Отражение: Миссия.

— Колики, — объяснила Дора, хлопочущая над плачущими малышами. — Сейчас я их чаем от колик напою и грелку… Себастьян, растрепанный, в одних домашних штанах, взял покрасневшего от крика Лекса на руки и принялся укачивать. — Знаешь, Баки… — начал он. — Помнишь, нам на курсах рассказывали о верном средстве от детских колик? — Не знаю, насколько это средство верное, — со сомнением заметил Барнс, беря в руки надрывающуюся плачем Мику, — но можно попробовать. Пойдем в спальню. Барнс был еще более растрепанный, в серых пижамных штанах с красными звездами по ним. — Дора, ложись, мы разберемся, — предложил Барнс, совершенно не видя смысла в том, чтобы не спали вообще все. Себастьян сам напоил Лекса чаем от колик, отнес в их с Баки спальню, улегся на спину и уложил малыша животом на свой живот. Тот некоторое время хныкал, а потом уснул, сжав крохотные ручки в кулачки. Себастьян глянул на Баки и тихо сказал: — Похоже, работает. Барнс так же лежал с Микой, которая еще похныкивала, отказываясь крепко засыпать, и поглаживал малышку по спинке. Когда его дети плакали, Барнс чувствовал себя самым беспомощным человеком на свете, потому что совершенно не понимал, что им нужно. Он уже ждал, когда малыши научатся говорить, чтобы могли объяснить, что болит, чтобы можно было подходить к проблеме действенно, а не просто пытаться укачать в надежде, что это поможет. — Засыпай, лапушка, я отнесу их, когда уснут, — посоветовал Барнс. Его время сна кончилось, он понимал, что больше не уснет. С другой стороны, лежать вместе с детьми рядом с Себастьяном было безумно приятно, в этом было что-то запредельно счастливое, такое, на что Барнс никогда в жизни не надеялся. Мика расслабилась, задышала ровнее, Барнс слышал, как успокоилось ее сердце. Вообще, это было что-то с чем-то — слышать четыре сердца вместо двух. Ровно, мощно, уверенно бьющихся. Барнс нашел ладонь Себастьяна и переплел их пальцы. Себастьян скоро задремал, придерживая рукой Лекса за спинку. Тот сопел, иногда похныкивал во сне, но больше не кричал. Барнс лежал, глядя на Себастьяна, на детей и ни о чем не думал. Совсем ни о чем. Он просто был бесконечно счастлив, что у него все это есть. Погладив совсем уснувшую Мику, Барнс подумал, что оставлять детей спать с ними в одной кровати нельзя. Не тогда, когда они такие маленькие, а Барнс с Себастьяном непривычные к тому, что с ними спит еще кто-то, кроме Стива, который вполне был способен за себя постоять, если придавят. Он аккуратно поднялся, подставив под Мику руку так, что она просто отлепилась от его живота и легла на сгиб, и понес ее в детскую. Как Барнс ни примеривался, утащить разом обоих малышей у него не получалось. Отнеся Мику, он вернулся за Лексом и чуть не разбудил его, когда забирал с Себастьяна, но малыш только покряхтел и снова заснул, и Барнс благополучно отнес и его в кроватку. Выполнив священный долг перед детьми и мужем, Барнс взял ноут и пошел писать статью, забравшись на подоконник, где теперь было его любимое место. Под тихий шум кулера он вслушивался в тишину квартиры, в которой все, кроме него, спали, печатал слово за словом и думал о том времени, когда у детей начнут резаться зубы. — Как хорошо, что мы успели со всеми фотосессиями до того, как это началось, — сообщил Себастьян, устроившийся в кресле-качалке перед телевизором с Микой на груди. Лекс сегодня был поспокойнее, а вот Мика никак не утихала. — Ага, хорошо, — согласился Барнс, который забавлялся с Лекcом на диване. Малыш лежал у него на животе и радостно издавал пока еще совершенно непонятные звуки, пытаясь отобрать у Барнса погремушку. Ну как пытаясь, скорее, делая попытки к ней потянуться. — Камилла скажет, когда все это безобразие появится для всеобщего обозрения? Или верстку статьи пришлют? — Пришлют верстку, — сказал Себастьян, покачиваясь и вполглаза поглядывая на какую-то французскую нуарную комедию на экране. Мика ухватила его за палец и потянула палец в рот. — Я хочу, чтобы дети знали несколько языков, — вдруг сказал Барнс, хотя они с Себастьяном об этом говорили. — Ты сможешь научить их румынскому, а я большому списку на выбор. Ты бы какой предложил? — Русский кажется вполне очевидным, — сказал Себастьян. — И испанский, хотя я его почти не знаю. Румынский порадует маму. — Тогда с ними надо говорить на этих языках, — сказал Барнс. — Я читал русских классиков, там очень интересно описывали, как у знати родители с детьми говорили принципиально на французском, популярном в то время. Так почему бы тебе не говорить с ними по-румынски, мне по-русски, а когда вместе, то по-английски. Его-то они точно изучат. — Мне нравится эта идея, — кивнул Себастьян. — Только не ругайся по-русски, когда будешь говорить с детьми, — улыбнулся он. — А на других языках, значит, можно? — хохотнул Барнс. — И на других нельзя, — строго сказал Себастьян. — Кстати, я узнал у тренера — на крав мага берут с трех лет. — С трех — это хорошо, — задумчиво сказал Барнс. Он понятия не имел, со скольки лет можно учить детей драться и не мог понять, с чего начать обучение стрельбе. По здравому размышлению, учить своих детей чему-то самостоятельно он мог лет с четырнадцати, не раньше, и если у них уже будет подготовка, это к лучшему. — А еще что? Или, думаешь, рано планировать их жизнь так загодя? Хотя мы можем просто помечтать. — Ну, с трех же они пойдут в садик, раньше я не хочу их отдавать. Будут учиться там общаться с другими детьми. Вот, можешь у Майкла спросить, когда он начал учить своих мальчишек стрелять. — Поинтересуюсь обязательно, — заверил Себастьяна Барнс. — А кроме садика? У меня такое ощущение, что я хочу вырастить подобие Наташи с поправкой на более мирную жизнь. По крайней мере, список того, что бы я хотел, чтобы умели наши дети, обширен. Я не прав? — Знаешь, я как раз против этой моды на раннее развитие, — сказал Себастьян. — У детей должно быть детство. К тому же все это раннее развитие только тешит родительское тщеславие, а детям от него никакой пользы. Так что — программа нормального садика с испанским языком, минимум гаджетов, максимум физической активности. Чтобы спать они падали, убегавшись, а не наглотавшись таблеток от СДВГ. — Но идея крав мага с трех лет мне нравится, — сказал Барнс. — А гаджеты… Если мы им сами давать не будем, чтобы отвлечь, потому что нам неохота с ними заниматься, то они и знать ничего о них не будут. И лет до семи так точно должно оставаться. А потом посмотрим. Тебе скачать сказок на румынском? Или у твоей мамы сборник есть? А то на русском я уже закинул в читалку. — У мамы должно быть, а если нет, она достанет, — заверил Себастьян. — Хотя румынские сказки — они странноватые. Вроде и сюжеты стандартные, а обвязка такая, что глаза на лоб. Есть, например, румынская сказка про девку, которая стала парнем. — Я тут уже хапнул сказок почитать, благо они короткие почти все. Есть болгарская сказка “девушка, сделанная из извести”. Так там главная героиня отрезала себе нос, чтобы парень принес ей иголку, которую она уронила. Так что девка, которая стала парнем — это фигня. Или давай я тебе переведу десяток сказок поприличнее на румынский? — Барнс, ознакомившись с тем, что предлагалось читать детям на ночь, был, мягко говоря, в шоке. Особенно наткнувшись на оригинальные варианты таких известных сказок, как Белоснежка, Спящая красавица и Золушка. — Да румынские сказки приличные, я их помню, — улыбнулся Себастьян. — Значит, ты читаешь на румынском, а я на русском, — заключил Барнс. — На английском им Дора со Стэллой хорошо почитают. У Барнса зажужжал телефон, который лежал под диваном, тот его легко достал, глянул на экран и вздохнул. — Барнс, — коротко ответил он, выслушал кого-то на том конце, помолчав. — Да, я согласен, даты меня устраивают. Хорошо. До свидания, — и посмотрел на Себастьяна, кладя телефон обратно. — Работа. Студийные съемки с какой-то новой лабудой. — У меня тоже съемки через две недели, в Денвере, — напомнил Себастьян. — Дней на десять. — Не, у меня здесь, студийные, правда, чего-то дней пять снимать хотят, — обрадовал Барнс. — Скоро есть, гулять и спать. Ты гулять пойдешь? Барнс любил гулять с детьми, ему нравилось, с какой завистью на него смотрели некоторые женщины с колясками. А некоторые с сожалением, ибо занят и с детьми. Поскольку Барнса знала не каждая собака, а рожа его была известна только в определенных кругах — далеко не все интересовались туристическим снаряжением и одеждой, особенно молодые мамы, — он даже пытался знакомиться иногда, когда гулял с детьми без Себастьяна. Он тренировался, понимая, что им с Себастьяном придется общаться с другими родителями, но это оказалось непросто. Хотя разговор о детях заводился легко, Барнс понимал, что ему неинтересно слушать про чужих детей, а больше молодые мамы говорить ни о чем не могли, они даже слушать не могли, почему-то, стоило Барнсу задать какой-нибудь вопрос, они готовы были нести любую чушь, лишь бы говорить. Или с ним предпочитали не разговаривать вовсе. Барнс предполагал, что ему просто не везло, и нормальные матери существуют. Но ему пока попалась только Лариса. — Пойду, — кивнул Себастьян, поглаживая Мику по спинке. — Какие же они все-таки маленькие. — Еды им пока сделаю, маленьким, — Барнс поднялся с дивана, одновременно ловко перекладывая Лекса на согнутую руку. Тот недовольно наморщился, похоже, собираясь заплакать, но Барнс принялся его покачивать, и малыш успокоился. Действовать одной рукой Барнс привык ещё в Ваканде и сейчас запросто разводил смесь, держа в одной руке ребенка. — Держи, — принес он бутылочку Себастьяну, а сам принялся кормить Лекса. Мика вцепилась в бутылочку, кажется, даже не просыпаясь. Она усердно сосала, смешно морща крошечный носик. На прогулку сподручнее было собираться вдвоем, потому что пока оденешь одного, пока второго, и это все, когда уже собран сам, потому что дети не должны перегреваться в уличной одежде. В итоге, совершив все эти манипуляции, прихватив кучу всего, что может понадобиться спящим малышам на прогулке, они оказались на улице. Лекс вырубился почти сразу, а Мика еще тащила в рот игрушки, натянутые на коляску, чтобы было не скучно, но и она уснула довольно быстро. — Знаешь, вроде бы они такие маленькие, но насколько они выросли, — Барнс очень любил катать коляску и редко давал ее Себастьяну, когда они гуляли, если тот сам не просил. — Прошло всего три месяца и шестнадцать дней, а время просто пролетело, быстро и незаметно. Поздняя осень никогда не красила Нью-Йорк. Было холодно, ветер трепал голые ветви деревьев, пасмурное небо словно наседало на город, давя собой. Налетел неприятный порыв ветра, и Барнс понял, что крутить коляску туда-сюда не получится, потому что ветер особо-то не прекращался, и он пониже надвинул крышу коляски, чтобы малышам не так сильно дуло. Себастьян поплотнее завернулся в шарф. — Уже и Рождество скоро, — сказал он. — Знаешь, я думаю, в следующем году придется ставить елку. Для детей. — Не кот, так дети свернут елку, — предположил Барнс. — Можно поставить маленькую, искусственную. От настоящей слишком много грязи в итоге, она осыпается. И только не на мой подоконник. Но да, елку надо. — Укрепим, — сказал Себастьян. — Или к потолку подвесим. Тогда и елка будет, и не доберется никто. Он чихнул и потер озябший нос. Барнс остановился, притянул Себастьяна к себе и поцеловал, нежно, но коротко. В такую мерзкую погоду в парке было настолько мало народу, что можно было хоть сексом заняться, никто бы не стал снимать. — Вот сам и будешь подвешивать, — рассмеялся он. — Можно нарядить только мишурой, без шаров, чтобы было не страшно, если опрокинут. К следующему Рождеству они уже начнут ходить, наверное. И говорить должны начать. — И основание утяжелить, — согласился Себастьян, берясь за коляску. — Растут малыши… — с нежностью сказал он. — И все-таки до детей надо дозреть. Десять лет назад я был совсем не готов. — Мне иной раз кажется, что я до сих пор не готов, — признался Барнс. — Я бы не смог бросить все, без няни сидеть с детьми безвылазно, даже с одним, а их-то двое. Повезло нам, что у нас есть возможность практически не менять свою устоявшуюся жизнь. — Котик, ну так мы столько всего сделали для этого, — напомнил Себастьян. — Особенно ты. — Знаешь, обретя тебя, я тут же расхотел воевать. Стив тоже закончил с войной, найдя свою Конни, — размышлял Барнс, засунув руку в муфту на ручке коляски и обхватив ладонь Себастьяна своей. — Ты замёрз? — Немного. Пора перелезать в пуховик. Кстати, что у тебя с зимней одеждой? Не пора ли нам устроить забег за покупками? — Это ты мерзляк, — погладил Себастьяна по руке Барнс. — Мне зимняя куртка не нужна. Пальто под костюмы у меня есть, если что. А так я на машине езжу, чего мне? Моя кожанка меня вполне устраивает. А вообще, я не хочу по магазинам за шмотками. — Вот с этого и стоило начинать, — улыбнулся Себастьян. — Но ты учти, что твой нынешний статус высокооплачиваемой модели требует соответствующей одежды, котик. Хоть пуховик на мембране себе купи, из последней коллекции. — Моделью я, может, и стал, но вот мозги у меня еще этого не поняли, — рассмеялся Барнс. — Пойдем домой, как раз обратно еще полчаса идти, мелким по такой погоде часа хватит. А ты мерзнешь. — Мерзну, — признался Себастьян. — У меня завтра студийные съемки для “Оффисьель”. Тоже жарко не будет. — Смотри не заболей, — Барнсу очень хотелось пообнимать Себастьяна, но он решил, что подождет до дома. — Когда твоя мама приедет? — Послезавтра. Обещала румынские сказки привезти. И абрикосовый пирог для тебя. — Абрикосовый пирог — это хорошо, — обрадовался Барнс. Сколько лет прошло, а он до сих пор побаивался маму Себастьяна, но им и не приходилось много общаться. Хотя он очень дорожил этой женщиной, и не только потому, что ею дорожил Себастьян. Барнс понимал, какое огромное участие она принимала в его жизни и принимает до сих пор. — Слушай, я хочу съездить к Гарри, а без надобности оставлять малышей одних на Дору или Стэллу не считаю нужным, ты когда сможешь меня отпустить? — Давай после визита мамы, — подумав, сказал Себастьян. — Я, конечно, буду дома не весь день, но буду. — Я приеду не поздно, сейчас же рано темнеет, много не наснимаешь, — Барнс вздохнул, — а тащить оружие домой, чтобы отснять теоретическую часть, ты мне не разрешаешь. — Я? — изумился Себастьян. — Не разрешаю? Какие новости! Мне казалось, ты сам решил не тащить оружие в дом, потому что тогда туда переползет весь твой арсенал. — А, так значит, если я привезу одну пушку, а потом увезу, так можно? — обрадовался Барнс. — Да без проблем, кабинет у нас здоровенный, в нем и отснимешь. Дети пока точно до оружия не доберутся. Они вышли из парка, и Себастьян оживился, заметив вывеску Старбакса. — Тебе шоколад? — спросил он. — А я когда-то предпочитал что-то другое? — улыбнулся Барнс. — Только сиропа не два, а четыре, пожалуйста. Барнс представлял, насколько теперь удобнее будет снимать ролики, ведь можно будет попросить Гарри привезти ему то или иное оружие, можно даже парочку сразу, но так, чтобы Себастьян не видел. Только надо будет купить оружейный сейф. И снимать теоретическую часть дома. — Кленовый, ирландский крем, миндальный и карамельный? — спросил Себастьян, передавая Баки коляску. — Да. Два миндальных, — тут же поправился Барнс. Люди, которые пробовали добавить хотя бы два сиропа, уже представляли себе, как это будет сладко, Барнс спокойно мог и шесть-семь разных сиропов заказать, ему было вкусно. Себастьян зашел в почти пустой по такому времени Старбакс, заказал зеленый чай со сливками себе и шоколад Баки. Это был не тот Старбакс, что возле их старого дома, но и здесь его уже узнавали. Пока Барнс ждал Себастьяна, он позвонил Гарри и попросил привезти ему маленький оружейный сейф и последнюю винтовку, к которой они собирались снимать обзор. Гарри согласился, ничего не спрашивая, решив, похоже, все узнать при встрече. — Спасибо, — Барнс принял у Себастьяна свой стакан и отхлебнул. На то, что шоколад горячий, он не обращал внимания. — Я хочу дома какао с зефирками. И приготовить что-нибудь интересное. Ты что хочешь? А ты пойдешь в кондитерскую и купишь мне пирожных. Хорошо? А еще Гарри привезет винтовку и шкаф для нее, нельзя же без шкафа. — Я… — задумался Себастьян. — Я хочу какую-нибудь запеченную рыбу. Палтуса, например. У нас есть палтус? Пусть везет — это я про Гарри. А он один оружейный шкаф дотащит? — А вот об этом я не подумал… — задумчиво сказал Барнс. — Ну, думаю, в машину он его засунет, у нас вроде там тележка была удачная для всякого хлама. А тут уже я его сам донесу. Документы у него и у меня все есть. Палтуса у нас нет, но можно купить. Давай я катнусь в магазин, а ты в кондитерку, пирожных я все равно хочу. — Детей только домой вернем. Им купаться пора. — Я сам хочу их купать, — почти по-детски обиженно заявил Барнс. — И что делать будем, в магазин-то надо? Наверное, если бы Барнс не работал, он бы всего себя посвятил детям и оружию, но оружием бы занимался, когда малыши спали. А так у него была еще куча дел, поэтому повозиться с детьми был для него скорее праздник, чем жестокая необходимость. Хотя он старался освобождать няню как можно больше, просто с двумя детьми одному было действительно тяжело. А когда они с Себастьяном были вдвоем, хотелось еще времени для них двоих, и вот тут-то няня была просто находкой. Но купать малышей в огромной ванне Барнс очень любил. — Значит, я в магазин и кондитерскую, а вы с Дорой пока выкупаете детей, — предложил Себастьян, открывая перед Баки с коляской дверь подъезда. — Тебе шоколадных пирожных или ассорти? — Хочу шоколадных, ванильных, ореховых, — начал перечислять Барнс свои пожелания, — с соленой карамелью и еще чего-нибудь самого извращенского, что у них есть. Завидуешь мне? Барнс легко затащил коляску в подъезд. Дома прямо у дверей их уже ждала Дора — забрать детей и скорее их раздеть, чтобы не парились в уличной одежде. Барнс быстро переоделся, скинул ботинки и пошел помогать. — Пешком не ходи, — предложил он Себастьяну. — Ключи от машины на тумбочке. — Тут два квартала! — Себастьян закатил глаза. — Надену пуховик и схожу пешком. Я дольше парковаться буду, чем ходить. — Как хочешь, — отозвался Барнс уже из детской, где раздевал Лекса, пока Дора снимала одежду с Мики. — Сейчас купать будешь? — спросила Дора, точно зная, что если бы Барнс не собирался купать детей, то сам бы пошел в магазин. — Я помыла ванну, подушечки тоже там уже лежат. — Ага, сейчас, — Барнс радовался, словно ребенок перед аттракционами. Он положил Лекса в кроватку, подержал за ручку Мику. — Пойду воду наливать. Через пятнадцать минут он опустил по очереди детей в воду идеальной температуры. Их головки держали специальные надувные валики, и Барнс наблюдал за тем, как его дети радостно плавали, хватая то резиновых утят, то друг друга. — Вот так вот, — говорил Барнс по-русски, — пока можете в одной ванне купаться. А будет вам года три, уже все, по очереди. Хотя, я читал, что вы до пяти еще не соображаете о половой принадлежности. Но я как-то не хочу на практике проверять. Хотя… Вы же брат с сестрой, чего вам друг друга стесняться, пока маленькие. Папа не знает, мои хорошие, как лучше. Может вы сами к тому времени расскажете. Барнс просто говорил с детьми обо всем. Рассказывал про них с Себастьяном, про то, как прошел его день, что он сейчас делает, говорил просто, чтобы говорить. Чтобы дети его слышали. — Дора! — позвал Барнс, когда вымыл и вытер Лекса. — Да, забрать уже? — пришла няня. — За Микой прийти? — Нет, я сам принесу, — и Барнс, отдав сына Доре, принялся намывать Мику. Через пять минут он принес и ее в детскую. Оставалось приготовить детям поесть. Себастьян вернулся домой довольно скоро. Он принес рыбу и пирожные. Переоделся в домашнее и заглянул в детскую. Дора прижала палец к губам — дети поели и уже засыпали. Себастьян заглянул в каждую кроватку, поулыбался малышам и отправился искать Баки. Барнс обнаружился в спальне, развалился на кровати в одном белье с ноутом на груди и котом на подушке. Что-то он там изучал, но явно не работал. Или искал, что бы еще обозреть для народа. — Ты все принес и предлагаешь мне пойти пошаманить на кухне, — утвердительно сказал Барнс, откладывая ноут на пол. — Сначала иди ко мне, поваляемся, а потом я пойду готовить. И Барнс облизнулся, очень точно давая понять, как именно он хочет поваляться. Себастьян лег рядом с ним, устроил голову на плече. — А все же хорошо, что у тебя теперь живая рука, — сказал он. — Ага, я могу гладить тебя обеими, — согласился Барнс, прижимая Себастьяна к себе. — Я так люблю тебя, лапушка. — И я тебя, котик, — Себастьян лизнул его в подбородок. Теперь, с появлением детей, Баки брился утром и вечером. Барнс перекатился, нависнув над Себастьяном, и принялся целовать его, попутно одной рукой стаскивая одежду. Иногда бывали минуты, когда Барнс жалел, что они с Себастьяном не одни, но еще ни разу не пожалел о том, что у них есть дети. Себастьян обеими руками забрался ему под футболку, погладил по бокам, а потом легонько царапнул соски. Лихорадочно стащив с себя футболку, Барнс сел на колени между ног Себастьяна, прошелся руками по его телу, а потом задрал ноги в “березку” и стащил с него штаны вместе с бельем. Как же он хотел его: до дрожи в руках, сбивчивого дыхания и помутнения рассудка. Барнс снова отпустил ноги Себастьяна, раскинув их по бокам от себя и погладил его член. Его собственный член, стянутый бельем, уже стоял вовсю. — Какие у нас планы? — спросил Себастьян. — Тебе насколько подробно? — поинтересовался Барнс, склоняясь и облизывая член Себастьяна. — Сейчас мы трахнемся, как захочешь, лапушка, а потом я приготовлю ужин, покормлю тебя, а сам буду сидеть и трескать пирожные. Что сегодня за извращенство ты мне купил? — Не скажу, — пробормотал Себастьян, подавая бедра вверх. — Увидишь. — Тогда я буду отсасывать тебе очень-очень медленно, — ласково пригрозил Барнс, кончиком языка облизывая головку и дразня дырочку уретры. Он обожал делать Себастьяну минет, тащился от ощущения шелковой головки, которую он любил обхватывать губами, чтобы потом нежно посасывать, облизывая ее языком... Себастьян начал тихо постанывать, запустив пальцы в волосы Баки. — Давай жестче, — попросил он. — Скажи, что за пирожные, — потребовал Барнс, все так же нежно лаская одну головку. — Не скажу… — выдохнул Себастьян. Барнс решил не отступаться, он принципиально не брал глубже, лаская лишь головку, заставляя Себастьяна умолять его. Конечно, ему самому хотелось, очень хотелось, но раз игра — так игра. Себастьян начал поскуливать, но не сдавался. Он тоже любил эту игру, очень любил. К тому же сейчас у него уже вылетело из головы, какие именно пирожные он купил. Барнс еще поласкал языком головку, уже понимая, что ответа, какие ему принесли пирожные, он не получит, поэтому можно было прекращать издеваться над Себастьяном, но он уже не мог просто так остановиться. Удобно устроившись, Барнс поднял ноги Себастьяна, складывая его пополам, и коснулся языком сжатого колечка мышц, тоже только играя, а не лаская всерьез. Себастьян захныкал от недостаточности ласки. Он закинул руки за голову и сжал подушку так, что побелели костяшки. Барнс погладил Себастьяна по внутренней стороне бедер, приласкал член, и снова припал губами ко входу, ввинчиваясь языком, лаская уже всерьез, полностью отдаваясь процессу. Он хотел, чтобы Себастьяну было хорошо, очень хорошо, и только с ним. Даже зная, что он единственный, Барнс все равно хотел доказывать это Себастьяну раз за разом, что только с ним он может быть счастлив. Себастьян расслабился, полностью отдаваясь ласкам. Ему было так хорошо, так сладко, так горячо. Барнс застонал от переизбытка ощущений, от того, как под его руками, губами, ласками гнулся, растворялся в них его лапушка, а он растворялся в нем. К языку добавились пальцы, мягко ласкающие нежные стенки, раздвигающие тугие мышцы. Барнс мокро лизал вход, одновременно трахая пальцами, дурея от вседозволенности. — Ну вставь уже… — взмолился Себастьян. — Баки, пожалуйста. — Ты не сказал, какие пирожные мне купил, — Барнс оторвался от задницы, продолжая трахать пальцами, уже тремя, а сам поцеловал внутреннюю сторону бедер и обхватил губами сочащуюся смазкой головку, обводя ее языком. Ему хотелось вставить до черных пятен перед глазами, но он продолжал мучить себя и Себастьяна, потому что не хотел быстрого секса, хотел долго, вдумчиво. Ласкать и ласкать, чтобы с ума свести одними лишь руками и языком. Чтобы не просто просил, умолял. Себастьян зажмурился. Он весь горел от возбуждения, а Баки все мучил и мучил его. — Бааааки… — взмолился он. Барнс оторвался, наконец, от Себастьяна, отпустил его ноги, позволяя сменить положение, и потянулся за смазкой. Он почти сразу поднял Себастьяна, усаживая на себя, как больше всего любил, и направил в Себастьяна свой член. Себастьян с блаженным стоном опустился сразу на всю длину члена и обхватил Баки руками за шею. Качнулся вверх-вниз, откинув голову. Барнс обхватил Себастьяна руками, поддерживая под задницу одной, а второй под спину, вжал его в себя, припадая губами к шее, прикусывая нежную кожу, но никогда не оставляя на ней меток, и сам принялся поднимать и опускать Себастьяна на себя. Он, не отрываясь от вкусной, солоноватой кожи, шептал какую-то нежную муть, чувствуя огонь, текущий по венам, и весь этот огонь стекал в пах. Себастьян громко ахал при каждом толчке, закрыв глаза и откинув голову, чтобы лучше чувствовать — всем телом, всем собой. — Я… скоро… — выдохнул он. По спине Барнса прокатилась волна жарких мурашек, он повалил Себастьяна на кровать, навалившись на него всем телом, и принялся трахать, загоняя так глубоко, как только мог. Себастьян вскрикивал все громче. Наконец он завопил, выгнулся и обмяк под Баки. — Господи, котик… — прошептал он. Барнс взорвался глубоко внутри почти сразу за Себастьяном, и улегся на него, не собираясь вынимать член из растраханной задницы. Ему и так было хорошо. Слишком хорошо, потому что теперь их секс стал не таким частым, а дрочить в душе Барнс давно отвык. — Куда ты сунул мои пирожные? — глухо, уткнувшись в шею, спросил Барнс, хотя как раз на пирожные ему сейчас было глубоко плевать. — На столе, — вяло ответил Себастьян. — Я все равно сейчас не помню, какие они. — Я люблю тебя, лапушка, — пробормотал Барнс. — И плевать мне на пирожные. Сейчас я хочу только тебя. Быть только с тобой. Барнс аккуратно скатился с Себастьяна и раскинулся звездочкой на их просто огромной кровати. — Я обещал тебе ужин, — наконец сказал он. — Дети спят и еще будут спать. Я еще чуть-чуть полежу с тобой, потом приму душ и пойду готовить, хорошо? — Конечно, котик, — Себастьян перекатился на бок, обнял Баки и поцеловал его. — Люблю тебя.