Томные воды

      У распахнутых дверей поместья их встретил лакей. Про себя Атанасия тут же прозвала его лакейчиком: он был совсем ещё мальчишка, — худой как смычок и вечно тянущийся макушкой к потолку. Из-за его хрупких плечиков, которые он отчаянно старался посильнее расправить, как кобра — капюшон, виднелись просторы людной залы, и от обилия пёстрых платьев шла кругом голова.       В носу засвербело. Принцесса надавливающими движениями растёрла ноющую переносицу.       — Ну и вонизм! — всхрапнул Лукас.       — Тебе бы тоже не помешало прикупить парфюм для таких вечеров, — перестав третировать лицо, противопоставила ему Ати. — Это этикет.       — Это не этикет. Это чванство.       — И всё же.       — И всё же мой естественный запах несомненно лучше их приторных душков, — он самодовольно ухмыльнулся.       А Атанасия не смогла поспорить: уж слишком часто этот его «естественный запах», запах его маны, дурманил ей разум. Было в нём что-то особенное, неповторимое — то, чего не было ни у кого больше; то, чему не удавалось сопротивляться. Лукас не принадлежал ни к правящему роду, ни к роду исключительных магов — если подобные роды, вообще, имелись, — но такой маной, как у него, не обладал никто. «Откуда же ты такой взялся?» — неожиданно для себя удивилась Ати. Осознание огрело её по темечку: она практически ничего не знала о человеке, с которым столько лет тесно-тесно общалась… это ли не беспечность?       По телу метнулся холодок, и она неуверенно повела плечами, поёжилась.       Когда лакейчик пригнулся и предложил им пройти на поклон, принцесса признательно присела в реверансе. Мальчишка, не привыкший к ответным действиям со стороны господ, немедленно залился наивным юношеским румянцем. По нему было видно: он впервые очутился в месте, которое на целый вечер собрало воедино столько именитых лиц. Он был воодушевлен, возбуждён и, наверное, немного напуган.       Атанасию это умилило.       — Идём же, — вдруг одёрнул её спутник. Нахмуренные брови свидетельствовали о не лучшем расположении его духа.       Повиновавшись, Ати прошлась вперёд и, благосклонно приняв предложенный ей локоток, прижалась к Лукасу чуть плотнее, чем тот ожидал.       — Ты что, ревнуешь? — прищурившись, шепнула ему на ухо она.       Не довольный игрой, он отвёл взор.       — Нет… — Лукас снова расхрабрился. — Всего-то выполняю приказ Их Величества — спасаю тебя от позора, — заявил он.       Партия осталась за ним.       Ати заскрипела зубами:       — Ах ты…       Но нелестным комментариям не суждено было вырваться. В решающий миг поток неначавшейся тирады прервал глашатай:       — Прошу приветствовать Её Императорское Высочество принцессу Атанасию де Эльджео Обелия в сопровождении главного придворного мага, достопочтенного господина Лукаса, — он пал так низко, как только мог, и воскликнул: — Долгих лет жизни и процветания Обелийской империи!       Сделав всего один шаг, принцесса и её компаньон оказались перед толпой выстроившихся лордов и леди. Все разодетые-разобутые, они стояли, свернув шеи и совершенно позабыв о том, что в такой позе тяжёлые уборы и украшения вот-вот могли свалиться с их затылков. Никто из них не смел поднимать лика без разрешения, но каждый что есть сил твердил:       — Долгих лет жизни и процветания Обелийской империи! Долгих лет жизни Её Императорскому Высочеству принцессе Атанасии!       Когда рёв славы немного поутих, принцесса, как её учил отец-император, кивнула кому было нужно и так же громко высказалась:       — Благодарю за почтение. Желаю всем прекрасного вечера.       Народ постепенно выпрямился, вперил в неё взоры и загудел: засвистел, зааплодировал, заскандировал её титул и имя. Атанасия на чужом Дне Рождения попала в центр внимания — и от этого ей стало жутко неловко. «Ну всё, всё, — хотела сказать она. — Сегодня мы почествуем леди Елену!..» Хотела, но не могла. Член семьи де Эльджео Обелия был рождён для того, чтобы отбирать себе весь публичный интерес; отказ быть центром внимания приравнивался к падению в грязь, а падать в грязь — ещё и прилюдно — Ати просто не имела права.       Она поправила юбку, разгладила складочки, опустошила лёгкие, как в последний раз, и ступила навстречу отраде.       — Поторопитесь, госпожа, поторопитесь! — служанки в последний раз одёрнули двойной шлейф, топорщащийся над подолом. — Уже и Их Высочество пожаловали. Поклонитесь и поблагодарите её!       — Да знаю я, знаю.       Кормилица, которая долгие годы заменяла Елене мать, тепло улыбнулась ей — улыбнулась так, как улыбалась всегда.       — Ну всё. С Богом — в путь!       Ласково похлопав свою леди по плечам и ещё разок смахнув невидимую пыль, она нашептала Елене на ухо свои наставления и подтолкнула ко входу в зал. Елена послушно засеменила.       За чертой цветочной арки её встретил иной мир — мир богатств, услад и золотых утех, мир нежных полевых ароматов и сладкого смеха за разговорами о насущном. Это был мир, который веками разворачивался вокруг Ирейнов, — мир, в который отец пригласил и её, Елену. Мир, который так и не смогла понять леди Ирейн…       Она была страшно чопорной. Годы шли, а леди Ирэн — ныне леди Ирейн — упрямо продолжала носить платья с высокими и узкими горлами, слугам велела конструировать из её волос строгие-плотные баранки вместо текучих волн, за столом не роняла ни слова и никогда не оголяла рук на людях… Не то чтобы самой Елене перчатки были не по душе — нет, она, напротив, очень любила дополнять ими образы… Но не настолько же, чтоб сходить с ума при их длительном отсутствии, как это делала мать! «И что отец в ней нашёл?» — то и дело спрашивала себя она. Спрашивала, а потом вспоминала, что именно мать научила её всему, что она сегодня знала: с детства прививала ей любовь к поэзии, подсказывала, как размеренно представляться и правильно ставить ноги при поклоне, как и зачем расширять зрачки перед баллом… И пусть этикет преподавала кормилица, изящной лилией Елена сумела стать только благодаря матери.       «Может, не стоило?..» — терялась она, размышляя о затее с бокалом. Но после осаждала себя: пути назад уже не было.       Она подтянула полы платья и уже наметилась двинуться вперёд, к подругам, но на долю минутки остановилась. Что же именно ей нужно было сделать?.. «Ах да… Я должна подойти к принцессе Атанасии», — напомнила себе она. Но принцесса Атанасия, как назло, совсем скрылась от чужих глаз.       Елена принялась её выискивать: «Где же она? У банкета никого не вижу, у балкона — одна охрана, у главного входа и в помине никого не осталось…» Тогда она стала осматриваться правее, в центре залы — там, где образовалось подозрительное столпотворение. Народ кольцом обнял неведомое чудо и жутко шумел, как на ярмарке.       — Нашла… — невольно пробормотала она.       Все люди — а было их там немало: едва ли не львиная доля от приглашённых, — стояли к ней спинами, сбившись в один тугой, но крикливый кружок. Приближаясь, Елена слышала, как они то поочередно, то вразнобой расточали витиеватые комплименты: о вечной красоте, о силе молодости, о богоподобности и власти… Это они — о принцессе, немедленно решила Елена.       Кто ещё заслуживал таких похвал?       — Прошу прощения, — подала голос она.       Несколько гостей обернулись.       — Леди Елена! Леди Елена! — обмерли её подруги.       Обмерли от ужаса — уродство платья было невыносимым… По крайней мере, так думалось Елене.       Но думалось напрасно.       Стоило ей немножко подобраться, как неугомонные девочки тотчас взяли её под руки и помогли втиснуться вглубь толпы, которая ни на миг не переставала наигранно любезничать с принцессой.       — Ах… ну что за прелестный наряд? — умирающе ахали леди.       — Ваш лик способен затмить солнце… — в агонии вздыхали восхищённые лорды.       Заметив Елену, они расступились, позволив ей иметь честь поклониться Её Высочеству. Ей, томящейся в ожидании, наконец-то предоставился шанс на диалог с принцессой. И пусть диалог тот будет короткий, зато в него не посмеют влезть ни девочки, ни эта леди Маргарита, от которой на чаепитиях Её Высочества и без того никогда не бывало отбою.       Леди Дженнет в обществе не прижилась. Даже не так — в обществе леди Дженнет конкретно невзлюбили! Она была единственной из всех избранниц принцессы, кого аристократы посмели открыто презирать. И немудрено — возвращаясь с чаепития, юные леди докладывали домочадцем о том, как невежественно она себя вела, как беспардонно перетягивала на себя одеяло каждый раз, когда предоставлялась возможность побеседовать с Её Высочеством лично. Всё это доходило и до слуха слуг, а те потом уже пускали сплетни: якобы леди Маргарита была груба и нарушала очередь на общение с принцессой, выстроенную остальными юными леди заранее… но правда была в том, что никаких очередей не было и быть не могло. Все госпожи любили принцессу одинаково сильно и так же сильно уважали друг друга. Не было нужды в оговоре очередей — все относились друг к другу с пониманием… кроме леди Маргариты. Леди Маргарита витала в облаках во время горячих дискуссий, никогда не вставляла в них ни слова, а после, когда приходило время парных занятий, вцеплялась в принцессу и тащила её ото всех прочь… Ну кто ж так делал?       Только она. Только леди Маргарита.       Но сегодня у неё ничего не выйдет — эти минуты принадлежали лишь одной Елене; даже лорд Ирейн не мог на них претендовать, не то что какая-то там леди Дженнет.       Сегодня всё будет по-другому.       Раззадоренная сладкими мыслями, Елена осмелела.       Не столкнувшись зрительно с принцессой Атанасией, по-прежнему едва-едва виднеющейся из-за чужих плеч, она препокорно опустила голову, присела и, вцепившись в юбку, растащила ту в стороны как веер. Чужие ноги — верно, тех, кто преграждал путь к Её Высочеству, — всего за пару секунд исчезли у Елены из-под носа. Настал её час.       — Ваше Высочество, покорнейше склоняю перед Вами голову, — залопотала она, чувствуя, как все вокруг вперили в неё острые взоры. Средь массы пошёл гулкий шепоток. — Для меня это честь — знать, что Вы соизволили найти в своём плотном распорядке дня место и для меня. От лица всех Ирейнов благодарю Вас. И, конечно же, не могу не отметить насколько Вы этим вечером прекрасны… — заканчивая предложение, она то и дело сбивалась из-за участившегося гула — монотонного, но неразборчивого. Тогда она не удержалась, поднялась…       И узрела пред собой ошеломлённую Дженнет Маргариту, светящуюся как солнце.       Ярость пробрала Елену до кончиков волос.       — Вы… — просипела она, но так и не договорила.       Нос забил стойкий терпкий запах вина.       — Чудесны…       День сменился ночью, осень — весной. Внезапно Елена осознала: всё, во что она верила сих пор, было ложью; осознала, что все эти люди собрались здесь не для неё, не для танцев и бесед, даже не для принцессы Атанасии… а для Дженнет Маргариты. Всё в этом бренном мире было для Дженнет Маргариты… И в любой другой день она, Елена, наверное, задалась бы вопросом: почему? Как так вышло? Когда леди Маргарита успела стать такой? Но сейчас всё — будто бы по волшебной причине — стало предельно очевидно: Дженнет Маргарита всегда, с самого начала, заслуживала всех почестей и всех лордских похвал… И тех добрых слов, что адресовала ей Елена, конечно же, тоже заслуживала! Заслуживала больше, чем кто-либо!       Когда леди Маргарита двигалась, её подолы переливались, как лазурные воды океана у южных рифов, и всё её женское естество переливалось вместе с ними. Поролоновая подкладка у концов нежно высились с нижними точками наряда. Вшитые в лоснящуюся ткань камешки мерцали с девичьей лаской. Дженнет сияла вся. Но особенно сиял сердцевидный топаз на её объятой бантом груди.       Топаз…       Сегодня леди Маргарита была словно принцесса…       Прикрыв рот, Елена тихо ахнула — нет, всё было совершенно не так! И как она раньше не догадалась? Топазы носили лишь представители императорской семьи! И Дженнет Маргарита не просто походила на принцессу… Она была принцессой.       Настоящей. Прекрасной…       Единственной.       Леди Маргарита вдруг потеплела. Её радужка, холодная от вечной грусти, смягчилась, оттаяла — умилосердилась. Всем своим видом Дженнет говорила, что принимала похвалу Елены, что соглашалась с ней.       Она подтвердила это лично:       — Я никогда не забуду Вашей доброты, леди Елена, — и лучезарно улыбнулась.       Елена внезапно испытала наплыв тошноты. Точно все боги разом послали ей их недостижимые благословения, и её слабое человеческое тельце не выдержало…       А потом наваждение распалось.       Мир, крутящийся-вертящийся вокруг леди Маргариты, в мгновение ока лопнул — и разлетелся на куски.       Из-за спин раздался хлёсткий и уверенный голос:       — Полагаю, леди Елена обращалась к принцессе Атанасии.       Народ обернулся. За спиной Дженнет возвышался наряженный в бордовый камзол маг, спесивый и претенциозный, а рядом с ним с гордо поднятой головой стояла невозмутимая принцесса. Красивая. Статная. Благородная. Всего одного краткого взгляда на неё хватало, чтобы иметь смелость заявить: в её жилах текла императорская кровь! Топазы горели в её крупных глазах, и никто не сомневался: равных ей не было.       — Леди Елена обращалась к настоящей принцессе, — неожиданно резко добавил господин колдун, и приторную дремоту, поработившую Елену, окончательно разрубило на части.       Мир прояснился. Елена очнулась ото сна.       — Безусловно, — кивнула она, поражаясь: что же это на неё нашло? Как её думы могли поглотить столь глупые, недостойные и противоречивые идеи? Ну какая из этой Дженнет была принцесса?.. Какая — прекрасная? Да и тот «топаз», который она посмела нацепить на грудь, должно быть, был вовсе не топаз, а ничтожный муляж! Кто бы позволил ей носить над сердцем столь благородный камень? Ещё и при принцессе?       С появлением принцессы винные ароматы в воздухе подозрительно скоро утихли — пропали, испарились, словно их никогда и не существовало. Словно в котёл с ядовитым отваром попала капля мощнейшего антидота…       Вся чернь ушла, остался лишь свет. И чистота.       — Принцесса Атанасия!       На появление госпожи подданные отреагировали с восторгом.       — Принцесса Атанасия! Принцесса Атанасия! — катался зов по залу.       — Как же хорошо, что Вы сегодня здесь, принцесса Атанасия! Мы так по Вам скучали! Ах если бы Ваше Высочество радовало нас почаще своим присутствием на балах…       — Точно-точно, Ваше Высочество! Балы без Вас сразу становятся унылыми!       — Какая диадема, какие серьги, какое платье!.. Принцесса Атанасия настоящая звезда!       — Немереное количество раз Ваше Высочество приходило ко мне во снах. И теперь я увидел Вас… Вы заставили мои мечты сбыться!..       — Благослови принцессу Всевышний…       Про леди Маргариту все тут же забыли. Она очутилась позади толпы, и больше никто не восклицал её имени.       Она сложила руки под ключицами и пригорюнилась.       От этого зрелища Елене стало не по себе. Где-то под рёбрами она уловила толику жалости, закопошившуюся в ней, как стая когтистых крыс в норе. «Подойти? — непроизвольно пронеслось у неё в мозгу. — Подойти или не обращать внимания?..» Она посмотрела на принцессу Атанасию и её верного мага, а потом снова ненадолго обернулась к леди Маргарите. Трясущаяся, понурившаяся, та косилась на толпу и не решалась присоединиться к остальным — всё ждала и ждала, когда же вожделенная любовь опять обратится к ней… но этого никак не происходило. Её Высочество притянула к себе всех, как магнит.       И Дженнет Маргарита была его одноимённым зарядом.       Хватит с неё, сделала вывод Елена. Леди Маргарита по счастливой случайности уже и так получила больше комплиментов, чем должна была. Пускай довольствуется той мимолётной удачей, что посопутствовала ей.       Освободившись из оков юбки, Елена расправила замявшиеся складочки материалов и неторопливо побежала к сборищу подле Её Высочества. Леди как раз перешли от льстивых почестей к взаимному обсуждению одеяний. Осмотр был любимым этапом Елены. Изучая неприметные детальки, щупая и поглаживая мягкие ткани, в беспамятстве рукоплеща и вновь и вновь выплевывая градом комплименты, леди трепетали. Из застенчивых краснощёких девиц, при беседе с юношей не поднимающих надолго взгляда, они превращались в смелых словом поэтов — и блистали, блистали, блистали… Елене нравилось блистать вместе с ними.       Воодушевившись, она ускорила шаг. Под стопами понеслись выдраенные плиты, застучали каблуки, зашелестел шлейф, тащащийся по пятам…       — Принцесса! — крикнула Елены, но никто не отозвался.       Грянула музыка. Музыканты ударили по инструментам, и мелодия вобрала в себя всю залу. Все гости на мгновение оглохли.       Когда завыли скрипки, мужчины получили сигнал: пора было приглашать дам на первый танец. Танцевальная площадка понемногу стала заполняться выстраивающимися друг напротив друга парочками. Леди скромно розовели в оливковом свете ламп, а лорды самодовольно кланялись, разгорячённые полученным согласием.       Поговорить с принцессой Елена так и не успела.       Стоило Её Высочеству принять ладонь мага, как салон тотчас залился аплодисментами. Высокомерно ухмыляясь, господин колдун повёл её в самый центр.       Елена тоже получила приглашение, от брата.       — Цветочный лорд сегодня краше самой белой розы… — донеслось до её ушей, когда Элани взял её за пальчики.       Елена давно заприметила: братец явно пришёлся юным леди по вкусу. Многие из них не брезговали бесстыдно слать ему письма и выпрашивать дозволения на танец. А одна девица и вовсе не побоялась отправить ему в подарок платок с вышитыми инициалами его имени… но всё внимание Элани, так или иначе, было приковано к принцессе Атанасии. Елена знала это и разделяла его стремления: если Элани добьётся своего и возьмёт Её Высочество в жёны, то милая принцесса станет всем Ирейнам роднёй… а Елене — едва ли не сестрой!.. Что могло быть лучше? Но всё же Елена осознавала реальность: добиться руки и сердца принцессы будет нелегко — пусть подруги и сходили с ума по красоте Цветочного лорда, придворный маг Её Высочества, по мнению Елены, всё-таки обходил её братца сполна. Холодный волк, нелюдимый и одинокий — вот какой он был, этот маг! Дикий зверь, который проявлял нежность лишь к одной-единственной — к той, что сумела его приручить, что сумела добиться его доверия… И этой единственной для Волка стала принцесса. Елена в том не сомневалась — нельзя было не увидеть, как менялся прищур гранатовых глаз Волка, когда его возлюбленная оказывалась рядом…       Эх, как было бы замечательно, если б всё сложилось наоборот: если б Волку приглянулась Елена, а не принцесса, а самой принцессе, напротив, был бы по душе Элани… Не жизнь бы тогда была у Елены, а сказка…       И у сказки Елены имелся конец.       — Ты сегодня ослепительна, — прервал её думы брат.       Придерживаясь правил, он склонился в поклоне.       — Не забудь сказать то же самое принцессе.       Елена сделала аккуратный реверанс и, скоро вернувшись к былому положению, положила одну ладонь партнёру на плечу, а другую — в его раскрытую хватку.       Элани откинул со лба волнистые волосы, отпущенные чуть длиннее модной нормы, и качнулся, поведя сестру в ритмичный танец.       — Полагаю, Её Высочеству мои слова безразличны, — не переставая улыбаться, поделился он.       — Это неправда. Все леди неровно к тебе дышат. Не пойму только, чем ты их так обворожил…       Юный лорд рассмеялся.       — Мне бы твою уверенность, Елена, — он посерьёзнел и кивнул, помогая сестре совершить поворот. — Принцесса Атанасия не такая, как все леди.       — Почему ты так считаешь?       — Она не ответила ни на одно из моих писем.       — А вдруг принцесса просто не успела? Это же принцесса! У неё много писем. Пока на все ответит — жизнь пройдёт!       — За два года…       — Оу…       Прижавшись к сестре, Элани закружился вновь, утаскивая ту в весёлый пляс. Елена покрепче ухватила брата за верхние фаланги и сделала шаг вперёд, шаг назад, после чего снова — шаг вперёд и шаг назад.       Развернувшись к Элани спиной, она снова наткнулась на пару Её Высочества и господина мага. Высокий, хорошо сложенный и элегантный, маг двигался так, словно это был, как минимум, его сотый бал — не меньше. Он плавно направлял свою спутницу, поддерживал её под талию и руководил — делал всё, чтобы и пируэты, и ровные покачивания давались ей максимально легко. Золото волос принцессы лилось по её расправленным плечам — пируэт за пируэтом отпечатывалось на его груди.       Казалось, будто господин колдун намеренно обнимал Её Высочество столь тесно…       Столь… беспардонно.       Елена напрягла веки, силясь получше всмотреться в поступь интригующей парочки. Картина была занимательной. Господин маг то и дело спускал руки всё ниже и ниже, а принцесса от этого по-женски виновато румянилась и робко жевала губу. Временами она выбивалась из темпа — отворачивалась, чтоб заправить прядку за ухо, чтобы отвести от партнёра взгляд, чтобы не наступить ему на ногу…       Чтобы ненароком не поцеловать?..       Елена сделала ещё пару оборотов. На последнем она присела, проплывая под завершающие аккорды.       — Благодарю за прекрасный танец, — Принимая помощь от брата и вставая, она потянула его за рукав и строго, подражая матери, наказала: — А теперь иди и пригласи принцессу.       — Но…       — Ты меня слышишь, братец? Иди! Сделай это до того, как тебя опередит наследник Альфиус.       Под женские вздохи и мужское завистливое фырканье Лукас запечатлел на обратной стороне ладони принцессы самый невесомый и чистый поцелуй, на какой только был способен. Принцесса с детства терпеть не могла поцелуи в руку — по секрету потом фукала своему компаньону о том, как же ей было неприятно, когда взрослые мужики размазывали по её пальцам свои мерзкие слюни. Поэтому каждый раз, когда Лукасу выпадала удача посмущать госпожу, он старался целовать её — и её руки — сухо и коротко, старался не пыхтеть сверх меры и не мусолить кожу. Правда, при нормальных поцелуях всосать всю слюну назад было проблематично… но и принцесса — вроде как! — пока ни на что не жаловалась. Но предостеречься стоило: вдруг она просто боялась его окончательно оттолкнуть? Уж после стольких-то терзаний, стольких попыток примириться…       «Надо будет поработать над этой проблемкой», — мысленно отметил Лукас и неторопливо разогнулся, отпрянув от девичьих костяшек.       По импульсам он отдалённо чувствовал, как тяжело дышала принцесса после энергичной пляски. Её грудь жарко вздымалась, врезаясь в тугие края корсета, и в тех местах уже вовсю горели следы от натёртости — наверняка, ещё и очень болели. На щеках алели бутоны роз. У Лукаса и у самого ныли стопы, да и подошвы, кажется, обильно пропитались потом… Но жертвы не были напрасны — танец получился красивым и интересным, а всякие мелочи легко исправлялись щепоткой волшебства. Зато Лукас нисколько не сомневался, что смотреть на их с принцессой движения было так же увлекательно, как и творить их лично — вон как лордов в первом ряду скрутило от ревности! Аж позеленели от досады, бедолаги. Лукасу уж точно не хотелось бы оказаться на их месте.       Для него это было непривычно. Впервые за сотни лет на балу он развлекался, а не страдал — и это ничуть не укладывалась у него в голове. Сегодня не было бесконечного хоровода алчных дам, не было прокуренных мужчин, томно сосущих кончик сигары под бокал чего-нибудь крепкого. Не было перегара, не было подхалимства к нему, к Лукасу… Стоило ему явиться на раут в своей недоросшей форме — и все ужасы социальной жизни, которую он так ненавидел, тотчас остались позади. «Быть мелким не так уж и плохо», — вскинув бровь, заключил он.       Может, ему стоило навсегда остаться таким?.. А это вариант! Хотя… нет. Пожалуй, это всё же не выход: тогда он будет смотреться комично на Её фоне.       Он задержал взор на принцессе.       Его принцесса. Его госпожа. Его спасительница от вечной скуки…       Его первая любовь. И последняя.       Атанасия де Эльджео Обелия была единственной в мире женщиной, что смогла пробудить в нём чувства, которые он давно похоронил. Конечно, не было ничего странного в том, что эта роль досталась отпрыску де Эльджео Обелия — якшаться с другими Лукас считал ниже своего достоинства, — но всё-таки принцесса сумела сделать то, что не сумел никто. Она растопила лёд, сковавший его душу, и возродила его желание жить. Раньше вековой сон был для него выходом из тоскливого существования, сладким и желанным подарком… Теперь же Лукас никогда не допустил бы подобного вновь: расставание с нынешним поколением человечества, расставание с принцессой, стало бы для него наказанием.       Внезапно он озяб.       «Принцесса не бессмертна», — проняло его.       Не так бессмертна, как её имя. И пусть он скормил ей ту несчастную веточку с Древа, человеческую смерть это не отменило — лишь отсрочило, как временное лекарство… Это он был тот ещё динозавр и за свои годы успел наворовать плодов на многие века вперёд… А что могла сделать одна дурацкая палка?       — Совсем скоро тебя у меня отнимут, — уставившись в одну точку, он забвенно размышлял вслух, не боясь быть услышанным.       Он и сам был не вечен, но его часы тикали несоизмеримо медленнее — его мана постаралась над этим. Впрочем, у принцессы же тоже мана отличалась завидной мощью… Императоры и их потомки в Обелии жили много, очень много лет…       Но недостаточно много для того, чтобы вдоволь насладиться совместной жизнью с ним, гневался Лукас.       Её Высочество напрочь раскраснелась.       — Ты чего это такое говоришь?       — Оглядись, — шикнул он, переводя тему. Почему-то он счёл нужным всё же скрыть то, о чём столь усердно рассуждал. — Малолетки сгорают от нетерпения понадоедать тебе.       Принцесса замялась. Лукас понял это сразу: на её пылающем лице господствовало недоумение.       — А ты зыркни на них — они и убегут… — предложила она, ковыряя носком туфелек плитку.       — Так бы и сделал…       Он был согласен с ней — он всё понимал. Вероятно, у его несчастной принцессы не было никакого желания отбиваться от льстивых речей угодников. Сил — тоже: танцы были весёлым занятием, но энергию отнимали только так. Однако пока что у Лукаса имелось дело поважнее; думы о вечном заставили его отвлечься от того, с чем он намеревался разобраться ещё до танца — да не успел.       Следуя неведомым инстинктам, поработившим её вдруг, Атанасия, игнорируя накалившуюся головную боль, подобралась ближе к компаньону. Ближе, но не намного — в пределах допустимого для обелийского общества.       — И… что мешает? — забормотала она так, чтобы слышал один Лукас.       Погрузив руки на его грудь, она играючи поправила развязавшиеся тесёмки в верхней части камзола. Ощущая, как по ладоням мазками отпечатывается столь полюбившееся ей сердцебиение, она осторожно завязала бантик и, закончив, неохотно отпрянула.       «Стоп, я что, флиртую?» — поразилась она самой себе. Всё-таки позволять себе прилюдно подобных оплошностей было не лучшей идеей… Да и с чего это? Она и дома-то стеснялась иной раз дотронуться до любимого, а тут накинулась — прямо как в последний раз…       Лукас раздражённо хмыкнул.       — А ты посмотри на зал повнимательнее, — он устало прикрыл веки, изображая вселенский траур. — Химера твоя сегодня просто разошлась: всё вокруг провоняло её колдовством. Как ты ещё дышишь здесь?       Атанасия безропотно покрутилась.       Оказалось, Лукас не врал. Не концентрируясь, раньше она не смогла увидеть среди общей духоты сомнительных винных паров, но теперь, приценившись, действительно заметила неладное. Вязкий и тучный, зал поглотил чернющий дым, и от него сильнее, чем когда-либо, кружилась голова.       Или не из-за него…       — Дженнет не специально… — догадавшись о природе манных испарений, Атанасия немедленно попыталась оправдывать подругу.       Естественно, толпа вокруг Дженнет смутила её ещё тогда — прежде Ати такого не встречалось. Обычно Дженнет предпочитала покой и умиротворение — верно, чрезмерное общество её утомляло. Но всему однажды приходил конец, а потому окружённая бесконечными поклонниками Дженнет была в глазах Атанасии чем-то донельзя естественным для этого мира: Дженнет же была главной героиней, всеобщей любимицей, прекрасной принцессой… Кто смел этому противиться? Она была словно ангел и никому не делала зла. Очевидно, что люди к ней тянулись. Это нормально.       Лукас же придерживался противоположного мнения.       — Специально, — отрезал он. — Или ты думаешь, что та девка просто так назвала её принцессой? — он весь скривился. — Мало ей было — она всё поддавала жару… Что за ненасытное чудовище.       — Это случайность! — продолжала настаивать Ати. — И не называй её так! Она ни в чём не виновата. Не она выбрала себе эту ману — и она ни за что не стала бы пользоваться чужими слабостями… Я это знаю.       — Ты реально веришь ей?       — Конечно. Она моя лучшая подруга, — боясь быть услышанной, она понизила голос. — Не говори на людях об этой мане — понапридумывают ещё всякое…       — И будут правы. Такое проклятье приносит окружающим вред, — Взгляд Лукаса переменился — стал встревоженным, непривычно заботливым и чувственным. — Тебе тоже. Она приносит тебе вред.       — Вздор! — не желая соглашаться с правдой (Атанасия, к несчастью, отдавала себе отчёт в том, что это была правда), она попятилась и сложила руки на груди. — Мне хорошо с Дженнет…       — У тебя вена на лбу вылезает, когда ты упоминаешь о ней.       Повисло молчание.       Лукас заговорил первым.       — Короче, как знаешь… Дело твоё, — он отрешённо почесал затылок, явно стараясь пересилить себя и прекратить спор. Зачем это было ему нужно — вопрос, ведь победа в любом случае была бы за ним. — Я должен очистить это место, пока тебе снова не стало плохо. Мне вообще-то перед твоим папашей потом отчитываться.       Атанасия нервно сглотнула.       Папенька её был довольно придирчив — об этом было известно всем. А ей — лучше всех… к сожалению. Представив, что может случиться с её дорогим компаньоном, если она помешает ему сдуть с неё все пылинки, она решилась не дурить и пойти на компромисс:       — Тогда, господин придворный маг, не будем больше ссориться, — к следующему предложению она намеренно повысила тон: — Будьте так добры, отведите меня на воздух и спасите от духоты, — присаживаясь в реверансе, попросила она, а потом добавила: — Я бы могла сделать это и сама, но… что-то мне нехорошо. А нам как раз выпало немного свободного времени до второго танца…       Женская хитрость ещё никого не подводила: состроишь глазки, трогательно покривишь бровки, ласково изогнёшь губы в улыбке — и получишь то, к чему так стремилась; этому учили всех леди едва ли не с пелёнок. Но в этот раз Атанасия ничуть не хитрила. Здоровье начало подводить её ещё в первую неделю после бала: чаще обычного её клонило в сон, фантазию забивало необъяснимыми бреднями, а черепушка порой раскалывалась так, что легче было бы убиться. Но Ати никому об этом не рассказывала. Не рассказывала потому, что во всём, по её мнению, был виноват Лукас: ух как он пудрил ей мозги! Как провоцировал, как доводил до ручки!.. И как же мучительно сладко было в тот момент, когда всё это прекратилось… Когда этот едкий, но такой важный для неё человек разбил оковы на её сердце — оно отозвалось на его откровения. Когда он прижал её к себе, когда дал ощутить всего себя изнутри — когда свёл не одни лишь их тела, но и их ману, их суть, их раскалённое нутро… И то, чего Атанасия всегда так боялась, стало для неё озарением. Никогда ещё она не ощущала в себе такой лёгкости и такого вдохновения. И дальше, готовилась она, должно было быть только лучше.       Голова, правда, после их проникновенной беседы болеть меньше не стала. Но всеобщее благоговение не давало Ати упасть духом. Лукас был шутник — шутил иной раз так, что крыша ехала, — но эту его тёмную часть она понимала и принимала. Как понимала и принимала то, что в груди у дорогой Дженнет таилось необузданное зло, которое могло вредить, — и вредило. Но любовь была сильнее паники.       Атанасия ни за что больше не позволит себе паниковать, поклялась она себе. Даже сейчас, когда в ушах разросся звон, а рёбра сдавило в неизвестных тисках, она перетерпит — и не бросит из-за какой-то ерунды столь родных для неё людей.       Лукас будто бы стряхнул что-то с её плеча.       — Неудивительно, — поморщился он, а потом потянул ежевичную дымку пальцами, точно это была паутина. — Ты вся в этой гадости.       Ныне принцесса вполне научилась самостоятельно контролировать свой магический баланс — и ману очищала умело, и утечки контролировала без запинки. Но Лукас всё равно то и дело порывался помочь ей. Он ничего не мог с собой сделать — ухаживать и знать, что его ухаживания принимают, было слишком приятно.       Этот случай исключением не стал.       Вероятно, это было не так уж и плохо, соображал Лукас, ещё раз покосившись на жуткие пятна на груди Её Высочества. Ведь если они скроются от толпы до начала танца, то чёртов Альфиусовский щенок не сможет дотянуть свои поганые ручонки до принцессы. А он явно нацеливался на это — Лукас был уверен! Вот и пусть обломится!       Скопище тут же рассосалась, стоило за спиной принцессы появиться её придворному магу. Некоторые особо сумасшедшие леди пытались строить ему глазки и зазывающе обмахивались веерами, посылая сигналы, но Лукас им не потакал — его сигналы были абсолютно противоположными. Он видел нескрытый интерес публики к нему, но также видел и то, как искренне его боялись, как расступались, как уважали… Подобное постоянно преследовало Их Величество — народ им восхищался, молил богов о его здоровье; когда он появлялся перед подданными, то им неизбежно любовались и одобрительно кричали вслед, но подойти никто не смел — все чурались, дичились его так, словно он был опасно-ядовитым.       Лукас чтил императора за эту черту. Чтил, потому что чувствовал, как они с ним были похожи. Хоть Клод де Эльджео Обелия и выводил его временами да и по возрасту, чего таить, годился минимум во внуки, но он всё-таки сумел заслужить признание — причём такое признание, какое заслуживали исключительно взрослые люди. Император был строг, умён, холоден и талантлив. И, самое главное, он знал себе цену. Лукас терпеть не мог жалостливых олухов с низкой самооценкой — Их Величество тоже. Лукас был силён, властолюбив и горд — Их Величество тоже. Лукас был надёжен и разборчив — Их Величество тоже… Они были будто отражение медали, одна сторона которой величала победоносца с разящим копьём, а другая воспевала мудрость и долголетие Обелии.       Лукас понимал, почему беспокойный император отправил на бал с принцессой его, а не верного рыцаря…       Безусловно, потому, что не мог заявиться на столь несерьёзное событие сам.       — Она будет в безопасности, — маг вспоминал свои слова и то, как легко они ему дались.       Провожая Её Высочество прочь с площадки, Лукас аккуратно подталкивал её вперёд, всем своим видом показывая: надоедать ни ей, ни ему глупыми вопросами челяди не пристало. И пусть челядью в глазах лордов был он сам, перечить ему они так и не решились.       — Закрой двери, — приказал он стражнику, когда подвёл принцессу к самому обширному балкону. — И никого не впускай. Ты меня понял?       — Да, господин.       Духота и гогот вскоре остались позади.       Атанасия ступила навстречу вечерней прохладе. Лицо приятно обдало морозной бодростью. Ощущая, как жар, испаряясь, оставляет её плоть, она подсознательно выгнулась и запрокинула голову. Ясное звёздное небо, развернувшееся над ней, такое чистое и непорочное, тотчас воззвало к её совести — как же так, принцесса, ну как же так? Не стыдно ей было в который раз бросать гостей, столь отчаянно мечтавших о встрече с ней? А Елена? Именинница Елена! Ати стоило отлучиться с ней, а не с Лукасом… стоило лично вложить в её изящные ручки подарок, от души пожелать всего самого наилучшего и предложить свою помощь на будущее. Разве не так делали все заботливые принцессы?..       Ответа не последовало. Атанасия, задавив вопящую мораль, позволила себе, наконец, небольшую наглость.       Ветерок взъерошил парочку неприглаженных золотистых волосков, бунтарски топорщащихся на её макушке из-под мерцающей короны. Ати прибила их обратно. Здесь, на свежем воздухе, ей с каждой минутой становилось всё лучше. Дух будто процеживался от лишнего — и её внутренний мир, как отфильтрованный, всё белел, белел и белел…       Лукас затворил двери. С обратной стороны послышался звонкий щелчок, а после — шорохи и топот. Стража, видимо, смиренно встала на позиции.       Атанасия вдохнула полной грудью. Её всю обуяло жизнью, волей к полёту. В сознании ненадолго всплыл эпизод с её собственного бала, когда Лукас великодушно отправил её парить над садом. Тогда от его выходок ей было страшно, но теперь…       — Хорошо… — невольно зашептала она. Никакие неудобства не могли испортить её настроя.       Окольцованные пальцы от давления припухли и вздулись, как дешёвые сардельки в кастрюле, кожу под бюстьем растёрло едва ли не до крови, а тонкие лодыжки взвыли от тяжести и неустойчивости каблуков… Походу, красота и впрямь требовала жертв — не зря юным леди доказывали это с самых неразумных лет.       А это было только начало, напоминала себе Атанасия.       Она подпёрла разболевшуюся голову трясущимся кулаком и облокотилась на балюстраду. Где-то у висков, огибая лоб обручем, проносились раскаты пробивающих спазмов. Боль была жгучей и надоедливой — то затихала, то резко множилась и возрастала вновь. На улице, к счастью, стало не так невыносимо терпеть. Ати чуточку разнежилась.       — Тебе лучше?       Лукас встал сбоку, забросил локти на перила и свесил вниз кисти. В блёклом свете молодой луны он выглядел совсем бледным. Едва заметная тень измора пролегла на его неизменно насмешливой физиономии.       — Думаю, да, — взвесив всё, поделилась принцесса.       Она не приукрашивала — в целом её состояние было некритичным. Пугать всех зазря не стоило: у всех же порой побаливала голова? Наверное, да. Да и не так уж прям она болела, что аж вынести было нельзя…       «Ну и славно».       Под облаками загрохотало. Природа разразилась негодованием.       Атанасия зябко повела плечами.       — Погода портится… — всмотревшись в смог, миг за мигом густеющий над верхушками особняка, она ещё раз поёжилась. Тепло, которого пару минут назад было до того много, что оно аж лилось через край, теперь скоротечно меркло и исчезало.       — Хочешь, чтоб я вернул на небо солнце?       Тёплые ладони Лукаса легли на девичью талию, помалу возвращая той привычную температуру.       Ати вильнула.       — Ты кто такой? — пихнула его она. — Господь Бог?       Чем-то увлечённый, Лукас взял её за запястье, подводя к себе.       — Я?! — он поразмыслил, а потом кивнул. — Ошибаешься. Я во много раз круче.       Атанасия от души расхохоталась. Другого она и не ожидала. Лукас был Лукас — и вот уж от чего он точно не страдал, так это от скромности. Впрочем, с такими способностями — оно и не диво! Интуиция подсказывала Ати: её дурной компаньон действительно не врал — и небеса пред ним падали в поклоне, и земля… но он, кажется, был слишком ленив, чтобы щеголять своим мастерством перед всем миром. По крайней мере, теперь. О том, как дела обстояли до их знакомства, было известно только ему самому.       Он настойчиво укрепил хватку.       — Давай уже снимем с тебя эту дрянь.       Пальцы Лукаса без спроса поплыли выше — по выступающей перевязи вен, по тоненькой косточке посредине, которая прогибалась вовнутрь, если на неё давили сверх меры, по розовеющему сгибу локтя… останавливаясь лишь в паре сантиметров от подмышки, накрытой ластящимся кейпом. Вслед за прочерченной дорожкой дыбились неконтролируемые мурашки, и Атанасия всё порывалась активно растереться в тех местах, откуда столь неожиданно отлынула кровь.       — Господин колдун… — она беспокойно обернулась к собеседнику и подставила дышащие мраком ключицы. — Время у нас на исходе…       Тот усмехнулся.       — Как прикажете, Ваше Нетерпеливое Высочество.       Треск магии поборол тишину.       Атанасия ахнула — слова заблаговременно кончились. Прошло слишком много времени с того дня, когда она в последний раз контактировала с чужим колдовством, когда она в последний раз задыхалась и в упоении жала язык к нёбу, стуча сцепленными зубами… Но ей повезло — мало что поменялось с тех пор.       Непроизвольно она замерла в предвкушении.       Сладкое, как нуга, и одновременно горькое, на смену мурашкам вскоре пришло мягкое покалывание — лёгкое и невесомое, оно прокатались по немеющим конечностям Ати, по каждому сантиметру, по каждой естественной неровности. Под веками заиграли краски новых эмоций, новых впечатлений, которых так не хватало. Кисловатые ароматы до боли знакомой маны ужалили и, погрузившись в сосуды, потекли вверх вместе с кровью, кусаясь, воя и бунтуясь — подчиняя, заклиная, овладевая…       Атанасия беззвучно выдохнула, когда Лукас наконец-то дотронулся до неё.       Его касания пролегли у выступов её плеч. Прикладывая небольшие усилия, он потащил кончик пальца по ключице — правее, ещё правее, ещё и ещё, ныряя в скромную впадинку, подмигивающую шее, обводя каждый контр и, зацепившись за угловатое начало второй ключицы, пробираясь наверх, к самому краю… Каждый миллиметр, оставшийся позади, благословляло инородным пылом, и тот ещё долго горел, похрустывал, как костёр, пока в конце не оставлял после себя раскалённое пятно неги.       Из-под подбородка, соскальзывая прямиком в подчёркнутую ложбинку между грудями, соскользнула капелька пота и, юркнув к животу, впиталась в ткани белья.       Атанасия ощутила навязчивую необходимость посмотреть на Лукаса в этот момент — какой он был, когда творил с ней такое? Может, он держал на лице привычную безразличность, ведь для него колдовство было обычным делом? Может, брезгливо корчился — в неприязни таращился и чесал щекочущий нос? Или, может, он даже скучал, раз ему пришлось заниматься столь неприметной работёнкой?..       Не застаиваясь на одной области, юношеская ласка текуче пронеслась по рёбрам Атанасии, будто пересчитывая каждое из них. Жест получился мимолётным, но при этом до головокружения искренним и интимным.       Тогда Ати не вынесла испытания — всё же покорилась любопытству и искоса взглянула на Лукаса. Но взглянула так, невзначай, будто бы ненарочно… и потеряла дар речи.       Лукас… был страшно сосредоточен.       Нахмурившийся, закусивший губу и даже кое-где кривящийся от напора, он с не свойственным ему усердием наблюдал за своими действиями, словно боясь ошибиться. Его винная радужка пламенела, точно от злости, и у зрачков, собравшись в ряд, тлели смородинного цвета искорки.       Атанасии внезапно стало неловко       — Всё в порядке? — нечаянно выпалила она.       Она закашлялась.       В одно мгновение в лёгких поселилась неведомая пагуба. Она заклацала клыками, заерепенилась и зарычала — что-то внутри Атанасии засопротивлялось, забрыкалось… и надломилось. Треснуло.       Лукас раздосадованно всплеснул руками.       — Чёрт!       Ати подпрыгнула, уставившись на него с волнением.       — Что такое? Не получилось?       — У меня не может не получиться, — явно не отошедший от неудачи, он зашипел. — Это всё твои волшебные доспехи. Не могу залечить рану, пока они на тебе.       — Какую рану…       Механически задев те места, куда она сама давеча нанесла нейтрализатор, принцесса заёрзала. Вместе с ней заёрзало и платье, туго врезавшееся в грудь, и тогда она всё поняла.       — Куда ты пялишься… — чувствуя, как у неё потихоньку начинают разогреваться уши, Ати сложила руки поверх приличного декольте. — И почему не можешь? Это что, как тогда, когда ты пытался мне синяк на лбу заживить?       — Ага, — Лукас вздохнул, бесстыдно пропуская мимо ушей первый вопрос.. — Я бы без труда мог сломать их, но не буду. Польза от них тоже есть: излишки тёмной магии, например, тебе не навредили. Они просто прилипли сверху.       — Значит, мы всё это затеяли зря?       — Ничего не зря. «Доспехи» тоже чистить надо — ты же не ходишь в грязной обуви.       — Думаю, я понимаю, — рассудила Ати.       Когда-то Лукас уже рассказывал ей о том, как работает нейтрализатор. Волшебные доспехи… были доспехами буквально. Крепясь поверх тела, они обволакивали его как щит и, когда их поражало колдовство, отталкивали любое воздействие. То же самое случилось и с магией Лукаса — она отскочила, как перекаченный мяч от стены.       Интересно, почему же с излишками сил Дженнет такого не произошло? Неужто Дженнет была настолько сильна?       Или же это она, Атанасия, настолько ослабла?       Виски вновь прострелило, а вокруг глотки ретиво завязался узел.       Ати куксясь накрыла тянущую полосу. Там же от неловкости встал ком, и ей никак не удавалось его проглотить.       — Да не тыкай ты туда, — Лукас шикнул на неё, как сварливый учитель на непослушного ученика. — Сейчас я всё уберу.       Не церемонясь, он сердито скинул её ладонь и положил свою, немного тяжёлую и грубую. Он прищёлкнул языком.       — Не пойму, что у тебя с маной сегодня, — склонившись к правому уху принцессы, он что-то рассмотрел там, а потом проделал те же махинации слева. — Почему поток такой низкий. Ты опять забыла, как правильно себя сдерживать?       Он покосился на неё с укором.       Атанасия взбрыкнула.       — Ничего подобного! — она нервно содрогнулась и всё-таки проверила, не соврала ли… Однако проверка была удачной. — Мана на месте. Просто… — она затихла, собираясь с мыслями, а потом разъяснила: — Ты же сам говорил, что из-за плохого самочувствия движение маны замедляется. Наверное, это из-за излишков Дженнет мне стало не по себе.       — Логично, — Лукас поскрёб подбородок. — Выглядит так, будто из тебя силы высосали… И у маны Химеры как раз есть такая привычка — паразитировать на других.       — Не Химера, — намекнула Ати.       — Девка.       — Дженнет!       — Химера.       Атанасия насупилась, а Лукас фыркнул. Спор, как и всегда, кончился ничем.       В следующий миг Лукас распорядился вершить чары — и те просочились прочь, покинули его человеческую суть. Мана запела, засвистела и сложилась в единое заклинание — брызнула из всех брешей, прорвала каждую пробоину и затопила мир. Незримый кнут разрезал воздух и пронёсся по животу принцессы, по рукам, по груди…       Отпора не встретилось.       — Чисто, — вымолвил одними губами Лукас.       Это его не смутило — основное скопление ютилось выше.       Он пригнулся, анализируя клубящиеся пары. Кое-где сбоку переливались мрачные кляксы, многочисленные и мелкие. К середине же застой становился более едким, гиблым; он стлался над лёгкими и нападающе шкаврчил, как раскалённая сковорода. Создавалось впечатление, что эта дрянь висела на принцессе уже давно, но Лукас не мог в это поверить — он бы такого не допустил. Разве что виной тому была излишняя слабость его любимой…       Он поднёс кисть к самому опасному месту, но тут же её отдёрнул — обжёгся.       — Чувствуешь здесь что-нибудь? — проглотив боль, спросил он у Её Высочества.       Та, уловив его взгляд, быстро-быстро заморгала и отрицательно покачала головой, но потом призналась:       — Может, чуть-чуть…       — Ясно, — коротко брякнул он, а про себя её пожалел.       Он бы хотел сделать это и вслух, но не знал — как…       Когда принцесса была маленькой, её отец, который не был силён в словах, как и Лукас, брал её на руки и успокаивающе гладил — по спине, по волосам… Сейчас же поднять её таким образом вряд ли получится. А если и получится, то в ответ смельчаку, скорее всего, достанется не волшебная благодарность, а волшебный пендаль… Значит, это был не вариант.       Направив своё могущество на эпицентр излишков, Лукас развеял их враз. Они прикурились, вспыхнули и вмиг рассосались, как губительные яды под давлением противоядия.       С ерундой по краям ещё предстояло разобраться.       Лукаса не отпускала безумная идея — пожалеть принцессу, оказать ей сочувствие, явить своё небезразличие… Он уж очень хотел, чтобы она увидела, как дорога она ему была и на что он был готов пойти, чтобы вернуть ей потерянный покой. Но делать этого он не умел.       Зато умел бороться за её безопасность.       Обвив колосящуюся тьму вокруг пальца, маг яростно выдрал её с корнем, как сорняк. Излишки завертелись, вспухли и, лопнув, разлетелись по углам, как крохи жирного грунта.       Лукас воззрелся на проделанную работу. Результат его устроил.       — Всё хорошо, — оповестил он принцессу.       Но та не шелохнулась. Откинув голову и вытянув подбородок к облакам, она по-прежнему подставляла шею. Лукас же не убирал оттуда рук.       — Лукас… — она раскрыла веки.       Лукас счёл это просьбой.       И в детские, и в более поздние годы он не раз наблюдал за принцессой и её окружением. Наблюдал за тем, как охранник Их Величества, когда принцесса разбивала коленки, дул ей на кровоточащие ссадины, как она утирала слёзки, смочившие покрасневшую роговицу, как после прибегала полоумная нянька и бросалась целовать дитя в щёки, в лоб, около ранок… и как Её Высочество мгновенно успокаивалась, точно по велению колдовства.       Это ли ей было нужно? Это?       Лукас обвёл взглядом трепещущую жилку Её Высочества, торчащую меж его пальцев и активно пульсирующую. Учащённый пульс не нравился ему — его принцесса явно чего-то боялась.       «Чего, чего же ты боишься?» — застрял вопрос в его горле.       Его?       Она боялась его?       Лукас задержал дыхание.       Нет… Нет, это был не страх.       Это было ожидание.       Его принцесса ждала его. Ждала от него решительности, поступков… Он был ей нужен! Нужен прямо сейчас!       Не убирая ладони, он в порыве страсти припал к коже госпожи. Молочно-белая, изумительно ровная, без каких-либо недостатков, она источала слабый сахарный запах, манила и притягивала. Лукас коснулся её губами. Во рту в ту же секунду отпечатался вкус цветочного нейтрализатора, ненавязчивый и приятный — роковой. Он сливался воедино с пряной маной де Эльджео Обелия в идеальную композицию и, взрываясь внутри, опьянял, мутил думы…       Вобрав его в себя целиком, маг невольно облизнулся.       Трезвость холодного рассудка померкла — иссякла.       Кажется, всего на миг Лукас переступил черту, которой долго сопротивлялся…       Когда он случайно задел зубами тревожную венку над её глоткой, принцесса заверещала:       — Лукас! Лукас!!! — взъерошившись, она со всех дури дала ему под дых.       Перепуганный, Лукас от неожиданности подавился — метнулся, в порыве сомкнув челюсти. В кашле его резки пронеслись над рельефом девичьей кожи и царапнули по ней, тонкой, почти что прозрачной, грубо оставляя на поверхности карминовую нить. Плоть вокруг быстро взбухла и налилась.       На балконе было слишком темно, чтобы это сразу увидеть.       — Идиот! Лукас! — выпучившись на компаньона, Атанасия вцепилась в пострадавшее местечко и, потеряв голос, сипло заругалась: — Какой же ты идиот… Ты чем, вообще, думал?!       — А что? — тот непонимающе захлопал ресницами. — Мне показалось, что ты хотела этого.       — Ты сдурел? Мы на балу! А если б ты след оставил?       — Да никто ничего не поймёт, — он сгорбился и, когда Ати сдвинула руку, разок окинул взором тот участок. — Нет там никакого следа, что ты придумываешь?       Атанасия сжалась, обмахнула жгучую область и собиралась уже гаркнуть на собеседника вновь, но не успела.       Из-за стен донёсся мелодичный сигнал.       Пришло время второго танца.       — След, след… — бухтел себе под нос Лукас, наворачивая пальцами круги. — Да кому какое дело? Мало ли, где она поцарапаться могла…       Три взмаха вправо указательным, два — влево, один щелчок и незначительное потряхивание кулака… заклинание совершенно не требовало выдающихся способностей. И оно было одним из первых, которое Лукас, тогда ещё малолетний болван и недотёпа, выучил под покровительством Учителя. Правда, до встречи с принцессой пользоваться этой ерундой ему не приходилось. «Старый чёрт как знал, что оно мне пригодится», — что-то заподозрил он, но строить теории заговора всё же не стал — настолько сойти с ума он ещё не успел.       Из-под его ног, расширяюсь по кругу, вылетела печать чар. Чёткая до каждой точечки, выведенная абсолютно безупречно — так, что было не придраться, — она пронеслась по всему залу, задела практически каждую туфлю, каждый подол, льнущий к полу, но, бесцветная, прослыла незамеченной. Огромное помещение накрыло прозрачным куполом. Выдавали его лишь неестественные отблески от свечей и громоздкой люстры у потолка.       Следя за обществом — за тем, чтобы никто не предположил ничего эдакого, — Лукас против воли зацепился за принцессу. Стоило ему отпустить её, как она тотчас очутилась в плену богачей. Словно голодные шакалы, юные лорды кинулись к ней, как к куску мяса, и, обтекая слюной, стали воевать за неё — предлагать то одно, то второе: то упрашивая её о беседе, то волоча её куда-то. Лукас даже было решил, что ему стоило всё бросить — больно ему нужно было здоровье этих уродов? — и пойти раскидать наглецов, но тут на помощь к Её Высочеству примчала виновница торжества. Девчонка — кажется, её звали Еленой — взяла опешившую от нахальства подданных принцессу под локоть и под всеобщие овации увела её в сторону. Там же стоял некий лорд. Не очень-то и высокий, но и не низкий, с блажью на физиономии и какой-то туповатой причёской, будто бы его плохо постригли перед балом, он доброжелательно улыбался, а когда встретился с госпожой лицом к лицу, не бросился целовать её кисти, не начал надоедать — только мерно поклонился и, видимо, представился.       Неплохой парень, сделал вывод Лукас. Пусть такой пообщается с принцессой — всё лучше бессовестного сына Псины. Однако если и этот кудрявый тоже вдруг распустит руки, придётся их оторвать вместе с кудрями… Не хотелось бы, конечно, но что тут поделать? Долг был долг. Впрочем, о плохом Лукас предпочитал не загадывать: если он за столько лет ни разу ничего не слышал об этом пацане, значит, и впредь ещё столько же не услышит, — самые мерзкие поклонники Её Высочества уже проявили себя. Остальные же, стиснув зубы, терпели. Верно, этот был таким же — так пусть принцесса разок осчастливит заблудшего олуха. Может, тот хоть умрёт с мыслью о том, что прожил жизнь не зря.       Завершая колдовство, Лукас посильнее надавил на источник своей маны, и та пролилась больше обычного. Зал объяло блеском и инородным свечением. Грязные пары проело, точно кислотой. Весь мрак скоро улетучился.       Лукас ещё раз поискал свою принцессу.       Кажется, он немного припозднился — пока он чаровал над гостями, лорд-завитушка уже пригласил принцессу на танец и, несмотря на то, что площадка была заполнена подчистую, смело повёл её туда. Заприметив движущуюся по направлению к кругу госпожу, люд послушно разбрёлся, а музыканты придержали вступление. Ждать долго не пришлось — пара Её Высочества и смазливого лорда бегло оказалась в самом центре.       Ну хоть не Альфиус, успокаивал себя Лукас.       — Господин маг…        Он обернулся.       Пред ним с какого-то перепугу предстала большеглазая курносая леди с забавными рыжими кучеряшками и малиновыми от смущения щеками. Веснушки, разбросанные по её скулам и переносице, весело плясали, когда она морщилась в попытке найти тему для разговора, а рыжая макушка пылала, как спичечный огонёк.       «Откуда ты взялась?» — поразился Лукас.       — Что? — бросил он чуть резче, чем планировал.       Девушка от этого напряглась, но не отстала. Её пронзительная синяя радужка переполнилась решительностью.       — Господин колдун! — повторила она уже увереннее, прикладывая к груди сжатые в кулачки ладошки. — Меня зовут Стефания. Позвольте пригласить Вас на танец!       Лукас чуть не треснул со смеху.       Отважная девчушка, с похвалой отметил он. Да и симпатичная. Но принцессе и в подмётки не годилась — получается, была его недостойна.       — Стефания, — обратился он к ней.       Она вмиг воспряла духом и выпрямилась, довольная удавшейся попыткой.       Лукас поспешил разбить её надежды:       — Пшла вон отседова, пока я тебя в жабу не превратил, — хмыкнул он и угрожающе сощурился.       Леди побелела и оперативно ретировалась. Одной проблемой стало меньше.       Лукас без зазрения совести вкусил дары одиночества.       Скоро позабыв о досадливой головёшке, он облокотился на первую попавшуюся колонну и с облегчением свеял грудь. Труды пусть и не выворачивали творца наизнанку от сложности, но и с их энергозатратностью тоже ничего нельзя было поделать. Так или иначе, с проблемой удалось расправился гораздо быстрее, чем Лукас планировал, — ему даже отчасти скучно стало… Но нет, не настолько скучно, чтобы вприпрыжку нестись на площадку что-то выкаблучивать у всех на виду.       Он утомлённо прикрыл веки. Такому существу, как он, глаза были не нужны: мир взаимодействовал с ним по-другому. Кто-то звал это шестым чувством и пел о колдовской чуткости, кто-то же уверял, что это не более чем обострённое обоняние, а Лукасу, в сущности, вообще не было до того никакого дела — он просто пользовался данными ему природой способностями и не беспокоился о лишнем. Каждая линия, каждая незатейливая крапинка маны, которые он улавливал в человеке, впечатывались в его мозг навечно, и он уже не мог относиться к новой для него личности по-другому. Ассоциации были предельно важны — они составляли портрет: силён ли человек или слаб, твёрд или боязлив, приятен или же невыносим… Без запахов, конечно, картина выходила бы не такой точной, но и без них вполне было ясно — кто есть кто. Но даже так Лукас не был сторонником отказа от обоняния. Ману он считал самым богатым и живописным источников ароматов, потому как каждый из них нёс в себе таинственную подсказку.       Мана принцессы не была исключением.       Не контролируя свои желания, он рефлекторно потянул воздух, выискивая среди сотен путей один-единственный, самый дорогой и любимый для него…       Принцесса была обнаружена практически моментально.       Ах как же неповторима мана рода де Эльджео Обелия — лакомая, упоительная, ни на что не похожая… А у принцессы она и вовсе была особенной — грозной и яркой, томной и бурной, кое-где по-женски ласковой, но притом чрезмерно насыщенной для столь юной девушки. Её поток отличался некой… мудростью. Сомнений не было — принцесса знала и другие жизни. И Лукас мечтал о том, что однажды она сможет поведать ему о них.       Вдохнув до предела, он безотчётно сложил рот в полуухмылке. Перед глазами в ту же минуту всплыли прекрасные картины: сияющие от удовольствия топазы, сбитое дыхание, тёплые прикосновения и мокрые губы, которые так хотелось аккуратненько прикусить… Чтобы они чавкнули и изошли соком, как спелое яблоко, чтобы с них сорвался стон, хриплый от восторга и благодарности…       Ну что за благодать, блаженно помыслил Лукас, представив, как счастлив бы он был, если бы его фантазии воплотились в реальность. Но для этого ему следовало еще немного подождать. Ещё немного потерпеть.       Ещё чуть-чуть…       В последний раз с наслаждением заглатывая любимый аромат, он вдруг одёрнулся.       Нотки де Эльджео Обелия внезапно прозвучали чуждо для принцессы…       Но очень знакомо для Лукаса.       Он скрепя сердце поднял веки.       «Только не это, — пронеслось у него в голове. — Только не сейчас». Он не мог поверить в то, что он почуял.       Настроение испортилось в ту же секунду.       Раздражённый, он принялся выискивать среди толпы след маны, которую ненавидел больше всего. Это была мана, в которой уже давно не осталось и щепотки от великой твердыни династии де Эльджео Обелия. Это был позор для всего рода — и для каждого, кто имел честь называть себя колдуном.       Это был его личный позор.       Лукас сжал кулаки. Ногти с размаху впились в мягкую кожу.       Он уже было приготовился ворваться в кровопролитную драку с тем, кому во снах не раз отрывал голову собственными силами, но… догадки не подтвердились. Расследование показало: то, что его привлекло, никак не сопоставлялось с тем образом.       Это было странно. Всё было странно.       Тропинка привела озадаченного Лукаса совсем к другому человеку.       — Ты ещё что за мудила?       Он полоснул взглядом по незнакомцу, который рискнул на него нарваться. Судьба указала на самый угол первого этажа — на сокрытое в тени местечко, щедро обставленное креслами и низкими столиками с бесконечными бутылками. От стене к стене там метался густой дым от сигар, а слух разбирало от стука стекла о стекло и низкотемберных диалогов. Очевидно, столь маленькую комнатку намеренно отделили от общего помещения, чтобы мужчины в тишине могли обсудить важные вопросы. В том числе и касающиеся Обелии — политики, культуры, магов… и императорской семьи.       Одним из таких мужчин и был он, незнакомец, — брюнет, чинно покачивающей ногой и словно выжидающий чего-то. Когда Лукас нашёл его, то невольно восхитился бесстрашием этого человека: тот смотрел на него, на самого устрашающего гостя Ирейнов, не разрывая зрительного контакта и насмешливо скалясь. Незнакомец точно требовал, чтобы на него обратили самое драгоценное внимание. Это был жуликоватого вида богач, облачённый в чароитовый костюм и сидящий на диване у заднего выхода — намеренно ли?.. В компании других мужчин он один предельно выделялся — был болезненно-бел и худ, несколько взъерошен и в целом неряшлив на фоне вылизанных до блеска лордов: весь одетый с иголочки, он зачем-то скинул с плеч камзол и, развалившись так, что дорогущая вещь, скорее всего, жутко под ним мялась, крутил в руках наполовину опустошённый бокал. Всё его естество кичилось и плевалось ядом: ему было глубоко безразличны и бал, и окружающие его люди с их глупыми беседами, и даже его материальная собственность — он был слишком высок для низменных потребностей обычного человека. Он был не такой, как все.       Лукас нахмурился. Этот чудак что, пытался заполучить его расположение?.. Что ж, тогда его ждал провал: больше, чем добряков-недотёп, Лукас терпеть не мог только выскочек. А этот выскочка ещё и смел таращиться ему прямо в глаза…       Ну и мерзость.       Он по-птичьи встряхнулся, будто это могло помочь ему без рукоприкладства сбросить скопившееся в теле напряжение.       Чёрт, ну как такое могло быть? Всё в этом незнакомце было не так, всё. И его мана — тоже.       — Кто ты, паскуда? — никак не мог уразуметь маг. — И почему твоя мана так похожа на императорскую?       Те же пряные ноты, та же сласть… но меньшая мощь, меньшая привлекательность — поток энергии неприятного мужчины был до того слаб и ничтожен, что без особых разбирательств никто и никогда не принял бы его за ветвь от великого древа Обелии.       Может, это был какой-нибудь дальний родственник?..       Нет. Невозможно.       Или всё-таки возможно?..       Лукас ещё раз оценивающе прошёлся по незнакомцу. Смоляные волосы, правильные черты лица, но узкие и хитрые глазёнки — такие же чернильные и затягивающие, как пряди над закатистым лбом.       Ни у кого из ныне живущих де Эльджео Обелия таких не было.       — Где я мог тебя видеть? — шепнул он.       На ум ничего не шло.       На принцессу этот хмырь явно не походил — уж слишком забиячливый он был для неё. И лукавый — вот же ушлёпок. А на императора… Ну, может, походил отчасти. Но не наверняка.       Лукас вдруг вспомнил коридор в Гранатовом дворце, который был вовсю увешан портретами. Прежде он не зацикливаться на них, на портретах, — ну висели они и висели, ему-то что с того было? Половину из тамошних лиц он знал лично (лучше б не знал), а по тем, что упустил из-за сна, убиваться ничуть не собирался. Но некоторое время назад галерея пополнилась ещё одной картиной. Картиной, откуда на зрителя взирали Её Высочество и Их Величество: Её Высочество — с интересом и еле подавляемым смехом на лице, а Их Величество — со статностью и напускным холодом. То, что холод этот был напускным, охотно выдавала сдержанная улыбка, над которой Лукас не упускал возможности от души поржать, когда проходил мимо. Во время таких заходов он как-то случайно засмотрелся и на других представителей императорского семейства…       В мыслях всплыло изображение предыдущего императора. Его тщеславность, его спесь и заносчивость… А рожа? О, его искривлённая в самолюбии рожа была настолько отталкивающей и бесячей, что спутать его с кем-то ещё не представлялось возможным!.. Однако Лукас не знал ни имени этого человека, ни его судьбы. Очевидно, мужик помер — иначе быть не могло: как бы тогда нынешний император занял трон? Кажется, было восстание, революция. Соответственно, плутоватый правитель, если верить услышанным при дворе слухам, был повержен и казнён… Получается, так. Подробности же Лукасу не прельщали, вот он их и не спрашивал. Хотя, наверное, стоило.       Он был готов поклясться, что картина, предшествующая портрету принцессы и её отца, вспомнилась ему не просто так.       «Неужто император Плут успел расплодиться?» — анализировал ситуацию он. Это уже было похоже на правду — на мотив…       На проблему.       А по проблемам Лукас был спец.       Надо туда немедленно наведаться, сообразил он. Наведаться — и последить за крысой поближе. Если крыса действительно была крысой, а не очередным богатеньким сынком, потерявшим стыд от дальнего родства с Обелией, то императору явно понравится информация о том, что гад, над которым он столько ломал голову, может вскоре быть вычислен и обезврежен.       Если всё подтвердится, то и Клод, и Лукас смогут снять с плеч груз — принцесса будет в безопасности. И в неведении. Об ином они и не просили.       Потребовав от чар повиновения, колдун выбрал себе новую колонну для слежки, поближе к диванам, и, задержав дыхание, всего за миг перенёсся за неё. Мир вспыхнул и истлел. В груди взвыла тошнота, как всегда происходило при телепортации, но тут же была умело подавлена. Отвлекаться было нельзя.       Лукас выглянул из-за столба.       — Дьявол! — ругнулся он.       Толпа перегородила весь обзор. Из-за кучки активно жестикулирующих пар не было видно ничего: ни диванов, ни потёмок, ни подозрительного незнакомца с занятной маной.       И как тут следить?!       Лукас разозлился, но тотчас взялся за ум — и постарался угомонить гнев. Думать следовало холодной головой.       Ему, в принципе, ничего не стоило уронить на мешающих ему людишек пару стокилограммовых валунов… И плевать, что он сразу попадёт под подозрения — кто и как сумеет ему навредить? Что ему, обелийскому слуге, противопоставят?.. С другой же стороны, всё и так было неплохо. Кто сказал, что шпионить было нужно, обязательно притаившись в норе, как крот? Быть может, слиться с обществом и подойти почти что вплотную — вариант поудобнее?       Колдун сориентировался в обстановке.       Самым оптимальным вариантом было бы облачиться в невидимость и без напрягу влиться в общество — так бы он поступил раньше. Но сегодня нечто, тесно граничащее с разумом, подбивало его встретиться с негодяем лично. Встретиться — и столкнуться с ним нос к носу, мана к мане, вера к вере…       Кто он был, этот не обременённый могуществом человек? Служил ли он преданно Их Величеству? Берёг ли честь империи — хранил ли верность принцессе?       Да? Нет?       И почему Лукас спутал его с Ним?       Ну невесть что…       По бокам от специфического помещения выросли две группы гостей. Подражая друг другу, леди стыдливо прикрывались веерами с торчащими снежными перьями, а лорды почтительно кивали, изображая искреннюю увлечённость. Мимо них же двигался ещё один голосистый коллектив — такой же говорливый и цветущий. Лукаса сразу привлекла темпераментность этих людей — если он прицепится ним сзади, то вряд ли им помешает: уж слишком они были погружены в болтовню. С такими попутчиками пробраться незамеченным до цели для него будет элементарно… и ему не придётся отказываться от задумки.       Не медля, он резво пересёк расстояние и прибился к кучке болтунов. Тяжело не пришлось. Там он, состроив доброжелательную мину, перекинулся парой слов с какой-то дамочкой, которую нисколько не смутило его неожиданное появление, и, добравшись до конечной точки, неизбежно растолкал тех, кто встал у него на пути — выбрался прочь из кокона диалогов и, старчески чертыхаясь, переступил линию «мужского» помещения.       Он окунулся во мглу. Свет, ясность и радость, преобладавшие всего метром ранее, отрезало вконец — и похоронило. Прокуренная мрачная комната, в которой было муторно дышать, проглатывала с костями каждого, кто посещал её. Лукас не стал исключением.       Он прошёлся вперёд.       Крайний диван пустовал.       Опоздал, понял он.       Отмахиваясь от дыма, застилающего глаза, как туман в промозглое осеннее утро, он двинулся меж столиков, силясь не отдавить никому ноги. Конденсат забился ему в грудь, накипел на волосы и прикоптел к ресницам… Утираясь и отплёвываясь, Лукас игнорировал копящуюся в нём желчь — искал взъерошенного мужчину, не отступал от стремлений.       Все места в центре оказались заняты, у стен — тоже; лорды расположились маленькими сборищами по интересам. Но ни в одном из таких сборищ не улавливалось и намёка на ту ману.       «Всё-таки упустил».       Взбешённый неудачей, Лукас пнул первую попавшуюся ступню, едва не размазав ту по полу.       Её хозяин подал голос.       — Господин маг?       Лукас обернулся. Его сердце тут же разобрало от ненависти.       — Вы так смотрели на нас. Уж думал, что Вы не подойдёте.       — Вы что, следите за мной, Альфиус? — он ощерился.       Молодой лорд отлучился от дивана, занятого его отцом, и приблизился, чтобы его было лучше слышно. Его змеиные глаза блеснули издевательски.       — Наблюдаю.