***
Как-то незаметно подкралась осень, и первое число сентября замаячило перед группой нежданно-негаданно, напоминая об одном очень важном и особенном дне – рождении их младшенького. В Корее, да и вообще среди самих парней, не принято дарить подарки, поэтому они все ограничились небольшим шоколадным тортом с забавными фигурками супермэна и дэдпула сверху, который им, конечно же, не дадут съесть. Да даже кусочка не дадут попробовать, если уж на чистоту. Так и происходит: перед концертом они снимают видео для очередной бомбочки, где делают Чонгуку сюрприз, предварительно заманив в тёмную комнату, а затем, включая свет, выпрыгивают из разных сторон с радостными криками «С днём рождения!». Получается очень мило и забавно, и реакцию макнэ хорошо улавливают на камеру. Он смущается сначала от такой неожиданности, но затем расцветает, широко и счастливо улыбаясь, принимая тёплые объятья своих одногруппников. Затем Тэхён с Чимином преподносят ему торт, чтобы тот задул свечки, и на этом видео заканчивается. Торт у них тут же забирают, так как такое количество сладкого им будет разрешено разве что в следующей жизни, и большинство операторов выходят из комнаты, оставляя самих парней, что теперь могут искренне поздравить Чонгука без тыкающих в лицо камер. — Нашему Чонгук-и уже двадцать два, поверить не могу, — вытирает притворную слезу Сокджин, начиная лезть к младшему с сюсюканьями, отчего получает довольно ощутимый шлепок по плечу. — Ауч! А ведь, когда только присоединился, пешком под стол ходил, а теперь гляньте: ходит тут, важничает, бьёт хёнов ни за что, — теперь уже вполне реально возмущается старший из них, но взгляд остаётся всё таким же тёплым. — Предлагаю сегодня по такому поводу отметить в номере. Я угощаю, — в своей излюбленной чуть ленивой манере протягивает Юнги, заслуживая улюлюканья парней на такое заявление. — Да, да, пойдёмте уже, скоро выходить, — он первый встаёт со своего места и, скупо обняв Чонгука ещё раз и повторно поздравив его, выходит из комнаты. Намджун, Хосок и Джин вскоре следуют его примеру, тиская младшего и упрашивая не расплакаться на сцене, когда восемьдесят тысяч фанатов будут петь ему поздравительную песню. Макнэ отмахивается, мол, пф, кто тут вообще плачет? Однако ничего не обещает, потому что понимает, что этот раз наверняка не станет исключением. И видя такую захватывающую дух картину, слыша столько тысяч человек, поющих и скандирующих его имя в унисон, он явно растрогается. Но ему совсем не стыдно проявлять эмоции в такие моменты, ведь, в конце концов, он просто человек. В комнате остаются лишь Чимин, Тэ и Чонгук, и эти трое проводят ещё какое-то время здесь, поздравляя младшего и вспоминая все забавные случаи, связанные с днями рождения Чонгука прошлых лет. Эти трое ладят, как один слаженный механизм, и не ясно, то ли это из-за практически несуществующей разницы в возрасте, то ли из-за схожести характеров, то ли из-за того, что эти трое слеплены из одного теста. Возможно, всё и сразу. Когда заходит стафф и просит их поторопиться на макияж, парни нехотя встают с насиженных мест и потягиваются. — Ладно, мне ещё к Ли хёну надо зайти, он что-то попросил, — говорит Тэхён, щёлкая костяшками на левой руке. — Вас ждать? — Нет, мы сейчас уже подойдём, — отвечает Чонгук, не спеша выходить из комнаты, и взглядом останавливает блондина, который уже собрался выходить вслед за Кимом. Тэхён неопределённо улыбается, ещё раз обнимает младшего и целует его в волосы, и быстро машет Чимину, вылетая из комнаты и на ходу прося нун дать ему банан. Чонгук подходит к двери и, выглянув и убедившись, что рядом никого нет, закрывает её на замок, и звук от этого эхом разлетается по практически пустой комнате, заставляя Чимина взволнованно сглотнуть и облизать губы. Иногда совсем не знаешь, чего ожидать от младшего, и Чимин поражается всё новым открывающимся граням его характера, даже несмотря на то, что тот живёт с ними уже на протяжении более пяти лет. Чонгук не перестаёт его волновать. Когда он буквально подлетает к нему и стискивает в объятьях, Чимин не может сдержать удивлённого вздоха, неуверенно обнимая в ответ и поглаживая по волосам в привычном жесте. Макнэ держит его крепко, вжимается в тело так, будто слиться в одно пытается, а затем выдыхает куда-то в шею. — Спасибо за тот звонок, — бубнит брюнет, и Чимин сразу понимает, о чём он. Весь последний месяц он замечал тоску младшего по дому, по родителям и брату. И не удивительно: даже несмотря на то, что он с пятнадцати лет редко с ними видится, это не значит, что связь их ослабла или исчезла. У Чонгука замечательная, любящая семья, которая безумно им гордится и понимает, что сын не может навещать и звонить им так часто, как хотелось бы. А ведь в Пусане Чимин с Чонгуком не были уже около полугода, и в последний раз макнэ звонил домой где-то месяца четыре назад, ещё до всего этого сумасшествия с мировым туром и поездкой в США. Именно поэтому Чимин заранее созвонился с семьёй Чонгука и договорился устроить им видеозвонок в его день рождения. Поэтому сегодня с утра Чимин отвлекал весь стафф, чтобы Чонгук мог поговорить с родными хотя бы минут десять, вновь услышать родные голоса, которые напомнили бы ему, что его всегда ждут, поддерживают и любят. Чонгук сразу понял, чьих это рук дело, и к концу разговора его догадки подтвердились, когда мама тепло попросила присмотреть за Чимином, потому что «он такой заботливый для тебя хён, я рада, что он есть в твоей жизни». Этот коротенький разговор будто заново вдохнул жизнь в брюнета, который и правда, в последнее время места себе не находил, не понимая, в чём, собственно, причина. А вот Чимин сразу понял, в чём. Чонгук в который раз поражается чуткости парня и тому, как хорошо он их всех знает. Чимин улыбается ему в футболку, продолжая перебирать тёмные волосы пальцами, даря такой нужный покой и ощущение, что всё дальше будет хорошо. Чонгук отстраняется чуть смущенно, однако почти сразу же на его лице появляется озорная улыбка, а глаза даже в столь тусклом помещении счастливо блестят: — А где мой подарок? — интересуется он, склоняя голову на бок. Среди них не принято что-либо дарить, но Чимин с Чонгуком на это уже давно плюнули, обмениваясь подарками в столь важные дни. Они старались делать это тайно, чтобы другие мемберы не узнали и не обиделись ненароком, однако однажды чуть не спалились, когда в прямом эфире Намджун поднял этот вопрос. Пришлось импровизировать, но после того случая подозрительность одногруппников возросла, хоть они и ничего вслух не говорили. При них, по крайней мере. — Йа! — смеётся Чимин, хлопая младшего по руке. — С чего такой самоуверенный? Ничего я тебе не подготовил, — а сам улыбается до глаз-щёлочек. Чонгук подхватывает его смех, затем на лице остаётся хитрая ухмылочка: — А теперь серьёзно. Что ты мне подаришь? — и в тоне неподдельный интерес и ожидание. Он смотрит на Чимина, а в глазах целый Космос разверзается. Иногда сила его чувств к Чимину пугает его самого, и то, что он чувствует рядом с ним, не поддаётся никаким описаниям. Он никогда ещё не чувствовал таких сильных эмоций, даже когда стоял перед многотысячной толпой в свете прожекторов, даже когда получал престижные награды, даже когда удостаивался взглядов от красивых девушек. Блондин собирался подразнить его и дальше, но когда Чонгук смотрит на него такими вот двумя чёрными Галактиками, хочется быть проще и отвечать честно и искренне. Поэтому Чимин подходит к нему и берёт за запястья, несильно сжимая и заглядывая в глаза. — Сегодня вечером увидишь, — доверительно шепчет он ему в губы и тут же отстраняется, замечая знакомую появляющуюся дымку в глазах младшего. Не время и не место. Однако сам не удерживается и всё-таки чмокает такие соблазнительные розовые губы, тут же выбираясь из еле поймавшей его хватки рук, начиная хохотать. — Только никакого алкоголя, тебя придётся немного побыть водителем на сегодняшнюю ночь. Обещаю, тебе понравится, — он подмигивает заинтригованному Чонгуку и всё-таки позволяет тому украсть ещё один поцелуй, прежде чем, наконец, выйти из комнаты и начать готовиться к выступлению.***
Как и ожидалось, Чонгук расплакался на сцене. Хосок с Чимином хохотали, обнимая вставшего на колени в низком поклоне паренька, щипая его за щеки и причитая, какой же он, всё-таки, милашка. А затем Джин предложил в честь такого события, чтобы макнэ признался всем своим хёнам в любви, потому что они у него такие заботливые и хорошие; и зал поддержал эту идею оглушительными криками так, что Чону пришлось только горестно вздохнуть и подчиниться, убивая старшего взглядом, но улыбаясь толпе. — Сокджин-хён, саранхэ-э, — как можно более слащаво протягивает макнэ, делая жест пальцами и посылая его в сторону старшего, отчего тот в шутку хватается за грудь и падает на сцену. — Юнги-хён, саранхэ, — тут тон Чонгука становится чуть неловким, потому что Мин всё ещё остается для него авторитетной фигурой, и так дурачиться с ним, как с тем же Джином, он не осмеливается. Юнги закатывает глаза, но признание принимает, слегка улыбаясь, когда зал умилённо охает. Он делает жест, чтобы Чонгук продолжал и не останавливался на нём. — Хосок-хё-ё-ён! — кричит Чонгук, подлетая к восхищённому таким энтузиазмом парню, и сгибает одну руку в форме половины сердечка, намекая, чтобы тот закончил фигуру. Когда старший Чон смеётся и выполняет немую просьбу, макнэ заканчивает: — Саранхэ! — Хоби на это вновь начинает хохотать, налегая всем телом на младшего, вызывая у того ласковую улыбку. Он треплет хёна по волосам и, под шум толпы направляется прямиком к лидеру, который уже чуть пристыженно улыбается в свою ладонь, наклоняя голову вниз. Чонгук раздумывает, однако потом обходит хёна со спины и встаёт на носочки, таким образом становясь немного выше в росте. — Хён, — глубоким голосом говорит он в микрофон, и тот, не понимая, где стоит Чонгук, вертится, а потом замечает движение сверху и поднимает голову как раз вовремя, чтобы мелкий обхватил двумя руками его лицо и звучно чмокнул прямо в лоб так, что звук разлетается по всему стадиону. — Саранхэ. Зал, как и сами парни, взрываются смехом, и громче всех смеются Джин с Чимином, падая на пол и катаясь по нему, хватаясь за животы. Намджун тоже смущённо улыбается, умиляясь игривости младшего, и легонько хлопает того по груди. Сам Чонгук светится от радости, как новогодняя ёлка, получая свою дозу удовольствия от таких вот проделок. Тэхён всё ещё смеётся и хлопает младшего по плечу, удивлённо затихая, когда Чонгук вдруг берёт его за запястье и притягивает к себе. Фанаты разражаются криками так, как никогда ещё за этот вечер, лишь от этого простого взаимодействия, и одного пересечения взглядов хватает, чтобы младшие поняли, что делать. Ким тут же включает всю свою харизму, ластясь к макнэ и подходя непозволительно близко, влюблённо заглядывая тому в глаза и сладко улыбаясь. Не зря Тэхёна многие называют королём фансервиса, и ведь самое смешное: тому и стараться не надо, он по природе своей человек безумно тактильный, ему нравится дарить любовь и нежность небезразличным ему людям. Чонгук неловко делает шаг назад, отводя взгляд и выставляя вперёд одну руку так, что она упирается тому в грудь. Визги зала оглушают, и ему приходится зажмуриться на несколько секунд. — Тэхён-а, саранхэ, — тушуется он от напора друга, а потому его смущённое признание выходит вполне натуральным. Чонгук поднимает взгляд на Тэхёна и видит его умилённое лицо, после чего тот всех добивает, подаваясь вперёд и со скоростью света мазнув губами по щеке, тут же весело взвизгивая и убегая подальше от красного как рак макнэ. Парни на сцене картинно фукают и закрывают глаза, всё же не сдерживаясь от смеха, и зал просто взрывается. Чимин от всей этой ситуации забавляется больше всех, и из глаз у него уже чуть ли не слёзы текут, так сильно он смеётся. Живот болит, и смех выходит уже даже болезненным, а лицо горит так, что даже вентилятор на углу сцены не помогает. Чонгук смотрит на Чимина с противоположного угла, понимая, что остался только он. Отчего-то красоваться и разыгрывать представление не хочется, поэтому младший просто зовёт Чимина в микрофон, и, когда тот поворачивается к нему, раскрасневшийся, довольный, с сияющей улыбкой, Чонгук просто говорит. — С-саранхэ, — голос его подводит, и к концу он всё же дрожит, выдавая внутреннее волнение, поэтому брюнет откашливается и тут же отворачивается от Чимина, переводя взгляд на всё ещё посмеивающегося Сокджина. Умом-то Чонгук понимает, что это развлечения ради, но в груди всё сжимается от сказанных слов, а в ушах закладывает. Неправильно как-то говорить Чимину такое в сложившейся ситуации. Если брюнет и хочет когда-нибудь искренне, от самого сердца произнести эти слова, то вокруг должны быть только они одни. Никаких лишних глаз, свидетелей и криков. Никакого постороннего смеха. Куда уж там смеяться, когда на языке вертятся такие важные слова, которые, если уж честно, блекнут в сравнении с тем, что он на самом деле чувствует внутри. Ни одни слова этого мира не смогут в полной мере выразить всё то, что творится у него на душе. Всё, что он скажет, покажется сухим, пресным и просто не тем. Чонгук человек действий, а не слов, и все давно это знают. — Ну, доволен? — делано ворчит младший. — Вполне, — усмехается Джин, и дальше концерт идёт своим чередом.***
Естественно, на посиделках после концерта ни от кого не ускользает, что Чимин не притрагивается к алкоголю. Как бы, вообще. Ни глотка. А ведь выбора довольно много, Юнги решил не жадничать и прямо устроил раздолье. — Чимин-щи, с тобой всё нормально? — интересуется Сокджин, которому дико смотреть на картину того, как его вечный собутыльник отсиживается в стороне, будто принял какой-то обет. Чонгук, который и так не большой любитель выпить, со стаканом газировки поворачивается к блондину и шепчет на ухо: — Хей, ты можешь пить, всё равно же я за рулём, — на что Чимин улыбается и качает головой, придвигаясь к младшему ближе и обхватывая за пояс, прижимаясь носом к ткани толстовки. — Я не хочу, — отвечает Чимин всем собравшимся и продолжает почти что лежать на имениннике, благо никто такой картине уже не удивляется за столько-то лет. Разговоры и шутки возобновляются, пока парни отдыхают после очередного удачного концерта, и голоса мемберов убаюкивают Чимина, который уютно устроился на коленях Чонгука и из последних сил держит глаза приоткрытыми. Спустя полчаса парни даже и не думают сворачиваться, поэтому Чимин решает, что время им с Чонгуком выдвигаться, чтобы успеть в назначенное место без проблем и лишнего шума. — Ладно, парни, — встаёт со своего места блондин и довольно потягивается, набравшийся сил, пока дремал на коленях младшего. — У нас с Чонгук-и кое-какие планы, так что, с вашего позволения, я утаскиваю нашего драгоценного именинника на пару часов, — брюнет поднимается следом с такой готовностью и прытью, что чуть не сшибает столовые приборы, вызывая смешок Хоби. — Вы куда? — тут же интересуется Юнги одновременно с Намджуном: — Стафф предупредили? — Кое-куда и да, — поочерёдно отвечает Чимин, критически осматривая внешний вид именинника. — Погоди, это что, моя толстовка? — вдруг узнаёт он знакомую вещь цвета хаки с принтом. — Твоя? — округляет глаза на такое заявление Чонгук, поражаясь наглости и складывая руки на груди с самым возмущённым видом. — Это я изначально её купил в том секонд-хэнд магазинчике за углом… — Но я заприметил её первый, и надел первый тоже я! — аж топает ногой в негодовании блондин. — А заплатил-то я! — Мне припомнить, за сколько вещей, в которых ты сейчас ходишь, я платил? — прищуривается Чимин недобро, и они бы и дальше продолжили цапаться, если бы не громкий вздох Тэхёна. — Ребята, ребята, вы всё время ходите в вещах друг друга, и у вас до сих пор такие разговоры? — искренне удивляется Ким, который думал, что эти двое специально носят одежду друг друга. — Так куда вы намылились? — подаёт голос Хоби, заинтригованный, и встаёт с места. — С вами можно? — Нет! — в унисон говорят они, и Хосок тут же садится обратно с обиженным видом. — Прости, Хосок-хён, там уже всё зарезервировано, — выпячивает в извинении нижнюю губу блондин, беря именинника за запястье и ведя на выход. — Я бы вас всех взял, вы же знаете! — объясняется он, пока пять парней прожигают его взглядами. — Честно, вы же меня знаете, у меня нет любимчиков. Сокджин не выдерживает и хрюкает на эти слова, ничего абсурднее и смешнее за этот вечер не слыша. Нет любимчиков, говорит? Ну-ну. — Пошли давай быстрее, дуем к тебе, — цедит брюнету на ухо Чимин, и они делают виноватые моськи и быстро выскальзывают в коридор и идут в номер Чонгука и Юнги. — Прежде всего, тебе надо переодеться во что-нибудь более тёплое, либо давай возьмём с собой кофты, — Чимин думает о том, что к моменту, когда они приедут в его второе запланированное место, на улице похолодает. — Да, и толстовку мою всё же отдавай, я не шучу, — Чонгук цокает и открывает двери ключ-картой, на ходу снимая толстовку и оставаясь в простой чёрной футболке, подходя к шкафу и критически осматривая содержимое. Он довольно забирает вещицу и надевает на себя, улавливая естественный аромат младшего и вдыхая украдкой, чтобы тот не заметил. По телу проходит приятная волна мурашек, и он жмурится, впрочем, тут же откликаясь на зов брюнета: — В этом не холодно будет? — он держит на вешалке чёрный бомбер, и Чимин качает головой. — В самый раз. Красоваться всё равно не перед кем будет, — он заглядывает в заранее взятую маленькую сумку, проверяя, всё ли взял, и затем идёт на выход. — Пойдём. До первого назначения пройдёмся пешком, тут недалеко. — Погоди! — кричит Чонгук и подбегает к столу, начиная тянуть свои руки к камере. — Ты серьёзно? Зачем тебе камера? — Чимин задумывается, как с такой большой штуковиной парню будет неудобно, но затем вспоминает, что там наверняка есть камеры хранения. — Может, оставишь? — Ни за что, — бережно кладёт Чонгук свою драгоценность в специальный рюкзак и поднимается с корточек, разминая шею. — Всё, я готов, пошли, — теперь уже он хватает старшего за руку и тянет на выход, реально заинтригованный тем, куда Чимин его потащит. Вооружившись кепками и масками, парни доходят до назначенного места за минут пятнадцать, наслаждаясь прохладой ночи и практически безлюдностью улочек. Их отель находится на окраине города, далековато от основного центра, что их только радует: можно хоть на какое-то время почувствовать себя простыми парнями. Тем самым «таинственным» местом оказывается ночной клуб с яркой неоновой вывеской, гласящей «Pinky Toe», около входа которого столпилось приличное количество народа. Люди как люди, однако Чонгук всё же не может не заметить, как большинство из них — наверняка представители ЛГБТК+ сообщества, с кричащими, вызывающими нарядами, большим количеством макияжа и поведением, так резко контрастирующим с поведением людей в Корее. Девушки и парни самых разных рас и цветов кожи возбуждённо переговариваются и явно с предвкушением ждут, когда их уже запустят. — Эм, — подаёт голос именинник, оглядываясь в страхе, что их могут заметить или, что ещё хуже — узнать. — Чимин-а? Блондин видит замешательство младшего, однако только смеётся на это, кивком головы указывая в противоположную от главного входа сторону. Там оказывается запасной выход, и, предъявив парню около дверей билеты и тихо перекинувшись парой слов, они проскальзывают внутрь, тут же погружаясь в абсолютную темноту. — Давай сначала сдадим твою камеру, тут съемки не разрешены, — говорит Пак. — Ты собираешься сказать куда, чёрт возьми, нас привёл? Кто был тот парень? Ты его знаешь? И ты с ним по-английски говорил? — сыплет вопросами Чонгук, но всё же доверяя хёну. Потому что тот ещё ни разу не давал повода в себе усомниться. — Сейчас уже увидишь, потерпи, — отвечает Чимин, загадочно улыбаясь. Чёрт бы побрал эти улыбочки. Чонгук не любит сюрпризы. Вообще. Тем более, которые включают в себя походы в клубы сомнительного содержания в чужой стране. Где не разрешена съёмка. И где все говорят на непонятном для него языке. «Тут тебе знание языка не понадобится» — опять бросается загадками старший, на что Чонгук горестно вздыхает, понимая, что тот и правда, не расколется, и придётся только ждать, во что всё это выльется. Когда они заходят в главный зал, народ уже там. Помещение само по себе небольшое, рассчитанное максимум на человек семьсот, и Чон понимает, что концерт кого или чего бы там ни было, наверняка, частный. Как, во имя всех богов, Чимин смог достать им билеты на частный концерт в городе, куда они приехали лишь два дня назад? Толкучки особой не наблюдается, чему брюнет несказанно рад, и признаёт, что в такой ситуации с камерой ему и правда, пришлось бы не комильфо. Он окружён возбуждёнными и радостными людьми самых разных возрастов, и никто из них не обращает на Чонгука с Чимином никакого внимания. Хей, это что, рай? Чон уже собирается наклониться и снова спросить, так кого они, собственно, ждут, когда свет полностью тухнет, и на сцене начинают светиться лазерные проекторы. Все тут же улюлюкают и кричат, и общая атмосфера становится ещё более взбудораженной. А потом на сцене появляется паренёк, и Чонгук не может сдержаться и выпучивает глаза, открывая рот в изумлении. Первые аккорды синтезатора и знакомые строчки, которые Чонгук уже давно перевёл на корейский. Толпа вокруг тут же подхватывает пение, крича и пропевая строчки, а брюнет всё стоит истуканом, наверняка глупо хлопая глазами и переводя взгляд, наконец, на Чимина, который с нежной улыбкой смотрит только на него, даже в этой темноте, где освещена только сцена, а людей видно лишь благодаря отблескам светодиодов. — Я же сказал, что тебе понравится, — скорее читает по губам, чем слышит Чон, и, наконец, отмирает, вновь смотря на сцену, где поёт свою вступительную песню «Seventeen» Трой Сиван. Он подхватывает пение толпы на припеве, и начинает медленно, понемногу входить в раж. Поначалу движения его были скованными, он всё ещё оглядывался на людей вокруг, волнуясь о том, что его могут узнать, однако потом понимает, что все тут просто наслаждаются концертом и хорошей музыкой, и никому нет дела до такого маленького в толпе Чонгука, у которого в глазах огни прожекторов и бесконечное счастье. Он прыгает на месте и подпевает строкам, зная почти всё наизусть, потому что да, он фанбой. И Чимин это прекрасно знает. Как и то, что в прошлый раз младший очень расстроился, когда концерт Троя пришёлся на их собственный, и у них не было ни возможности, ни банальных сил сходить. Пак знает, какой Чонгук фанат австралийского певца, и как любит его песни и особенно тексты. Серьёзно, на ноутбуке у него, кажется, есть отдельный документ с особенно понравившимися строками из песен Сивана, которые либо что-то задели в Чоне, либо вдохновили. Поэтому Пак заранее узнал обо всех концертах, которые певец может давать неподалёку от их местонахождения, и, с помощью знакомых и связей, достал два билета на частное выступление в не самом популярном клубе города, где они остановились, зная, как Чонгук обрадуется. Только представляя восторг брюнета, Пак не мог дождаться, когда тот увидит всё своими глазами. И реальность оказывается куда лучше и слаще. Сердце сжимается от картины Чонгука, потерянного в цветной толпе, но в глазах Чимина сияющий ярче всего. Он не может перестать улыбаться от того, как тот поёт все строки наизусть и отдаётся мелодии, в особо приятные для него моменты закрывая глаза и наверняка думая о чём-то своём. Такой настоящий. Сам Пак не особо знаком с творчеством Троя, слышал лишь пару песен по рекомендации Чона, так как тот является настоящим ценителем. Но вживую песни всегда звучат по-другому, и блондин не замечает, как сам начинает покачиваться в ритм и трясти головой, заряжаясь энергией окружающих его людей. На концертах всегда происходят разные вещи, поэтому Чимин даже не удивляется, когда чуть погодя находит себя в какой-то колоритной компании из двух парней и трёх полуголых девушек; и они все вместе смеются и танцуют, совершенно не заботясь о том, что они, вообще-то, незнакомцы, да ещё и имеют языковой барьер. Музыка говорит на универсальном языке, который понимают все. Компания оказывается весёлой, бойкой и очень, ОЧЕНЬ тактильной. Девчонки прыгают и ластятся к парням, и это не минует и Пака, который, в общем-то, не против, потому что касания не причиняют дискомфорта. Он сам приобнимает миниатюрного парня в полупрозрачной рубашке и с розовыми волосами, который устроил свою голову у него на плече, и улыбается, уже привыкший к такому вот поведению американцев. Поразительные люди. Песни сменяются, Трой всё поёт и общается с толпой, и Чимин полностью погружается в выступление и атмосферу, в полной мере осознавая всю прелесть частных концертов. Компания, в которой он танцует вот уже столько песен, окружает его со всех сторон, даже и не зная, что делать: то ли смотреть на сцену и Троя, ради которого они все и пришли, то ли на этого миниатюрного корейского парня, который танцует и выглядит так, будто его место на той самой сцене, а не среди толпы. Пак отдаётся голосу и музыке, кружась с закрытыми глазами с полуулыбкой, позволяя себя касаться и что-то шептать на ухо. Когда энергичные биты сменяются мелодичными звуками фортепиано, Чимин открывает глаза и видит Чонгука, который смотрит прямо на него. В такой темноте трудно разглядеть его взгляд, но младший просто протягивает ему руку, без страха, без задних мыслей, игнорируя людей вокруг. И Пак высвобождается из объятий девушки, пробираясь сквозь толпу к этой руке, будто мотылёк на свет. Когда он сжимает длинные пальцы в ответ, что оказываются безумно горячими, всё тело прошибает током. Чонгук тянет его к себе ближе, впечатывая в грудь и бережно обнимая, целуя в макушку невесомо, так, что, если бы не обжигающее дыхание на волосах, блондин бы и не почувствовал. Чимин удовлетворённо выдыхает тому в шею и скрепляет объятие, кладя подбородок на плечо и прикрывая глаза. На них всё так же не обращают никакого внимания, потому что большинство обнимаются и целуются, отдавая себя и свои сердца на этом концерте под эту песню. Они качаются под ритм песни, пока Трой Сиван поёт про дураков, которые влюбляются не в тех людей и хотят всего и сразу.***
Всю дорогу Чонгук за рулём арендованной машины не прекращает болтать. Обычно не любитель помолоть языком, его будто прорвало, поэтому он говорил обо всём подряд, захлёбываясь в эмоциях и иногда не находя нужных слов, отчего вырывалось лишь «вау». Он говорил о концерте, Трое, о сетлисте, любимых песнях, о живом звуке и голосе Сивана, о толпе, которая так поддерживала его выступление. Обо всём, кроме того, что почти всё оставшееся время на концерте Чимин с Чонгуком провели в объятьях друг друга, и это было одним из самых правильных чувств в мире. Говорил о чём угодно, кроме того, что в тот момент ему больше всего хотелось остановить время и провести в руках Пака вечность, чувствуя мерное сердцебиение и мягкую кожу руками. О собственном стучащем сердце он предпочитал не вспоминать. Чимин не перебивает и слушает внимательно, одновременно пытаясь понять, в правильном ли направлении они едут. Он вертит телефон в руке и так и сяк, совершенно путаясь в улочках. Учитывая, что он сам был в том месте, куда они едут сейчас, лишь раз, остаётся лишь надеяться на то, что он не полнейший топографический кретин. — Ты уверен, что мы правильно едем? — интересуется младший чуть погодя, заворачивая на очередном повороте там, где Пак ему и сказал. Чимин жуёт нижнюю губу, всё ещё пялясь в телефон и припоминая, была ли эта постройка в прошлый раз, когда он тут был. — Ага, — беззаботно пытается ответить он, чтобы лишний раз не тревожить ни Чона, ни себя. К тому же, дорога тут только одна, куда-нибудь, да выедут. Да же? Чонгук косится на него, но молчит, вместо этого вновь возобновляя свою болтовню, за что блондин ему жутко благодарен. Тот был чуть ли не единственным из группы, который всегда шёл за ним, даже если сам Чимин не был уверен в правильности направления, потому что доверял безоговорочно, зная, что в случае чего хён всегда за ним присмотрит, и они вместе выберутся. Вот и сейчас вера в Пака дала свои плоды, когда, завернув за очередной угол, блондин вдруг вскрикивает так, что пугает именинника до полусмерти: — Вот! Это там! — и тычет пальцем чуть поодаль, когда Чонгук послушно подъезжает ближе. — Ура, нашли! — радуется Чимин, словно ребёнок малый, отстёгивая ремень и первым выбегая из машины. На часах уже около одиннадцати ночи, и воздух ощутимо холоднее, чем был, когда они вышли из отеля. Чонгук выходит из машины и всё равно ёжится в своём тёплом бомбере, замечая, что изо рта идёт пар. Он решает пока оставить камеру на заднем сидении, вместо этого направляясь к блондину, что ушёл куда-то вперёд, попутно оглядывая место, в котором они оказались. Обычная безлюдная местность, рядом какая-то то ли пещера, то ли просто каменное изваяние. Так как по времени они добрались сюда не так уж быстро, Чонгук думает, что сейчас они где-то за городом, и как старший вообще прознал о существовании этого места, брюнет не догадывается от слова вообще. Он проходит вглубь и видит машущего ему Чимина, который стоит чуть поодаль и что-то ему кричит. Младший, всё ещё оглядываясь, приближается, и с каждым шагом ему открывается всё больше и больше картина, от которой захватывает дух, и, становясь рядом с явно довольным от вида Чона блондином, не удерживается от вздоха. Они стоят на холме, и прямо перед ними, как на ладони, расстилается весь город, светящийся многочисленными разноцветными огнями. Холодный ветер дует прямо в лицо, но от такого вида перестаёшь что-либо замечать. Это настолько красиво и как-то даже нереально, что Чонгук первые пару минут не может даже слов подобрать, чтобы выразить свой восторг. Брюнет ещё в Лос-Анджелесе мечтал посмотреть вот так на город сверху, вдохновившись всеми этими американскими подростковыми фильмами, где главные герои едут прочь от проблем, чтобы побыть в одиночестве на фоне такой вот картины города. — Ты, — хрипит Чон, и с большим усилием отводит взгляд от такой красоты, чтобы посмотреть на парня рядом, — решил сегодня все мои мечты осуществить? — улыбается, пытаясь перевести слова в шутку, но на самом деле он серьёзен как никогда. Чонгук ни с кем не делился своими мечтами и желаниями. Ни когда был маленьким, ни сейчас. Он просто такой сам по себе, предпочитая предаваться им в одиночку. Чимину он тоже никогда ничего не говорил, но, походу, этого и не требуется, потому что тот понимает всё без слов. Несмотря на свою взбалмошную, игривую и громкую натуру, Пак на деле очень внимательно всё слушает и запоминает, присматривается, подмечает детали и позже делает свои выводы. Как и в этом случае: Чонгук лишь вскользь что-то упоминал про ночной вид на город, что-то про недавно просмотренный фильм, где мелькали подобные кадры, и вот — Пак уже голову ломает, что же можно придумать. — Ты заслуживаешь куда большего, чем это всё, — меланхолично отзывается на слова младшего Чимин, тоже восхищаясь великолепием картины перед ними. Затем улыбается: — Я рад, что тебе пришлось по вкусу, но это ещё не всё. — Не всё? — поперхнувшись воздухом, брюнет идёт следом за Паком и глаза его чуть не выпадают из орбит, когда в одном из выступов тот выуживает небольшую плетёную корзину, которую используют для различных пикников, наполненную вкусностями и напитками. — Как… отк… когда…? — не может нормально сформулировать вопрос именинник. — Не забивай себе голову ерундой, — деловито отвечает Чимин, вытаскивая из недр корзины два пледа и застилая один прямо на выступ холма, аккуратно расправляя и садясь сверху. Он ставит корзину на ткань и вторым пледом укрывает собственные колени, приглашающе хлопая по местечку рядом с собой и удерживая ткань на весу, чтобы Чонгук скользнул в тепло. Тот подчиняется и довольно мычит, когда и правда становится теплее, елозя на месте, чтобы найти удобную позу. После этого Чимин выкладывает всё содержимое корзины, и от вида аппетитных сэндвичей живот брюнета издаёт совсем уж жалкий стон. — Упс, — смущённо пожимает плечами именинник, чуть улыбаясь. — Видимо, я проголодался сильнее, чем думал. — Что бы ты делал без своего предусмотрительного хёна, а? — издевается над ним блондин, разливая газировку по пластиковым стаканам и поднимая один, наверняка намереваясь толкнуть речь: — Пока ты не начал пожирать всё на своём пути, я бы хотел сказать пару слов. Чонгук не выдерживает и прыскает в кулак от напыщенности старшего, за что получает несильный хлопок по груди. — Извини-извини, — всё ещё улыбается солнечно парень, поднимая две ладони в сдающемся жесте, — продолжай, пожалуйста. — Так вот, — откашливается блондин. — Чонгук-и, вот и прошёл очередной год, ты стал старше, я надеюсь, мудрее, и учился на своих ошибках. Для меня сплошная радость следить за твоим взрослением и тем, как ты превращаешься в самодостаточного человека со своим мнением и взглядами на жизнь. На нашем пути было немало трудностей, особенно в этом году, ну, ты знаешь, — Чон кивает серьёзно, от былого дурачества не осталось и следа, и теперь он слушает речь старшего очень внимательно. — Я восхищаюсь твоим профессионализмом и упорством, как ты не сдаёшься, когда другие на твоём месте давно бы уже это сделали, — блондин неосознанно кладёт вторую руку на коленку Чонгука поверх пледа, и чуть сжимает. — Твоя страсть и любовь к работе вдохновляют меня каждый раз, поэтому я всегда стараюсь быть для тебя примером, — Пак сглатывает и переводит дух, к концу сдуваясь и даже смущаясь. — В общем, я рад провести твой день рождения в твоей компании и иметь возможность присутствовать в твоей жизни и играть немаловажную роль, как твой хён и друг, — взгляд его становится тёплым. — Ты заслуживаешь, чтобы все твои дни были похожими на этот, поэтому счастлив, что исполнил хоть некоторые твои мечты. С днём рождения, Куки! — он подносит стаканчик к нему, и тот, взяв свой в руки, чокается с ним, выпивая сразу половину и ставя на место. Когда Чимин тоже допивает свой напиток, Чонгук не выдерживает и подаётся к нему, ловя сладкие пухлые губы своими и закрывая глаза, мыча от слишком долгого воздержания. От такого невинного чмока всё внутри приятно сжимается, а губы начинает покалывать. Он неспешно ведёт сначала по верхней, затем по нижней губе, упиваясь податливостью и мягкостью, сходя с ума от осознания, что можно. Можно поцеловать, если захочется, и ему ответят, не оттолкнут и не оскорбят. Руки мелко подрагивают, поэтому брюнет кладёт их на колени старшего и собирается углубить поцелуй, однако тот разрывает его, дыша загнанно и накрывая горящую щёку ладонью. — Айщ, — говорит он смущённо, смотря куда угодно, только не на Чонгука, который наоборот, ловит каждое движение парня напротив. — Опять ты так делаешь! Я… — Спасибо, — перебивает Чон, прикусывая нижнюю губу. — За поздравление. И за этот день вообще, — он облизывает губы и смотрит на светящийся город, вдыхая полной грудью. — Это… самый лучший подарок, который только можно придумать. Я о таком даже не мечтал, — тихо признаётся он, так как раскрывать душу всё ещё неловко и непривычно. Но ведь это Чимин. Тот мягко улыбается, всё понимая, и предлагает, наконец, поесть, потому что после активного концерта и длинной поездки аппетит у обоих разыгрался зверский. Они неторопливо едят и разговаривают, периодически смеясь над очередными шутками друг друга. Всё это время проходит весело, потому что им обоим максимально комфортно в обществе друг друга: нет никакой неловкости или неуютной тишины. Вернее, тишина есть, но она приятная, правильная. Они жуют сэндвичи и молча смотрят на вид города, каждый в своих мыслях, греясь теплом друг друга и наслаждаясь такими редкими для них моментами спокойствия. Чуть позже, сытый и довольный, Чонгук вспоминает о своей камере, и мчится к машине, возвращаясь со своей излюбленной аппаратурой, собираясь снять такое великолепие. На деле он снимает всё: и потрясный вид города сверху, и их мини-пикник, и арендованную машину, на которой они приехали, и, конечно же, Чимина. Процентов восемьдесят снятого материала — это Пак. Его лицо, его мимика, его смех и смущение, его «хватит меня снимать, Куки, когда рядом такая красота». Чонгук мысленно соглашается с красотой, только вот для него она сидит тут, на пледе, ест виноград и наблюдает ласковым взглядом. Именинник закатывает глаза и делает вид, что переводит камеру на город, на деле украдкой всё ещё снимая беззаботного Пака, который болтает о сегодняшнем инциденте на концерте с участием Хоби-хёна и смеётся. Мало кто знает, что у него на карте памяти хранятся множество таких вот коротеньких видео с Чимином, который и не подозревал, что его снимают. Иногда, лёжа на кровати в своей комнате, Чонгук просматривает их, и внутренности заливает теплом, и становится так хорошо. Как надо. Спустя ещё примерно час парни решают, что пора собираться и возвращаться в отель, пока их не хватились. Убрав всё обратно в корзину и положив её на заднее сиденье машины, как и камеру Чона, они решают в последний раз полюбоваться видом ночного города и попытаться сохранить это воспоминание в своей голове. Хотя, вряд ли сегодняшний день вообще можно забыть, как и любые другие, проведённые вместе. Чимин с Чонгуком стоят прямо на краю выступа, вдыхая полной грудью свежий холодный воздух и упиваясь красотой ночного города. Ночью всегда всё кажется волшебным, магическим и каким-то нереальным. — Чимин-а, — поворачивается к нему всем телом именинник, наблюдая, как ветер играется с мягкими волосами хёна. — М? — откликается тот, не открывая глаз. — Выполнишь мою последнюю просьбу на сегодня? — его тон заставляет блондина медленно открыть глаза и повернуться в ответ, наблюдая за тем, как тот смотрит на него горящими чёрными глазами. Пак догадывается о просьбе, и дыхание неосознанно начинает утяжеляться. — Смотря какую, — уклончиво отвечает Пак, сглатывая, когда Чонгук подходит ближе и дышит ему в губы. — Просто скажи «да», — шепчет он, заглядывая в глаза и невесомо поглаживая руку сквозь ткань толстовки. — Да, — заворожено отвечает Чимин, не в силах отказать младшему. Ни сегодня. Никогда. — Поцелуй меня, — он ждал этих слов, и всё равно после услышанного изо рта Чимина вырывается крохотный вздох, потому что невозможно к такому привыкнуть. Невозможно привыкнуть к тому, что Чонгук будет просить его о таком. Что обычно отмалчивающийся о своих желаниях и чувствах брюнет будет сейчас смотреть с таким обожанием, стоять так близко и опалять обжигающим дыханием его губы, говоря то, что раньше казалось дикой фантазией. Чимин уже тянется, чтобы выполнить просьбу, когда парень добавляет: — Как той ночью, — говорит он так тихо, что Пак еле слышит. Но он слышит. И тяжёлое дыхание Чонгука лишь подтверждает, что он озвучил это. Своё самое большое желание. Брюнет безумно благодарен старшему за все его старания и весь этот день. Очень мало людей за всю его жизнь делали для него нечто подобное. Но, если честно, за одно прикосновение губ блондина он отдал бы многое, и, если бы Чимин даже ничего ему не приготовил, а лишь поцеловал так, как может лишь он, Чон всё равно был бы самым счастливым именинником на свете. Потому что поцелуи Чимина не от мира сего. А его рот как высшая форма наслаждения. Чимин берёт в плен горячие губы Чона, прикасаясь к ним бережно и нежно, как к самой большой ценности. Когда брюнет льнёт к нему ближе, доверчиво закидывая руки на плечи и зарываясь пальцами в волосы, Пак позволяет себе сорваться. Спустить оковы желаний, которыми опутал себя той ночью после реакции младшего. Он не желал более спугивать Чонгука, но не сейчас, когда тот так трогательно его просит, когда все его движения умоляют Чимина отпустить себя. Когда блондин размыкает губы Чонгука и прикасается своим языком к его, тот дёргается в объятьях, на что Пак успокаивающе кладёт руки на пояс брюнета и сжимает их. Он облизывает нижнюю губу парня и вновь вторгается внутрь, вылизывая его дёсны и кромку зубов, после сплетаясь языками. Он захватывает его язык и начинает неспешно посасывать, отчего тот больно хватает его за волосы и стонет, требуя большего. Чимин поворачивает голову и начинает вылизывать рот Чонгука, мыча от удовольствия и изнеженного тела в руках. Младший уже не понимает, что творит — в голове полная каша, пульс отдаётся в ушах так, что он даже слышать что-либо перестаёт, а изо рта вырываются лишь всхлипы да стоны, потому что Чимин делает с ним что-то невообразимое. Когда кислорода начинает банально не хватать, Пак отрывается от него с видимым трудом, глубоко дыша и пытаясь сфокусировать поехавший взгляд на лице напротив. Чонгук выглядит как его самая смелая фантазия, сплошная провокация, сделанная специально под вкус блондина. С опухшими губами, блестящим взглядом и в общем растраханным видом, такого Чона надо хватать и прятать от всего мира, даже себе не позволяя лишний раз взглянуть. Чимин ещё раз целует нижнюю губу парня и мокрыми поцелуями спускается ниже, кусая за подбородок и ведя горячую дорожку языком по шее, от кадыка к мочке уха, наслаждаясь хныканьем именинника, который всё ещё не отпускает блондина из объятий ни на секунду. Чимин медленно обводит хрящик и тянет за колечко на ухе, выбивая громкий, бесстыжий стон младшего и позволяя тому развернуть себя за подбородок, чтобы снова впиться голодным, жадным поцелуем в губы. Если бы кто сказал, что это только второй опыт Чонгука в глубоких поцелуях, Пак бы просто рассмеялся им в лицо, потому что какого хуя? Не может человек так хорошо целоваться, пробуя это лишь во второй раз. Но с Чоном нужно отучаться от привычки удивляться, потому что тот умеет всё. А если не умеет — то научится и станет лучшим. Пак позволяет себе опустить руки на крепкий зад брюнета и со вкусом сжать две половинки, притягивая ближе к паху, вырывая стон сквозь поцелуй у обоих. Но дальше этого не идёт. В последний раз прикусив губу Чонгука, Чимин отстраняется, отворачиваясь, чтобы перевести дух и остыть. Брюнет продолжает бездумно покрывать поцелуями его щеку, лоб, волосы, не в силах оторваться от желанного парня. Пак отрывает руки Чонгука со своих плеч и подносит к губам, оставляя невесомые поцелуи на костяшках. — Куки, пожалуйста, прекрати, — хрипло просит Чимин, прихватывая кожу зубами. — Я не ручаюсь за то, что может произойти, продолжи мы в этом духе. Чонгук задерживает дыхание и запрещает себе думать об этом «не ручаюсь». Потому что если сносит башню от простых поцелуев, то что будет, если они не остановятся? Если решат пойти дальше? Брюнет закрывает глаза и глубоко дышит, пытаясь снять возбуждение, пока чувствует мягкие прикосновения губ к своим рукам. — Пойдём тогда, — так же хрипло вторит ему именинник, закусывая губу. — У нас… ещё будет возможность, — говорит, хотя больше спрашивает он. Пак отрывается от него, проводит большим пальцем по губам Чонгука, вытирая слюну, и отвечает: — Будет. «Будет» — думает Чонгук по пути в отель, забывая, что в США они последнюю неделю, после чего возвращаются обратно на родину. Обратно в реальность после страны, которая помогла им обнажить души и приоткрыла завесу потайных желаний и возможностей, не давая насладиться свободой и безнаказанностью в полной мере, вырывая из страны грёз так резко и грубо. «Будет» — верит Чимин.