было похоже на правду. Пусть Дженнет и сияла дружелюбием, однако со дня их знакомства не брезговала бесстрашно отодвигать остальных леди на второй план, когда те мечтали общаться полной компанией. Что, если это обидело их? Подростки, особенно девушки, порой ведь бывали страшно ревнивыми… Когда-то Атанасия испробовала перчинку ревности и на себе. Но это время, благо, ушло. Ушло… как будто его никогда и не было. Поглощённая очередным гениальным умозаключением, принцесса подпрыгнула. «Интересно, позвала ли Елена на свой бал Дженнет? — вдруг запереживала она, но потом одёрнула себя: — Позвала, конечно же! Отчего же не позвать?.. Всех же зовут — и Дженнет, соответственно, тоже». Несколько раз потыкав вилкой в зеленушку, беззаботно болтающуюся на ободке тарелки с салатом, она ещё порассуждала, провела некоторые логические расчёты и… замерла. Истина свалилась на неё уже не снегом на голову, а прямо-таки куском холодного мяса. Эдаким сочненьким говяжьим кострецом — мерзким таким, с жирком по краям… Впав в ступор, Атанасия энергично запихнула в рот оливку и, пока работала челюстью, поняла и приняла новые знания. А что, если Елена безмолвствовала о своём балу из-за того, что не включила в список приглашённых мешающую ей Дженнет? Елена ведь была ближе всех к Атанасии, а потому вполне имела резон ревновать к ней Дженнет… Пазл сложился воедино. Боги, так вот оно что! Иной причины умалчивать о столь грандиозном событии у шестнадцатилетней леди быть просто не могло! «Что же делать? Что же делать? — засуетилась про себя Ати. — Как же мне помочь дорогой подруге? Как отстоять её честь?» Нет, безусловно, Елена имела право сама выбирать, кого она хотела видеть на своём праздновании, а кого — нет. Но какие же подлые думы потом закрадутся в головы прочим гостьям, когда они не узреют на приёме Дженнет? Что, если они даже примутся подражать Елене — и тоже вычеркнут несчастную Дженнет уже из собственных списков?.. Нет, так дело не пойдёт! Дженнет срочно нужно было выручать! В приступе неудержимого энтузиазма принцесса выпрямила спину и посерьёзнела. В тот же миг одна из леди воскликнула: — Да будет так! И в беседку, как на отчий зов, воротился Феликс, словно чем-то окрылённый. Пригибаясь на пороге, чтобы не задеть макушкой болтающиеся кудри цветов, он сначала поклонился своей принцессе, а после — её посетительницам. Те в единый голос завизжали. Рыцарь смутился, но виду не подал. — Ваше Высочество, — подобравшись к столу, он пригнулся к уху госпожи. — У меня послание для Вас от Их Величества. Разрешите отвлечь Вас. Пока леди в отупении верещали, Атанасия велела слугам расставлять чашки-чайники и, раз все были заняты, отлучилась со своим смирным телохранителем. Тот завёл её глубоко в сад, и среди кустов их силуэты потерялись безвозвратно. — Что случилось? — спросила она, когда они отошли достаточно далеко от посторонних. — С папой всё в порядке? Феликс ошеломлённо потряс руками с растопыренными пальцами. — Что Вы, принцесса! С императором всё замечательно, — он виновато понурился. — Мне не следовало так резко Вас тревожить. Должно быть, Вы очень волновались… — Нет-нет, всё нормально! — Теперь совестно стало уже Ати. — Я в порядке. В полном порядке! Рыцарь выдохнул; его плечи опустились. — Слава богам, принцесса. Они оба притихли. Неловкую паузу разбавлял лишь ветер, шелестящий листвой на дышащих кустарниках. Где-то поблизости что-то хрустнуло, но никто не придал этому значения. — Так… что там с папой? — силясь вернуться в прежнее русло, Атанасия направила диалог в необходимую сторону. Феликс неожиданно воодушевился. — О, у меня для Вас благая весть, принцесса! Он аж весь засветился. — Ну не томи, Феликс! Что папа опять придумал? — Их Величество оповестили меня, будто Вы крайне желали посетить один бал. У принцессы защекотало под ложечкой. — Ты имеешь в виду бал у Ирейнов? — Полагаю, что так. — Продолжай… — мерно кивала она, переваривая информацию. Уже совсем-совсем рядом опять раздался подозрительный шорох. Ати среагировала на него, но была слишком увлечена предстоящим извещением, а потому позволила себя проигнорировать его. — Изначально император был против… — присутпил к объяснениям Феликс, но его госпожа перебила его: — Да, я уже и сама это поняла. Но почему? — Отношения с Ирейнами у дворца довольно… кхм, противоречивые, — подыскивая более подходящие выражения, он почесал затылок. — Намекаешь на их разгульный образ жизни? Ошарашенный основательной информированностью принцессы в подобных вопросах, Феликс удивлённо вскинул брови. — Это император Вам о таком рассказал? — предположил он. Атанасия утвердительно покачала головой. — Ну да… Он сказал, что они… ветреные, — она приобняла себя за локти. — Думаю, он им не доверяет. Вот и не пустил меня к Елене. — Принцесса, — по-доброму улыбаясь, Феликс вежливо отнял её руку и сжал. — Императору великой империи и не пристало доверять всем подряд. Но он обязан поддерживать связь со знатью… Поэтому я убедил Их Величество, что Вам, наследнице, нужно больше бывать в светском обществе. Было тяжело… но Их Величество всё же изменили своё решение, — он улыбнулся ещё шире. — Теперь Вам позволено присутствовать на приёме. У Атанасии земля из-под ног ушла. Её план, её рискованный план, с треском провалился, и впору пришлось бы расстроиться, но не тут-то было — на помощь ей сию же секунду примчался милый Феликс! Её главный сообщник, её защитник, её палочка-выручалочка! И как при таком раскладе было не рехнуться, не обезуметь от радости? — Феликс… — начала она, едва сдерживаясь, чтобы не удушить его в благодарственных объятьях. — Я не заслуживаю тебя! Тронутый до глубины души, рыцарь по-отцовски похлопал её по тыльной стороне ладони. — Будет Вам, принцесса! Я счастлив служить Вам, — отнекивался он, но по нему было видно, что он тоже наслаждался удачным развитием событий. — Если у Вас что-то не получается, то Вы всегда можете на меня положиться. Ати уже почувствовала, как у неё почти что навернулись на глаза слёзы, но в самый последний миг идиллия разошлась по швам. Чужеродные шумы повторились вновь. После — ещё и ещё… Из-за ряда кустарников скоро мелькнул чей-то знакомый образ. И вот, наконец, на повороте появился Он. Наглый незваный гость. Иезекииль Альфиус. — Прошу прощения, — оперативно извинился он, когда две пары очумевших глаз устремились в его направлении. Бесспорно, он был здесь лишний. — Я и не надеялся встретить Ваше Высочество здесь. Долгих лет жизни и процветания Обелийской империи. Юноша с уважением откланялся. Феликс, как Атанасия заметила, задвинул обратно меч, поддетый на рефлексе. Защита членов императорской семьи была главной его обязанностью, жизненным предназначением. Сама принцесса отступилась. «Не померещилось, значит», — с некой досадой отметила она, недоуменно разглядывая новую задачку, которую ей предстояло благополучно устранить. Слёзы радости, так и не успевшие покинуть границ слизистой, высохли; некогда поплывшее от детского ликования лицо застыло в ровной фарфоровой маске — малышка Ати, десять лет назад ежедневно эксплуатировавшая именитого командира императорской армии как личный транспорт, обернулась предупредительной крон-принцессой. — Доброго дня, — прикрыв веки, она сделала аккуратный книксен с такой невозмутимостью, будто встреча с Иезекиилем была для неё сама собой разумеющейся. Феликс же, следуя нормам приличия, второй раз выказывать почтения уже не стал. — Полагаю, Вы заблудились? — обращаясь к гостю, осведомился он. — Кажется, Вы намеревались ожидать в зале. Тот немедленно нахмурился. — Приношу свои глубочайшие извинения, — повторился юноша. — Зал Изумрудного дворца и впрямь замечательный. Атанасия вздрогнула. «Попался! В моём дворце всё-таки был. Не у папы!» — исподтишка собирая сведения, она сделала первые выводы: версия с аудиенцией у императора, самая логичная и самая выгодная для всех участников этой самый версии, скоротечно отвалилась. Других адекватных же, как назло, не сыскалось. Пришлось изворачиваться. — Могу я узнать, что привело Вас сюда? — без лишнего увиливания она сразу же бросилась в наступление. Но Иезекииль то ли не понял её, то ли специально прикинулся глупым — умело парировал: — Мне не стоило быть столь самонадеянным. Однако я счёл приемлемым скоротать время на свежем воздухе, в прекрасном саду Её Высочества, — Атанасия совершенно случайно заприметила, как он, выговаривая её титул, слегка понизил голос. Уголки его губ всего на мгновение изломились ввысь, а после снова опустились. — Мне искренне жаль. «Искренне жаль ему, ага… Не надеялся он… Да кому ты врёшь», — смущённая, но не возмущённая, бухтела про себя Ати. Иезекииль, истинный сын герцога, выражался отчуждённо и чётко, как нередко выражались студенты, радевшие за оценки и оттого подчистую заучивавшие учебный материал. Тон его был мягкий, но уверенный — что ж поделать, словом Альфиус-младший, признаться, владел умело. Это была одна из тех черт, которые он перенял от отца. Благо, свои способности он чаще предпочитал направлять не на интриги, уподобляясь папеньке, а на дела благие, более честные. — Должно быть, я неправильно выразилась… — принцесса кашлянула. Порывисто накручивая колосящиеся кудряшки на мизинец, она внезапно осознала, что поддерживать зрительную связь с гостем ей было трудно, и оперативно отвернулась. Якобы прикрываясь от солнца, она продолжила: — Я имела в виду не сад, а императорский город. Почему-то мне не донесли о Вашем визите… В одном из кустов, коротко стриженных этим утром, завозились, зачирикали ютящиеся меж веточек птички. Пернатое семейство явно о чём-то переругивалось. В диалоге же меж принцессой и её подданным произошла не ссора, не перемирие, а таинственная заминка. Принцессе даже почудилось, что её подданный с какого-то перепугу возомнил, точно у него было право на безразличие, но тот всё же опомнился — и нарушил покой первым. Он отвёл от ресниц чёлку цвета кованого серебра, растормошённую бархатистыми дуновениями воздуха, и плавно перевёл тему: — Не будет ли с моей стороны слишком самонадеянным просить Вас уделить мне пару минут? Атанасия потупилась. Предложение показалось ей интригующим, но… — М-м… Боюсь, меня уже ждут, — покривилась она и, намекая на необходимость содействия, помигала Феликсу: — Мне не следует бросать гостей в одиночестве. Феликс уловил её потайной знак. — О-о, Ваше Высочество, ни о чём не беспокойтесь! — поспешил обнадёжить её тот. И всё прошло бы идеально… если б Феликс не был Феликсом. Следующее предложение, которое выпорхнуло из его рта, в хлам разбило девичью нервную систему. — Я немедленно их предупрежу, — с горящим взором он отсалютовал. — Ваше Высочество, никуда не торопитесь. Ваши гости в надёжных руках! Выпалив последнюю фразу, он тотчас ретировался, оставив свою принцессу не то проклинать его, не то молить богов о снисхождении. С той самой поры Атанасия напрочь лишилась веры в окружающих. Вредные птички, будто в солидарность, тоже притаились. Неприятную, несуразную атмосферу ныне разбавлял только мирный шепоток листвы да бархатные мелодии журчащих вод в бассейне садового фонтана. «Пойду утоплюсь в нём», — пораздумала Ати, но топиться не пошла. Помирать столь неподобающим образом гордым принцессам было нельзя — позор.Впрочем, ей было бы не впервой.
Непроизвольно она пощупала область горла. Поглощённая тревогой, она застыла, как заколдованная. Её губы бессознательно зашевелились, забормотали то, что было надобно: — Вы не ответили, — без упрёка проронила она, на что получила разумный комментарий: — Повод Вам известен. И ничуть не изумилась. Она действительно уже давно обо всём догадалась сама, потому допытываться более не стала и, напрягая всё своё гостеприимство, насилу предложила: — Давайте прогуляемся. Иезекиилю не оставалось ничего — и он согласился. Атанасия повела его в центр сада. Палисадник за палисадником, они медленно обогнули и голые тропки, и протяжные ряды кустарников-многолетников. Розы и керрии, магнолии, пушистые камелии — во владениях Изумрудного дворца не было ни одного цветка, который принцесса бы не любила. Не минуло и десяти лет с момента, когда император распорядился о подготовке жилья для своей дочери, а природная составляющая здешних земель уже была до того богата, что любой непросвещённый уж точно бы счёл, будто растения для этого места собирались веками. Изобилующий заморскими плодами, сад был выстроен в форме скошенной трапеции и плотно обнесён забором. Дорожки раскладывались кругами, как в незамысловатом лабиринте, — сделано это было для того, чтобы маленькая принцесса, потерявшись, не сумела покинуть его пределы. То там, то здесь встречались тонкие, точёные лавочки. На одной из таких лавочек — подле фонтана, с видом на давеча зацветший миндаль, — и устроились сын герцога с принцессой. — Ах… — припечатав топорщащиеся юбки к бёрдам, Ати расположилась на самом краю, чтобы не помять платья. — Значит, Ваши запросы вновь отклоняют? Она смяла подол у колен. Иезекииль примирительно усмехнулся. — Вы, как и всегда, проницательны, — не удержался он от комплимента. — Верно, я не единственный в этой империи, кому легче добиться аудиенции лично с императором, нежели с Вами. Атанасия покраснела. На подсознательном уровне до неё доходило: Иезекииль, пусть его и нельзя называть независимым экспертом, был прав. Людей, страстно написывающих ей днями и ночами, насчитывалось прилично, но все они по старой привычке слали ей приглашения на рауты или письма с задушевными исповеданиями, которые либо она сама, либо её слуги сразу же выбрасывали. На аудиенции не рвался никто — как лорды, так и леди уже усвоили урок и иметь проблем с императором не желали. Лишь Иезекииль из года в год не прекращал попыток легально пробраться в Изумрудный дворец. Попыток, к слову, до сих пор безуспешных. — Не думаю… — возразила принцесса. — Скорее всего, никто, кроме Вас, больше не старается, — высказала свою точку зрения она. Сконфуженная, она заправила прядку за ухо. Альфиус-младший простосердечно засмеялся. Сгибом пальца он прикрыл часть лица. — Что такое? — Ати чуть свела брови. Его реакция была ей неясна. — Ваше Высочество, вижу, и не подозревает о том, сколько лордов мечтают добиться её внимания. Он посмотрел на неё с теплом и с нежностью — но вовсе не с такими теплом и нежностью, с какими влюблённые лорды смотрели на милых им леди. Атанасия разглядела в его взоре нечто возвышенное, нечто более взрослое… Так на неё смотрел отец. — Что Вы имеете в виду? — потрясённая собственным открытием, она закопошилась как на иголках. Иезекииль в самом деле изменился за последние два года — возмужал, окреп. Всё меньше и меньше он благоговел перед ней, заискивал и льстил, как это случалось ранее, но всё больше открывался и доносил свои чувства со смелостью. А она так отчаянно игнорировала его, что даже этого не заметила. Что, если зря?.. Он поднялся. Сложив руки за спиной, нерасторопно прошёлся вдоль куртины и, заинтересовавшись постройкой, остановился около фонтана. — Стремление Их Величества защитить Вас восхищает, — признался он, подняв голову. Принцессе мнилось, что он стал изучать детали статуи посреди бассейна. Это была высокая мраморная фигура возлюбленных, слившихся в объятиях. Тонкое платьице девушки, выкрашенное в насыщенные морские тона, словно мокрое, липло к её округлому телу, очерчивая каждый изгиб и оголяя длинные ноги. Платок, приколотый к её затылку, ластился к плечам и плавно переходил от леди к её мужчине, укрывая его спину. Обвив шею мужчины, леди подталкивала ввысь объёмный кувшин, и тот беспрерывно рассыпал чистые воды им под босы ноги. — Вероятно, раз Их Величество находят необходимым держать Вас от этого подальше, то и мне стоит следовать его примеру… Атанасия насупилась. — Раз уж начали — пожалуйста, договаривайте, — настояла она. — Что же такого происходит в обществе? — Приказ Вашего Высочества — закон, — Иезекииль стоял спокойно, не двигался, не опуская подбородка и не оборачиваясь. — Я понимаю волнения Их Величества, но и Вы имеете право на правду, — он не то вздыхал, не то выбирал правильные выражения, оправдывался, чтобы не прослыть вселенским хамом. — После Вашего шестнадцатилетия общество значительно воодушевилось: накалились беседы, зачистили богатые рауты, нередкой забавой стали словесные перепалки и дуэли… Клянусь, количество занятых вечеров у лордов увеличилось минимум вдвое. А о причине, я уверен, Вы уже и сами догадываетесь. Он оглянулся. Ати скривилась, но, когда поймала его взгляд, вынудила себя снова изобразить постное безразличие. — Предложений о бракосочетании я пока не получала, — отмахнулась она, аномально алея. — Если, конечно, Вы намекали на них… — О, Ваше Высочество, что Вы… О бракосочетании пока и речи идти не может: в светском обществе эта тема — табу, равносильна самоубийству! Атанасия помрачнела. Она не верила — или не хотела верить, — что из-за неё кто-то мог по-настоящему затевать споры. Чтобы ради теоретически возможной свадьбы с ней да на дуэли прыгать… это же абсурд! — Вы преувеличиваете, — кратко вставила она, дрыгая ногой в разболтавшихся туфлях. — Чего ради тогда господам браниться? Не за дружбу же они соперничают. — Почему нет? — Это нелепо. — Отнюдь, — юноша вернулся обратно, но на лавку не сел. Замерев перед принцессой, он взирал на неё сверху вниз. Благо, без надменности — скорее, с ласковой чуткостью. И всё не переставал улыбаться. — Разве дружбы мало? Для удачных условий хватит и лёгкой приязни: совместных танцев, непродолжительных бесед, сопровождения на балу… Свадьба — это уже конечный этап. Победа. Последний бастион. Даже помолвки иной раз расторгаются, будем честны. А начинается всё с доверия, с расположения… И расположение Вашего Высочества — столь ценный дар, что заполучить его пока не удалось никому. «Безумие, — когда он закончил, сокрушилась про себя принцесса. — Это просто безумие!» Ей стало понятно, почему отец так скептически был настроен по поводу её приобщения к знати: а как поступать иначе, коли местные лорды на неё натуральную охоту развернули? Разве это нормально? Нет, нисколько! И не надо сваливать всё на ту дурацкую поговорку — якобы в любви как на войне. Не выйдет! Какая тут любовь? Эти надменные буржуи без капли воспитания вылавливали члена императорской семьи, как редкого зверька или преступника какого: строили стратегии, задабривали, убирали конкурентов… Мерзость. Атанасия разозлилась. Хуже всего для неё было то, что одним из таких буржуев мог оказаться Иезекииль. Хотя… Если бы он участвовал в этих боях без правил, вряд ли бы тогда вскрыл карты, так ведь? Так ведь?.. — В таком случае зачем Вы здесь? — не вытерпела она. — Не для того ли, чтоб предупредить меня об опасности надвигающегося бала? — она заколебалась, словно маятник, захлопала ресницами и хитро прищурилась. — Поведаете, как спастись от коварных лордов? Или будете спасать меня сами? Иезекииль без страху встал перед ней на колено. Обстоятельства приняли верное установленным правилам положение: принцесса теперь взирала на лорда не снизу, а, как ей подобало, сверху. Ей показалось, что она впервые увидела форму его зубов и то, как неповторимо блестели его глаза в мреющем от влаги воздухе. — Их Величество и без меня великолепно справляются с Вашей защитой. Он осторожно продел пальцы меж её сцепленных ладоней. Она же, сама себя не контролируя, противиться отчего-то не стала — позволила делать всё, что он замыслил. Быть может, её задушило любопытство, ведь никогда прежде никто из Альфиусов не предпринимал столь стремительных мер — обычно всё держалось исключительно на словах, и эти слова почему-то её ужасно пугали. Видимо, Иезекииль тоже уловил закономерность и решил отдать предпочтение чему-то новому. Так рука Атанасии вскоре полностью легла в его хватку, а сам он больше не напирал, не требовал её слушать — напротив, доносил, что отныне был готов слушать сам. Атанасия благодарила его за это. Вне её круга общения, увы, было слишком мало людей, которые умели слушать. А те, кто всё-таки умели слушать, чаще нормального не умели слышать. По осязаниям Иезекииля сложно было спутать с кем-то ещё. Ни разу он не позволил себе лишнего — временами (в лучших традициях семьи Альфиус) он мог чуточку похулиганить: поиграть на нервах Клода, поприпираться с Лукасом или же поёрничать, когда другие лорды оставались позади… но что бы он ни делал, он делал это с предельной корректностью. Похожим образом поступал Феликс. Противоположным — Клод. И Лукас. Но если папу Ати ещё хоть как-то сумела направить в правильное русло, то дурака Лукаса, который обращался с ней не по-мужски, а по-мужлански, наверное, исправила бы только могила… однако империи он пока нужен был живым и здоровым. А Иезекииль… Не сказать, что он был так уж незаменим для империи, но культ джентльменства явно потерял бы несколько очков без столь наглядного примера. Как истинный джентльмен, Иезекииль всегда — всегда — был аккуратен. И даже сегодня, бесцеремонно нарушив все устои, он оставался вежливым и учтивым. Когда гладким ноготком он прошёлся по её костяшкам, в Атанасии проснулись дремлющие смирение и покой. Фантомное жжение в районе глотки вместе с тем тоже притупилось. Как… от прикосновения ангела. Изумлённая тем, что пришло ей на ум, она одёрнула себя. «Всё же он как-то плохо на меня влияет…» Разводить канитель у неё уже не осталось сил, поэтому она поставила вопрос ребром: — Лорд Альфиус, чего Вы добиваетесь? Иезекииль остановился. Подушечка его большого пальца замерла, отдавая накопленное тепло. Пускай он и привык к увиливаниям от любовных признаний, но холода явно не ожидал. С решимостью он собирался недолго. — Всё затянулось, и я о том осведомлён, — сдержанно, точно с сожалением, он толковал вполголоса. — Молю Ваше Высочество не гневаться на меня за то, чем мог докучать прежде. Я был импульсивным мальчишкой, но, несмотря ни на что, Вы оставались добры ко мне… Даже тогда, когда я этого не заслуживал. Более я не посмею надоедать Вам в Ваших же владениях, — У принцессы от подобных откровений вдруг больно-больно сжалось сердце. У неё вовсе не было стремления кого-либо обижать. Лорд же покорно ей кивнул. — Я прошу Вас дать мне шанс проявить себя вовне. Прокрутив в мозгу услышанное, Ати насторожилась. Что-то тут было не так. Она выразилась чуть резче, чем планировала, но Иезекииль на неё всё-таки не обиделся, вошёл в её положение — и это было отлично, но… к какому ещё шансу он вёл? В каком таком «вовне»? Шансов ему уже и так досталось навалом, и он не гнушался их пользовать всеми возможными способами. С каких это пор ему понадобилось чьё-то разрешение? Если только… «О нет…» — Атанасия встрепыхнулась, когда её осенило. Иезекииль что, заманивал её на свидание?.. Да, пожалуй — не зря же он в своих речах ляпнул что-то про совместный выход в люди… Почву, значит, подготавливал, вот пройдоха! И, кажется, под выходом он подразумевал не абы что — а целый бал! Бал Ирейнов! С ума сойти… — Боюсь, это неуместно… — выказала скептицизм Ати. Идея мнилась ей глупой и ненадёжной. — Я не могу просто взять и… молча явиться на бал с Вами. — Это совершенно обыденно, — отрицал юный лорд. Но отрицал безуспешно. — Как подобное воспримут в обществе? — кусая щёки, Атанасия упрямилась. Всё её нутро беленилось и бунтовалось, жгло острый протест. Больше всего её подстрекало то, что её согласие непременно принесло бы некие исходы для Дженнет, а Иезекииль почему-то об этом забывал. Он ведь вздумал сопровождать её на балу! Не в театре каком-нибудь, где они могли спрятаться во тьме ложи, а на важном балу Елены, куда её Ирейновские родственнички, следуя зову предков, наверняка пригласили всех-всех-всех! Явиться туда с молодым человеком для принцессы будет равносильно клейму «занята»: все точно подумают, что между ними — или, как минимум, между их семьями — что-то завязалось. Если ещё и учитывать положение дома Альфиус… Девушку пробрало. Ох и влетит ей от папы, если она всё же примет приглашение… Он столько лет отпинывал герцога, мечтающего породниться… А Лукас? Папенька-то — ладно, с ним ещё было не всё потеряно. Лукас — вот реальная беда! Её решение не отталкивать Иезекииля моментально приравняется к окончанию их с Лукасом войны: выбор в пользу одного из них прилюдно будет сделан. Хотя Ати и казалось, что она этот самый выбор уже вообще-то сделала, но… публично же она пока ничего не заявляла. Оттого и нельзя было лишний раз рыпаться. Надеясь затронуть струны юношеской совести, она надавила на больное: — Как же я потом буду смотреть в глаза леди Маргарите? — и показательно пригорюнилась. Но Иезекииль и теперь не растерялся. — Так Вы переживаете о Дженнет?.. — он на секунду переменился в лице. — У Вашего Высочества доброе сердце. Но, должно быть, Дженнет с Вами ещё не успела поделиться… — Поделиться чем? — На бал леди Елены она не приглашена. Словно гром средь ясного неба, последняя догадка подтвердилась. Ати вздохнула. — Вот как. Ну… что и требовалось доказать: Елена не удостоила бедную Дженнет своим вниманием. За что? Поди разбери! Лишь одно было очевидно: пускать это на самотёк нельзя. И соглашаться на предложение Иезекииля — тоже, как бы ей ни горело. Дженнет обязательно посетит этот бал — точка. И посетит не одна, а в компании Иезекииля, который всегда верно сопровождал её со дня дебюта. Так было прежде и будет впредь. Поглощённая думами, безотчётно Атанасия отбросила несколько волосков, выбившихся из её причёски; те попали ей в рот, прилипли к губам, и она беззвучно фыркнула, сдувая их. Золотистыми нитями они метнулись ввысь — и прицепились обратно, но теперь прямо под ноздрями. Стало кошмарно щекотно. Укрыть этого от проницательного юноши ей тоже не удалось. Приподнявшись, тот приблизился к её напудренному носику и, еле дотрагиваясь, смахнул блестящие волосинки прочь. Закудрявившись, они тотчас намотались ему на мизинец и вынудили застыть в двояком положении: стоило ему дрогнуть, — и он навредил бы самому дорогому ему человеку. Вряд ли он мечтал прослыть моральным уродом, оставшимся с принцессой Обелийской империи наедине для того, чтобы выдрать ей волосы.… Будто пойманный с поличным преступник, он, обездвиженный, попал в собственную же сеть. Атанасия обильно вспотела. Под чужим давлением, направленным на её трещащую черепушку, она ощущала, как натягивалась кожа на её висках и как горячее дыхание радетельного лорда опаляло её лоб. Там же пролегла морщинка, а по бровям, вниз, устремилась капелька пота. «Только бы на него не попало, только бы не попало!» — взмолилась Ати, представляя, как запачкает белоснежные рукава будущего герцога природными выделениями. Но будущему герцогу, в сущности, было не до того. Опасающийся ранить принцессу, он кое-как пригнулся и, не отводя руки от её головы, попробовал выпутаться беспоследственно — понёс пальцы в обратную сторону. После он провёл сгибом фаланг по линии роста девичьих волос, и каким-то волшебным образом это сработало. Крохотная завитушка, распруживнившись, отпустила его. Он снова был свободен. «Наконец-то», — постепенно Атанасия угомонила тремор. Зажатая между кустом, врезавшимся ровно ей в затылок, и Иезекиилем, почему-то не торопившимся отступать на нормальное расстояние, сама она не шевелилась — не смотрела вверх, не издавала ни звука, лишь тихо сидела и терпеливо ждала, когда же между ними восстановится былая дистанция. Но секунды тикали, а дистанция оставалась неизменной. Атанасия не выдержала: — Б-благодарю… — умирая от стыда, она внезапно подала голос первой, рассчитывая на то, что это вернёт её одеревеневшего собеседника к жизни. Но ответа не последовало. Скулы ужалило. Проявленная смелость разогнала в теле принцессы кровь, и её опущенный в ноги взор сам поплыл ввысь — по юношеским коленям, еле-еле прочерчивающимся сквозь плотные ткани кюлотов, по краям жемчужного камзола, по молочному жабо, приколотому к рубашке изумрудной брошью… пока не достиг подбородка. Ати отдавала себе отчёт: поднимет взгляд ещё выше — и, скорее всего, столкнётся со взглядом Иезекииля. С учётом того, как близко Иезекииль расположился, это было максимально нежелательно, но… по-другому развивать сложившуюся проблему банально не получалось. От подобного зрелища у неё в лёгких взвилась жгучая пылкость. Идол хладнокровия, хранившийся внутри её души, разлетелся вдребезги. Осколок за осколком — он ударился о её рёбра, основательно впился в плоть, будто пытался отрезвить. Безуспешно. Ни жива ни мертва, Атанасия захлебнулась и более не дышала. Недоумение поглотило её. По губам скользнул неизвестный холодок. Что-то щёлкнуло в мозгу, и неожиданно пред ней всплыли давние воспоминания — где-то рваные, где-то идеально чистые. Из детства, например, сохранилось отчётливое воспоминание о концах июля. Обелия всегда славилась жарой, таков уж был климат, но в конце июля обычно становилось просто невыносимо — и в особо душные дни, когда Лили выводила Атанасию на утреннюю прогулку, она постоянно носила с собой зачарованную коробочку. В коробочке она держала крохотные кубики льда. Те не таяли из-за наложенного на коробочку заклинания, и Лилиан мало-помалу скармливала их распоясавшейся Ати, чтобы у той в порыве игры не случилось перегрева. Да, хорошее было время… Но сегодня погода одарила империю нежными ветрами и сладким теплом. Никакой жары ничуть не было, как не было и льда на губах повзрослевшей принцессы. Когда молодой лорд отстранился, Атанасия ещё чувствовала призрачное касание на своей коже и лёгкий морозец неродной влаги, запечатлённый на её устах. Не веря в произошедшее, она вопрошающе воззрилась на Иезекииля. Тот с некой тоской склонил голову. — Полагаю, теперь для меня возможен лишь один исход: я стану молить о пощаде, — вновь опускаясь на колено, медлительно и осторожно, как крадущийся змей, он подъял веки и поглядел на неё исподлобья. — Если, конечно, Вы не смилуетесь — и не одарите меня честью стать Вашим сопровождающим на балу… Змей, настоящий змей, дрожала Ати. Но дрожь эту порождали не страх или отчаяние, нет. Словно заворожённая, она смотрела в раскалённое змеиное золото, плещущееся в расслабленных глазах юноши, и снова и снова ловила себя на мысли, как чётко и быстро он отнял у неё жезл всевластия, как легко и свободно подчинил её волю себе. Это восхищало. Распахивая рот, она уже намерилась дать ему своё согласие, которого он так старательно от неё добивался… но не смогла. Стоило ей сместить взор левее, за плечо Иезекииля, как она тут же очнулась. — Лукас?.. — зеленея, уточнила она, чтобы удостовериться, что перед ней был не мираж. Однако мираж так себя вести бы не стал. Искривлённый от злобы, с крепко сцепленными челюстями — настолько, что аж шевелились желваки, — Лукас стоял в паре метров от скамьи, на которой мгновение назад происходили непотребства, и наблюдал за всем этим со стороны. Черти плясали в его алой радужке, и Ати могла поклясться, что она уже уловила знакомый привкус медово-ягодного амбре. Вот теперь стало жутко. «Что ты здесь делаешь?» — хотелось заверещать ей, но терять лицо перед Иезекиилем она не могла. Тем более… это же Лукас. Он всегда был везде и одновременно нигде. — Её Высочество не сможет оказать Вам такую честь, мой лорд, — отчеканивая каждый слог, маг прошёлся вперёд, напирая на незваного гостя. Тот встал и развернулся к нему лицом. — Добрый день, — первым делом Иезекииль поздоровался. Это было очень на него похоже. — Я всё понимаю. И приму любое решение Её Высочества, — он особенно выделил последние слова. Лукас же подобрался к нему почти вплотную. — Боюсь, Её Высочество не имеет права голоса в этом вопросе. — Отчего же? — Иезекииль говорил спокойно. Он чувствовал себя вполне уверенно, ведь этот раунд уже был за ним. — Уж не Вы ли собрались принимать решения вместо Её Высочества? — Не я, — хмыкнул маг. — Решения в отношении принцессы Атанасии, как Вам известно, принимают Их Величество. И Их Величество дали принцессе разрешение посетить бал только при соблюдении условия, что сопровождающего они выберут лично. — Что?! Атанасия, всё ещё не осознающая, во что она ввязалась, резко вскочила с лавки. Та вмиг уехала назад, заскрежетав металлическими ножками о брусчатку. Громко цокая каблуками, Ати пристроилась рядом с Лукасом, требуя подробностей. Лукас её ждать не заставил. — Мы обсуждали это на последней аудиенции, — пояснил он. Атанасия припомнила — да-да, было что-то такое… Когда он свалил на аудиенцию с её папой, а она пробралась в Башню и… — Кхм, да, — нервно почёсываясь, подтвердила она. Отвратительные картины из прошлого напали на неё, как дикие звери. Желудок свело. — Я вспомнила. Опустошив грудь, она сцепила кисти за спиной и отошла подальше, чтобы чуть побыть одной. Мысли завязались в тугой клубок, и ей никак не удавалось их распутать. Она принялась рассуждать. Так. Сейчас ей ничего не стоило сбрыкнуть — поругаться и с Лукасом, и с папой, зато хоть разок сделать всё по-своему и пойти на бал с тем, с кем хотелось ей. Не могла же она вечно эксплуатировать Феликса? Нет! К тому же он был немолод — сколько она ещё будет таскать его за собой, как собачку?.. Может, он мечтал уже взять и отдохнуть по-человечески, а не углы подпирать на светских вечерах! И никто ведь не побеспокоится о бедном Феликсе… Атанасия задумчиво притопнула. Ладно, это всё были отговорки. Сваливать свои нереализованные амбиции на Феликса ей и так совесть никогда бы не позволила. Да и ссориться с папой из-за какого-то бала — глупость несусветная. У неё этих балов ещё столько будет… А папа вот у неё был только один. И Дженнет, которой был необходим сопровождающий, — тоже. После нескольких попыток разобраться в себе она смирилась. — Значит, всё уже решено, — не выдавая своих искренних эмоций, она обратилась к гостю: — Благодарю за Ваше предложение и за то, что скрасили мой день своим присутствием. Но я вынуждена последовать наказанию Их Величества и отказать Вам, — настала её очередь извиняться. — Мне очень жаль. Иезекииль приложил ладонь к сердцу и поклонился. — Тогда увидимся на балу, Ваше Высочество. Буду надеяться на танец с Вами. — С удовольствием подсоблю Вашим надеждам, — улыбнулась Ати и повернулась к Лукасу. — Господин маг, неужто Вас прислали ко мне мои гостьи? Маг, по-прежнему раздражённый, глядел на неё с холодом. — Да. Прислали, — буркнул он. — Вернитесь к ним. Пока не поздно, — он тронул её и, смахнув невидимую пыль, прищёлкнул языком. — Опять Вы вся измазались в этой дряни. «Наверное, это он об излишках маны Дженнет… — дивилась Атанасия. — Но как же грубо… Ух и не к добру этот тон…» — представив худшее, она затряслась. Гадалкой она не была, пускай как-то ей и приснился сон, походящий на вещий, однако она с точностью могла предсказать, что в ближайшем будущем ничего хорошего ей от Лукаса требовать не стоило. Предсказание свершилось чуть быстрее, чем она предполагала. Грубо схватив её за запястье, компаньон сжал пальцы прямо поверх её вен. Не предупреждённая, Ати бесшумно ахнула, когда в её кровь мощным потоком просочилось могущественное колдовство, и изображение перед ней скоро рассыпалось. Прощание на том оборвалось. Телепортация получилась более сложной, чем обычно. Возможно, из-за нестабильного состояния заведующего ей мага. Мир разверзся на две части, и, когда слился воедино опять, всё переменилось. В следующую секунду принцесса осмелилась открыть глаза. Поблизости выросла цветастая беседка, из которой то и дело доносился смех чаёвничающих леди, но окончательно исчез Иезекииль, а вместе с ним — чирикающие птички, фонтан, нарядные кустарники… И Лукас. Атанасия взъерошилась. Что? Куда?! Куда он мог деться? Он никогда её вот так не покидал… Неужели он так на неё обиделся, что даже не стал ругаться?.. — Лукас! — позвала она его шёпотом, чтобы никто посторонний не услышал. Она знала, что ему было достаточно и этого. Но он так и не появился. Ати поёжилась. Отчего-то на душе стало мерзко. Уставшая из-за рваных перемещений в пространстве и опечаленная тем, что разочаровала своего самого дорогого друга, она поплелась к гостям — чаепитие-то принадлежало ей как-никак, и надолго бросать подруг она не имела права. Расстояние до беседки было коротким, но Атанасии оно показалось бесконечным. Длинные юбки, будто специально, лезли ей под туфли, и она порой спотыкалась, балансируя и качаясь, как дешёвая куколка под стеклом автомобиля. Проклятые кудри, которые за каким-то чёртом прицепились к Иезекиилю, отныне лежали уже не так ровно и красиво. Настроение ухудшалось в геометрической процессии. День был испорчен. Еле-еле принцесса добралась до своего места. Леди, уже вдоволь наевшиеся, тотчас повскакивали, шурша подолами и по-новому приветствуя свою госпожу. Бодрые и румяные, они усадили её на место и, попросив обновить содержимое чашек, приступили к опросу. — Принцесса, всё в порядке? — Вас так долго не было! — Вы выглядите грустной. Всё в порядке? — Принцесса! — Принцесса… Сгорающие от любопытства, они все, как по команде, задали по вопросу и в один момент прекратили любопытствовать. Сложив подбородки на ручки, они вытаращились на Атанасию и стали ожидать ответа. Ничего не спросила только Дженнет. Ати вспомнила, что хотела сделать кое-что важное. Прокашлявшись, она натянула доброжелательную улыбку и уверенно поведала: — Я отлучилась, чтобы обговорить один вопрос. — Какой же? — в нетерпении перебила её Елена. Ловушка захлопнулась. — О Вашем балу, конечно же! — просмеялась Атанасия. — Я посещу его. И надеюсь встретиться на нём со всеми вами. Со всеми, — подчеркнула она, многообещающе косясь на дочь Ирейн. — И с Вами, и с леди Гривас, и с леди Параскинья, и с леди Маргаритой… Уловив упрёк, Елена потупилась. — Безусловно, — согласилась она. — Жду не дождусь, — кивнула ей Атанасия и кратко посмотрела на Дженнет. Дженнет, в последнее время поникшая и молчаливая, вновь сияла так же ослепительно, как раньше.