Теория

Утро начинается не с кофе и даже не с будильника. В случае с Очако всё намного громче и страшнее: на следующий день после совместной тренировки ей едва не вынесли дверь за полчаса до того, как она привыкла вставать. Ну, официальная версия — к ней постучали, но, на самом деле, едва не разнесли дверь в щепки. — Собирай свои манатки и иди жрать, — Очако не находит в себе сил, чтобы даже испуганно посмотреть на напарника, потому что вообще чудо, что она скатилась с кровати сегодня — даже при всей своей физической подготовке, ей было ох как непросто выдержать запал Кацуки. — И да, чтоб на полигоне в половину пятого была, понятно? Очако слабо кивает, после чего зевает от всей души, игнорируя обалдевшего от такой наглости парня. Но ей настолько всё равно, что она даже забывает смутиться своему внешнему виду, потому что вместо пижамы у неё огромная потасканная футболка с космосом, купленная ещё в средней школе на распродаже. — На собрание не опоздай, дурында, — шипит Кацуки, прежде чем затолкать девушку обратно в её комнату и закрыть за собой дверь. И вот как раз-таки его последние слова приводят её в чувства: на собрании нужно быть в обязательном порядке, потому что будут представители агентств и… — Какой кошмар! — вскрикивает Очако, вылетая из спальной футболки. Одевается на предельной скорости, параллельно умудряется поныть, потому что конечности готовы отвалиться от любого резкого движения, причёсывается, сгребает со стола зубную щётку и убегает в общую уборную — нужно умыться и привести себя в порядок. На первый этаж она прибегает с таким запасом, что может позволить себе заново что-то приготовить, но у неё дрожат колени и плохо слушаются руки, потому что крепатура после вчерашней нагрузки не так легко поддаётся контролю. Очако выпрямляется и с гордо задранным носом шагает к холодильнику за салатом и онигири с тунцом, которые она по счастливой случайности вчера не съела. Жуёт медленно, зависает на пару минут, и когда жевать уже нечего, спокойно выходит из общежития. Конечно, стоит подождать Мину или хотя бы узнать где Цую, но у Очако настроение идти вперёд, пока ноги вообще ещё ходят. Когда она входит в главный зал, то, несмотря на ранний час, там уже полным-полно студентов академии, из-за чего помещение походит на потревоженный улей. Очако напрягает глаза, намереваясь отыскать яркие макушки своих друзей, но до Мины она дойти не сможет в силу того, что она стоит в другой части зала, да ещё и в окружении девочек из параллели (и мест, соответственно, рядом нет, а скоро начало), Тенья и Момо выслушивают наставления от Айзавы-сенсея, а Изуку и Цую она просто не находит взглядом. Очако поднимается на самый верх амфитеатра в поисках свободного места и почти с наслаждением обнаруживает, что последний ряд пустой в правом крыле, а значит не надо будет переживать, что кто-то толкнет локтем или будет отвлекать, а может даже и… — Соизволила вовремя притащиться? — Кацуки падает возле неё, и до Очако доходит, что она сама себя загнала в ловушку, усевшись возле стены. Конечно, возле прохода ей бы тоже сидеть не дали, но у неё хотя бы был шанс пересесть. Очако дует губы и подмечает, что ряд заполняется, вот только до них с Кацуки держат некоторое расстояние, не желая нарываться на самую буйную голову потока. — Утречка, Бакуго-кун, — фыркает Очако, стараясь принять позу поудобнее — мышцы всё так же ноют, да и ногу на ногу не закинешь, как она обычно делала. — Ты хорошо выспался? — сахарная улыбочка, в ответ на которую она получает сощуренный взгляд алых глаз. — Что? Но обстоятельства явно против того, чтобы ей ответили словами, потому что на сцене появляется директор, прокашливается и начинает свою вдохновляющую речь об упорном труде и гордости за своих студентов. В зале стоит относительная тишина, и лишь изредка кто-то едва слышно переговаривается между собой или зевает. — Ты вспомнила, что таскать в жару ещё пару панталон не резон? — Кацуки смотрит на её колени, которые в кои-то веки и правда не скрыты ничем. Очако краснеет, потому что попросту забыла надеть колготки, в которых ей было море по колено и стесняться не надо было ни высоких прыжков, ни забегов по школе — такие они плотные. — Пиздец твоим коленям, — так же тихо говорит он, и Очако молча укладывает подбородок на сцепленные в замок руки, глядя вперёд. Не будет же она рассказывать, что именно благодаря ему она вчера несколько раз коленями по асфальту, по гравию и бетону проехалась, в зависимости от места приземления — он и так всё знает. И по идее, диалог завершён, но Очако совсем не ожидает, что на её колено опустится горячая ладонь и чуть сожмёт поврежденный участок. Это почти пугает, и у девушки пропадает дыхание, когда до неё доходит, насколько это вообще-то интимный жест. — Ты так и не дошла до Исцеляющей девочки, да? — почти в самое ухо шепчет ей Кацуки, и она готова поклясться, что и сердце её подводит. Широкая шершавая ладонь ползёт очень медленно вверх, прощупывая плоть, изредка заставляя Очако шипеть, когда нажимают на синяки и небольшие гематомы. И по-хорошему надо стукнуть Кацуки по руке, сказать, чтобы прекратил, но она замирает испуганным кроликом, осознавая, что любое резкое движение приведёт к привлечению внимания, и тогда придётся объяснять, почему Очако такая красная, а Бакуго Кацуки вжал её в стенку в самом дальнем углу зала. Действительно, чем они там могут заниматься? Их даже слушать не стали бы. — Блядские наколенники сегодня не забудь, — снова шепчет Кацуки, и его рука замирает где-то у неё под юбкой, словно анализирует полученные данные. — Кости целы, да только ты один сплошной синяк. — Бакуго-кун, — зовёт почти жалобно Очако. Она знает, что сбоку её почти не видно, знает, что на них в принципе никто пока не смотрит, но вся эта ситуация просто выбивает её из колеи, и она сама не знает, чего хочет: то ли продолжения, то ли прекращения. Очако неловко ёрзает. — Чё? — он едва не дёргается в сторону от её шепота, но чудом этого избегает. — Твоя рука, — «замерла в трёх сантиметрах от моего белья» хочет продолжить Очако, но язык у неё не поворачивается. Она даже не может отшутиться. — Что ты делаешь? Кацуки издевательски медленно переводит взгляд на собственную руку, которая благополучно скрылась под юбкой, а затем происходит то, чего Очако в своё время хотела очень-очень увидеть: Бакуго Кацуки краснеет как маков цвет до корней волос и убирает руку, глядя куда-то вперёд. — Без твоих панталон палевно, что ты идиотина неуклюжая, — отмахивается он, но с места не двигается — как сидел рядом с ней, так и продолжает, слегка касаясь её бедра своим. Очако нервно улыбается в ответ, принимая этот ответ за подходящую для неё сейчас действительность: помирать от тахикардии (пусть это и невозможно) не очень-то по-геройски.