Теория

Это кажется таким глупым: они оба здесь застряли где-то в центре тренировочного полигона только из-за того, что у некоторых слишком твердолобая гордость. Очако пытается выбраться, всеми силами изворачиваясь со своим поясом, но рычаг всё никак не хочет выскальзывать за пределы её геройского костюма — сам каркас наруча-гранаты впивается ей под рёбра и под левую грудь. Это смущает, бесит и делает, в конце концов, больно, потому что наруч не из поролона сделан. — Бакуго-кун, мне… Ты не мог бы сжать кулак? — пыхтит Очако, изо всех сил стараясь игнорировать сильное жжение на своей ноге. — Задолбала, — шипит в ответ Кацуки, но руку послушно пытается сжать. В итоге, он сжимает колено Очако и его ладонь даже уезжает чуть выше. Но кулак не сжимается и кисть, чтоб его, тоже не может развернуться так, чтобы не обжигать Очако ногу. — Бакуго-кун, мне больно, — сдаётся она после очередной неудачной попытки вылезти из ловушки. — Так сними этот чёртов пояс и не выёбывайся! — вскидывается Кацуки, который откровенно готов взорваться в прямом смысле этого слова. — Я не могу — надо нажать сразу десятью пальцами, иначе не поддастся, — Очако стискивает зубы. — Может, тебе самому стоит снять наруч? Тогда я смогу помочь тебе выбраться без проблем. — Я тоже не могу — крепление упирается в твои идиотские рёбра, — бурчит себе под нос Кацуки, отворачиваясь. Очако бессильно открывает и закрывает рот, похожая на рыбку, которую выкинуло на берег. Она упрямо шагает к бетонным обломкам, уже не встречая сопротивления: Кацуки уже в полной мере осознает, что облажался, но вслух он это признавать конечно же не станет. Свободной рукой Очако отправляет в полёт бетон в воздух, меньше, чем за минуту освобождая Кацуки из ловушки номер раз. — Снимай перчатку и помоги мне снять пояс — я второй рукой не дотянусь до застёжки, — торопливо поясняет Очако, с трудом сдерживая слёзы — она почти уверена, что с её колена слезла вся кожа, настолько раскалённая рука у её одноклассника. — Нажми над локтем, — Кацуки протягивает ей свою пыльную после бетона руку и Очако делает то, что ей сказано. Наруч с мягким щелчком ослабляется и сползает с чужого предплечья, затем Кацуки зубами стаскивает перчатку, высвобождая шершавую ладонь. — Куда жать? Очако касается центра своего пояса с одной стороны, и её жест копируется секундой позже. Пояс падает к её ногам, следом от неё отшатывается Кацуки. Он стаскивает второй наруч, затем перчатку. Очако тащит его в сторону, чуть прихрамывая, и только после этого отменяет причуду. Бетонные плиты с ужасным грохотом падают за их спинами. — Почему ты такой упрямый? — устало спрашивает Очако, стараясь не думать про возможные масштабы ожога. — И почему у тебя были такие горячие руки, если ты же даже не сражался? — продолжает она, частично облегчая свой собственный вес на треть, чтобы было легче идти. Кацуки, на удивление, идёт рядом с ней, не пытаясь обогнать или наговорить всякой обидной ерунды. — Я тебе сказал свалить, — отмахивается он, косясь на Очако. — И тебе бы содрать шмотки с себя надо, а то ткань в ожоге — это паскудное и плохо отдираемое дело. — Но это не ответ на вопрос, — строго сводит она брови. — Почему твои руки были готовы к бою, когда я шла к тебе на помощь? Ты до сих пор напор гнева, что ли, не контролируешь? Или у тебя ладони из-за смущения вспотели? — на самом деле, Очако не собиралась его дразнить, но эта фраза так долго вертелась на языке, что… Оно само сказалось, честно! — Завали, — бросает Кацуки, не глядя на неё. Они подходят к раздевалкам, где Очако ждёт взволнованная Цую, с которой они должны были идти вместе на обед. Парень идёт в сторону мужских раздевалок, совершенно не обращая внимание на вопросительный взгляд, направленный в его спину. — Очако-чан, что вы там так долго делали? — спрашивает Цую, привычно прижимая к нижней губе указательный палец. — Зажигали как могли, — криво улыбается Очако. — Цую-чан, ты не могла бы мне помочь переодеться? И мне бы ещё к Исцеляющей девочке… — Тебя снова наш мальчик-взрыв не смог оставить в покое? — Цую расстёгивает молнию на чужом костюме. Очако фыркает и аккуратно выскальзывает из одежды. На её колене красуется красное нечто, которое жжётся даже от лёгкого прикосновения. Очако прикладывает свою ладонь, сохраняя сантиметр расстояния, и подмечает, насколько ладонь Кацуки (а ожог именно этой формы) крупнее её собственной. Смешанное чувство благоговения и страха наполняет пространство чуть ниже рёбер, и Очако ощущает, что краснеет. На что же всё-таки способны эти руки при таком-то хозяине?.. — Очако-чан, у тебя волдыри намечаются — нам надо поторопиться, ква, — Цую подаёт подруге её вещи. — Может, стоит сказать Бакуго, чтобы он был поосторожнее, раз ему так надо тебя касаться? А то его метки немножко негуманные… — Цую-чан, давай просто пойдём в лазарет, — Очако застёгивает на себе юбку, игнорируя привычные колготки. — Пожалуйста? — Как скажешь, дорогая, — Цую подхватывает сумку, и они наконец выходят из раздевалки. *** Сидя в общей гостиной, Очако бездумно листает новости, не особо обращая внимания на окружающий её мир. Исцеляющая девочка излечила её за пару минут, даже не спрашивая, откуда у неё ожог второй степени (похоже, их медсестра уже даже по контурам ладоней способна отличить каждого ученика их академии). Колготки Очако всё ещё не надевала из-за свеженанесенной мази поверх только что излеченного ожога, поэтому она визжит не своим голосом, когда её варварски тащат на другую сторону дивана за щиколотку, а юбка в этот момент задирается на ту высоту, что ещё один сантиметр и будет очень-очень стыдно. — Тебя той же дрянью намазали, — бормочет Кацуки, внимательно рассматривая чужую коленку. Удовлетворенно хмыкнув, он отпускает ногу Очако, которую та поспешно прижимает к себе и садится уже нормально, опустив пятки на пол. — Могли бы что-нибудь и без запаха придумать. — Я смотрю, Бакуго-кун знаток лекарств? — Очако прижимает ладонями подол юбки на всякий случай и вопросительно смотрит на него. Тот вскидывает скептически бровь, мол, ты совсем тупая задавать такие вопросы? — Это всё из-за того, что ты так часто бываешь в лазарете? — Бинго, блять, — Кацуки запрокидывает голову так, чтобы затылком опираться на спинку дивана. — И если на говорящий газон Деку уходят все запасы бинтов и гипса, то на меня обычно чёртовы мази. Очако ёрзает на месте, не зная, стоит ли продолжать дальше разговор, или атмосфера сравнительного спокойствия сейчас рухнет и Кацуки снова выйдет из себя. — Слушай, Бакуго-кун, — Очако поднимается со своего места и аккуратно кладёт возле одноклассника пульт — вдруг он захочет что-нибудь посмотреть на большом экране. — А ладони у тебя потеют, когда ты живёшь обычной жизнью? Ну, то есть, конечно, потеют, но не для атаки же... — Что ты пристала? — Кацуки вздыхает и с силой проводит ладонью по лицу. — Просто тогда, на полигоне, от тебя не веяло бензином, а ты всё равно меня обжёг, поэтому я и пытаюсь осознать, — пожимает плечами Очако, начиная двигаться в сторону выхода. — Потому что, блять, не надо ко мне лезть — целее будешь, — доносится до неё секунду спустя. Очако поджимает губы и идёт к лифтам, продолжая листать ленту новостей. Её взгляд натыкается на обновленный рейтинг героев, и она пораженно застывает: Бакуго Кацуки оказывается на позиции №18. *** Следующим утром, без пяти пять, Очако крадётся в крыло парней, стараясь не шататься из стороны в сторону — в конце концов, сегодня она могла бы спать до половины восьмого, но… Но. Главное, чтоб Айзава-сенсей не поймал её раньше, чем нужно, да и сам Кацуки не ушёл на пробежку спозаранку, а то будет очень неловко и обидно. Замерев перед нужной дверью, Очако протирает на всякий случай глаза ещё разочек, чтобы в самый ответственный момент не заснуть, и стучит. Честно говоря, она надеялась на пару секунд, чтобы подготовиться морально, но дверь распахивается мгновенно, являя мрачную физиономию Кацуки. Очако сглатывает, стараясь не пялиться на одноклассника в одних спортивных штанах, и нервно улыбается. — Ты знал, что ты поднялся на две позиции в рейтинге героев? — начинает она издалека, переминаясь с ноги на ногу. Зевнуть хочется немилосердно, но она мужественно сдерживается. — Ты ради этого притащилась испортить мне утро? — Кацуки смотрит исподлобья и говорит очень хрипло — видно тоже только встал, а вот у Очако мурашки по коже от такого голоса. Вот орал бы поменьше… — Я считаю, что такая новость очень символична! Получить восемнадцатое место в рейтинге на свой восемнадцатый День рождения! — уже ярче улыбается и вытаскивает из-за спины небольшую коробку в розовой обёрточной бумаге и с огромным оранжевым бантом. — Это тебе! Желаю тебе исполнить свою заветную мечту! В какой-то момент Очако думает, что ей стоило забыть, что сегодня — двадцатое апреля, и что самым старшим в их классе является именно Бакуго Кацуки. Но ей так хотелось… Зря она, что ли, вчера весь вечер за подарком пробегала? — Мне не нужны грёбанные подарки, — Кацуки хочет закрыть дверь, но Очако проворнее, успевает поймать дверную ручку и поставить тапочек в промежуток между дверью и косяком. — Я тебе сейчас ногу сломаю, если не уберёшь! — Ну, Бакуго-кун, ты хотя бы посмотри, что я принесла! — упрямо требует Очако и втискивает в чужие руки коробку. Кацуки смотрит на неё недоверчиво, но подарок берёт и начинает разворачивать. Получается плохо, потому что упаковывать Очако нормально не умеет, поэтому местами бумага буквально прибинтована к коробке скотчем, чтоб наверняка. Спустя пару минут и пару сотен непечатных слов, Кацуки наконец открывает коробку и его лицо неожиданно расслабляется. — Ничё так, — он рассматривает содержимое с повышенным интересом. — Иногда ты не совсем бесполезная. — Эй, я лучше всех! — оптимистично заявляет Очако, но тут же замолкает, потому что Кацуки не тот человек, который на такие шуточные призывы правильно реагирует. — Я старалась подобрать набор поразнообразнее, потому что не знаю точных потребностей твоего организма — ну, знаешь, я привыкла думать, что ты здоровее быка, но всё же… Там даже витамины есть и минимальный набор основных лекарств, а ещё… — Ты потратила всю свою заначку? — Кацуки перебирает блистеры с таблетками, затем смотрит на названия тюбиков с мазями. — Это препараты не из стойенового магазина. — М-Мне не жалко! Ты заслужил! — выдаёт Очако, продолжая тянуть нервную улыбку. Она правда не знает, чего она ждёт, но продолжает стоять на месте перед подозрительно спокойным Кацуки. — Вот ведь дурында, — он вздыхает так устало, будто спас минуту назад в одиночку целую планету. — Спасибо, что ли? — С Днём Рождения! — пищит Очако, порывисто обнимает парня, съезжая со своим объятьем куда-то в бок, потому что руки с коробкой он держит перед собой, а потом уносится прочь к себе в комнату, пока отдача не прилетела. Раньше Очако так не смущалась прикосновений. Кажется, всё плохо.