Chill

Мировой тур с последней остановкой в США, наконец, заканчивается, и парни возвращаются на родину. Как бы захватывающе и весело не проходили концерты, и сколько бы новых мест и городов они не посетили, а сил уходит уйма, и после всего этого чувствуешь себя пустым сосудом, которому срочно нужно время на то, чтобы отойти и перезарядиться. Поэтому парням дают две недели отдыха, максимум. Ведь для них любой потраченный впустую день — это, прежде всего, потраченные возможности и, конечно же, деньги. Но им дают такую поблажку, потому что сил надо набраться перед подготовкой к камбэку. Столь ценные дни отдыха каждый решает провести по-своему: кто-то с семьёй и друзьями, кто-то в студии, кто-то за путешествиями. Чонгук решает поехать домой в Пусан, потому что давно уже не виделся с родными, а Чимин решает остаться в Сеуле. Парни ничего друг другу не говорят, не уговаривают поехать вместе или остаться. Оба понимают важность личного пространства, и они всё же взрослые люди со своими собственными жизнями, желаниями и потребностями, а не один организм, который всё делает на пару. Первую неделю они никак не контактируют: у каждого свои дела и заботы, да и они ещё не успели так уж сильно соскучиться за столь короткий промежуток. Однако уже на второй неделе становится как-то не так. Как-то странно. Первым сдаётся Чонгук, когда отправляет ничего не значащее «что делаешь?», почти тут же получая ответ «смотрю ванпанчмен, ты?» В итоге почти всю последнюю неделю отдыха Чимин с Чонгуком друг с другом переписываются, отправляя различные фотографии и селки, и иногда созваниваясь. Удивительно, как этим двоим комфортно вместе, и как они не устают от общества друг друга, живя бок о бок столько лет. Им не нужно даже отдыхать друг от друга, ведь, чтобы отдохнуть — нужно первым делом устать, а этого не происходило с самого момента их дебюта. Не успевают парни вернуться с заслуженного отпуска, как тут же вновь погружаются в водоворот событий. Съёмки, примерки, репетиции, запись — такая привычная для них рутина хаоса. Последующие недели проходят, будто в ускоренном режиме, времени нет ни на отдых, ни на сон, ни на банальное общение. Каждая минута расписана, и парни успевают только перекусывать время от времени и снова — в бой. Почти перед самым камбэком на горизонте маячит ежегодная корейская премия, где присутствие парней обязательно, так как они — гвозди шоу. Снова миллион камер и фальшивых эмоций, миллион улыбок в лицо и перебирание косточек за спинами — таков мир шоу-бизнеса. Хочешь-не хочешь, а приходится играть по жестким правилам. Чимин любит премии, как ни странно, как и Хосок с Сокджином — те всегда наслаждаются выступлениями и общением с такими же молодыми людьми из индустрии. Далеко не все там — завистливые задницы, есть и неплохие парни и девушки, с которыми приятно поговорить даже в такой формальной обстановке. Джин просто любит потанцевать под песни, в то время как Чимин со старшим Чоном тоже двигаются под такт, однако взгляды их сканируют каждое движение выступающих на сцене — отмечают каждую деталь, каждый жест рукой, каждый шаг ногой. Ведь они тоже должны понимать, кто из индустрии представляет для них потенциальную опасность, и что им самим нужно доработать и подтянуть. А вот младший премии не любит от слова «совсем»: слишком пристальное внимание, слишком много фальши и камер, которые ловят каждое их движение. Тут и речи нет о свободе, каждый шаг, взаимодействие, слово и даже взгляд — всё должно быть под контролем, потому что абсолютно всё потом поддаётся пытливому рассмотрению корейской прессы и фанатов. Чонгук всё ещё помнит, как поначалу, когда они только-только стали посещать более-менее большие премии с другими айдолами, у них было столько проблем из-за того, что Чон банально не мог контролировать свои взгляды. Ему было просто интересно, правда — однако пресса потом переворачивала его чистые взгляды на такой манер, что казалось, будто «Чонгук из BTS и Наён из TWICE встречаются?» Всё стало ещё хуже с 2016 года, когда дебютировали BLACKPINK, и премии, на которых находились эти две группы, подвергались анализам со всех сторон. Главной мишенью был, конечно же, Чонгук, который просто смотрел в сторону и танцевал под хиты девушек, но отчего-то в глазах журналистов «влюблённо рассматривал выступающую Лису». Человек, который более-менее хорошо знает макнэ, сразу скажет вам, что вокруг девушек он безумно стеснителен, так что никогда не осмелится посмотреть на особь женского пола в упор. Чёрт, да даже вскользь он редко себе это позволяет, потому что банально неуклюж и не знает, как себя вести. Он может просто смотреть в сторону Намджуна или кого-то из операторов, но если в той же стороне находятся и девушки из BLACKPINK, то сомнений нет — Чонгук смотрит именно на Лису, потому что «даже окружённый камерами и множеством людей он не может отвести от девушки взгляда». Журналистов тоже понять можно — им нужно хоть что-то в любовном плане от таких звёзд мирового масштаба, как BTS, ведь те не дают ни им, ни фанатам абсолютно ничего в этом плане. А темы сердечные — то, что интересует людей у звёзд больше всего. Вот поэтому они и высасывают сюжеты и «отношения» из пальца, и выбрали именно младшего своей целью, так как тот, в отличие от взрослых и умеющих контролировать себя на камеру хёнов, прост на эмоции. Захотел — посмотрел, захотел — потанцевал. Интерпретируй, как хочешь. Однако и результаты такого коверкания его взглядов и действий дали свои плоды — сейчас Чонгук на премиях изображает из себя статую — смотрит только прямо, контактирует как можно меньше с другими айдолами, а в сторону девушек вообще старается даже не дышать. Они и раньше его смущали — сейчас же откровенно пугают. Особенно девушки из индустрии: те кажутся ему такими уверенными в себе, такими взрослыми и знающими себе цену, что наверняка засмеют его с подружками, если он хоть как-то на них взглянет. Именно поэтому сейчас Чонгук стоит с группой на сцене, в окружении множества других айдолов, прячется за спиной Чимина и смотрит прямо перед собой, не смея глянуть вправо, где примостились девушки из BLACKPINK, или влево, где стоят TWICE. Господи, помогите ему пережить эту премию без последующих новостных статей жёлтых газет с не самыми приятными заголовками. На сегодняшний вечер он просит только этого. Чимин поворачивается к нему и, видя почти немигающий взгляд младшего в одну точку перед ними, прыскает. Он сканирует быстро их местоположение и сразу делает вывод, утешающе проводя руками по плечам Чонгука и слегка похлопывая, не переставляя забавляться. — Не смешно, — бурчит Чонгук, стоя статуей. — Ты расслабься хоть чуток, — смеётся Чимин, гладя парня по загривку. — Ещё немного осталось, самое сложное уже позади. Вон, посмотри лучше, как Сокджин-хён заводит себе новых друзей, — он кивает головой в сторону. Чонгук смотрит и всё-таки усмехается, потому что паренёк-айдол явно растерян таким запалом старшего Кима, который дрыгается под музыку и напирает на него всем телом, призывая того присоединиться к его танцам. Когда тот отходит назад, то чуть не налетает на каких-то девушек, тут же разворачиваясь и кланяясь почти до пола в извинении. Чимин с Чонгуком взрываются смехом, и первый всем телом валится на макнэ в своей излюбленной манере, отчего Чонгук подхватывает его за поясницу и не даёт упасть на пол, всё ещё посмеиваясь. Уже после одного такого происшествия брюнету становится чуть легче, и он отпускает себя немного. Именно поэтому он ближе всего к Чимину — тот лучше него самого знает, что нужно сделать, чтобы тому стало комфортнее и лучше. До конца премии Чонгук уже дурачится с хёнами и улыбается своей кроличьей улыбкой, находя прелести даже в таких скучных однообразных премиях, где никогда не происходит ничего интересного. Он почти не отлипает от Чимина, то проводя руками по плечам, то обнимая со спины, то упираясь лбом в заднюю часть шеи. Они почти ничего друг другу не говорят, однако такие вот касания — необходимость для них. Эти касания даже не значат ничего, но являются подпиткой для обоих — просто чувствовать друг друга рядом с собой. Когда на следующий день Чонгук мониторит сети и с облегчением выдыхает, не найдя ничего про себя и какую-нибудь девушку-айдола, то жизнь сразу кажется прекрасной. И даже последующая четырехчасовая репетиция новой хореографии не омрачает брюнету настрой. Он радостно спускается вниз и хрустит шеей, предчувствуя, как тело будет привычно ныть к вечеру, и заходит в зал, широко улыбаясь. Всё-таки как здорово, когда про тебя не придумывают разные небылицы, лишь бы поднять собственные рейтинги. В зале находятся уже все парни вместе с танцорами, менеджером и операторами: стандартный набор людей. Чонгук не помнит, когда в последний раз тренировался один или только с группой — чем больше популярность, тем больше потребность в новом материале для фанатов, а потому их снимают везде и ловят каждое движение. Зачем им вообще собственные шоу нужны, если вся их жизнь сейчас — сплошное реалити? Однако что-то явно не так. В животе у брюнета неприятно скручивается от плохого предчувствия, когда парни отрывают свои головы от чего-то, что им показывал менеджер, и смотрят на Чонгука. Парень не может точно определить выражение их лиц — какая-то смесь между жалостью, предвкушением и даже страхом. Макнэ застывает на месте, и улыбка тут же пропадает с его лица. — Чонгук, узнаёшь это? — подаёт голос менеджер и подходит ближе, передавая тому распечатанные фотографии, которые Чонгук тут же начинает рассматривать, бледнея с каждым кадром. На самом деле, на фотографиях нет ничего сенсационного, даже наоборот — это всего лишь смазанные снимки низкого качества то ли на телефон, то ли на простенький фотоаппарат. На них Чимин с Чонгуком в тот самый вечер в США, где они шли на концерт Троя. Ничего такого — они просто идут вместе и о чём-то переговариваются. Однако когда он видит очередную фотографию и другую локацию, сердце его останавливается, а конечности вмиг холодеют. Он будто погружается в изоляцию, где видит и слышит, будто сквозь толстенные стены. Потому что на этих фотографиях они с Чимином обнимаются. И хотя качество всё ещё дерьмовое, да и темнота повсюду, Чонгук отчётливо видит две их фигуры, которые, будем честны, напоминают одну слитую фигуру, настолько они на этих фотографиях друг в друга впечатались. На самом деле, даже тут опять же нет ничего криминального — во-первых, при таком-то освещении вообще трудно что-либо различить и уж тем более признать в этих силуэтах Чонгука с Чимином. Во-вторых, лиц их не видно вообще. Ну и в-третьих — ну, обнимаются они, и что с того? Тут нет ничего, выходящего за рамки приличия. Так покажется любому незнающему человеку. Но брюнет-то знает наверняка, что именно происходило на этих кадрах. Как именно они соприкасались, и что именно он чувствовал в тот момент. Счастье, свобода, эйфория, любовь. Все самые светлые чувства, что только может испытывать человек — всё это он испытывал тогда на концерте, бережно держа в руках тело Чимина. Проходит от силы пару минут, но для Чонгука — будто целая вечность. Когда чья-то рука машет у него перед лицом, он часто моргает и оживает: тьма рассеивается, он делает глубокий вдох и принимает во внимание всё своё окружение: вот он, стоит в танцевальном зале, вокруг его хёны и менеджер о чём-то разговаривают, пока сам он держит в руках… а что это, собственно, значит? — Я всё ещё не понимаю, что мы должны с этим делать, — тем временем слышит он недовольный голос Чимина, обращающегося к менеджеру. — Обычные фотки, я об этом походе всех предупреждал, в чём проблема? — Проблемы, — выделяет мужчина слово, — нет. Пока, — он делает эффектную паузу, забирает распечатки у всё ещё ошарашенного и бледного Чонгука, хватающего ртом воздух, и убирает их в сумку. — Хорошо, что мы выкупили эти фотографии раньше каких-нибудь изданий. — Да что с ними не так-то? — взрывается Хосок. — Я не понимаю — фотографии как фотографии, на них ничего криминального не изображено. Меня с Намджуном так сто раз подлавливали. — А вы так обжимались в темноте? — ехидно поддевает менеджер, на что Чонгук дёргается, хоть на него никто внимания и не обращает сейчас. — Мы много чего делали, — вмешивается Намджун. — Я согласен со всеми — не понимаю кипиша вокруг этого. — Хорошо, — примирительно поднимает руки вверх мужчина под общим боевым настроем. — Тогда взгляните вот сюда, — он вытаскивает свой телефон и ищет что-то пару минут, после чего поворачивает экран ко всем присутствующим. Макнэ тоже подходит ближе и вглядывается: очередная статейка какого-то третьесортного новостного сайта с фотографией Чонгука и Чимина с прошедшей премии и вычурный заголовок: «Тёмные тайны самого популярного бойз-бенда планеты — BTS». Он быстро пробегается глазами по статье, где авторы пишут, что отсутствие каких-либо новостей о любовных похождениях парней из группы объясняется тем, что они предпочитают свой собственный пол, и встречаются друг с другом. — Как вульгарно, — морщит нос Намджун в отвращении. — И зачем Вы нам показываете эти жёлтые газетёнки? — спрашивает Чимин, складывая руки на груди и хмурясь. — Их никто даже не читает, потому что там такие бредни пишут, что лучше глаза себе выколоть. — Репутацию подрывают слухи даже в такого рода новостных порталах, — отвечает менеджер, убирая телефон в карман и поочерёдно смотря на каждого из парней. — Мне всё равно, что между вами творится, правда, однако то, что происходит вот такая вот утечка фотографий, вот такие вот неожиданные казусы, — он пальцем указывает между Чонгуком и Чимином, — всё это может разрушить нас изнутри. — Про каждого из нас хотя бы раз писали, что мы встречаемся, — подаёт голос Тэхён. — Вон, про меня и Чонгука пишут каждый божий день — причём не только на таких сайтах, но и на более престижных. И что, это сразу повод бить тревогу? — Тут есть большая разница: все мы точно знаем, что слухи о романе между вами двумя — неправда, — говорит менеджер, оставляя остаток фразы висеть незаконченным в воздухе. — Что за бред, — опять вклинивается Хосок. — Никто не поверит в эти бредни про роман между нами. Чонгук, — обращается он к младшему, который за всё время не произнёс ни слова, и тот поднимает свои испуганные глаза на хёна, будто его подловили на чём-то страшном. — Гуки, не волнуйся, это просто фотографии, — он обнимает парня за шею и притягивает к себе, другой рукой хватая Чимина и тоже захватывая его в объятья. — Мы все о вас позаботимся, хорошо? Про нас всех писали такое, не впервой, так что давайте все успокоимся и приступим к репетиции, хорошо? — Хосок переводит взгляд на менеджера, и всё дружелюбие исчезает из его глаз. — Дайте нам самим с этим разобраться, окей? Не бейте тревогу раньше времени. В итоге этот инцидент понемногу забывается, когда парни весь оставшийся день проводят за тренировками, записью и подгонами костюмов. Парни болтают на отвлечённые темы, как и раньше, и никто не упоминает о тех снимках или словах менеджера. Так проходят и последующие дни. Вроде бы, всё как всегда, однако настрой и поведение Чонгука видны невооружённым глазом. Того явно сбило появление тех фотографий, и сейчас он всё чаще молчит в присутствии других, и будто «выпадает» из общих разговоров, задумчиво жуя губы и смотря остекленевшим взглядом в никуда. Сокджин красноречиво смотрит в сторону Чимина каждый раз, однако тот лишь качает головой, мол, не лезь к нему, дай ему время и пространство. Чонгук — сложный человек, помните? И мыслительные процессы у него занимают времени дольше, чем у остальных. Но необходимо дать ему это время и ни в коем случае не давить — Чимин это уже выучил наизусть, поэтому почти не контактирует с парнем и не пытается завести серьёзных разговоров. Куда больше Чимина беспокоит другой факт — Чонгук закрывается от него. Именно от него, не от других: с парнями он такой же, спокойно принимает тычки от Хосока, похлопывания от Сокджина или щекотку от Тэхёна. Болтает с Намджуном и Юнги. Однако на любое прикосновение Чимина младший дёргается, будто от разряда тока. Один раз после тренировки Чимин привычно протягивает руку к макнэ и ерошит его волосы, но тот так резко подрывается с места и встаёт, что рука так и остаётся висеть в воздухе, и он отвечает лишь пожатием плеч на удивлённый взгляд Хосока. Или ещё пример — Чонгук спешил быстрее покинуть гримёрную, когда в ней остались лишь они двое, будто в любой момент Чимин прижмёт его к стене и сделает что-то, к чему младший не готов. Возможно, макнэ и не это имеет в виду, когда неосознанно отталкивает Чимина от себя уже который день, дёргаясь от каждого его взгляда или попытки поговорить. Только вот старшему всё равно больно — кажется, за все эти годы он отчётливо дал брюнету понять, что никогда не сделает чего-то, чего Чонгук сам не захочет. Никогда не будет давить, напирать или гнуть своё. И когда Чонгук отворачивается и уходит от него, не говоря ни слова, не пытаясь даже объяснить столь резкую смену поведения, Чимину хочется просто заскулить от отчаяния и умолять младшего раскрыть душу и то, что творится в этих запутанных, сложных мыслях. Неумолимо приближается время камбэка, то самое время, когда каждый час — новые съёмки и шоу, которые надо будет посещать. Где каждый день сотни интервью, где химия группы должна быть на высоте. Обычно перед каждым камбэком парни собираются вместе и решают все вопросы, недомолвки или обиды, что возникали за последние месяцы. Они — живые люди, разные все, со своими эмоциями и переживаниями, и естественно, что за этот промежуток между ними происходит немало конфликтов и стычек. Но перед камбэком они всегда выделяют время, чтобы поговорить по душам и всё решить. Именно это качество они считают лучшим у их группы, и именно поэтому их химия такая настоящая. Чимин знает наверняка, что Чонгук ни за что на свете не будет говорить о своих переживаниях перед хёнами, поэтому решает устроить им разговор тет-а-тет. Удаётся это с трудом, учитывая, что младший всё ещё его избегает, однако одним прекрасным вечером ему всё же удаётся вызвать макнэ в кафе за углом, куда они все всегда сбегают время от времени, если хотят посидеть в тишине и спокойствии без лишних глаз. Чимин отчего-то нервничает. Перед походом сюда у него был решительный настрой. Он точно решил всё выведать у Чонгука и понять, что его так тревожит. Он хотел, чтобы они решили эту проблему и вновь стали общаться, как раньше, без всяких преград и дёрганий макнэ. Однако сейчас они сидят друг напротив друга, пьют сок и молчат, и Чимин даже не знает, что сказать, чтобы не сделать всё ещё хуже. — Чонгук, — наконец, решается он, и опять с некой грустью подмечает, как тот смотрит на него волком, будто и не знает вовсе, будто не было между ними ничего. — Слушай, просто скажи мне, что с тобой такое? Клянусь, я не собираюсь ничего тебе говорить или переубеждать, просто… так не может продолжаться. Поговори со мной. Пожалуйста? — он с немой просьбой смотрит на парня перед ним, который отчего-то кажется юнее своих лет в этой большой белой майке и трикотажных шортах. Чонгук сглатывает и отводит взгляд. Что тут сказать, чтобы не показаться тем ещё трусом? — Я боюсь, — в итоге признаётся он, потому что это Чимин — он никогда не умел хранить от него секретов. — Чего? — мягким тоном спрашивает блондин, подаваясь вперёд и борясь с желанием взять младшего за руку, чтобы успокоить. Сейчас тот вряд ли оценит такой жест с его стороны. — Такого пристального внимания, — говорит Чонгук и вздыхает, откидывая голову назад. — Я знаю, что надо бы уже привыкнуть за столько лет, но… — он грызёт нижнюю губу и смотрит на Чимина. — Наверное, время в Америке заставило меня посмотреть на вещи под другим углом. Блондин молчит и внимательно слушает, давая Чонгуку время сформулировать свои мысли. Взять его руку хочется невыносимо, и Чимин на пробу кончиками пальцем прикасается к покоящейся на столе руке младшего и, не встречая сопротивления, аккуратно кладёт руку на его. Чонгук задумчиво смотрит на это. — Наверное, я просто отвык от Кореи, от её пристального внимания. В Штатах было так здорово — столько свободы, мы могли делать практически всё, чего душа пожелает. И люди там такие… понимающие, такие открытые, — брюнет запинается и краснеет немного, отводя взгляд. — И мы с тобой там впервые… Он шевелит рукой, и Чимин думает, что тот собирается её убрать, однако Чонгук лишь переплетает их пальцы вместе и некрепко сжимает. — А тут меня всё это нагоняет, и тычут в лицо той безнаказанностью, будто напоминая, что мы больше не там, а здесь. И что мы большую часть времени именно здесь, понимаешь? — он пытается донести что-то очень важное до старшего, но тот всё ещё не до конца улавливает смысл. — Всё нормально, ты… — пытается успокоить его Чимин, но тот продолжает. — Я боюсь всё испортить, напортачить, сделать то, что навредит всем нам. Ты же знаешь меня, у меня всё плохо с проявлениями эмоций, а сейчас, во время камбэка мы будем перед камерами всё время, и мне… Чимин, я… — он отчаянно закусывает губу и крепко сжимает его руку. — Что ты говоришь, Куки? — блондину передаётся его настрой, и он уже сам сидит весь как на иголках. — Думаю, нам… мы должны… перестать, — в итоге выдаёт Чонгук и морщится от собственных слов. — То, что между нами было там, — он смотрит в глаза тому, — должно остаться там. Я не смогу так продолжать, я точно напортачу где-нибудь, выдам что-то не то. Так что нам лучше… лучше общаться так, как мы общались до этого, без… — он вновь закусывает губу и убирает руку из несопротивляющейся хватки блондина, пряча её под столом. — Без объятий и поцелуев, и всего такого, — ему казалось, что он не может смущаться ещё больше, однако нет. — Ты хочешь этого? — спрашивает Чимин, потому что, на самом деле, его интересует это больше всего. Потому что если Чонгук сейчас скажет, что это — именно то, чего он хочет, то блондин навсегда закроет своё сердце и никогда не позволит более чувствам выйти наружу. Ни взглядом, ни словом, ни действием. Чонгук переводит взгляд вновь на него. — Да, — губы говорят одно, а в глазах его — целое море любви. В глазах так и отражается мольба не слушать его, не воспринимать слова всерьёз, проигнорировать все его глупые страхи и просьбы и просто обнять крепко-крепко и не отпускать. Потому что только с Чимином ему не страшно. Только с ним так хорошо, что жить хочется. — Хочу, — говорит, а в глазах боль от произнесённого, и осознание, что Чимин его послушается. Потому что он всегда его слушает и делает так, как младший просит. Даже если всё внутри против этого, даже если тело тянется к брюнету всем естеством. Но Чонгук так сказал, а он уважает его желания. Хочется попросить поцеловать его, хотя бы на пару секунд почувствовать его губы на своих в последний раз, чтобы запомнить, как это правильно — целовать Чимина, чувствовать его вкус и умирать в объятьях. Но потом Чонгук слышит корейскую речь — и осознание наваливается набатом. Точно. Корея. Родина. Постоянное внимание. Они идут обратно буквально в полуметре друг от друга, но теперь расстояние ощущается так, будто между ними целая необъятная пропасть.