Последние из Кредо

― Саймон. Он ведь напомнил тебе тоже. О нашем разговоре. Галина пошла чуть медленней, но словно помогая себе руками, она стала отставлять локти чуть шире, как будто готовясь к самому тяжёлому из своих ударов. Так она себя вела от напряжения. Например, когда рассказывала, как подралась с мальчишкой, дразнившим сестру. «Дуня-дура» ― остервенелый удар. «Дуня-дура!» ― хрясь ступнёй по пальцу, хрясь! В воображении Шарлотты маленькая девочка непременно имела тёмное платьице и клок кудрявых вырванных вихр, что держала в руке. — Я ведь не могу себе врать. Могу держать, если ты хочешь, но ты же знаешь, я не выношу лгать. Особенно тебе. Или ты хочешь, чтобы я была как Саймон перед Софией? А ведь она так ничего и не узнала. Или не хотела знать. Может, и ты не хочешь? Хотя сейчас она Галину нарочно не злила. Как раз наоборот ― пыталась смягчить, напомнить о том, что они живые люди и вправе на... Хоть на что-нибудь. ― Я уже говорила, ― резко обернулась «подруга», — Любовь делает нас слабыми. Тебе нужно быть сильнее, особенно когда меня не бывает рядом. Чёрт возьми, какая она ей подруга! Ей просто нужно признать за собой право стереть эту грань. И всё. Уже два года они обе знают, что Коди нет, из старожил Братства их никто не осудит за сильную привязанность, да и никому оно и не нужно ― все хотят просто выживать и выживают теми или иными путями. А Шарлотта слушала все возражения, думая, как сильно же Галина отпирается даже просто от факта случайного секса. Как будто пару раз они уподобились каннибалам и сожрали тамплиеров непременно живьём, честное слово. Глупее и не придумаешь, конечно. Это она наслушалась сплетен из карантинных зон, а уж про одних F.E.D.R.A. их ходило немало. ― Это было с Шоном, ― сминая до скрипа ремни на респираторе, поправила её Шарлотта. ― А я же вижу, как со мной тебе гораздо легче. Разве не этого ты хотела: хоть немного отвлечься, когда тебе было плохо из-за Коди? В ответ она услышала лишь фырканье. Из кармана светлой толстовки мелькнула загорелая рука - Галина поправила лямку на рюкзаке. ― Если так и будешь болтать, тебе понадобится ещё больше воды ― от криков у тебя первой пересохнет горло. Шарлотта обогнала Галину, затягивая потуже выцветшую сиреневую бандану: ― И это твой ответ? С чего это ты увиливаешь от вопроса? Галина раздражённо повела плечом: ― Потому что ты явно хочешь иных слов. А мне просто хочется не выяснять столько вещей разом. Особенно после Саймона. И да, мне было плохо из-за Коди. Шарлотта пошла быстрей: ― Хорошо, это сложно. И больно, больно было нам обеим, а тебе досталось ещё больше потерь. Но ты сама говорила, что влюблялась. А с момента нашего знакомства ты всё время ведёшь себя так, будто не знаешь, что такое влюблённость. Да и влечение тоже. Как будто не говорила мне про Шона. Или уже ничего про него не помнишь. Галина сжала руки на лямках рюкзака. Сильно. Так можно и порвать, она умела. Но вышло без резкости. Что-то всё же случилось: словно её гнев растопил что-то старое, замёрзшее в ней. И наружу хлынули самые откровенные слова, которым Шарлотта внимала сильнее, чем самому тайному откровению: ― Я помню про Шона. Помню, как безбрежно хотела его себе, как скучала, как изнывала. А потом оказалось, что это было зря. Меня тошнит от мысли, как сильно я на нём помешалась. Я помню, как Кристиан был готов на всё и каково переживать предательство ― мы почти умерли, кабы не Конс, когда я легла в симуляцию. Мне противно, насколько похожей на него оказалась я, хотя предал нас именно он. Неужели ты хочешь именно этого для меня, Шар? Шарлотта зашагала рядом, настолько, чтобы смотреть ей в лицо, чтобы она видела её изучающие из-под козырька кепки глаза: ― Нет, ― сделав паузу, она продолжила: — Нет, я не хочу для тебя такого. И никогда бы не захотела. Просто это отрицание мне порядком надоело, я хочу, чтобы мы доверяли и могли довериться. Это не зависимость. Ты остаёшься той же, кем и была. Галина молчала, словно пытаясь растворить все свои возможные ответы в свисте ветра и шорохе песка. А потом ответила: ― Я не люблю лишнюю жалость. А это она и есть. Оставь излишнюю заботу, нам сейчас не до того. Шарлотте захотелось схватить её за руку, остановить, смотреть, встряхнуть, обнять ― да хоть что-нибудь, чтобы Галина так внезапно не закрывалась от неё, как будто они едва знакомы. Естественно, это бы не помогло. Но Шарлотта не хотела молчать: — Ты порой путаешь мою жалость с тем, как не хочешь быть уязвимой там, где я доказала, что не предам и ни за что не подведу. Галина сдержанно вздохнула: — Но это всё равно не делает таким обыденным то, что происходит между нами. Я бы ни за что не поверила при встрече, что между нами может быть что-то сильное. Даже то, что мы стали подругами, оказалось внезапным. Сложно подпускать кого-нибудь к себе, даже если ты защищаешь их ценой своей жизни и крови, рискуя всем. Вдалеке, возле подобия дамбы, ограждавшей остатки не то водопровода, не то канализации мелькнул рекламный щит. Как помнила Шарлотта, изображённые на нём банки были нужны чаще для чистящих средств. Логотип «Абстерго» был отпечатан на обеих огромных металлических опорах, третья была отмечена лишь грядой перекладин-лесенок. Весьма неплохо для потайного входа. ― Так может, ты признаешь хотя бы то, что между нами есть?.. Вдалеке, возле остатков не то заправки, не то закусочной мелькнула тень. Тень двигалась замедленно, дёргалась, точно озираясь. Три видимых орлиным зрением алых тени бродили чуть поодаль, почти так же дёргаясь с каждым их шагом, и Шарлотта замолчала, держа наготове лук. Они подходили к бункеру.