Теория

На третьем году обучения студентам повышают планку как в учёбе, так и в тренировках. Очако, которая с огромным трудом (читай: ценой бессонных ночей) попала в десятку лучших своего класса ещё на втором году, готова биться головой о стену из-за количества домашних заданий. Приходишь после тренировки — уроки, перед сном — уроки, проснулся с утра — снова уроки. И это если не упоминать походы в спортзал, тренировки по причуде и хоть и редкие, но очень нужные — вылазки в город. Хотя последние приходится отменять всё чаще. Когда на голову Очако приземлился учебник по новейшей истории героики, до неё наконец-то доходит, что книг она набрала слишком много — стопка, возвышающаяся на столе, уже не выглядит такой устойчивой и иногда осыпается тяжелыми «осадками». Но тащить всё обратно из гостиной в библиотеку общежития просто нет сил. Очако устало трёт переносицу, зевает, а после закрывает лицо руками. Она устала, так устала, словно ей не семнадцать, а сто семнадцать, и теперь ей даже сложно заставить себя держать правильно карандаш дрожащими пальцами. Сдвинув ладони на щёки, она прижимает их сильнее и усердно трёт, пытаясь удержать хотя бы крохи концентрации — учёба в пять утра никогда не была её сильной стороной. — Мне что, вообще нахуй с общаги переезжать надо, чтобы хотя бы пару часов никого не видеть? — у Очако глаза распахиваются от неожиданности, и она так и поворачивается на источник шума, не отнимая руки от щёк. — Ты чё, карася копируешь? — Кацуки по утрам обычно довольно спокойный и даже бодрый, но, судя по всему, Очако раньше не видела его по утрам сразу после пробуждения, потому что на неё сейчас смотрит некое подобие бешеной псины, которая просто не до конца проснулась, чтобы на людей кидаться. — И тебе утречка, Бакуго-кун, — осипшим после долгого молчания голосом бормочет Очако и отворачивается обратно к конспектам. Она, конечно, может напомнить ему, что у каждого есть своя комната, чтобы побыть в одиночестве и набраться ментальных сил, но в этом нет смысла — не ей одной нужно время, чтобы прийти в себя. — Хуютречка, — огрызается Кацуки и топает на кухню, ничем не огражденную от общей гостиной. Очако показывает ему в спину язык, моргает пару раз, а затем снова принимается за уроки. Остался только анализ причуд за последнее десятилетие, составление статистики типов причуд и несколько задач по химии. Очако берёт в руки механический карандаш, щёлкает пару раз для проформы и берётся за сочинение эссе. Конечно, помощь Изуку сейчас очень пригодилась бы, но он снова пропадает на тренировках со Всемогущим, и свободного времени у него ещё меньше, чем у самой Очако. Она заканчивает вступление как раз к тому моменту, когда слышит приближающегося Кацуки. У него в руках большущая дымящаяся чашка, на которой Очако буквально залипает. С чего вдруг — она сама не в курсе, но за чашкой следит, не замечая подвоха даже тогда, когда она буквально оказывается перед её носом. — Ты сколько банок энергетиков в день хлещешь? — спрашивает с подозрением Кацуки, глядя на пустую жестянку рядом с ногами Очако. Та переводит взгляд на чужое лицо и виновато улыбается, копчиком чувствуя, что сейчас огребёт. — Не больше трёх, — нехотя признаётся она, но тут же торопливо добавляет: — Но я не каждый день, честно! Только когда завалы по учёбе! — Твоё сердце взорвётся к херам от таких нагрузок, — недобро щурится Кацуки, подхватывая лист с заметками для статистики. — Как мило слышать такое от Короля Взрывокиллеров, — Очако пытается листик выхватить обратно, потому что Кацуки слишком часто подрывает учебные материалы неугодных ему одноклассников, а у неё нет никакого желания повторять забег по архивам. — Дохлый герой не равно хорошему герою — посадишь здоровье и на тебе можно ставить крест, — Кацуки заметки возвращает, но только ради того, чтобы на них со звоном поставить чашку. — Зелёный чай. И пожрать не забудь, идиотина, — он уходит на кухню снова, потому что от чая сам отказываться не готов, пока Очако слабо улыбается чашке и мысленно извиняется перед пачкой рамена, который собиралась съесть в ближайшее время: в благодарность за заботу (Очако не согласна это называть по-другому) сегодня она пожуёт салат и сварит яйцо — в честь зожника Бакуго Кацуки. В общую гостиную заходит до тошноты довольный утром Тенья и бодренько шагает к Очако, желая вдохновить её на продуктивный день перед пробежкой. Очако бы тоже сходила за компанию, но заметки по статистике смотрят на неё суровыми пятнами от чая, и она тяжело вздыхает. — Урарака-кун, ещё немного, и ты будешь на позицию выше! — Тенья хлопает её по плечу, параллельно просматривая начало эссе. — Но ты должна писать внимательнее — у тебя несогласование данных за последний год, — он слегка хмурится, затем смотрит на чашку, которая придавила заметки. — Я, конечно, рад, что ты стараешься перейти на более мягкие способы встряхивать свой организм, но всё же заметки сейчас поплывут, если ты будешь неаккуратной. Очако непонимающе смотрит на друга круглыми глазами, а затем переводит взгляд на чашку, вокруг которой уже образовался влажный контур. Когда Кацуки уходит из общей гостиной, Очако сердито пьёт маленькими глоточками чай, параллельно махая листком с заметками, чтобы тот быстрее высох, и записи остались читаемыми. *** — Занятие окончено, — оглашает Айзава-сенсей, привычно укутываясь в свой ярко-жёлтый спальный мешок, игнорируя то, что некоторым ученикам не помешала бы помощь — тренировки с причудами всегда наносят больший урон как тренировочной площадке, так и будущим героям. Очако потирает ушибленное во время занятия плечо — сегодня она пыталась заставить Тенью бегать по воздуху, чтобы атаковать Тёмную Тень, но немного не рассчитала и в результате староста приземлился фактически на неё. Хорошо, что почти не задел. — Урарака-кун, тебе нужно к Исцеляющей девочке, — тараторит Тенья, забавно размахивая руками. Очако понимает, что тот чувствует себя виноватым в случившемся, но ведь она герой в конце концов, а не обычный цивил, который даже не ведает возможностей своей причуды. — Иида-кун, хватит, ты скоро взлетишь, если будешь так дальше руками махать, — смеётся Очако, легонько толкая друга локтем в бок. — Со мной всё нормально. — Но может стоило бы… — всё ещё гнёт своё Тенья, но на него уже никто не смотрит, потому что Очако слышит взрыв и маты, а это означает, что буквально за поворотом будет заварушка или ещё что и лучше это предотвратить, пока сенсей не пошёл проверять. Кацуки не нужны новые проблемы, и Очако думает, что она несёт ответственность за его благополучие, потому что… Ну, потому что она герой, а герои должны помогать. Пусть в этом случае Кацуки придётся спасать от него самого. Ноги сами ведут её на шум, прямо к раскуроченному зданию, которое не так-то просто раздробить — Цементос-сенсей постарался на славу. Очако аккуратно заруливает к источнику звука и видит злого, даже не так, ЗЛОГО Бакуго Кацуки, который застрял под бетонной плитой — ему придавило руку ровно так, что наруч не пускает наружу, а место в промежутке между обломками не хватает, чтобы просунуть вторую руку и отцепить этот самый треклятый наруч, чтобы освободиться. Под обломками видны искры, огонь, идёт дым и слышно постоянный грохот, но взрыв уходит постоянно куда-то в глубину, словно поглощаясь чёрной дырой. Очако удивлённо открывает рот, ведь не каждый день увидишь, чтобы Кацуки не смог совладать с ситуацией на тренировке. Просто неудачно сложились обстоятельства, но Очако обещает себе этот момент запомнить, чтобы хоть иногда напоминать себе, что даже этот взрывной парень тоже попадает впросак. — Я тебе помогу, — улыбается Очако, протягивая руку к ближайшей бетонной плите. Ей работы на пару минут максимум, даже с учётом расчёта возможных сдвигов обломков, хотя проще работать по уровням и… — Я сам, отвали! — рычит Кацуки, продолжая пытаться вырваться из бетонного капкана. Он упирается пятками, отклоняется всем корпусом назад, расходует силы, используя причуду одной только левой рукой и ругается. — Бакуго-кун, не будь таким упрямым, — качает головой Очако и всё равно тянется к верхней плите. — Нет, я сказал! — орёт Кацуки не своим голосом и свободной правой рукой дёргает девушку на себя. Та от неожиданности уходит в сторону захвата, теряет равновесие, но в последний момент спохватывается и выравнивается. Точнее пытается выровняться: её пояс съехал выше по талии и в образовавшийся промежуток проскочил рычаг гранаты, в виде которой выполнен наруч Кацуки. — Никогда не думала, что буду нанизана на гранату. Как страшно нынче жить, — бубнит себе под нос Очако, прежде чем пытаться исправить ситуацию. — Тебе что, жалко было принять чужую помощь, а? В ответ ей доносятся только хриплые ругательства. Очако на них не особо обращает внимание — ей больше интересно, как долго она выдержит раскалённую ладонь на своём колене — рычаг наруча застрял намертво, и Кацуки не может сдвинуть и вторую руку тоже.