Зажгите свечи в честь любви

Музыка не прерывалась ни на секунду. Несмотря на шум в зале, музыканты старались на славу. Красивейшая мелодия скрипки, выходящая из-под точной руки старого мастера, задевала самые дальние углы души Даши. Ей нравилось. Ей так нравилось здесь, в этом большом поместье, в этом часу, освещенном огнями сотни свечей, в этих разговорах, куда увлекали ее на каждом шагу. — Дарья Васильевна, как прекрасны! Для меня честь познакомиться с Вами… — Вы невозможно похожи на Василия Демьяновича! Ваши эмоции, мимолетные движения — абсолютное сходство! Я ловлю себя на мысли, что общаюсь с ним, и от этого на моих глазах возникают слезы. — Но лицо матери. И телосложение, если Вы позволите мне об этом говорить. — Вы весьма умны, леди. Где же Вас прятали столь долгое время? Даша терялась, но уже не так, как в начале вечера. Ей были так лестны обращения на «Вы», так приятно внимание, что в какой-то миг стало внезапно невыносимо стыдно, но она уже не могла отказать себе от беседы с той или иной княгиней или графиней, пока пузырьки шампанского в бокале, казалось, отзывались в ее пальцах нервными импульсами. Да, ей нравилось. Вышедший освежиться на балкон Никита, сжав челюсть до скрипа зубов, вдыхал себя холодный воздух Петербурга. — Все в порядке? Князь через плечо поглядел на Белова. — Более-менее. — Мне кажется, что нет. Оленев зло хмыкнул. Не в сторону Саши, конечно, нет, он не причем. — Сашка, ты мне расскажи… — Что именно? — Что ты чувствовал, — Никита вновь вобрал воздух носом, — Что чувствовал, когда видел Анастасию в объятиях Брильи? Белов молчал. — Какие мысли посещали тебя, когда ты знал, что рядом с ней другой мужчина, который любит ее? Саша оперся руками на мраморные перила. — Страх. Страх и горечь, — хмуро отозвался он, — Мне было страшно, что он преуспеет больше меня, что Анастасия влюбится в него, в его руки, а не в мои, в его голос, его комплименты. Я, — он прикрыл глаза, — Я никогда не мог бы представить себе этого. Никита внимательно посмотрел на кудрявого гардемарина. — Еще я чувствовал злость. Дикую, Никита, как у зверя. Я хотел убить его лишь за то, что он прикасается к ней, к ней, такой величественной и изящной, как будто я ювелир, которому заляпали жирными пальцами его самый дорогой алмаз. Всего мне не описать словами, но… Никита кивнул. Он понимал. Даша не была выточенным холодным и статичным алмазом, как Ягужинская, она была веселой и своенравной королевой, носившей тысячи таких алмазов на прекрасных пальцах. И от этого было еще тяжелее. Никита не хотел потерять эту королеву, готовую упорхнуть в свободную даль лишь чтобы позлить его, ведь ей так захотелось. Оленев знал — ее любовь навсегда отдана ему, без сомнения. Так почему же эта липкая отвратительная ревность пробудилась в его душе, сжирая собой все остальное? Гардемарина выдернул из раздумий хлопок по плечу. — У нас с тобой разные ситуации, друг, — улыбнулся ему Александр, — Но я знаю, раз Дашка что-то решила — она пойдет до конца. Решила Корсака в стужу водой окатить за то, что он ее вышивку шпагой порезал, — и окатила. Перемерзлась вся, заболела сама, а на Лешке места сухого не осталось. Решила Гавриле помогать с опытами над хлором — чуть зрения и жизни не лишилась, а помогала до конца, благо ты кровь успел остановить, теперь только бровь рассеченая осталась. Никита усмехнулся, окунаясь в воспоминания. Да, здорово тогда его тряхнуло: хлопок, будто выстрелил кто-то, стекло от этого взрыва по всей комнате, Гаврила под столом кричит, и она без чувств на полу с осколком во лбу… — Я испугался тогда. Со страху много чего успеть можно. — Да не в этом же суть! Раз выбрала она тебя, то и останется с тобой, князь, — слегка толкнул его Белов. Он оставил Никиту одного рассматривать ночное небо, перехватив по дороге бокал чего-то крепкого. ***** — Как Ваше мнение, леди, сильно ли раздражает младшее поколение старших? — спросила княжна Анна. Даша задумалась. — Я считаю, — начала она подбирая слова, — Что дело тут не в раздражительности. Человек в течении всей жизни соревнуется с самым главным врагом — с самим собой. Чтобы доказать себе, что он стал лучше, ему необходимо показывать свои знания и умения, чтобы удовлетворить в первую очередь свой эгоизм… С другой стороны это может быть сожаление. Не каждый может смириться с тем, что его время прошло. Он старается доказать, что еще способен двигать мир, однако, молодые юноши и девицы все равно обходят его в этом, и появляющаяся в момент осознания горечь выходит чувством злобы… Сзади нее кто-то медленно захлопал в ладоши. Она обернулась. — Браво, миледи, — слепой глаз графа смотрел будто сквозь девушку, заставляя ее чувствовать холод на спине, — Вы не только красивы, но и весьма умны. Мне нравятся Ваши рассуждения, rayon de soleil*… Княжна Анна вспыхнула, опустив глаза, и лишь на несколько секунд поднимала на мужчину влюбленный взгляд. — Le soleil ne choisit, pas qui briller, mais ma chaleur n'est pas pour toi**, — ответила Даша. Вильетов хмыкнул, хищно облизнув нижнюю губу. Он перевел взгляд на княжну рядом, на что та покраснела еще больше и, пролепетав что-то невнятное, убежала прочь. — Вы не танцуете? — Я предпочитаю не менять партнеров. — Не отказывайтесь, миледи, — притянул ее руку к губам граф, — Всего один танец. Для меня будет честью… Он скользнул губами чуть выше запястья. Даша хотела вновь убрать ладонь, но крепкие пальцы мужчины сжали ее до боли. Граф высунул язык, провел им по костяшке и вновь приложился масляными губами к нежной коже. — Что Вы позволяете себе, сударь?! — дернулась девушка. Она занесла руку, но внезапно выпрямившийся Вильетов перехватил и ее, прижимая Дашу к себе. — Ах, миледи, Вы так жестоки… — шепнул он ей, обжигая кожу на шее дыханием, — Но чем я заслужил такую недоброжелательность? — Вы заходите за рамки, граф, — стараясь быть как можно более уверенной произнесла Даша. — Да, но почему же тогда Ваши ушки краснеют, как вишни в июле? Девушка вспыхнула еще больше, не ответив. Никита Иванович отпустил ее, отходя. Даша осталась стоять, спешно обмахиваясь веером. — Что с тобой? Что-то случилось? Ее сердце остановилось на мгновение. — И да, и нет, — полушепотом ответила она, глядя в зеленые омуты. Никита все сильнее хмурился. Картина раскрасневшейся возлюбленной, прячущей взгляд, не понравилась ему. Семена колючей ревности, подкинутые ему ненавистным графом, еще больше оплели душу гардемарина ветвями, впиваясь шипами в сердце. Никита не был глупым юнцом. Пусть откровенно неприличную сцену князь не застал, иначе бы мужчина был насажен на шпагу, однако он понимал, что состояние девушки как-то связано с Вильетовым. — Это очень жестокий человек, Дарья Васильевна, — в упор глядя на нее тихо сказал князь, — Скользкий и злобный. Его проклял собственный отец, после того, как граф отравил своего девятилетнего брата, дабы получить большую часть наследства. А ведь ему было на тот момент всего шестнадцать. Конечно, приписали несчастный случай и аллергическую реакцию, но этой правды было не скрыть. И это было лишь начало его жизни, наполненной интрижками, сплетнями, дуэлями и предательствами. Я прошу Вас, будьте осторожны с ним, как бы он ни завлек Вашу наивную душу. Даша почувствовала ком в горле. Как ей не хотелось слышать этого холодного тона от Никиты к ней… — Завлек? О чем Вы, князь? Она понимала, все понимала, как и всегда. От этого осознания ей было так страшно. Если всецело она действительно любила Никиту, так почему же не расскажет о произошедшем? Чувство вины не позволяет? Или она хочет сама с этим разобраться… На сегодня хватит алкоголя. Никита как-то злостно хмыкнул, пройдя мимо. Распахнув голубые глаза девушка хотела перехватить его ладонь, но он резко отдернул руку. Даша нахмурилась, чувствуя нарастающую обиду в груди. — Что ж, я Вас услышала, Никита Григорьевич, — широко распахнув веер, отвернулась она от него. Никита выругался сквозь зубы, глядя на удаляющуюся спину девушки. Неправильно все вышло, не так, как он хотел. — Что, вновь поругались, князь? — подтолкнул его локтем Корсак, протягивая бокал вина. — Эта женщина сводит меня с ума, — не глядя на него ответил Никита. Алеша как-то слишком довольно улыбнулся. — Какая между вами гармония… — Умолкни. — Ах, да. Тебе отец попросил передать, — Корсак стал серьезнее, — Твой старый однозрячий друг предложил тебе партию в шахматы. Григорий Ильич просил не отказываться. Молча развернувшись широкими плечами, Никита пошел к шахматным столикам. Отказ от игры был как побег с дуэли — унижением личности и чести. Его ждало большое состязание не только в резных фигурках, но и беседе и спорах, коих у его оппонента было предостаточно. ***** — И что же, юный князь, Вы действительно считаете, что можете скрыть то, что всегда было на виду? Белая ладья уверенно прочертила четкую линию на другую сторону поля, забирая черного коня. — Выражайтесь конкретнее, сударь, — отозвался Никита. Черная пешка отошла вперед, освобождая дорогу ферзю. — О Вашей спутнице, — белая пешка сняла противопоставленную ей черную, — Возможно, родом она действительно знатным, однако не та ли это девица, что уехала с Вами в московское имение? Оленев поднял взгляд. Догадлив, черт. — И если это так, то разве это не была крепостная душа? — закончил мысль Никита Иванович. Собравшиеся вокруг представители дворянств тихо обсуждали состязание известных противников. Зеленоглазый князь откинулся на спинку кресла, потирая кончики пальцев. — К чему Вы так интересуетесь этим, граф? — Ищу Ваши слабые точки, Никита Григорьевич, — сощурил здоровый глаз Вильетов, — Слабые точки — это всегда выгода. Сколько сплетен я могу пустить от этого знания, дабы репутация князя Оленева и его сына была опущена до низов… Никита улыбнулся ему. — Вы говорите об этом так прямо, что даже пробуждаете нотки уважения. Однако Ваша ненависть ко мне и моей семье совершенно не основана, — юноша склонил голову набок, рассматривая лицо графа, — Не я лишил Вас наследства, а Ваша жестокость и глупость. — О, нет, князь, — он опустился до шепота, — Так, как вы забрали всю мою жизнь, так и я заберу вашу. — Мне было двенадцать, граф. — Двенадцать! — хлопнул по столу ладонями граф, — Двенадцать лет никто не догадывался… Двенадцать лет я жил рядом с отцом, мне оставалось буквально два-три года до получения роскоши и имений, женщин, власти, — его черный глаз, казалось, пытался вспыхнуть вместе с чувствами, — Но суждено было тебе, щенок, и твоему охотчивому до крестьяночек батюшке наведаться в поместье и все пошло крахом… Вокруг них навострились много пар ушей, внимающих каждому звуку. — Я лишь открыл глаза Ивану Алексеевичу, — приблизился нос к носу гардемарин, — Вы допустили много глупейших ошибок, Ваше преступление могло остаться в тайне. Не стоит винить меня в своих же проступках. Будьте благодарны своему родителю, что не торчите в Сибири сейчас. — Каждый ход был просчитан. Вы лишь перечитали детективных романов. — Возможно, но Вы во всем сознались сами. Никита Иванович усмехнулся в усы, отодвигаясь от Оленева. — Эта девица не танцует лишь потому, что не умеет танцевать ни с кем, кроме Вас. Она очень красива, весьма умна, но ее манеры все же совершенно отличаются от приличных девиц. Роскошное платье ей непривычно, это видно по чрезмерной нехватке дыхания от пребывания в корсете впервые, по тому, как смущенно скрывает она свои прелестные ключицы и полные груди веером, — Вильетов внимательно наблюдал на реакцию юноши напротив, распаливая его горячее сердце, — Она окружена светским вниманием впервые, игристые напитки весьма сильно играют в ее хорошенькой голове… Поверьте, князь, я обязательно добьюсь уничтожения Вашего имени, Вашего мира и ее чести. Шах, дорогой князь, — поставил он белую фигурку на клетку рядом. Никита перестал улыбаться, чувствуя, как сердце начинает отдавать у него в горле. — Если Вы тронете Дарью хотя бы пальцем… Граф хохотнул. — То что? Юный князь вызовет меня на дуэль? Браво, я давно мечтаю наколоть Вас на свою шпагу. — После партии я могу быть в Вашем распоряжении. -О, нет, нет, — довольно улыбаясь сказал мужчина, — Дуэль физическая более меня не удовлетворит. Дарья довольно долгое и неприличное время жила под одной крышей с двумя мужчинами. После путешествия во Францию вы рассорились. Я узнал, что Вы, князь, изменили ей во время ссоры… Шах, — белый ферзь перекрыл дорогу черному королю. Никита прикрыл глаза. В висках у него давно стучала жгучая ярость, но князь чувствовал бессилие. — Откуда Вам известна такая нелепость? — Крепостная девушка, Катерина, рассказала мне, когда я спустился перекурить во двор. Юноша попытался выровнять дыхание. Тупик, непроходимый тупик. Слова обиженной им девицы, переданные этим человеком обществу сыграют злую шутку против него и его близких. Опровергнуть все теперь, когда рассуждения Вильетова услышали многочисленные гости это будет слишком сложно. Не помогут здесь ни Саша, ни Алешка, ни даже отец… — Учитывая страсть Григория Ильича к крепостным женщинам, я могу сказать, что она передалась и его сыну, — закончил свою речь Вильетов, ставя последнюю ладью в сторону, — Шах, Никита Григорьевич, и, я полагаю, мат. Никита почувствовал, как обрушился на него шквал обсуждений. Четверо Прокриновых беспрестанно говорили об оглушительном проигрыше. Рыжеволосая княгиня презрительно оглядывала его поверх веера, пока ее дочки прихорашивались в стороне для атаки усатого графа. Все вокруг, казалось, обернулось против. — Какое серьезное обвинение… — И на это согласился Григорий Ильич? — А партия все же проиграна, видать не дорос еще князь. Оленев уцепил потухший взгляд Григория Ильича и душа его еще больше похолодела. Никита физически чувствовал много пар глаз, прожигающих его насквозь, стремившихся уничтожить каждую его клеточку. Он был как заблудившийся домашний котенок среди страшного беспросветного леса, откуда со всех сторон на него целятся хищники. Холодный и темный лес, без шанса на выход. И посреди него его властитель, дергающий за ниточки интриг — граф Вильетов, победоносно смотрящий на него черными глазами. Гардемарин хотел бы убежать, скрыться от этого давления куда угодно, но нигде ему будто не было места… На его плечо легла тонкая ладонь, нежно поглаживая юношу. — Как интересно нынче строится общество не замечая этого. Посмотрите, женщины, мужчины — все стоят наискось, — с улыбкой сказала Даша. Встрепенувшиеся внезапным появлением девушки люди огляделись, и по рядам прошелся искренний смех. Действительно, рядом с шахматной доской группы рассортировались ровно в шахматном порядке. Никите показалось, что он буквально прочувствовал приток крови к мозгу. «Наискось, да?..» Черный слон твердо срубил мешающую белую ладью. — Возможно, Вы, граф, осведомлены не столь верно, как кажется. Второй слон убрал недовольно стукнувшегося о деревянное поле ферзя. Теплый луч яркого солнца ударил в чащу, рассеивая тьму и согревая изнутри. — Я никогда не изменял Дарье Васильевне, и мыслей у меня таких не было. Катерину я мог оскорбить, и я не отрицаю этого. Женская обида всегда мстительна, а мой дом наполнен умными людьми. Чем же еще ей было отплатить своему барину, как не рассказать нелепых выдумок самому азартному и охотчивому до сплетен в обществе человеку. Шах. Граф Вильетов с недоумением косился на доску одним глазом, все дальше отодвигая короля. Никита перехватил руку Даши, собравшейся отойти от него, нежно поцеловал и положил назад себе на плечо. Даша почувствовала невозможную нежность к нему, откладывая обиду на «попозже». — Именно благодаря тому, как долго жила рядом со мной эта девушка я могу с уверенностью сказать всем присутствующим, — черная пешка смахнула с доски надоедливого коня, — Мои чувства проверены годами. Я знаю ее каждую привычку, понимаю любое движение, так же как и она мои. Если Вам покажется неприличным простое проживание в одном доме, спешу напомнить, что московское поместье далеко не однокомнатное. Шах. Пальцы Вильетова щелкнули в кости, когда он в последний раз отодвинул белую фигуру. — Вы весьма бестактны по отношению к Дарье. Я хотел бы потребовать от Вас извинений перед ней, Никита Иванович. И я благодарю Вас за лучшую партию в моей жизни, показавшую именно то, что нужно было увидеть мне уже давно. Мат. Никита никогда не понимал этих громких фраз в больших книгах и томах, где он искал ответов на вопрос, что же есть любовь. Он не понимал, какую такую опору пророчили волхвы князю Владимиру, какие высшие силы искал Чингисхан на русских землях, какое душевное успокоение желал Петр Первый… Но именно в этот момент, в эту секунду, князь почувствовал себя сильным, почувствовал, что способен побороть любые трудности, пока на его плече лежит эта тонкая белоснежная ладонь, пока длинные тонкие пальцы нежно касаются сквозь телесную оболочку его души. Он встал, расправляя плечи под негромкие, но одобрительные аплодисменты, слегка кивнул оппоненту и развернулся к Даше, ожидающей его рядом. Сердце его вновь забилось в неустанно громком ритме, но больше его не накрывал жар злости, не бил по горлу страх. Лишь чистая благодарность и любовь к ней. Никита притянул ее к себе, накрывая нежные сладковатые губы своими, забыв о светских гостях, о злочастном графе, об отце, обо всем, а зачем? Они переживут все, Никита поверил в это всем своим сердцем. — Никита, мы не одни, — выдохнула ему в губы Даша, когда он оторвался от нее. Никита улыбнулся. Как прекрасны были ее голубые глаза на фоне раскрасневшихся щечек. — Я не сдержался. — Ну что ж Вы как маленький, князь Оленев! Ваш сын вырос, давно пора принять это. А я говорила, что с Дарья ему сил придаст в любом вопросе, что я, не женщина что ли? Расчувствовавшийся Григорий Ильич лишь кивал и мычал в ответ, пока княгиня пыталась вытереть ему слезы своим платком. ***** Громкий вечер подходил к концу. Провожая гостей, старый князь Оленев с гордостью пожимал руки, выслушивая комплименты в сторону Никиты и его избранницы. Душа его ликовала, все прошло как можно более удачно и даже больше. Надежда Даниловна допивала бокал вина, поглаживая сидящую рядом с ней Дарью по руке. — Ты молодец, девочка. Очень достойно, очень, я горжусь выбором Никиты, — улыбалась она. Даша не могла сдержать ответной улыбки, с большой радостью думая, что страшный бал закончился и она пережила его. На другом конце зала два Никиты сошлись в последнем рукопожатии. — Достойная партия, князь. — Вы почти выйграли. — Я не про шахматы. Никита впился взглялом в удаляющегося графа. Тот остановился рядом с Дашей и Надеждой Даниловной. — Миледи, я буду ждать нашей встречи вновь, — поклонился он златоволосой девушке. Даша элегантно убрала руку, не оставляя ему возможности на поцелуй. — Будьте здоровы, граф, — улыбнулась она. Княгиня рассмеялась грудным смехом, прикрываясь веером. Оказавшись в одиночестве в комнате наверху, где настояла ей остаться ночевать Надежда Даниловна, Даша оперлась на зеркало. Простояв так минуту или две, она умыла лицо в оставленном ей деревянном тазе с теплой водой и потихоньку вытащила шпильки из волос, ощущая наслаждение с каждым упавшим локоном. Она посмотрела в окно. Глубокая ночь. Ей стало вдруг так хорошо и тоскливо одновременно, она вновь повернулась к зеркалу. Распущенные волосы верх неприличия в дворянском обществе, но ей так нравилось не забирать их. В какой-то момент она пропустила удар сердца. В зеркальном отражении мелькнуло давно утеряное воспоминание. Ей показалось, что это не ее руки, не ее тело… «Дашута, разобьешь коленки, милая! Не бегай за отцом!» По щеке покатилась слеза, теплый голос похожий на ее, но намного глубже, мудрее эхом возник в памяти. И Даше вспомнилась красивая женщина с длинными распущенными золотыми волосами, карими глазами и тонкими длинными пальцами. Был ли этот образ детской мечтой? Скорее нет, он был слишком живой, слишком теплый. Дверь щелкнула замком. Она повернулась к Никите. — Ты плачешь? — шепотом спросил он. — Нет, просто память дает о себе знать, — так же ответила она. Никита медленно приблизился к ней. Его рука нежно провела по ее шее. Даша смутилась, столь пристально он разглядывал ее кожу под своими пальцами. Никита притянул ее ближе, медленно целуя. Его нежный язык скользнул по ее нижней губе, захватывая больше области в свою власть. Девушка почувствовала, что ей вновь не хватает дыхания и отстранилась, тяжело дыша. Никита потерся носом о ее шею, переходя губами на нее. Даша почувствовала волну мурашек от прикосновений юного князя. Зарывшись рукой в его волосы она почувствовала головокружение. Расслабившееся тело, усталое от алкоголя и насыщенного вечера совсем не слушалось ее. Сильная рука на ее талии крепко прижала Дашу ближе к горячему телу князя. Никита осторожно спустился ниже, на ключицы, лаская их. Даше стало невыносимо жарко, даже больше, чем жарко. Сладкое тягучее чувство вновь захлестнуло ее, затягивая вниз, мимо гордости и разума, мимо человечности, в пучину животных эмоций. Его рука прошлась по ее спине, цепляя пальцами шнуровку. — Знаешь чем отличаются платья девиц? Даша удивленно посмотрела на выпрямившегося юношу. — Шнуровка на груди говорит о том, что платье надевается и снимается самостоятельно, а на спине, — князь довольно улыбнулся, — Что у женщины имеется кто-то, кто ее развязывает и завязывает. Голубоглазая вспыхнула под его взглядом. — Оленев, ты пьян? — До чертиков, — улыбнулся он ей, увлекая в страстный поцелуй. От него терялся рассудок. От его пальцев, его губ, его дыхания и запаха. Даша боялась своих желаний, но тело ее мечтало оказаться во власти сильных мышц, красивых рук, скрытых под белым костюмом, мечтало о его губах на себе. Она сама не поняла, как оказалась под его телом, лежа на спине на мягкой кровати, но ей уже было это неважно. Они не прекращали целоваться, шумно, влажно, не разрывали постоянного контакта. Даша внезапно почувствовала свободу дыхания, и осознав это, залилась краской еще больше. Никита нежно улыбнулся ей, чувствуя в тусклом огне свечей, как распалилась кожа щек его возлюбленной. — Доверься мне, Подаренка. Даша откинула голову назад, не сдержав стона, когда губы юноши скользнули по верху ее груди, освободившейся от связи корсета. Осторожно, словно боясь повредить дорогой фарфор, Никита освобождал ее кожу, покрывая ее поцелуями. Несмотря на глубочайшую нежность и любовь, бьющую через его тело, он внимательно следил за реакцией возлюбленной на его действия, стараясь сдерживать свою горячую мужскую страсть. Когда тонкие пальчики подцепили и в ответ стянули с него ткань белой рубашки, Никита почувствовал душевное счастье. Она хотела стать его. Горячая, загоревшая кожа князя обжигала ее будто сплавляя их тела в единое. Стыд отошел, девушка начала терять мысли о зеленых глазах, бесстыдно сжирающих ее полностью. Никита поцеловал косточку под ее грудью, возвращаясь к губам. Он погладил пальцами внутреннюю сторону ее бедра, оставляя небольшие вмятинки от подушечек на нежной коже. — Ты прекрасна, моя любовь. Даша улыбнулась ему. Ей нравилось его крепкое тело, покрывающееся холодком от прикосновений ее пальцев. Ей нравились его ласки. Ей нравилось чувствовать желание ее князя, нарастающее внизу. Никита завел ее ладони наверх, сплетая их пальцы со своей рукой, кажущейся еще более большой на фоне ее. Девушка прогнулась в пояснице, прижимаясь ближе к нему. Гардемарин внезапно резко прижался к ее плечу, шумно выдыхая воздух. Даша прищурилась. — Нравится? Она мягко качнула бедрами из стороны в сторону, с наслаждением ошущая каждую твердеющую клеточку юноши. Никита быстрым движением дернул ее за талию свободной рукой, неотрывая взгляда от ее глаз. — Да. Он накрыл ее губы властным поцелуем, играя с дыханием. Даша не могла сдерживать стоны, нарастающие с каждой секундой. Никита едва сдерживал себя. Приподняв бедра девушки, он нежно и медленно вошел, хватаясь за последние остатки самообладания, чтобы не начать по-звериному вколачивать возлюбленную в кровать. Даша тихо заскулила под ним, откидывая голову назад. Никита оставновился, нежно сцеловывая соленые слезки с ее щек. Пальчики любимой крепко вцепились в его, отчего князю показалось, что он еще больше влюбился в нее, но уже с другой стороны, с более близкой, с более интимной между ними. Девушка осторожно качнула бедрами, проверяя себя. Никита не сдерживая голоса ткнулся ей в шею. — Что же ты творишь со мною… Даша нежно улыбнулась. Осторожно набирая темп, князь подвинул ее ближе, заставляя обвить ноги вокруг своего таза. Внутри было так горячо и влажно, Никита никогда не испытывал более сильного физического наслаждения, чем в этот момент с этой девушкой. Раскрасневшиеся возлюбленные слились в единых движениях, едином дыхании. Даша внезапно отодвинулась. Никита замер на мгновения, пытаясь понять, правильно ли он распознал ее намек. — Не сдерживайся, любимый, — сладко укусила кончик уха она. Гардемарин сжал сильнее ее запястья, резко придвигаясь и меняя угол. С негромким рыком, он ускорился, сильными, жесткими движениями вминая хрупкую девушку в белые простыни. Даша застонала громче, толкаясь бедрами навстречу. Она наслаждалась каждой частичкой любимого мужчины, ей нравился его сорваный голос, его громкое дыхание, его взгляд горящих зеленых глаз. Дикая волна наслаждения накрыла обоих. ***** Никита упал рядом, нежно сдувая капельки пота с ее лба. Она прижалась к его широкой сильной груди, стараясь восстановить дыхание. Никита, прикрыв глаза, прижал ее к себе, чувствуя, как замерзает нежная разгорячившаяся кожа от холодной влаги по телу. — Знаешь, Подаренка… Даша не поднимая головы вслушивалась в тихий бархатный баритон князя. — Когда я начал замечать у себя мысли о тебе, я был совсем юнцом. Но я не мог представить себе, что буду так счастлив с тобой… — Приступ внезапной нежности? — улыбнулась Даша. Никита дернул ее на себя, целуя в припухшие губы. — Несносное создание. — Неземной хам. — Придержи язык, — улыбнулся Никита. — Или что? — Я женюсь на тебе, — довольно закрыл он глаза. Даша зарделась, чувствуя ускорившийся темп сердца. — Тогда я тем более не буду молчать. Оленев рассмеялся, зарываясь в золотые локоны. За окном уже поднималось солнце. Никита думал о том, как счастливо сложилась их судьба, будто сами звезды переплетали дорожки в правильный путь, как много предстоит им пережить и как сильно огребет он половником Натальи Владимировны по большому умному лбу, когда она узнает, что приглашена на свадьбу в качестве матери невесты…