Теория

Очако жмурится, стоя на солнышке, радуясь, что стажировка выпала на весну, а не на самый разгар лета, когда воздух настолько густой, что выходя из дому ты словно барахтаешься в огромной банке желе, а не пытаешься дойти до магазина (где, к счастью, всегда работают кондиционеры). И Кацуки не будет потеть слишком сильно, чтобы от любой мелочи, которая его выведет, быть способным подорвать всех и вся в ту же секунду. Восхитительно. — Если ты ещё раз нападёшь со спины, то я и правда отправлю тебя в космос, — она косится через плечо, хваля себя, что додумалась встать на гравий, по которому и не подкрасться — слишком шумно. — Оказывается, ты обучаема, Урарака, — скалится Кацуки, который пришёл за десять минут до назначенного времени; по нему и незаметно, что он спешил, в то время, как сама Очако неслась, как ненормальная на место встречи, чтобы избежать грубых комментариев в свою сторону и с самым независимым видом встретить напарника. Про то, что её живот уже несколько раз урчал, как умирающий кит, она старается не думать. По крайней мере, при перегрузе ничем не стошнит, потому что живот пустой со вчерашнего дня (да, Очако снова проспала завтрак). Они молча разминаются какое-то время. Элементарные растяжки, отжимания, приседания, несколько кругов вокруг ближайшего здания, чтобы размять ноги. Не сговариваясь оба достают свои записи, но Очако почти сразу переводит взгляд на партнёра. — Бакуго-кун, нам нужно начать с элементарного — ты же почти не парил раньше, — начинает она, стараясь не думать о слишком остром взгляде, которым её одаривают. — Твой вестибулярный аппарат и внутреннее ухо… При отсутствии гравитации ты можешь быть дезориентирован, и тебя может жёстко тошнить с непривычки, если моя причуда будет действовать на всё твоё тело дольше пары минут. — Удиви меня, — фыркает Кацуки, протягивая ладонь. Очако поджимает губы от самоуверенности в чужом голосе, но молча касается своей пятерней чужой руки. Кацуки постепенно отрывается от земли и уже в скором времени достигает высоты многоэтажки. Очако приходится ладонью прикрывать глаза от солнца, создавая своеобразный козырёк, чтобы наблюдать за передвижениями напарника. Кацуки хватается за один из балконов и залетает внутрь ровно настолько, чтобы не подниматься выше. Проходят безопасные минуты, и Очако начинает волноваться, потому что от напарника ни взрыва, ни мата, ни звука в принципе и тут два варианта: или он познал дзэн, или отключился. Она облегчает и себя тоже, и в скором времени оказывается на том же балконе, что и Кацуки. Тот в сознании, но весь бледный и очень напряженный. — Тошнит? — участливо спрашивает Очако, прижимаясь спиной к потолку рядом. — Одиннадцать минут — это хороший результат. Я отменяю? Кацуки глухо рычит, сжимает кулаки так, что кости едва не трещат, но ничего не говорит. Очако чувствует запах бензина и, не желая попадать под взрыв, всё же возвращает Кацуки его вес. Тот тяжело падает на пол балкона, заваливается вперёд, становясь на четвереньки, дышит через раз, но всё равно, пусть и пошатываясь, поднимается на ноги. Он держится за стенку, приходя в себя, и Очако почти восхищается его выдержкой. — Глубокий вдох-выдох — быстрее полегчает, — мягко говорит она, давая нужное время, чтобы прийти в себя. Почти двенадцать минут, до которых её напарник смог дотянуть, позволяют надеяться, что они смогут дойти в скором времени и до получаса, как минимум, благодаря упрямству Кацуки. Нужно знать собственный лимит — меньше лаж и больше шансов вовремя сменить тактику. Через минуту Кацуки снова протягивает раскрытую ладонь. — Ещё раз. — Уверен? — вскидывает бровь Очако, прекрасно зная, что услышит в ответ. — Более чем, — он морщит нос и в нетерпении перебирает пальцами протянутой руки. — Меня больше эта херь с толку не собьёт. Активируй уже! Очако молча касается чужой горячей ладони и складывает руки на груди, пока Кацуки выплывает за пределы балкона и поднимается ещё выше. Конечно, высота уже не маленькая и дело пахнет керосином (во всех смыслах), когда Кацуки взрывами перенаправляет себя, намереваясь спуститься ниже. Ему удаётся это сделать на долю секунды, но стоит взрывам в его ладонях утихнуть, его снова тащит вверх по прямой. Спустя ещё несколько попыток становится понятно, что полностью контролировать свою траекторию Кацуки не способен. Когда в горле поднимается тошнота, Очако потихоньку возвращает вес своему напарнику, позволяя ему вернуться на балкон, где она до сих пор стоит. — Отмена, — выдыхает она, со странным чувством удовлетворения наблюдая задумчивость на чужом лице. Очако почти уверена, что знает ответ на его молчаливый вопрос, но не торопится сбивать с мысли — ей самой нужно немного передохнуть, потому что голод даёт о себе знать, и это может повлиять на её работоспособность. — Я всё равно лечу по прямой вверх даже при использовании причуды, — бормочет он и хмурится. — Хули я не допёр сразу, что мне нужен хоть какой-то вес? — Потому что Бакуго-кун дурачок, — улыбается Очако и изо всех сил старается сдержать уголки губ вверху, потому что взгляд напарника обещал скорую смерть. — Я даже больше скажу: если я буду облегчать или наоборот возвращать вес какой-то определенной части твоего тела, то ты сможешь быть более маневренным и ускориться в несколько раз. — Так какого хера!.. — начинает орать Кацуки, но резко замолкает на половине фразы. — Здесь есть злоебучий подвох?! — Я должна постоянно тебя видеть, чтобы вовремя среагировать, а это небезопасно, если я буду стоять с задранной головой, чтобы ты смог летать как агрессивный дракон — мы оба превратимся в лёгкие мишени, если меня вычислят, — нехотя отвечает Очако. Она почти кожей чувствует чужое разочарование, но уже через секунду глаза Кацуки распахиваются, а он сам танком прёт на девушку. — Ты сейчас вскарабкаешься мне на спину и облегчишь каждого из нас на две трети, ясно? — он не ждёт ответа, просто разворачивается к ней спиной становится на одно колено, и вся его поза выражает готовность. Очако переминается с ноги на ногу, но решает, что он прав и это хороший вариант, поэтому сначала облегчает себя, и только потом залезает на спину Кацуки. Тот поднимается вместе с ней, отпускает руки, отчего Очако напоминает сама себе коалу. Кацуки уже легче на две трети своего веса, но он ждёт, когда хватка напарницы станет мёртвой. Очако благодарит всех богов, что несмотря на крепкое телосложение, Кацуки сравнительно тонкий в поясе, и его удобно обвивать ногами. — Не задуши меня, иначе грохнемся оба, — предупреждает Кацуки, прежде чем шагнуть на перила, а затем оттолкнуться от них и неожиданно высоко подпрыгнуть. У Очако глаза огромные, она раньше такого не практиковала, но сейчас живая ракета по имени Бакуго Кацуки буквально устраивает ей показательное выступление, как надо двигаться в воздухе. Они лавируют между зданий, пускай пока криво, но тем не менее удачно попадая в повороты, иногда крича друг другу, что надо делать. У Очако сердце колотится от азарта, глаза слезятся от ветра и гудят ноги от напряжения. Приземлившись на крышу одной из высоток, Кацуки спокойно ждёт, пока Очако сползёт с его спины (в этот раз он не присаживается, а она сама ещё пока не наловчилась грациозно спрыгивать). — Надо на твоём костюме продумать броню на спине и, возможно, крепления, иначе ёбнешься, если как обычно рот раззявишь, — рассуждает Кацуки, но на его лице блуждает почти сумасшедшая улыбка — он видит потенциал в их тандеме, он понимает, что есть смысл работать вместе — Очако готова плясать победный танец, но вместо этого уходит блевать в дальний угол. Слишком долго причуда была активирована. Её выворачивает не едой, а желчью, потому что желудок пустой, и от этого только хуже. Кислый привкус на языке заставляет морщится, а шаги за спиной заставляют сжаться. — Не смотри, Бакуго-кун, тебе будет противно, — слабым голосом предупреждает она, но кто её будет слушать. — Ты снова проебалась с едой? Совсем с катушек съехала? — он не кричит, но угрозы от него меньше не исходит. Вот только Очако не намерена вот так просто выслушивать претензии, когда в них есть огромная такая логическая дыра. — Если бы ты так не спешил сюда, то я бы успела и пообедать, и переварить, и даже весь полигон полностью облететь! — хрипит она возмущенно, щуря глаза, глядя на него. В самом деле, это нечестно, что она без обеда по чужой прихоти осталась. — Вот только не надо делать меня виноватым, блять! — всё же взрывается Кацуки, попутно пиная какой-то камушек. Между ними повисает тишина, во время которой они обмениваются злыми взглядами. — Обблевала тут всё, буэ, — фыркает Кацуки, а затем тащит Очако за руку к бортику крыши. — У меня вода есть — прополощешься, иначе мы больше никуда не полетим, а будем падать, как сейчас. — Как сейчас?.. — Очако не успевает закончить вопрос, потому что вот они уже оба несутся вниз в свободном полёте, и земля приближается всё быстрее и быстрее. Кацуки крепко держит её за руку, не позволяя отделиться, а у неё самой сердце где-то в глотке колотится. За пару метров до земли она активирует причуду на них обоих, а как только они замирают в пространстве, отменяет, позволяя им нормально приземлиться. Но если Кацуки приземляется на ноги, то Очако камнем валится вперёд, ощущая новый приступ тошноты. Но её мысли заняты не этим. — Ты не обжёг мне руку, — она смотрит на своё запястье, пока тяжело падает назад, принимая позу по-турецки. — Зато ты расхерачила колени, — хмыкает Кацуки, но когда на него смотрят сияющими глазами, то всё его осознание выражается в коротком «о». — Считаю, это прогресс! А теперь, Бакуго-сан, поделитесь со мной водой, пока я ещё могу пить! — весело вещает Очако, игнорируя чужие ругательства. В свой первый тренировочный день они пашут до темноты, и Очако не очень помнит, каким образом она умудрилась дойти до общежития, ни разу не врезавшись в Кацуки.