Отражение: Миссия.

Барнс освободил себе этот день за месяц, Себастьян — за две недели. С самого утра, разбудив малышей, Барнс развел бурную деятельность на кухне, полностью оставив их на Дору и Себастьяна. Он так не волновался очень давно, хотя волноваться-то причин не было, но он все равно волновался, потому что это было для него впервые. В этот длинный, невероятно длинный и, в то же время, короткий год для него впервые было столько всего, что Барнс иногда думал, а жил ли он до этого. Вроде бы и жил, но, выходит, пресно. Ни бытность Зимнего Солдата, ни Белого Волка, ни даже Баки Барнса не готовили его к этому году, но он с ним случился, и сегодня был его небольшой, но итог. Сегодня Микаэлле и Александру исполнялся год. На маленькое торжество были приглашены обе няни и мама Себастьяна с мужем. Но Барнс волновался, как девица на выданье, и ничего не мог с собой поделать. Естественно, все было спланировано под режим детей, чтобы можно было задуть свечи на морковных кексах, немного с ними поиграть и уложить спать, а потом спокойно посидеть в уже более спокойной обстановке. И сейчас Барнс готовился к этой спокойной обстановке, как мог. Себастьян приготовил детям подарки — большой радужный мяч с рожками и две пластиковых машинки, на которых можно кататься, отталкиваясь ногами. Он же озаботился праздничным столом для взрослых. За последний год к ним не приходили гости в таком большом количестве, да вообще не приходили, кроме мамы Себастьяна, хотя обеих нянь гостями назвать было сложно, они в чем-то тоже были члены семьи, прошедшие долгий путь взросления детей от колыбели до сознательных шагов. Но скоро с ними предстояло расстаться. Малыши уже спокойно спали всю ночь, и две круглосуточных няни были не нужны. Это понимали все, и это был в чем-то и прощальный ужин для одной из них. Себастьян до сих пор так и не определился, какая няня останется — Стэлла или Дора. Он склонялся к Стэлле — Дора была вегетарианкой, а этого извращения Себастьян не понимал. Барнс тоже склонялся к Стэлле, хотя бы потому, что та видела его в несколько неадекватном состоянии и не подняла тревогу, а просто предупредила Себастьяна, что что-то не совсем так. Хотя Дора тоже была хороша. Он накрыл на стол и позвал Себастьяна, чтобы обсудить, кого же они завтра рассчитают, а кто с ними останется. — Стэлла, — негромко сказал Себастьян. — Она более стрессоустойчива и не вегетарианка. — Тогда завтра им и скажем, хорошо? Не хочу сегодня это обсуждать, — предложил Барнс, обнимая Себастьяна и целуя в висок. — Хорошо, — согласился Себастьян, расслабляясь в руках Баки. — Люблю тебя, котик. — И я тебя, лапушка, — тихо ответил Барнс. — И я тебя. Во сколько приедут гости? — В четыре обещали, — сказал Себастьян. — Как раз дети проснутся и поедят. — Целый год прошел, представляешь? — они стояли в кухне, обнимаясь, Барнс перебирал волосы Себастьяна, дышал им. Он раньше не чувствовал бега времени, просто жил, не обращая внимания на даты и числа, а сейчас отчетливо понял, что они будут считать каждый год, который будет стремительно проноситься у них перед глазами взрослением их детей. — Да. Целый год. Дети стали старше, а мы — старее, — улыбнулся Себастьян. — Для меня не актуально, — усмехнулся Барнс. — Мне за сотню, годом больше, годом меньше… Какая разница? А ты ничуть не изменился. Все так же прекрасен, как в день нашей первой встречи. Себастьян поцеловал Баки. — Это твоя заслуга, котик. Чья эта заслуга, можно было поспорить, потому что сыворотку Барнсу ввели еще в далеком сорок третьем. Но да, трахал Себастьяна именно Барнс, так что, наверное в хорошем внешнем виде, да и здоровье своего мужа виноват был он. — Я бы не назвал это заслугой, — ответил Барнс, поглаживая Себастьяна по спине. — А машинками они наедут или на Стива, или на Кайла. Ты об этом подумал? — Вот не поверю, что Стив не увернется, — улыбнулся Себастьян. — А Кайл уже и сам в детскую не заглядывает. — Ну ладно. Только, умоляю, никаких барабанов и дуделок, у меня нежный тонкий слух и душевная организация, — почти смеясь, попросил Барнс. — У меня тоже, — заверил его Себастьян. — Надо им будет купить потом по страйкбольному пистолету, — предложил Барнс. — Очень точные копии, что по виду, что по весу. Только отдачи не будет, а по баночкам стрелять и из таких можно начинать. — Но никакой стрельбы дома! — потребовал Себастьян. — Хорошо, — тут же согласился Барнс. — Найдем тихое место в парке и будем там играть. Жаль, сейчас уже так нельзя. Я себя идиотом чувствую, читая эти дурацкие детские стишки. Что английские, что русские. Я перелопатил детские стихи на всех языках, которые знаю. Меня от всех воротит, но на фарси и французском звучит красиво хотя бы. Я жду, когда они вырастут и с ними можно будет общаться, учить чему-то, что я знаю. — Угу, на горшок ходить, — улыбнулся Себастьян. — Рано еще с горшком, я читал, — ответил Барнс. — Лет с двух. Но ты можешь начать заморачивать нашу няню этим раньше. Все равно мы не занимаемся с мелкими столько, сколько обычные родители. Хорошо это, или плохо — другой вопрос. А ты что думаешь? — О чем? — не понял Себастьян. — О том, что мы с мелкими проводим даже не все свое свободное время, — пояснил Барнс. — Я иногда думаю, хороший ли я отец, если сижу и занимаюсь херней, а мог бы поиграть с мелкими. Вот. — Ты еврейский анекдот про хорошую маму знаешь? — Нет, — непонимающе посмотрел на Себастьяна Барнс, даже прекратив его гладить по спине. — Я вроде о серьезном… — Жила-была бедная еврейская семья. Детей было много, а денег мало. Бедная мать работала на износ — готовила, стирала, и орала, раздавала подзатыльники и громко сетовала на жизнь. Наконец, выбившись из сил, отправилась за советом к раввину: как стать хорошей матерью? Вышла от него задумчивая. С тех пор ее как подменили. Нет, денег в семье не прибавилось. И дети послушнее не стали. Но теперь мама не ругала их, а с лица ее не сходила приветливая улыбка. Раз в неделю она шла на базар, а вернувшись, на весь вечер запиралась в комнате. Детей мучило любопытство. Однажды они нарушили запрет и заглянули к маме. Она сидела за столом и …пила чай со сладким цимесом! "Мама, что ты делаешь? А как же мы?" — возмущенно закричали дети. "Ша, дети! – важно ответила она.— Я делаю вам счастливую маму!" — Не понял, — честно сказал Барнс. — Если мы будем не оставлять времени на себя, — объяснил Себастьян, — нам очень скоро нечего будет дать детям, кроме денег. А на кой нам два Тони Старка? — Ну у тебя и сравнения, — фыркнул Барнс. — И у нас нет столько денег. — Но ты же меня понял? — спросил Себастьян. — Понял, — вздохнул Барнс. — Я просто боюсь, вдруг мы уделяем им мало внимания? — Мы уделяем нам все наше внимание, какое только можем, — уверенно сказал Себастьян. — Если мы будем проводить с ними больше времени, они просто начнут нас раздражать, а не радовать. А раздражение не нужно ни нам, ни детям. — Хорошо, что у нас есть такая возможность, — снова вздохнул Барнс. Конечно, когда они были дома, или даже кто-то из них, они много времени проводили с детьми, сильно облегчая работу няни, но Барнс понимал, о чем говорит Себастьян, потому что, пару раз оставшись с детьми один на несколько дней, под конец он чувствовал себя просто вымотанным, никаких других эмоций, особенно по отношению к детям, у него не оставалось. И он не представлял, насколько тяжела работа няни, гувернантки или школьного учителя, которые посвятили детям свою жизнь. И вообще не понимал женщин, которые умудрялись следить даже не за одним, а за двумя или тремя детьми в одиночку. Это было выше его понимания. — Мы пять лет работали на то, чтобы у нас была такая возможность, — напомнил Себастьян. — А ты и работал, и учился. Не принижай свои достижения, Баки. — Да я вроде не принижаю, — пожал плечами Барнс и поцеловал Себастьяна. — Я просто подумал о том, что дальше мелким нужно будет уделять больше времени, чтобы важным вещам их учила не няня, а мы. Хотя, наверное, лет до трех они и не вспомнят даже, что с ними происходило. — Я помню себя более-менее связно только лет с шести, — признался Себастьян. — Не беспокойся, на их бесконечные “почему?” отвечать придется именно нам, котик. — Ну, я местами себя вообще не помню, поэтому не мне рассуждать на эту тему, но пишут многие, что помнят себя лет с трех-четырех, — рассказал Барнс, который периодически заседал на всяких родительских форумах, причем разных стран, пытаясь собрать более общее мнение. — Ну, Эмили вообще говорит, что помнит себя с полугода, — пожал плечами Себастьян. — Посмотрим, что скажут наши малыши лет через десять. Как раз будет пора получать письма из Хогвартса. Или какая там школа в США? Салем? — Ты о чем вообще? — не понял Барнс. — Я когда-то говорил, что тебе стоит объяснять мне некоторые вещи, прежде чем говорить о них. — Это из книг и фильмов про Гарри Поттера. Были очень популярны в начале двухтысячных. Помню, мне даже фанфик попадался про то, как Стив, я и кто-то еще, вроде Старк и Беннер, оказались в Хогвартсе. Стив и Баки, разумеется, были на Гриффиндоре. — Похоже, мне стоит прочитать книгу, чтобы понять, о чем ты вообще, — задумчиво сказал Барнс. И кивнул сам себе. — Я прочитаю. — Ага. Их семь. А потом мы будем гадать, кого из нас на какой факультет распределили бы, — улыбнулся Себастьян. — Я всегда думал, что попал бы на Хаффлпафф. Для Рэйвенкло я недостаточно умен, для Слизерина — нечистокровен, а для Гриффиндора — трусоват. — И тут я задумался, а стоит ли мне это читать, — рассмеялся Барнс. Он понятия не имел, о чем говорил Себастьян, он даже никогда не слышал ни про фильмы, ни про книги про Гарри Поттера. Но он вообще много о чем не слышал. — Стоит-стоит! — заверил Себастьян. — Сделать тебе горячий шоколад? Камилла недавно купила специальную смесь. — Да, давай, — согласился Барнс, выпуская Себастьяна из объятий, хотя стоять вот так вот, обнимая его посреди кухни, было до невозможности приятно. Через несколько минут Себастьян поставил перед Баки его любимую синюю с созвездиями пинтовую чашку, полную горячего шоколада, а себе налил черного кофе. Барнс благодарно кивнул и обхватил чашку ладонями. До прихода Жоржетты с супругом оставалась всего пара часов, у них все было готово, и можно было просто расслабиться. Расслабиться захотелось в кровати, и Барнс тут же мысленно себя одернул, что не время. Он не любил быстрый секс, а за пару часов до прихода гостей — это секс по-быстрому. Потянувшись, Барнс положил ладонь на ладонь Себастьяна, погладил большим пальцем. Хотелось даже не секса, хотелось взять, утащить к себе в гнездо и там нежить. Хотелось просто чувствовать рядом. Дети сейчас спокойно спали всю ночь с десяти вечера почти до шести утра, и Барнс ждал, когда они откажутся от того, чтобы няня присутствовала и ночью, и в квартире больше не будет чужих, дети будут спать, а они с Себастьяном будут предоставлены друг другу. — Скоро гости, — вздохнул Себастьян. — И дети могут раньше проснуться. Ничего, еще немного — и у нас будет только дневная няня. — Я целый год чувствовал в доме присутствие чужого человека, — признался Барнс. — Если честно, я от этого сильно устал. — Странно, — покачал головой Себастьян. — На Камиллу ты так не реагируешь, а она проводит у нас целые дни. — Камилла с тобой гораздо дольше, — ответил Барнс, — и она тут днем, а не ночью. Ночью я хочу быть только с тобой, понимаешь? — Понимаю, — кивнул Себастьян. — Ну, мы знали, что с детьми будет сложно, котик. Просто не представляли, насколько. По-моему, этого никто не представляет до первого ребенка. А у нас сразу двое. Вот ты когда-то говорил — удалить один эмбрион. Лекса? Мику? Я обоих люблю одинаково. Не представляю себя без них. Прямо в душу прокрались и за сердце держатся. — Тогда я не представлял себе, как будем с двумя, — вздохнул Барнс, — а сейчас не представляю, как было бы без кого-то из них. Но чужие ночью меня раздражают. Знаешь, как копошение под кожей, словно опасность рядом. Сложно объяснить, но ощущения неприятные. — Уже завтра все закончится, — пообещал Себастьян. Этого события Барнс ждал целый год. Они могли уже расстаться с одной из нянь, но контракт был подписан на год, и приходилось ждать. Барнс был уверен, что они справятся с детьми вдвоем ночью. Даже кто-то один из них. Надо сказать, что малыши у них были очень некапризные, но Барнс понимал, что им очень-очень повезло в этом, потому что у многих дети плохо спали, ели по ночам и много прочего сложного, от чего они были избавлены не только характерами своих детей, но и нянями. — Значит, Стэлла, — Барнс отпил из свой огромной чашки шоколада. — Надо Доре написать рекомендации на следующее место работы, думаю, у них обеих уже что-то подыскано, а ты? — Рекомендацию обязательно, — согласился Себастьян и глотнул кофе. Посидев еще на кухне и допив свой шоколад, Барнс поцеловал Себастьяна и ушел дописать еще кусок перевода, пока у них было время. Дети все равно спали, а до прихода гостей заняться было особо нечем, кроме как работой. Немного до четырех проснулись малыши, но Барнс так увлекся, что не пошел их одевать, а потом раздался звонок в дверь, и тут уже пришлось спешно переодеваться из домашнего, что у него заняло меньше минуты, в более приличествующее случаю. Себастьян пошел открывать дверь с Микой на руках — она уже поела и жаждала общаться. Увидев бабушку, Мика заулыбалась и сказала: — Ба! А заметив Томаса, которого не видела раньше, засмущалась, отвернулась и спрятала лицо у отца на плече. Барнс появился через минуту с Лексом за ручку, малыш еще неумело топал, крепко держась за указательный палец маленькой ладошкой. Он пока не называл Жоржетту никак, но был явно рад ее видеть, а вот Томас смутил малыша, и он тут же запросился к Барнсу на руки. — Ну и что у тебя случилось? — ласково спросил Барнс, поднимая Лекса, и тот тут же обхватил его за шею, прячась. — Пришел кто-то незнакомый? А смотри, его знает бабушка, давай она тебе расскажет, кто это. — Здравствуйте, маленькие, — заулыбалась Жоржетта. — А это дедушка Томас, он тоже приехал поздравить вас с днем рождения! Какие вы уже большие! Так быстро растете! — Ну, Лекс, — Барнс отодрал от себя сына, — скажи “привет”. Лекс все же отважился помахать бабушке ручкой, но говорить наотрез отказался хоть что-нибудь. — Добрый день, Жоржетта, Томас, — поздоровался Барнс. — Пойдемте в гостиную, — пригласил Себастьян. Мика крепко держалась за него и отпускать явно не собиралась. — Они сейчас попривыкнут и перестанут стесняться, — пообещал Барнс, оставаясь стоять, держа Лекса на руках. Тот ещё не собирался спускаться и идти знакомиться, но уже во всю вертелся, разглядывая нового гостя. — Так, Лекс, или ты спокойно сидишь, — довольно строго сказал ему Барнс, — или ты слезаешь с рук. Дети, хоть были ещё малы, уже привыкли к тому, что papa как сказал, так и сделает, поэтому Лекс перестал вертеться, но во все глаза, уже совершенно не таясь, разглядывал Томаса. Томас протянул Себастьяну пакет с логотипом известного детского магазина. — Подарки, — объяснил он. — Спасибо, — Барнс забрал у Себастьяна пакет, потому что Мика завозилась у него на руках, пытаясь что-то сказать, но внятно получилось только пара слогов, да и то не очень понятно, на каком языке. В пакете оказался большой набор Лего для малышей, и Барнс, все еще держа на руках Лекса, который хлопал своими большущими глазами, решил сразу отдать его детям. — Раз это их подарок, я им его и дам, — объявил он и, легко пользуясь только одной рукой, распотрошил упаковку и высыпал половину деталей прямо на ковер в гостиной. Лекс с Микой заинтересовались яркими предметами одновременно, и Барнс отпустил сына на пол. Дети живо поползли к ярким деталям, и Себастьян сел на пол, чтобы показать им, как можно соединять детальки. Барнс присел на краешек дивана, потрепал по волосам Мику, которая плюхнулась ближе, и понял, что забыл под диваном свой ноут, но понадеялся, что дети до него не доберутся. Прошло много лет, как они с Себастьяном были вместе, у них уже были дети, но Барнс до сих пор определенным образом смущался при Жоржетте, словно ждал, что в один прекрасный день она скажет, что он не пара ее сыну. Хотя ничего даже отдаленно не намекало на подобное развитие событий. Дети успешно осваивали новую игрушку с помощью Себастьяна, а Барнс сидел и чувствовал себя идиотом. Жоржетта принялась расспрашивать Барнса и Себастьяна об успехах детей, о том, как они развиваются. Томас сочувственно поглядел на Баки и попросил: — Сделаешь мне кофе? Где ваши няни? — Кофе — запросто, — подорвался с дивана Барнс. — Стэлла в детской порядок наводит, а Дора скоро придет. Мы завтра скажем им, кто из них останется. — О, а как вы решили, если не секрет? — спросил Томас, следуя за Барнсом на кухню. — Мы сошлись на Стэлле, потому что она более стрессоустойчива и не вегетарианка, — ответил Барнс. — Себастьяна это смущает. По мне, так все равно, главное, чтобы ne lezla v chuzhoi monastir’. Не втюхивала это детям, — поправился он. С Себастьяном и детьми Барнс привык периодически переходить на русский, с Томасом это получилось на автомате, потому что они были у них с Себастьяном дома. С Томасом Барнс себя идиотом не чувствовал, хотя для него это был чужой человек, но он его воспринимал просто как знакомого мужчину, как мужа Жоржетты, но никак не соотносил с Себастьяном. — К пяти годам дети будут знать восемь языков? — пошутил Томас, принимая чашку с кофе. — Им бы три осилить, — улыбнулся Барнс, рассуждая совершенно серьезно. — Но если дело пойдет хорошо, то к пяти они смогут говорить на четырех. Мы только не решили, какой будет четвертый. Но об этом еще рано. — Жоржетте очень приятно, что вы выбрали одним из языков румынский, — сообщил Томас. — Честно скажу, угодить мы не пытались, просто это родной язык Себастьяна, — Барнс пожал плечами. — Это был самый логичный выбор. На румынском с мелкими говорит он. Я — на русском. — А на английском кто? — спросил Томас. — Няни, мы, когда вдвоем, — объяснил Барнс. — Хотя иногда мы и вдвоем выбираем между румынским и русским, и говорим на нем. — Им бы хорошо знать английский как следует к школе, — заметил Томас. — Чтобы не было путаницы языков. — К школе не будет, — уверенно сказал Барнс. — На других языках они говорят только с нами, а у них будут друзья, будут воспитатели в детском саду, и все они будут говорить с ними по-английски. Мне интереснее, на каком они будут общаться между собой. — Я слышал, близнецы часто изобретают для себя собственный язык и общаются на нем, — улыбнулся Томас. — Ну тогда у них есть от чего оттолкнуться, — улыбнулся Барнс. Дора и Стэлла, скинувшись, подарили близнецам деревянную железную дорогу для самых маленьких. Малышам она очень понравилась. Разговоры весь вечер были о детях — о том, как они развиваются, об их успехах, о попытках говорить. Дети к концу дня совсем расходились, и Себастьян боялся, что уложить их удастся с трудом. В какой-то момент вечера Барнс извинился, сказал, что детей все же надо уложить, и пошел их купать. Дора со Стэллой предложили свою помощь, но Барнс отказался, сказав, что справится сам. Купание заняло минут сорок. Малыши любили плескаться, сидя в большой ванне, а Барнс надеялся, что это их успокоит, отвлечет от гостей и подарков. Себастьян проводил гостей, поблагодарил их за подарки, напомнил няням, что завтра ждет их обеих, и отправился в детскую ванную, чтобы помочь Баки. — Все ушли? — недоверчиво спросил Барнс, играя с детьми в потопление желтых утят. — Мелкие вроде успокоились. Мы уток топим. — А они не тонут, — улыбнулся Себастьян, когда Мика притопила очередного утенка и радостно забила руками по воде, когда тот вынырнул. — Все ушли, котик. — Давай на следующий год вообще никого не звать? — предложил Барнс. — Мелким до фонаря пока весь этот торт со свечками и подарки, а мне будет спокойнее. — На будущий год им будет уже не до фонаря, — заверил Себастьян. — Праздники и подарки — это важно, особенно в детстве. — А потом это будут встречи с другими детьми и, пока они маленькие, их родителями, — Барнса аж передернуло от перспективы подобного. — Давай ты у нас будешь папой для общества, а? И в школу будешь ты ходить, и на родительские собрания. Ты же у нас публичное лицо. — Я не всегда смогу это делать, Баки, а дети ни в коем случае не должны ощущать себя брошенными. Ты их опекун, как и я. Так что заниматься их делами тебе придется тоже. — Мне очень хочется сказать “а ты смоги”, но… — Барнс уселся у ванны, давая Лексу играть со своей рукой. — Я не тот милый обаятельный Баки Барнс, который в далеком сорок третьем ушел на войну. Я сейчас ни хрена не милый и не обаятельный. Я хорошо отношусь только к близким мне людям. Большинство остальных я просто терплю. А еще я, хоть и умею, но очень не люблю молчать, если меня что-то не устраивает. И даже если мои дети вдруг начнут драку первыми, я с пеной у рта буду доказывать, что они были совершенно правы. А отчитывать за неподобающее поведение буду их сам в той форме, в которой посчитаю нужным, только дома. Я это все к тому, что мне очень сложно быть лояльным и дипломатичным. — Лояльным и дипломатичным у нас буду я, — заверил Себастьян. — А ты будешь грозным тираном, вот и все. А то, знаешь, мягкость слишком многие принимают за слабость, а быть жестким я не умею. — А еще меня раздражают чужие дети, — добавил Барнс скорее просто так, уверенный, что Себастьян и так это знает. — Посиди с нами, — предложил он, похлопав ладонью по бедру. — Чужие дети и меня не радуют, — признался Себастьян, устраиваясь у Баки на коленях. — Ничего, котик, мы знали, на что шли. — Ты, может быть и знал, — проворчал Барнс, — а я вот понятия не имел. Он притопил очередного утенка, которых плавало шесть штук, чтобы никому не было обидно, и дети радостно захлопали в ладоши. — И никаких детских праздников у нас дома. Только кафе, — сразу решил разъяснить вопрос Барнс. — Я не хочу, чтобы по моему дому шарились чужие пиз.. малявки и трогали мои вещи. Себастьян рассмеялся. — Значит, детское кафе, — сказал он. — По-моему, детей пора укладывать. — Да, пожалуй, — согласился Барнс. — Ты Лекса вытираешь-одеваешь, я — Мику, идет? Все, дорогая, пора спать, — Барнс ловко подхватил дочь из воды и завернул в полотенце. — Пойдем наденем пижамку и в кровать. Они вытерли и переодели детей, и Себастьян напомнил: — Сегодня твоя очередь читать сказку. — Им все равно, давай я почитаю им инструкцию к новому автомату? — взмолился Барнс. Он ненавидел детские стишки, детские сказки и рассказы лютой ненавистью, потому что для него в них не было не то чтобы никакого смысла, ему они просто казались дурацкими. Совершенно дурацкими. А в некоторых да, смысла не было. Барнс читал на русском и всему детскому мракобесию предпочитал сказки Пушкина, но и они его перестали радовать, когда он выучил их наизусть. — Ох, ну тогда давай я почитаю, — Себастьян взял книгу. — “Замяукали котята: "Надоело нам мяукать! Мы хотим, как поросята, хрюкать!" Барнс картинно безмолвно взвыл, поцеловал детей и вышел из детской, оставляя Себастьяна наедине с этим поэтическим бредом. Его ждало несколько переводов, у которых скоро наступит дедлайн, в которых было гораздо больше смысла, даже если это были просто столбцы цифр. Минут двадцать, а то и полчаса у него было, а потом он надеялся утащить Себастьяна в спальню или даже разложить прямо на диване, и наконец-то насладиться им без мерзкого ощущения чужого присутствия.