Мальчик в белых перчатках

      — Хорошо?       — Превосходно, — слабо улыбнулся Йо, поправляя ворот на его рубашке.       Низ живота скручивало. От тошноты и бесконтрольной злости, губящей душу, и от возбуждения, которое уже не удивляло. Оба чувства были жгучими, натягивающими нервы, но к ним уже пора было бы привыкнуть.       Йо отступил на шаг, приготовившись к этому заранее, чтобы рассмотреть Хао не по отдельности, а весь образ в целом. Впервые он видел его таким. Все рюшки, обычно украшающие его одежду, отсутствовали, волосы рассыпались по плечам, обтянутым черной тканью дорогого пиджака, с лица пропало загнанное, испуганное выражение. Хао повернулся к мутному зеркалу и осмотрел себя, но без эмоций, словно сам не удивлялся своему внезапному образу. Только белые перчатки все еще скрывали длинные пальцы.       Он был чертовски красив, особенно теперь, когда весь образ наивного ребенка канул в лету. Рассматривая его, Йо только тогда заметил, что ниже его, только тогда подумал о том, что его удивляет равнодушие Анны к этому человеку. Теперь, стянув с себя глупый наряд, дав свободу своему внутреннему стержню, пусть и ненадолго, Хао напоминал пресловутый портрет, которому продали душу, и который ему в подметки не годится.       — Тебе нравится?       — Да, — честно ответил Йо, отводя взгляд.       Он умолял себя терпеть. Осталось совсем немного.       — На алтаре мы тоже должны будем поцеловаться?       — Да, — снова, как машина, кивнул, про себя думая, что не выдержит этого зрелища.       Но Хао ничего не заметил, потому что его слуга уже давным-давно научился скрывать любую эмоцию за спокойным, меланхоличным выражением лица.       — Знаешь, я бы хотел, чтобы ты был тут, — внезапно проговорил Хао, отходя от зеркала, будто ему надоело рассматривать себя. — Не выходи, я вернусь сам.       — Вы уверены, господин?       — Уверен.       Йо послушно склонил голову в знак согласия, безмерно радуясь такому решению. Несмотря на внешнее спокойствие, он знал, что не сможет промолчать, когда священник спросит о препятствиях этому браку. Он сам был этому причиной, потому что, если бы не угроза жизни его семье, он бы, не задумываясь, встал на ноги и громко оповестил своды церкви о том, как сильно против.       — Эй.       Хао был уже на пороге, когда окликнул своего слугу. Кажется, не в первый раз. Йо поднял голову и прошелся снизу-вверх по стройному телу взглядом, пока не попался в плен черных глаз. Ногти впились в ладонь, отрезвляя, но этой мучительной тяге, которую испытывал каждый раз, глядя в них, он готов был сопротивляться снова и снова.       — Подойди.       Йо подошел и встал напротив, не боясь смотреть прямо. Ему уже нечего было терять, и то, что он мог выдать свою душу обнаженной, как есть, его не пугало. Хао мог бы все понять, но он не понял, поэтому разглядывать его без утайки можно было с легкостью — влюбленно, с ненавистью, с мольбой. И не видеть разницы меж этими чувствами.       — Что бы не произошло, ты должен меня ждать. Ты понял?       — Да, господин. Я буду здесь.       — Произнеси мое имя.       В который раз пришлось набрать в грудь побольше воздуха, чтобы сделать это. Йо не знал, зачем это нужно, но его господину словно нравилось, как оно звучит именно из его уст — на выдохе, сладко, как молитва. Йо произнес его с ощутимым чувством покалывающего восхищения, прямо в губы, которые урвали короткий, как миг, поцелуй. Приснилось ли это, показалось ли? Кажется, да, потому что в дверях уже никого не было.       И все же Йо внезапно подумал о том, что, в кои-то веки, это прикосновение было для Хао осознанным, словно он на миг вынырнул и пелены своего безумия. Пусть коротким, пусть сухим и заставляющим проглотить последнюю букву его имени, но сделанным потому что это действительно хотелось — ощутить именно эти губы, сейчас, здесь.       Йо почудилось, что ему признались в любви.       Судорожно выдохнув, он быстро укусил себя за запястье, и метнулся вниз. Необдуманно, порывом, он желал нагнать Хао, схватить его за руку и умолять остановиться, сказать все, что чувствует, уверенный, что это взаимно. Ему показалось, что он понял это быстро, пока его губы еще горели чужим прикосновением.       На улице шел мокрый снег с дождем. Не заботясь о том, что забыл накинуть на плечи плащ, Йо выбежал из дома священника, в котором им позволено было ночевать, и за несколько секунд добежал до церкви. Уже на пороге, когда осталось преодолеть одну ступень и толкнуть резные дверцы часовни, над головой раздался переливистый, но короткий колокольный звон, который слышно каждый раз, когда пара обвенчалась. Йо замер, крепко схватившись за ручку, досчитал до двух и медленно приоткрыл дверь, чтобы заглянуть внутрь.       Видение, пришедшее к нему, рассыпалось, как высохший песок на солнце. Йо был уверен, что возненавидел бы этого человека, который так беспечно подписал приговор и себе, и ему, если бы не любил его. По крайней мере, Йо был уверен, что отныне в кошмарах будет видеть не подкроватных монстров, а то, как губы, целовавшие его, прикоснулись к другому человеку.       Йо понимал, что не дождется Хао. Вернувшись в комнату, он подбросил в камин дров, чтобы согреться и поскорее высохнуть, но не спешил переодеваться. Господин бы, завидев его в таком платье, пришел бы в бешенство и приказал тут же сменить наряд, но он ничего не увидит, потому что не вернется этой ночью в комнату.       Таинство первой брачной ночи душило. Позже Йо готов был поклясться, что ничего не приносило ему в этой жизни такой боли, как тихий стон, раздавшийся из-за стены, где добродушные хозяева дома выделили комнату Анне. Одинокий, единственный, но такой режущий, что Йо так и не удалось уснуть прежде, чем он выплакал все, что мог. Молча, без надрыва, лишь забывая иногда делать вдохи.                     — Ты не мог бы подойти?       Йо мысленно взвыл и, натянув на лицо маску равнодушия, повернулся от стола на голос. В дверях кухни, где он помогал хозяйке дома готовить завтрак на всю ее семью и на гостей, стояла Анна. Окинув ее взглядом, Йо отряхнул руки от муки и взяв в руки полотенце, прежде чем приблизился к ней и остановился так, словно они до сих пор боялись быть замеченными — примерно в метре расстояния, по этикету.       — В чем дело?       — Хао приболел, видимо, замерз, пока вы бежали. Кажется, у него температура, он попросил тебя сделать ему горячий чай.       — Я понял, — ответил Йо и сразу развернулся, чтобы вернуться к делам, но его снова затормозил голос.       — И приготовь нам завтрак, раз ты здесь. Думаю, хлеба с маслом ему будет достаточно. Лук должен побороть заразу.       — Он терпеть не может и масло, и лук.       — Плевать, — пожала она плечами. — Он уже в своей комнате. Будь порасторопнее.       Досчитав до трех после того, как она покинула кухню, Йо шумно выдохнул и от души, чтобы выплеснуть все скопившиеся внутри эмоции, ударил полотенцем по краю стола. Звякнула и упала на пол чайная ложка. Глядя на нее, он задумался над чем-то далеким, нематериальным, но так и не смог угнаться за мыслью. Когда тревога и злость отступили, Йо поднял столовый прибор, тряхнул головой и отправился ставить чайник на огонь.       — Как твои дела? — улыбнулась вошедшая хозяйка дома.       Она была стара, добра и приветлива, Йо не мог не улыбнуться ей в ответ, несмотря на все обстоятельства его жизни. Пряча голову в платке, она ходила мелкими, быстрыми шагами, и постоянно держала что-то в руках — кастрюлю, пряжу, вещи.       — Тесто готово, надеюсь, я ничего не напутал.       — О, мальчик мой, не переживай! — махнула рукой она, поставив на стол корзинку с овощами, которые набрала в подвале. — Воду и муку мало что может испортить. Надо дать тесту отдохнуть.       — Простите, я могу попросить у вас немного меда и сливочного масла? Мой хозяин приболел.       — Конечно.       — И два яйца.       — Бери все, что хочешь, — радостно, словно это доставляло ей удовольствие, произнесла хозяйка и тут же убежала по еще каким-то делам, накрыв скатанное на столе тесто чистым полотенцем.       Проводив ее взглядом, Йо подумал о том, что в свободную минуту следует зайти в церковь и бросить в лоток для пожертвований несколько монет — ни священник, ни его жена не взяли денег за кров или еду, поэтому отблагодарить их можно было только так. Ох, если бы он еще мог отдать все, что накопил, чтобы какой-то там Бог разрушил узы новобрачных… Встряхнувшись, Йо, под свист вскипевшего чайника, принялся делать завтрак, не особо стараясь и даже намеренно не положив соль в один омлет, зато от души накрошив туда подмерзшего лука.       Когда все было готово, Йо загрузил еду и чай на поднос, который давно не мог показаться ему тяжелым. У комнаты Анны он остановился и замялся в нерешительности, боясь войти внутрь. Прекрасно понимая, что все дело в том, что он не желает видеть хоть что-то, что напомнит ему в вчерашнем дне, Йо все же постучал носком ботинка в дверь, и она тут же распахнулась.       Анна отошла, чтобы дать ему пройти. Невольно осмотревшись, Йо не заметил ничего такого, чтобы могло всколыхнуть его душу, пока взгляд не скользнул по полу. Обычная комната, хозяева дома не могли расщедриться на большее — кровать, небольшой стол и стул, на который Анна повесила плащ, деревянный шкаф с зеркалом и красный угол. У Анны был чемодан, но он стоял под кроватью, словно она в любой момент готова его достать и уехать. Чисто. Только на полу, у кровати, валяется платок, который был вчера в кармане пиджака Хао.       — Ты долго.       — Нормально, — ответил Йо.       Он поставил на стол чашку чая, омлет и блюдце с парой кусочков хлеба, да тут же пошел на выход. Уже в дверях, пытаясь повернуть ручку дрожащей рукой, он услышал фырканье.       — Господи, это ужасно! Как тебя не уволили? — поморщилась Анна, съев порцию завтрака.       Йо пожал плечами, он не стал что-то отвечать и заострять внимание на том, что в Библиотеке он не готовил абсолютно. Ему было плевать, если откровенно говорить. Закрыв за собой дверь, он прошел в соседнюю комнату и зашел туда уже тише, словно боясь потревожить покой.       Хао лежал в постели в том же костюме, что был вчера, но еще и укрытый одеялом. Внимания на своего слугу он не обратил, слишком увлеченный разглядыванием незамысловатого узора стен. Поставив поднос на тумбу, Йо медленно опустился рядом с ним и рукой прикоснулся к горячему лбу.       — Господин, как вы? — тихо поинтересовался он, пытаясь почувствовать температуру.       Кожа у Хао была горячей, влажной, но его слуге казалось, что она такая всегда.       — Жарко, — ровно выговорил Хао.       — Вам следует раздеться. Вы лежите в одежде под одеялом.       — Нет.       Вздохнув, Йо за руку потянул его на себя, чтобы помочь сесть — спорить бесполезно. Он помог ему сесть, положил под спину подушку и, поймав на себе спокойный взгляд, поспешил отвести свой. Руки у Хао все еще были в перчатках, но уже посеревших, с каким-то пятном, то ли от масла, то ли воска, поэтому, взяв его руку в свою, Йо потянул перчатку на себя, чтобы снять ее, но господин выдернул руку.       — Вы не хотите их сменить?       — Нет. Оставь меня, я неважно себя чувствую. Если что, я позову.       — Я сделал вам омлет с хлебом и чай. Пожалуйста, выпьете его, станет легче, — покорно согласился Йо, поднимаясь.       Он не видел, кивнули ли ему, посмотрели ли, да и Хао ничего не ответил. Пришлось молча выйти из комнаты и идти помогать по дому радушным хозяевам, но в этом был плюс — в делах можно меньше думать, а то и забыться вообще.              Все три следующих дня Хао не вставал с постели. Невысокая температура держалась, градусника не было, поэтому насколько все сложно определить было нереально. Йо несколько раз в сутки заходил к нему, приносил еду, к которой почти не притрагивались, уговаривал выпить чашку чая с медом и аспирином, и снова уходил, не зная, чем он может помочь. На просьбы вызвать ему врача, Анна никак не реагировала, только отмахивалась.       В тот день, когда Йо, расчесывая грязные волосы своего господина, старался придать им опрятный вид, в комнату зашла Анна. Она улыбалась мягко и нежно и вела себя так, как и надо, но Хао даже на нее реагировал вяло, будто нехотя.       — Тебе лучше? — спросила она, присаживаясь на стул у постели.       — Немного, — ответил Хао.       Йо промолчал, про себя подумав, что изменений нет вообще, Хао даже не переодевался все это время и отказывался подниматься на ноги. Решив, что не выйдет из комнаты, даже если ему прикажут, он в последний раз провел по длинным волосам расческой и сплел их в косу.       — Я вызвала тебе врача, он скоро приедет. Как только тебе станет лучше, мы двинемся в путь, а в городе о тебе позаботятся специалисты.       — Спасибо, дорогая, не волнуйся.       Кивнув, Анна встала и коротким взглядом намекнула Йо, что ждет его у себя. Когда она вышла, тот слез с постели и заглянул в лицо своему господину.       — Можно я вас переодену? Если хотите, я попрошу сделать вам ванную.       — Не нужно, я в порядке, — отрицательно качнул головой Хао и вновь забрался под одеяло. – А вот тебе идет твой наряд.       Йо промолчал, по его скромному мнению ни одно из платьев, подаренных ему, не шло ни ему, ни бывшему владельцу. Ребенку бы подошло, и то вряд ли. Странные вкусы своего господина, однако, Йо никогда не обсуждал.       — Хотя нет, он глупый, — вдруг сделал вывод Хао, словно мысли прочитал. — Переоденься. Тебе не идет этот цвет.       Не споря, Йо пошел за новым костюмом и специально выбрал самый приличный, темных тонов, который говорил о странном вкусе разве что кружевным, съемным воротом. Переодевшись, он показался Хао, и тот остался доволен, заметив, что теперь цвет соответствует его состоянию — серому.       Попытавшись его еще разговорить, коль вышло хоть немного, Йо потерпел неудачу и был выгнан заниматься другими делами. Вспомнив, что надо зайти к Анне, он постучал в ее комнату и сразу заглянул внутрь.       — Заходи, — не оборачиваясь, бросила она, вчитываясь в какое-то письмо.       Йо зашел и плотно закрыл за собой дверь.       — Кино написала, — произнесла Анна, показывая ему письмо, в котором ему ни слова не было понятно. — У них все в порядке, они очень ждут тебя дома, а Йомей уже пошел на поправку.       Несмотря на горечь, плотно засевшую в сердце, Йо искренне улыбнулся. Эта новость придала ему сил и уверенности. Еще совсем немного, и он окажется в родном городе, с родными людьми. Он знал, что у него будет совсем немного времени побыть с ними, потому что он принял решение о своем будущем, но все равно ждал этого дня с трепетом. Расслабиться, хоть ненадолго, забыть о кошмаре и своем предательстве — это все, что ему хотелось.       — Я действительно вызвала врачей. И мне нужна твоя помощь.       — Какая?       — Ничего сложного. Когда они придут, тебе просто надо будет с ними поговорить. Все, как обычно, просто скажи, что твой господин в последнее время плохо себя чувствует, и ты беспокоишься о нем.       Действительно, ничего сложного. Йо негромко и облегченно вздохнул, радуясь, что снова не придется особо врать. От всей лжи, что он носил в себе, и без того было так тяжело, что хотелось поскорее забыться.       — Я понял.       — Вот и славно. Думаю, уже завтра мы тронемся в путь.       Йо это обрадовало, но он не ответил, выходя из комнаты. Если бы он умел считать до такой цифры, он непременно вычислил бы, сколько в отведенных этому кошмару секунд у него осталось, и начал бы обратный отсчет прямо сейчас.              Врачи, сразу два, приехали на следующий же день. На пороге церкви их встретила Анна — Йо наблюдал за этой картиной из окна спальни своего господина. Хао, которого мало что интересовало вокруг, медленно пил из тарелки сваренный ему бульон, иногда заходясь коротким, сухим кашлем.       Наблюдая, как Анна любезничает с докторами, Йо пригляделся, но рассмотреть что-то сквозь мутное стекло было сложно. Когда вся троица, видимо, договорившись, пошла в сторону дома, он отошел от окна.       — Врачи приехали, господин.       — Отлично. Встреть их.       — Слушаюсь.       Йо, с облегчением замечая, что Хао выпил весь суп, впервые за эти дни, вышел и начал спускаться вниз по скрипучей лестнице, но уже в конце был перехвачен Анной.       — Жди у меня в комнате, не спускайся, — приказала она.       Пожав плечами, Йо поднялся наверх.       В комнате, где жили он и юный господин, зеркала не было, поэтому, оказавшись во временных покоях Анны, Йо подошел к зеркалу и посмотрел на себя. Решив, что, хотя бы сейчас, чтобы не позориться, можно снять кружевной ворот, он отстегнул его и сунул под подушку прежде, чем в комнату вошли. Анна осталась за порогом, коротко подмигнув ему, и сама закрыла дверь, а до Йо вмиг дошла одна простая истина.       Перед ним стояло двое мужчин — крепких, сильных, суровых на вид. Такие не уколы делают и антибиотики прописывают, у них иная задача. Равнодушные, но цепкие глаза прошлись по чистой комнате и самому Йо, но тот старался взглядом не встречаться. Мысль о том, что это не просто доктора, которые измерят Хао температуру и накажут греть ноги, а санитары дурдома, привыкшие к сопротивлению пациентов, испугала.       — Добрый день. Простите за вторжение, — произнес один. Голос у него был мягкий, хоть и басистый. — Мы хотели бы задать вам несколько вопросов.       — Конечно, — запнулся Йо, но, как только они расселись, так же опустился на постель и сжал вспотевшие от волнения руки в замок.       — Расскажите, что произошло? — спросил второй.       Собравшись с мыслями, Йо повел плечами.       — Думаю, мой господин простыл на ветру, несколько дней назад мы долго гуляли в холодную погоду. У него плохой аппетит, возможно, температура, вялость. И он почти не спит.       Оба врача кивнули, не переглядываясь.       — Сколько, говорите, он хворает?       — Около трех дней. Наверное, нужно было обратиться раньше…       — Не стоит беспокоиться, уверены, с ним все будет хорошо, не переживайте. Есть еще какие-то странности?       Йо быстро облизал нижнюю губу и медленно покачал головой. Говорить им о том, что Хао сумасшедший, он не хотел. А вдруг, они решат, что это не так, и план Анны сам по себе пойдет под откос? Не успел он обрадоваться этой мысли, как тут же понял, что за несколько золотых монет они не только сочтут наследника Библиотеки сумасшедшим, но еще и буйным, и опасным.       — Что ж, спасибо, мы сейчас же зайдем к нему.       Как по команде, врачи одновременно поднялись и, едва ли не толкаясь широкими плечами, пошли на выход. Йо похрустел костяшками пальцев, провожая их взглядом. Боже, это уже слишком… Он боялся думать о том, что совсем скоро эти двое заберут у него Хао, запрут где-то и, скорее всего, будут издеваться, ведь дурдом — это тебе не ресторан, там каждый каприз выполнять не будут. От мысли, что, сколько бы он ни просил и ни требовал, Хао скорее всего, обреют, переоденут в какое-то старье, убьют окончательно его психику и волю, Йо в испуге подскочил с места и ломанулся за санитарами. Уже почти нагнав их, он встал, как вкопанный, под их любопытными взглядами, и понял, что не может сказать ни слова.       Его семья ждет. Он не может сдаться сейчас.       — Только… — Йо выдохнул, едва сдерживаясь, — не давайте ему масло. Он его терпеть не может.       Врачи кивнули и закрыли дверь перед его носом. Судорожно вздохнув, Йо опустился на колени и повесил голову, стараясь подавить рвущийся из горла крик.              Поговорив с Хао, врачи тут же отбыли. Разговора Йо не слышал, только видел, как, выйдя из дома, они еще несколькими словами перекинулись с Анной, стоя у кареты. Не теряя времени, он зашел в комнату своего господина, и застал его, как обычно, в постели, под толстым одеялом.       — Что сказали врачи? — сразу поинтересовался Йо, уверенный, но откуда они именно никто Хао не объяснил.       — Что моему здоровью не угрожает дорога, если хранить ноги в тепле, так что уже завтра мы уезжаем. Думаю, мы уже достаточно пользовались гостеприимством хозяев этого дома.       Йо с силой почесал ладони ногтями и встал на колени у его кровати, заглядывая в черные глаза. Хао смотрел на него спокойно и устало, будто совсем недавно проснулся.       — Господин, может, стоит дождаться, пока вам не станет лучше? — осторожно спросил Йо, соображая. Он совершенно не понимал, что делать, как спасти его, и от этого трясло.       — Нет, в городе обо мне позаботятся лучше, поэтому собери наши вещи. Я хочу немного поспать, но ты не будешь мне мешать.       Хао тут же лег удобнее, укрылся по самый нос и закрыл глаза. Еще несколько минут, пока он не уснул, что можно было понять по изменившемуся дыханию, Йо смотрел на него и очнулся только тогда, когда по щеке скользнула одинокая слеза. Быстро вытер ее, Йо отвернулся и сглотнул подступивший к горлу ком.       Вещи были собраны уже к вечеру.       Хао все это время спал. Боясь его тревожить, Йо вынес чемоданы вниз, к порогу, оставив только необходимые принадлежности и один костюм, в который планировал переодеть господина завтра. Закончив, он накинул на плечи плащ, вышел из дома, уверенный, что его не хватятся в ближайшее время, и направился прямиком к церкви.       Службы сегодня не было, поэтому под сводами небольшого храма было тихо и темно. Все люди этой деревушки, которых было, может, сто-двести, не выходили из своих домов, боясь впустить в комнаты сырость и сквозняк. Оставшись наедине с собой, Йо прошел к алтарю и задержал взгляд на одиноко-горящей свечи, которая вот-вот должна была погаснуть, полностью себя истлев. Растерев руки, он взял из коробки несколько огарков, которые собирались в конце дня и, зажигая их от последнего огня, начал расставлять их в ряд.       Йо делал это на автомате, не думая, ничего не чувствуя — ни благоговения, ни веры, ни надежды. Свечи кончились, стало немного светлее и совсем капельку теплее, но, дрожащие от волнения пальцы, все равно не согревались об этот огонь. Бродя по церкви медленно, гулко ступая по брусчатому полу, Йо рассматривал витражи и фрески, но не понимал, как это все может ему помочь. Не приученный к религии с детства, он просто ходил, повторяя про себя лишь одно желание — чтобы Хао не попал в дурдом.       От тусклого света и переделанных за день дел начало клонить в сон. Моргнув, Йо подошел к коробке для пожертвований и скинул в нее две золотые монеты, которых хозяевам, что приютили их, хватит на несколько месяцев. Не потушив свечи, он вышел и направился в дом, пряча голову от дождя под капюшоном.       Хао все еще спал, даже положения тела во сне не поменял. Переодевшись в сорочку, Йо медленно и осторожно, чтобы не разбудить, забрался к нему под одеяло и прижался к человеческому теплу. От Хао пахло сандалом и потом, немного мылом, которым стирали простыни, и Йо жадно вдыхал этот запах. Иногда, гипнотизируемый стуком дождя о черепицу, он проваливался в сон, но скоро снова просыпался и вглядывался в темноту или бледное лицо напротив. Около трех часов ночи, проснувшись в очередной раз с необъяснимым волнением, Йо потер глаза и протянул руку, чтобы убрать с лица Хао выбившуюся прядь волос. Еще в полусне, в полудреме, он придвинулся ближе и жадно, медленно поцеловал приоткрытые губы, крепко зажмурившись. Хао не проснулся, даже не пошевелился, словно неживой, и только его горячее, кажется, действительно температурчатое дыхание обожгли шепчущего его имя.       Под утро, когда туман немного разошелся, Йо проснулся от тряски за плечо. Его разбудила Анна, которая тут же приложила палец к губам, призывая к молчанию, и жестами объяснила, что карета уже подана. Дождавшись, пока она выйдет из комнаты, Йо начал будить своего господина.       В его голове было пусто, вакуум. И чувств не было.       Гонимый Анной, Йо делал все быстро, на автомате, кажется, как и Хао, который ни слова не сказал, видимо, недовольный, что его подняли в такую рань, несмотря на то, что он проспал целые сутки до этого. Уже через полчаса после пробуждения, едва успев выпить по чашке горячего чая, чтобы согреться в это промозглое утро, Йо еще раз поблагодарил хозяйку дома за гостеприимство и залез в карету следом за Хао.       В дороге укачивало, глаза сами собой закрывались. Йо в какой-то момент подумал, что это даже здорово — не получалось думать о том, что происходит. Словно это сон, кошмар, который закончится, он же не может длиться вечно. Анна, сидящая по левую руку от Хао, выглядело спокойно и собрано, но она практически всю дорогу, не отрываясь, смотрела в окно.       На очередной кочке карету тряхнуло. Открыв глаза, Йо шумно втянул носом воздух и посмотрел в окно. Серые поля, тонущие в тающем снегу, начали разбавляться небольшими, голыми пролесками. Поправив на ногах юного господина одеяло, Йо заметил, что он не спит, а тоже смотрит в окно с интересом, поэтому снова обратил внимание на пейзаж и настолько крупно дрогнул, заметив на обочине два силуэта, что это не осталось незамеченным.       Сквозь туман медленно проступали черные стены стоящего вдали здания, у высоких, литых ворот которого стояли две фигуры. Не приглядываясь даже, Йо узнал эти широкие плечи. Не отдавая себе отчет в том, что делает, он крепко сжал руку Хао под одеялом и, под гулкие удары собственного сердца, что готово было порвать грудную клетку, наблюдал, как силуэты становились все ближе и ближе, словно приближаются по воздуху.       Плевать. Йо было плевать на то, что с ним сделают, когда все раскроется. Он внезапно очень четко понял, что ему не страшно умереть на казни, не страшно сесть в тюрьму, ничего не страшно. Он был уверен, что не выдаст своих опекунов, сможет промолчать и не поддаться пыткам или уговорам, но сил разжать руку Хао у него нет. Он не сможет отдать его этим людям и последующие несколько лет жить мыслью о том, что они снова встретятся, что он выкупит его, что найдет еще живым, еще способным говорить.       — Анна, я прошу тебя!..       — Заткнись! — тут же отреагировала Анна, перегибаясь через Хао. — Веди себя как следует!       — Послушай, все слишком далеко зашло! — зашептал яростно Йо, с такой силой сжимая чужие пальцы в своей руке, что почувствовал хруст сухожилий.       Карета качнулась, останавливаясь, и двери тут же распахнулись. Йо испуганно обернулся, и увидел тех же санитаров, что приходили в ним вчера. Равнодушные, спокойные, как статуи.       — Я умоляю тебя, не делай этого! — отчаянно выкрикнул он.       Анна схватила одеяло и сбросил его на пол, а следом крепко выкрутила его запястье, стараясь расцепить руки. Не ожидая, что у нее столько силы, Йо попытался вновь прижать к себе вжавшегося в сиденье Хао, но Анна встала и ногой буквально выкинула его из кареты. Не упасть на грязную, влажную землю помогли санитары, они подхватили под руки и крепко сжали, не давая вырваться. Йо удивленно дернулся раз, второй, но его молча, не говоря ни слова, повели к воротам, ровным счетом, никак не реагируя на попытки вырваться.       Совершенно ничего не понимая, Йо закричал и резко смолк, когда из кареты раздался четкий, печальный голос:       — Господин, бедный мой господин…       И дверь кареты захлопнулась.