Теория

Вы когда-нибудь видели, чтобы Бакуго Кацуки боялся? Или выглядел испуганным? Или с ужасом смотрел на кого-либо? Вот и Очако никогда не видела, пока не стала причиной этих эмоций. У неё заложено ухо и немного ноет скула, потому что при отдаче прилетело чужой кистью. И всё не так плохо, как Кацуки, который тут же с неё скатился и убрал руки подальше. У изголовья кровати в матрасе огромная дырень, включая каркас под ним и, кажется, даже ламинат потемнел от жара — Очако остаётся только присвистнуть, когда заглядывает в отверстие. — За нанесённый ущерб сам платить будешь, — ляпает она, не отвлекаясь от разглядывания подорванного участка. Ей нужно ещё с секунды три, чтобы осознать, что только что могло произойти. Она поднимает медленно голову и смотрит на Кацуки, полностью отзеркаливая эмоцию страха и непонимания. — Бакуго-кун часто взрывается во сне? — едва шевеля непослушным языком спрашивает Очако. Она видит, насколько он напряжён, как сжимает руки в кулаки и отползает от неё подальше. — Я контролирую залпы, — хрипло отвечает Кацуки, замирая. — Но иногда, если во снах появляется какой-нибудь грёбанный противник, то я могу и пальнуть в холостую, если меня тронуть. — Прости, — шелестит Очако, обнимая себя за коленки. — Но ты так спокойно спал… — Завались, Урарака, — устало потирая переносицу, перебивает Кацуки. — Я тебе, блять, чуть башку не снёс, а ты тут извинениями разбрасываешься, — совсем тихо говорит он. Стискивает челюсти, дышит неспокойно и внимательно осматривает лицо Очако. — Что я тебе сделал? Есть ранения? — Ухо заложило, — про скулу упоминать и не приходится: алеющая кожа сама за себя говорит. — Если в течение суток не пройдёт, то надо обратиться к медикам, — с долей облегчения поясняет Кацуки, проведя ладонями по лицу. — А я, блять, предупреждал, чтоб ты со мной не связывалась — Киришима такими залпами по роже получает и хоть бы что. — Киришима-кун не спит с тобой в обнимку, — поджимает губы Очако, глядя в сторону. Ей хочется опровергнуть его слова, заставить думать иначе, но, увы, в его словах есть смысл. — И ты спать не будешь — съёбывай на мою кровать. Что с твоей делать я потом разберусь, — безапелляционно говорит Кацуки, одним только взглядом выгоняя её. Очако без особого желания переползает в холодную постель, попутно закутываясь в своё одеяло и утыкается носом в чужую подушку, чтобы снова нырнуть в сладкий запах, который оставляет после себя Кацуки. *** Их патрулирование начинается в пять вечера и должно длиться до полуночи — на следующий день им в офисе надо быть с самого утра, чтобы помочь с бумажной волокитой. Не то чтобы эта рутина кого-то из них привлекала, но чисто морально она была необходима — относительное спокойствие полезно для баланса их нервной системы. Хотя, если совсем честно, Очако думает, что они офис подорвут, и их командная работа в этом плане будет на высшем уровне: Очако терпеть не может работать с документами, а у Кацуки не хватит терпения, если заставят что-то переделывать. Проще пережить ещё одну схватку со злодеями. — Я уже и не надеялась, что нам скажут надеть наши геройские костюмы, — Очако держит руки за спиной и вышагивает рядом с Кацуки, будто так и надо. — У нас столько спецмиссий было, что в них просто не было смысла. Кацуки угрюмо молчит, шагая рядом с ней. От его молчания не по себе, и Очако даже согласна услышать от него грубую реплику, только бы не молчал — она слишком хорошо знает, что это — лишь затишье перед бурей, если сама буря уже не бушует у Кацуки внутри. — Я пойду к главному проспекту, — снова пробует Очако, когда до перекрёстка им остаётся всего с десяток метров. — Будь на связи, пожалуйста, — ей кивают, и на большее рассчитывать не приходится. У Очако есть пару вопросов, которые ей очень хочется задать, как только выпадет шанс. Они крутятся на кончике её языка, неприятно покалывая, но она предпочитает помалкивать до более спокойных времён. Она поправляет шлем и шагает по тротуару, иногда улыбаясь детям и желая хорошего дня кому-то из прохожих, кто умудрился её узнать. Её маршрут петляет от главной дороги до закоулков, и за первый час патрулирования Очако может похвастаться только тем, что разняла двух третьеклассников, которые повздорили из-за глупости. Негусто, конечно, но уже не по нулям. По дороге она отправляет пару голосовых сообщений друзьям, но в этот раз ей отвечает только Тенья, у которого выходной, но Очако жаль его дёргать по пустякам — уж слишком сладко он зевает во время ответного сообщения, пусть и извиняется за это несколько раз, мол, он всё равно весь внимание. Очако отправляет его отдохнуть и старается не терять бдительности — она всё дальше уходит от оживлённых улиц, магазинчиков вокруг всё меньше, за исключением комбини, которые стабильнее даже преданности Изуку Всемогущему. А потом обратно к шуму и гаму, и так несколько раз. Около семи вечера Очако решает связаться с Кацуки хотя бы на всякий случай, чтоб не тревожиться по чём зря. Она включает микрофон и после слабого шипения приветливо зовёт: — Бакуго-кун? — поворот за угол и возвращение к исходной точке (всё же для патрулирования у них небольшой район, чтобы сразу по возможности прийти друг другу на помощь. Странно только, что они ещё ни разу не пересеклись, хотя Очако тут круги наворачивает. — Бакуго-кун, ты как? Вместо ответа до неё доносится невнятное мычание, а потом рык, который холодит кожу: Кацуки явно с кем-то столкнулся. И, словно в подтверждение этой догадки неподалёку слышно взрыв. Недостаточно мощный, чтобы разрушить здание, но достаточно громкий, чтобы сориентировать Очако куда бежать, потому что Кацуки не должен быть в одиночку, иначе какой смысл в их парной стажировке? Очако облегчает себя наполовину и бежит к источнику шума, петляя между людей, иногда даже перепрыгивая некоторых. Толпу успокаивают несколько про-героев, и Очако рада, что её совесть не заклюёт её потом, что она свой долг прохалтурила. Ещё один залп раздаётся в помещении небольшого кафе-мороженого, отчего все стёкла трещат, но всё ещё нет явных признаков разрушений — Кацуки старается не уничтожить чужой бизнес. Очако впопыхах сообщает агентству, где произошло нападение, шлёт координаты вдогонку, а потом и полиции, чтобы обеспечить себе хороший тыл. И когда Очако готова войти в уже опустевшее кафе, где происходит потасовка, через витрину, спиной вперёд, вылетает Кацуки. Дождь из осколков стекла заставляет отскочить в сторону и спрятаться, чтобы исчезнуть из поля зрения противника. — Сколько? — кричит Очако, лишая веса рядом стоящие столики: те взмывают вверх и служат надёжным прикрытием на первых порах. — Двое! Кацуки сплёвывает кровь и снова вскакивает в помещение. Внутри слышно крики, маты, грохот стоит несусветный. Очако ныряет следом и пригибается ниже к полу, сторонясь сражающихся. Она подмечает Дикобраза — злодея, про которого им ещё в первый день рассказывали, чьи волосы превращаются в сенбоны и летят по приказу хозяина в противника (Очако от всей души желает ему облысеть). Второго она мельком видела на том благотворительном приёме, но, видимо, ему удалось сбежать от полиции — внешность неприметная, совсем серая. Но что за причуда… Очако крадётся за спины сражающихся, рассчитывая устроить «хоумран комету», которую когда-то на первом курсе ещё придумала. Главное, поднять в воздух побольше обломков, а потом можно и тот кусок колонны взять и вжахнуть по злодеям! План почти удаётся, и когда для атаки остаётся только замахнуться, дым и пыль оседают, и её замечают. — Там Уравити! — кричит Дикобраз и тут же направляет на неё свои волосы-иглы. Очако морщится, но не мешкает, одной подачей отправляет в него обломки, а потом ещё и колонну швыряет так, чтобы над головой злодея пролетела, и возвращает ей вес аккурат, чтобы злодея колонной этой и вырубить. Увы, Дикобраз в своём мешковатом джинсовом комбинезоне неожиданно ловкий в движениях и от большей части обломков и колонны уворачивается. Очако не теряет времени и выбегает наружу, всё время нервно оглядываясь, чтобы в спину ей сенбон не швырнули. Она видит перед собой Кацуки, который направляет на неё раскрытую ладонь, и в первую секунду Очако кажется, что он собрался по ней палить, да вот только он с яростью смотрит ей за спину, отчего тело на автомате сгибается почти пополам, чтобы не мешать маневру напарника. Новый залп проносится над ней, в этот раз снося остатки витрины и кусок стены. На какое-то время воцаряется тишина, и Кацуки тащит Очако за мусорные контейнеры, стоящие вдоль дороги — прикрытие так себе, но для первой реакции достаточно. — Почему ты сразу не позвал меня? — шепчет надтреснуто Очако, потому что пыль горло дерёт и кашель наружу просится. — Сам справился бы, если тот второй обмудок со своей причудой не объявился, — недовольно шипит Кацуки в ответ. Договорить он не успевает: в них летят сенбоны целым цунами, прошивая железные стенки контейнера насквозь. Очако шарахается на проезжую часть, благо, пустую из-за взрывов, и краем глаза замечает движение перед кафе. — Отмена! — кричит она, и столы со стульями сыпятся с неба прямиком на Дикобраза. И этот отвлекающий манёвр срабатывает на «ура»: среди волны ударов, один из стульев удачно попадает ножкой где-то у шеи злодея и вырубает его. — Где второй? — Очако чувствует, как по щеке течёт кровь, потому что не все иглы пролетели мимо, да и шлем треснул с правой стороны, спасибо, что глаза сберёг. — И что у него за причуда? — Этот ублюдок — херов дым, уплотняться может и бить на расстоянии. А может, ещё и ядовитый, я не шарю, — Кацуки вытаскивает несколько игл из своего плеча и морщится. — Куда он пропал — тоже не в курсе. Как и не в курсе их целей. Они молча выковыривают из тела Кацуки оставшиеся сенбоны, чтобы не мешались, и просто чудо, что они ничего не повредили из нервов, а оставшиеся после них ранки быстро перестают кровоточить, и это большая удача. Но Очако всё равно рассматривает тонкие кровавые линии, засохшие паутиной на чужих руках и, наверное, на спине. — Почему второй злодей сбежал? — спрашивает Очако, когда наряд полиции забирает Дикобраза. Им сейчас надо давать показания, снова связываться с агентством. У них от силы есть пара минут спокойствия. — Он же мог нас добить с такой причудой. — Выносливость паршивая, по ходу, — Кацуки шипит, когда один из медиков пытается обработать его раны, но он только отталкивает и смотрит куда-то вверх. — Урарака, а ну-ка иди сюда — щас здание ловить будем. — Чт… — Сюда, блять! — Очако, не ожидавшая крика, подскакивает к нему в долю секунды. — На спину и облегчай! — она послушно выполняет приказания, и вот они уже торпедой несутся вверх, преодолевая не один десяток метров. И Очако наконец понимает, почему Кацуки спешил, пусть и глаза слезятся от скорости: здание, в котором было несчастное кафе-мороженое, начинает расползаться на две части, словно кто катаной рубанул, но только в виде взрывчатки. И ведь во время стычки и не услышали ничего толком, а может и тот парень-дым чего натворил, стены несущие посносил, например. Очако касается стены здания, заставляя его прекратить съезжать в сторону. Резкий приступ тошноты почти душит её. Пальцы сильнее вцепляются в плечи Кацуки, чудом не вскрывая только-только затянувшиеся проколы. Вес здания за пределами привычного ей лимита. — Бакуго-кун, надо проверить, есть ли люди в здании, эвакуировать… — натужно говорит она, сильнее прижимаясь к спине напарника, чтобы сохранить сознание. — Мы сейчас отпихаем этот кусок дома на футбольное поле — оно в квартале отсюда, и ты херню эту завалишь на газон, — Кацуки толкает одну из стен, и четыре этажа плавно трогаются с места. — Урарака, если ты помрёшь, то я на лбу тебе хуй нарисую. — Неа, — слабо улыбается Очако. — Тогда выставь свою блядскую руку вперёд и держи стенку, — бурчит Кацуки, и когда его снова слушаются, пускает залпы из двух рук сразу. Где-то внизу раздаются испуганные крики, возможно кто-то даже снимает на камеру — Очако не слышит ничего, кроме своего тяжелого сердцебиения. Они двигаются на предельной скорости, которую можно позволить в их положении, лавируя среди домов, проносясь над главной дорогой. Когда Очако видит спасительный газон, она готова плакать — в какой-то момент даже смерть не выглядит так страшно, как то давление, которое испытывает её тело. Они останавливаются где-то посредине, чтобы избежать больших разрушений, и Очако опускает здание, постепенно возвращая вес. Когда то приземляется с небольшим облачком пыли, то себя впору и похвалить за ювелирную работу, да вот только глаза готовы закатиться, а желудок самостоятельно пробить себе путь наружу. — Блюй давай — я здание проверю, — Кацуки аккуратно снимает с себя уже серую Очако и опускает на траву. — Будет совсем херово — медики неподалёку, дашь сигнал, — и уходит. И Очако действительно выворачивает, что слёзы градом по щекам, дыхание сбитое и спазмы, заставляющие всё тело сжиматься до состояния атома. Головокружение дело только усугубляет. Ослабевшая и дезориентированная, Очако отползает от лужи рвоты, делает пару глубоких вдохов-выдохов и с трудом поднимается на ноги. Она слышит приближение сирен, но оставить Кацуки одного не может. — Бакуго-кун? — она пытается связаться через наушник, чтобы в случае чего не мешать, потому что уж больно слаба. — Всё в порядке? — Не поверишь, но все придурки слиняли раньше, — почти сразу отвечают ей. Очако облегченно выдыхает и хочет присесть на траву, но её хватают за горло, не давая и шагу ступить. — Что вы всё мешаете, а? Я так деньжат не заработаю, — Очако жмурится, осознавая, кто за её спиной. Она помнит, что Кацуки говорил за уплотнение, и не хочет ждать, пока ей шею сломают. Она цепляется на чужую руку, но она развеивается под пальцами, и теперь её ладони плотно прижаты друг к другу. — Уравити, ты серьёзно думаешь, что я попадусь на те же уловки, что и остальные? — Ни в коем случае, — поддельно милым голоском лепечет Очако, но даже не закончив предложение бьёт затылком по чужому носу. Эффект неожиданности срабатывает судя по хрусту, позволяя ей ударить локтем под дых и развернуться лицом к противнику. Главное, коснуться его, главное, продержаться те считанные минуты до прихода про-героев. У Очако перед глазами всё размыто, ноги и руки дрожат, но вот лицо держит упрямый оскал. — Бакуго-кун, сюда, — вполголоса говорит она, уходя вниз от тёмно-серого дыма, который должен был её поймать и, наверное, своей хваткой все кости переломать. — Уже здесь, — рычит Кацуки откуда-то справа и палит взрывом тех масштабов, которым мог бы и здание снести к чертям. Такой мощи не ожидает никто, включая Очако, перед носом которой огненная стена. И весь дым резко исчезает, когда залп прекращается, и метрах в пятидесяти она видит валяющегося противника, от которого по иронии идёт дым. — Ты его убил? — с долей безразличия спрашивает Очако, которой стоит огромных усилий устоять на ногах. — Зачем? — Да заебал он меня, — невесело фыркает Кацуки, подхватывая Очако за локоть. — И не помер он, при его-то причуде. Пошли. Очако заторможено кивает и идёт следом, изо всех сил концентрируясь на широкой горячей ладони на своём локте. Они почти доходят до машины скорой, пока про-герои снова вырубают очнувшегося злодея. Сил нет никаких, но они всё равно появляются, когда Кацуки вдруг путается в собственных ногах и падает вперёд, как подкошенный. Очако едва успевает его поймать и аккуратно осесть со своей ношей на землю. — Помогите, помогите! Кто-нибудь! — шепчет она, едва разлепляя губы. Крик умирает ещё в горле.